– Здесь тебе это не понадобится.
Старуха подъехала поближе и сама стала рыться в чемоданах. Перебирая вещи, Кэрол положила на кровать свитера, брюки, несколько юбок. На кровати образовалась небольшая кучка одежды. Мари-Анж решила, что бабушка откладывает одежду, которую считает негодной. Ей самой эти вещи не нравились, но Софи сказала, что они вполне сгодятся, чтобы ходить в школу.
Кэрол молча закрыла чемоданы и велела Мари-Анж сложить отобранные вещи в шкаф. Девочка растерялась, но сделала, как ей было приказано. Затем Кэрол велела найти во дворе Тома, чтобы тот объяснил ей ее обязанности, а сама укатила по темному коридору в сторону своей спальни.
Том ждал Мари-Анж во дворе. Взяв за руку, он повел ее в сарай, где рассказал, что ей придется делать, и показал, как доить корову. Мари-Анж подумала, что бабка навалила на нее очень много обязанностей, хотя сами по себе дела показались ей не такими уж трудными. Том сказал, что, если она не успеет закончить все до того, как идти в школу, она может доделать это после школы, до обеда. Прошло не меньше двух часов, прежде чем Том привел Мари-Анж обратно в дом.
Девочка удивилась, увидев, что Кэрол переоделась и ждет их в инвалидной коляске на крыльце. Обращаясь не к девочке, а к Тому, Кэрол велела ему взять чемоданы и отвезти их в город. Мари-Анж похолодела: значит, ее все-таки отдадут в приют для сирот. Том поставил ее чемоданы в кузов. Ни слова не говоря и не задавая никаких вопросов, девочка покорно поплелась за Томом к пикапу, на котором он привезее вчера вечером. Ее жизнь после гибели родителей превратилась в нескончаемый кошмар.
Мари-Анж сквозь слезы смотрела в окно. Когда они въехали в город, тетя Кэрол велела Тому остановиться у магазина «Гудвилл». Том выгрузил из пикапа инвалидную коляску и помог хозяйке пересесть в нее из машины. Затем по ее распоряжению занес чемоданы в магазин. Мари-Анж всё еще не понимала, куда и зачем ее привезли, зачем взяли ее чемоданы, а Кэрол, по-видимому, не собиралась ничего ей объяснять.
Женщины за прилавком узнали Кэрол Коллинз, въехавшую на своей коляске. Следом за ней вошел Том, нагруженный чемоданами Мари-Анж.
– Мне нужна кое-какая одежда для внучки, – пояснила Кэрол.
Мари-Анж украдкой вздохнула с облегчением, поняв, что ее, по-видимому, все-таки не отдадут в казенный приют и ничего особенно страшного с ней не случится – во всяком случае, в ближайшее время. Кэрол выбрала три рабочих комбинезона, несколько линялых футболок и свитеров, на вид довольно поношенных, несколько пар совсем новых кроссовок и одну коричневую стеганую куртку, ужасно некрасивую, но, как сказали взрослые, очень теплую и пригодную для зимы. Примеряя вещи, Мари-Анж тихо сказала, что только что приехала из Франции. Кэрол, указав на ее чемоданы, быстро пояснила, что девочка привезла с собой кучу совершенно бесполезных вещей.
– Возьмите их в оплату за то, что мы выбрали, а на остальную сумму дайте мне кредит, – сказала она. – Эти вещи ей тут не понадобятся, а уж если она попадет в приют для сирот, то тем более. Там носят униформу, – добавила Кэрол, выразительно посмотрев на девочку.
Мари-Анж заплакала. Женщинам за прилавком стало ее жаль.
– Тетя Кэрол, можно мне оставить хотя бы ночные рубашки... и моих кукол?
– У тебя не будет времени играть в куклы, – сурово заявила Кэрол. Поколебавшись, она добавила: – Так и быть, ночные рубашки можешь оставить.
Девочка открыла один из чемоданов, достала ночные рубашки и прижала их к груди. Онадумала о том, что все остальные вещи у нее отнимают, она никогда больше не увидит одежду, которую с такой любовью покупали для нее родители. Ей казалось, что у нее отнимают последнее, что связывало ее с той жизнью, к которой она привыкла и которую потеряла. Мари-Анж продолжала плакать. Том отвернулся, не в силах смотреть на убитую горем девочку, прижимающую к груди свои ночные рубашки. Но Кэрол переживания внучки не трогали. Она молча вручила Тому пакет с покупками и выехала на улицу. Том и девочка последовали за ней. Мари-Анж уже не пугала перспектива оказаться в сиротском приюте. В эту минуту ей казалось, что хуже, чем здесь, ей нигде не будет.
Обратный путь до фермы прошел в полном молчании. Только увидев знакомые постройки, Мари-Анжпоняла, что ее не отправляют в приют, во всяком случае пока, а может быть, вообще не отправят – если она только очень сильно не прогневит чем-нибудь Кэрол.
Она отнесла к себе в комнату свои рубашки и вещи, только что купленные в «Гудвилле». Минут через десять тетка позвала ее есть. Скромный* ленч состоял из хлеба с беконом – без капельки масла или майонеза, – стакана молока и одного печеньица. Казалось, двоюродной бабке было жаль для внучки куска хлеба. Мари-Анж, конечно, не приходило в голову, что за вещи, которые Кэрол Коллинз отдала в уплату за ее одежду, ей дали кредит на несколько сотен долларов и пока содержание внучки не только не стоило ей ни цента, а даже принесло прибыль.
До конца дня Мари-Анж помогала на ферме по хозяйству и не видела бабку до ужина. Вечерняя трапеза была такой же скудной, как все предыдущие. Кэрол положила на тарелку Мари-Анж тоненький кусочек мясного рулета с гарниром из вареных овощей, напоминавших по вкусу бумагу. На десерт полагалось зеленое желе «Джелло», приготовленное из концентрата.
После еды Мари-Анж вымыла посуду и ушла в свою комнату. Этой ночью она долго лежала без сна, вспоминая родителей, думая обо всем, что произошло с ней после их гибели. Ей казалось, что в ее жизни больше не будет ничего хорошего, только одиночество, голод и вечный страх. Боль от потери близких становилась временами такой острой, что Мари-Анж казалось – она ее не вынесет. Вспоминая родителей, она вдруг поняла, что имел в виду отец, когда называл свою тетку злобной и мелочной старухой. Она инстинктивно чувствовала, что ее доброй и жизнерадостной маме тетка Кэрол понравилась бы еще меньше, чем отцу. Но что толку думать об этом теперь? Она здесь, и ей ничего не остается, кроме как терпеть.
На следующий день Мари-Анж отправилась с бабкой в церковь, Том отвез их на машине. Пастор долго говорил о геенне огненной, о супружеской измене и о многих других вещах, которые частью показались Мари-Анж страшными, а частью просто скучными. Она даже задремала во время проповеди и проснулась лишь тогда, когда Кэрол грубо затрясла ее за плечо.
Вечером за ужином, который ничем не отличался от предыдущего, бабка сообщила Мари-Анж, что утром та пойдет в школу. Кэрол испытала облегчение, узнав, что Мари-Анж свободно, хотя и с акцентом, говорит по-английски и в состоянии понять объяснения учителей. Девочка, правда, не умела писать по-английски, но этим бабка не поинтересовалась. Перед тем как отправиться спать, она объяснила Мари-Анж, как добраться до школы.
– Пройдешь по дороге примерно милю до желтого указателя – конечно, после того как сделаешь все по хозяйству, – там тебя в семь часов подберет автобус. Не знаю, быстро ли ты ходишь, в первый раз на всякий случай выйди из дома в шесть, узнаешь, сколько времени у тебя уйдет на дорогу. Делами ты можешь заняться в пять, а встать придется в четыре, я дам тебе будильник. – Кэрол вручила ей допотопныйдребезжащий будильник, Мари-Анж предположила, что и он был куплен в том же магазине подержанных вещей. – На автобусе тебе ехать сорок миль, по дороге до школы будет много остановок. После занятий тебя высадят на том же месте около четырех, так что в пять ты должна быть здесь. После школы займешься делами, а уроки можешь учить после обеда.
Судя по описанию Кэрол, Мари-Анж ждала череда долгих, трудных и унылых дней, существование, весьма напоминающее рабство. Она не решилась спросить, почему Том не может возить ее в школу на машине. Она лишь пожелала тете Кэрол спокойной ночи и ушла к себе.
Казалось, будильник зазвонил лишь через несколько минут после того, как она заснула. На этот раз Мари-Анж завтракала одна. Воспользовавшись случаем, она отрезала себе целых три куска хлеба и намазала их джемом, моля Бога, чтобы Кэрол не сосчитала, сколько кусков оставалось в буханке хлеба, когда та убирала ее после ужина. Мари-Анж знала, что ей полагался только один кусок, но уж очень ей хотелось есть.
В полной темноте Мари-Анж вышла из дома и пошла в сарай. Когда она закончила утреннюю работу и собралась идти в школу, было все еще темно. Она вышла на дорогу и направилась в ту сторону, куда ей показали накануне. Мари-Анж знала, что бабушка уже должна была встать, но она даже не заглянула на кухню попрощаться. В школу Мари-Анж надела брюки и уродливый свитер, купленный в «Гудвилле». Перед выходом из дома расчесала волосы, но впервые в жизни оставила их распущенными. Она уходила одна: не было Софи, которая помахала бы ей рукой, не было Робера, который тайком угостил бы ее кофейными «гусиками», не было родителей, которые обняли и поцеловали бы ее на прощание.
Мари-Анж шла в темноте к остановке школьного автобуса. По обеим сторонам дороги расстилалась плоская равнина Айовы. Девочка не знала, что ждет ее в школе, какие там будут дети, да ее это и не очень интересовало. Она не надеялась, что здесь у нее может' появиться подруга, и чувствовала себя заключенной, а тетку воспринимала как своего тюремщика.
Когда она пришла на остановку, там уже было пять детей: одна девочка была гораздо младше Мари-Анж, остальные – старше. Все посмотрели на юную незнакомку, но никто не заговорил. Пока дети ждали автобуса, взошло солнце. Восход напомнил Мари-Анж о тех временах, когда она лежала в высокой траве под деревом в Мармутоне и наблюдала, как на востоке постепенно светлеет и розовеет небо. Подошел автобус. Мари-Анж заняла место, не обменявшись ни с кем ни единым словом.
Час спустя он остановился у длинного низкого кирпичного здания, где уже стояло несколько автобусов и бродили школьники всех возрастов, начиная от детсадовского и кончая старшеклассниками. Ферма, откуда приехала Мари-Анж, была не самой отдаленной, некоторые ученики жили за сотню миль от школы.
Не зная, куда идти и к кому обратиться, Мари-Анж с растерянным видом вошла в здание. Здесь ее заметила молодая учительница.
– Ты девочка Коллинз? – спросила она. Мари-Анж замотала головой. Она и представитьне могла, что Кэрол запишет ее под своим именем.
– Меня зовут Мари-Анж Хокинс В школе ждали Мэри Коллинз.
– Значит, ты не Коллинз? – озадаченно переспросила учительница. В школе ожидали только одну новую ученицу, у всех остальных занятия начались две недели назад. Заметив, что новенькая говорит с акцентом, учительница догадалась, в чем дело, и отвела девочку к директору. Лысеющий бородач серьезно поздоровался с Мари-Анж и объяснил, в какой класс она пойдет.
– Бедняжка, у нее такой несчастный вид, – заметил он, когда за Мари-Анж закрылась дверь.
Учительница шепотом сообщила ему:
– Все ее родные погибли, и ей пришлось переехать из Франции сюда к двоюродной бабке.
– Как у нее с английским? – участливо спросил директор.
Учительница сказала, что классный руководитель проверит ее знание языка.
Тем временем Мари-Анж, найдя нужную дверь, вошла в класс.
Учитель еще не пришел, и дети вовсю резвились – скакали, вопили, швыряли друг в друга бумажными шариками. На новенькую никто не обратил внимания, и она тихо села на свободное место рядом с веснушчатымрыжеволосым мальчиком, таким же голубоглазым, как она. Мари-Анж предпочла бы сесть с девочкой, но там свободных мест не было.
– Привет, – сказал мальчик, не глядя ей в глаза. В это время в класс вошла учительница. Новуюученицу она заметила только через час и дала Мари-Анж несколько листочков с вопросами, чтобы оценить ее уровень знания английского языка. Вопросы были несложные, Мари-Анж почти все поняла, но когда она начала писать ответы, стало ясно, что она пишет с ошибками.
– Ты что, не умеешь писать? – удивился мальчик, заглянув в ее листок. – Что это за имя такое – Мэрии-Анжее?
Он произнес ее имя неправильно. Мари-Анж посмотрела на него и с достоинством ответила:
– Меня зовут Мари-Анж, я француженка. Мой отец американец. – Сказать «был американцем» у нее язык не поворачивался.
Мальчик был явно заинтересован.
– А я – Билли Паркер. Ты знаешь французский?
– Конечно.
– А меня можешь научить? Мари-Анж застенчиво улыбнулась:
– Ты хочешь научиться говорить по-французски? Мальчик тоже улыбнулся и кивнул:
– Конечно. Представляешь, это будет вроде как наш тайный язык, мы сможем разговаривать друг с другом так, чтобы никто вокруг ничего не понимал.
Эта мысль обоим показалась очень заманчивой. На перемене Билли вышел из класса вместе с Мари-Анж. Ему понравились ее кудри и голубые глаза, он вообще решил, что Мари-Анж красавица, но не стал говорить ей об этом. Билли было двенадцать, он был старше других ребят на год. В прошлом году он болел ревматизмом и, хотя к концу учебного года совершенно поправился, пропустил так много занятий, что пришлось остаться на второй год. .
Они вышли вместе в школьный двор. Сначала Мари-Анж учила его произносить ее имя, хихикая над его смешным акцентом.
Потом они вместе пошли на ленч. В этот день с Мари-Анж познакомились еще несколько ребят, но только Билли она считала своим другом. После занятий они вместе сели в школьный автобус. Билли жил ближе, примерно на полпути между школой и фермой ее тетки. В автобусе они сидели рядом и разговаривали. Билли сказал, что может когда-нибудь, например, в выходные, приехать к ней в гости и они будут вместе делать уроки. Мари-Анж очаровала Билли, он уже мечтал, как она будет учить его по выходным французскому. Мари-Анж эта мысль тоже понравилась, ей было бы приятно иметь друга, с которым можно говорить на родном языке.
На следующий день Мари-Анж рассказала Билли о трагедии, отнявшей у нее родителей и брата. Билли с ужасом слушал ее рассказ о бабушке Кэрол.
– По-моему, она ужасно злая, – сказал он с искренним сочувствием.
У Билли было семь братьев и сестер. Его родители были тоже фермерами, они выращивали кукурузу и держали небольшое стадо коров. Он привык к работе на ферме и обещал иногда приходить помогать Мари-Анж по хозяйству.
Вечером, закончив дела в сарае, Мари-Анж вернулась в дом. Ужин, как всегда, прошел в молчании, Кэрол не расспрашивала внучку о первом дне занятий, и Мари-Анж не стала рассказывать ей о своем новом знакомом.
В субботу днем Мари-Анж увидела на подъездной дороге Билли. Спрыгнув с велосипеда, он улыбнулся и помахал ей рукой. Билли говорил, что приедет позаниматься французским, и Мари-Анж на это надеялась, но не была до конца уверена, что он сдержит обещание. Они оживленно разговаривали, как вдруг прогремел выстрел. Оба подпрыгнули, как испуганные кролики, и инстинктивно обернулись туда, откуда он прозвучал. На крыльце с дробовиком в руках сидела в своей коляске Кэрол Коллинз. Конечно, ни Мари-Анж, ни Билли и в голову не могло прийти, что она целилась в них, и она действительно стреляла в воздух, но вид у нее был весьма грозный.
– Убирайся с моей земли! – крикнула она Билли. Мари-Анж задрожала от страха.
– Тетя Кэрол, Билли – мой друг, мы учимся в одном классе, – поспешно сказала она.
Напрасно Мари-Анж надеялась, что ее объяснение смягчит бабку.
– Ты вторгся в частное владение! – заявила Кэрол, глядя на Билли в упор.
– Я приехал в гости к Мари-Анж, – вежливо ответил мальчик, пытаясь не показать своего испуга ни.Мари-Анж, ни старухе. У Кэрол Коллинз был такой вид, будто она и впрямь готова его убить.
– Тебя никто не приглашал, нам тут не нужны гости. Садись на свой велосипед и убирайся! Слышишь? Чтобы духу твоего здесь не было!
– Да, мэм. – Торопясь сесть на велосипед, Билли покосился на Мари-Анж. – Прости, я не знал, что она так разозлится, – прошептал он. – Увидимся в понедельник.
– Извини, что так получилось, – тоже шепотом ответила Мари-Анж.
Билли вскочил на велосипед и изо всех сил поднажал на педали. Проводив его взглядом, Мари-Анж медленно побрела к дому. Если до сих пор она только боялась бабку, то сейчас, впервые с тех пор, как приехала в Айову, по-настоящему ее возненавидела.
– Скажи своим дружкам, чтобы не вздумали сюда являться, – строго сказала Кэрол. – Тебе некогда болтаться на улице со всякой шантрапой, у тебя полно дел на ферме. – Она положила дробовик на колени и посмотрела на племянницу. – Я запрещаю тебе шататься без дела с приятелями, ясно?
– Да, мэм, – тихо ответила Мари-Анж и побрела в сарай, где ее ждали нескончаемые дела.
Однако нападки старухи сделали дружбу двух подростков только крепче. Вечером Билли позвонил Мари-Анж по телефону, Кэрол передала девочке трубку, но что-то недовольно пробурчала. Она не одобряла эту дружбу, но открыто запрещать Мари-Анж разговаривать с приятелем все же не стала.
– Как ты? – спросил Билли.
Всю дорогу до дома он думал о Мари-Анж, волновался, как она там одна с сумасшедшей старухой. В большой семье Билли царила дружелюбная атмосфера, он мог свободно приглашать домой друзей в любое время.
– Со мной все в порядке, – робко ответила Мари-Анж.
– После того как я уехал, она тебе ничего не сделала?
Дождавшись, пока Кэрол выкатится в своей коляске из кухни, девочка прошептала:
– ' Нет, но она запретила мне приглашать сюда друзей. Увидимся в понедельник. Я могу учить тебя французскому в обеденный перерыв.
– Смотри поосторожнее с ней, как бы она тебя не застрелила, – сказал Билли со всей серьезностью двенадцатилетнего подростка. – До свидания, Мари-Анж.
– До свидания.
Уже повесив трубку, она пожалела, что не поблагодарила Билли за звонок. В той пустой жизни, которую она теперь вела, дружба с Билли стала ее самым дорогим сокровищем, а его звонок – живой связью с внешним миром.
Глава 4
С годами дружба Мари-Анж и Билли переросла в прочную связь, которая помогала жить им обоим. К тому времени, когда Билли исполнилось четырнадцать, а Мари-Анж – тринадцать, они стали близки другдругу, как брат и сестра. Знакомые стали посмеиваться над ними, дразнить женихом и невестой, но Мари-Анж упрямо твердила, что это не так. Билли был ее надеждой и опорой, ведь жизнь Мари-Анж в доме бабки оставалась все такой же унылой и безрадостной. Она каждый день встречалась с другом в школе, потом они вместе возвращались домой на автобусе, и он каждый вечер звонил ей. А еще она ходила в гости на ферму Паркеров, когда ей это удавалось, в основном по выходным, после того как переделает все дела. В семье Билли Мари-Анж словно отогревалась, как в теплом, безопасном убежище. По сравнению с фермой Кэрол дом Билли казался ей раем. Билли и его родные заменили ей семью, кроме них, у нее никого не было. Мари-Анж много раз писала Софи и не понимала, почему за эти два года она ни разу не получила от нее ответа. Девочка подозревала, что с экономкой случилось нечто ужасное, иначе Софи бы ей ответила.
Билли, конечно, не мог заменить ей семью, но в некотором роде заменил брата. Как и обещала, Мари-Анж, занимаясь с ним на переменах и в обеденный перерыв, обучила его французскому. К четырнадцати годам Билли объяснялся по-французски почти свободно, на школьном дворе они часто разговаривали на ее родном языке. Билли говорил, что это их тайный язык. А Мари-Анж стала гораздо лучше говорить по-английски, почти без акцента. К Билли она относилась как к старшему брату, и для нее стало полной неожиданностью, когда однажды днем по дороге домой Билли вдруг признался ей в любви. Он пробормотал признания себе под нос, глядя в землю. Она остановилась и уставилась на него в изумлении.
– В жизни не слыхала такой глупости, – фыркнула она в ответ. – Как ты можешь говорить такое?
Билли растерялся. Это было совсем не то, чего он ждал и на что надеялся.
– Я это говорю, потому что люблю тебя.
– Я тебя тоже люблю, но как брата. Зачем усложнять наши отношения?
Мари-Анж очень дорожила их дружбой и не желала ею рисковать.
– Я не собираюсь ничего усложнять или портить, – возразил Билли.
Он нахмурился, думая, что, наверное, сказал что-то не так или выбрал неподходящее время, но другого времени у них не было. Бабка Мари-Анж по-прежнему не разрешала ему появляться на ферме, поэтому они бывали вместе только в школе или в школьном автобусе – не считая тех редких случаев, когда Мари-Анж удавалось приезжать к нему на ферму. Летом, когда занятий не было, встречаться стало труднее. Для этого они приезжали каждый на своем велосипеде в условленное место на берегу небольшого ручья. Место это они нашли год назад и могли здесь часами сидеть и разговаривать обо всем – о жизни, о своих мечтах и надеждах, о своих семьях, о будущем.
Мари-Анж говорила, что мечтает вернуться во Францию и, для того чтобы заработать денег на поездку, начнет работать, как только вырастет. Билли сказал, что хотел бы отправиться вместе с ней, хотя длянего такая поездка была еще более несбыточной мечтой, чем для Мари-Анж.
После признания Билли их отношения остались такими же, как и раньше, – отношениями двух преданных друзей. Прошел еще год. Однажды летом они встретились в их любимом тайном местечке на берегу ручья, Мари-Анж принесла термос с холодным лимонадом. Неожиданно Билли наклонился к ней и поцеловал. Ему было тогда пятнадцать, а Мари-Анж только что исполнилось четырнадцать. Их дружба к тому времени продолжалась уже почти три года. Мари-Анж удивилась, но в отличие от того случая, когда Билли признался ей в любви, не слишком бурно возражала. Никто из них ничего не сказал о поцелуе, но Мари-Анж встревожилась. При следующей встрече с Билли она в своей невинной манере призналась ему, что боится любви и не хочет, чтобы в их отношениях что-то менялось.
– Чего ты боишься? – мягко спросил он, дотронувшись до ее щеки.
Билли вырос и стал высоким, красивым юношей. Мари-Анж иногда казалось, что он немного похож на ее отца и брата, только рыжий, она не раз поддразнивала его за веснушки.
– Почему ты так боишься любви?
Разговор шел на английском, потому что его французский все еще сильно уступал французскому Мари-Анж. Однако Билли многому у нее научился, знал даже французский сленг, что, несомненно, должно было произвести впечатление на его учителя французского. В сентябре они оба собирались идти в выпускной класс.
– Я не хочу, чтобы наши отношения менялись, – рассудительно заметила Мари-Анж. – Если ты в меня влюбишься, то когда-нибудь это чувство пройдет, мы надоедим друг другу, и нашей дружбе придет конец. А если мы останемся друзьями, то никогда не потеряем друг друга.
В ее рассуждениях, несомненно, было рациональное зерно, и она твердо стояла на своем, хотя никто из знакомых не верил, что их не связывает ничего, кроме дружеских отношений. Еще с детства все, включая Кэрол Коллинз, считали Мари-Анж девушкой Билли. Старуха по-прежнему недолюбливала Билли и при каждом удобном случае отпускала в его адрес пренебрежительные замечания. Мари-Анж это очень раздражало, но она помалкивала.
Мари-Анж ходила на все баскетбольные матчи с участием Билли, а он не пропускал ни одного школьного спектакля, где играла Мари-Анж. И на выпускной бал они тоже пошли вместе. Билли ни с кем не встречался, не считая нескольких свиданий, а Мари-Анж по-прежнему твердила, что ее не интересуют мальчики и что она не желает заводить роман ни с Билли, ни с кем-либо еще, что ей важнее всего окончить школу и вернуться во Францию. Кроме того, тетка не разрешила бы ей гулять с мальчиками. Кэрол Коллинз придерживалась весьма суровых взглядов на этот счет. Она по-прежнему все эти годы угрожала отправить Мари-Анж в сиротский приют. К счастью, по случаю выпускного вечера бабка немного смягчиласьи разрешила Мари-Анж пойти на танцы с Билли. Она даже купила племяннице голубое атласное платье.
Вечером перед выпускным балом Билли заехал за Мари-Анж на отцовском пикапе и был ослеплен ее красотой. В выпускном платье небесного цвета, подчеркивавшего красоту ее голубых глаз, с распущенными белокурыми волосами, Мари-Анж была неотразима.
Вечер прошел замечательно. Они много говорили о своих планах на будущее. Мари-Анж успешно окончила школу и получила стипендию для продолжения учебы в колледже, но у нее не было возможности воспользоваться этой стипендией. От фермы Кэрол Коллинз до Эймса, где находился колледж, было пятьдесят миль, и бабка ясно дала понять Мари-Анж, что не собирается ей помогать, заявив, что внучка нужна на ферме. Она не давала даже денег на дорогу. Билли очень возмущался по этому поводу.
– Мари-Анж, тебе обязательно нужно учиться! Не можешь же ты всю жизнь работать на нее, как рабыня!
Мари-Анж мечтала вернуться во Францию, когда ей исполнится восемнадцать. День ее восемнадцатилетия приближался, но становилось ясно, что эта мечта не осуществится. У нее не было собственных средств, и она не могла устроиться на какую-либо работу, так как Кэрол постоянно загружала ее делами на ферме. Мари-Анж прожила в Айове семь лет, а казалось, что прошла целая вечность. Учеба в колледже превратилась в недостижимую мечту – стипендия покрывала затраты лишь на обучение, но нужно было еще платить за учебники, за общежитие, на что-то питаться. Даже если бы Мари-Анж нашла работу, вряд ли ей Хватило бы на все это заработанных денег. У нее был только один выход – жить на ферме и ездить каждое утро на занятия, а вечером возвращаться обратно. Но тетка лишила ее и этой возможности.