Расплатиться свинцом

— В общем, наш пострел держал нос по ветру, — прокомментировала тетушка. — А нынче имеет хорошее звание, хороший оклад и вообще человек довольно влиятельный. Теперь давай подумаем, как тебе до него добраться. Сегодня у нас какой день?

— Понедельник.

— Вот и чудесно, — сказала тетушка, поднимая трубку телефона. — У Морковина как раз сегодня на два часа назначена встреча с прессой. Их обязывают встречаться с журналистами каждую неделю — новые веяния, новые времена…

Дожидаясь, пока ее соединят, а потом, пока подойдет нужный человек, тетушка прихлебывала компот из сухофруктов и перелистывала очередной пухлый том детективов, который ей подбросила соседка. В жизни моей тетушки была одна, но пламенная страсть — поглощать детективное чтиво равномерными порциями, по одному роману за вечер. Думаю, что издатели рано или поздно поставят ей памятник как идеальному читателю.

— Жора? — оживилась тетя Мила, услышав ответ в трубке. — А-а, не узнал! Ну конечно, дорогуша, кто же еще, кроме меня, будет тебя сегодня называть Жорой. Да, годы идут, как им и полагается… Разумеется, с просьбой, кто же сейчас звонит без дела. Э-э, нельзя ли захватить с собой на брифинг в МВД мою племянницу. Нет-нет, она не журналистка. Просто интересующийся человек. Хорошо?

Повесив трубку, тетя Мила с улыбкой посмотрела на меня и кивнула:

— Не имей сто рублей, а сохраняй школьные связи. Очень полезный совет.

— Вы меня посадили на хвост корреспонденту «Городских известий»?

— Ага, записывай. Или запоминай, как тебе привычнее. Виктор Лапотников из уголовной хроники. Будет ждать через полчаса у «Детского мира». Это рядом с милицейским пресс-центром. Но смотри, я поклялась, что ты не из конкурирующего издания! У прессы сейчас особый режим аккредитации, и власти используют этот прием для того, чтобы показать, кому из журналистов они благоволят в настоящий момент. Очень удобно, правда?

* * *

Огромное здание комплекса «Детский мир», расположенное возле главного рынка, как и следовало ожидать, по нынешним временам выполняло свои функции, заявленные в названии, лишь отчасти.

Три этажа помещения были под завязку забиты жратвой, видеоаппаратурой, шмотками, тампаксами, золотом-бриллиантами и видеопрокатом. Собственно деткам выделялось три-четыре отдела — игрушки, одежда и канцпринадлежности. Остальное перехватили у них взрослые дяди и тети, в принципе — те же дети, только немного повзрослевшие.

Я пришла чуть раньше и бродила по отсекам супермаркета, примериваясь к косметическим стендам. Косметика может не только выгодно подчеркнуть положительные стороны вашей внешности, но и наоборот.

Если простым смертным такая гипотеза не может прийти в голову, то нам, профессиональным «хамелеонам», частенько приходится использовать достижения мировой косметологии в целях, прямо противоположных тем, которые ставили перед собой ее создатели. Мы умеем изменить внешность так, что родная мать не узнает свое детище, а любимый человек, бросив на тебя рассеянный взгляд, пройдет мимо, молча удивившись: как такую образину земля носит?

Я вышла на ступеньки перед главным входом. Журналист немного запаздывал, и я стала прохаживаться возле лотка с видеокассетами, заключив сама с собой пари: если окажется, что мне незнакомы хотя бы десять фильмов из кассет, расположенных на двух стендах, то я поступаю на заочные курсы кинокритиков.

Пари я выиграла, а Виктора Лапотникова все еще не было. Рядом с киношным лотком расположился лоток с аудиокассетами. Из динамика, установленного прямо на полу, на всю округу хрипел Егор Летов: «Детский мир! Это детский мир-р! А-а-а!»

Песня как нельзя лучше подходила к профилю торгового помещения, и на месте «Гражданской обороны» я брала бы деньги за рекламу.

— Ты уже тут? — возник рядом худощавый юноша с недовольным видом.

— Женя, — протянула я руку, которую тот пожал так, словно ему протягивали плохо обструганную деревянную палку, изобилующую занозами.

— Витек. Знаешь что, давай-ка двигаться побыстрее, я и так потерял кучу времени на нашу с тобой стрелку, — пробурчал Лапотников.

Я пожала плечами, и мы спустились с крыльца магазина. На самом деле от «Детского мира» до пресс-центра органов внутренних дел идти было от силы минуты три-четыре, и я не украла у журналиста ни одной секундочки. Но если ему хочется так думать — почему бы и нет? Мужчина всегда должен быть уверен в собственной правоте. Именно это чувство и делает его настоящим мужчиной.

— Я выписал тебе пропуск на свою газету, — поведал мне Лапотников по пути. — Главный приказал. А вообще-то у нас это не принято.

— Я не подведу, — пообещала я. — Можешь за меня не волноваться.

— А мне-то что? — пожал плечами Витек. — Я человек подневольный. Только я никак в толк не возьму, зачем главному тебе такую услугу оказывать? Если ты из органов, то они и так тебя пустят. Если из конкурентов, то зачем главный сам себе яму копает?

— Сложно объяснить, — уклончиво ответила я. — Как-нибудь при случае.

Но Витек уже не слушал меня. Сунув на входе строгому человеку в штатском наши пропуска, он терпеливо ждал, пока тот сверится с фотографией — Витька на постоянном пропуске и моей в паспорте.

Я заметила, что Лапотников достаточно раздражен, мнет рукав чуть великоватой ему рубашки и переминается с ноги на ногу. Наверное, ему очень хочется скорчить рожу в тот момент, когда милиционер снова подымет взгляд на его физиономию.

Очевидно, он принадлежал к той породе газетчиков, которые всегда на нервах, всегда всем недовольны и являются большими специалистами по заказным язвительным фельетонам или смешиванию с грязью тех или иных деятелей, на которых сверху был спущен компромат и требовалась соответствующая статья в соответствующем издании. Суровые, так сказать, будни труженика пера.

— Можете проходить, — наконец позволил милиционер, возвращая нам пропуска. — И в следующий раз попрошу не опаздывать.

Я машинально бросила взгляд на электронные часы в коридоре — до начала ответственного мероприятия оставалось еще пять минут.

Поймав мой взгляд, Лапотников скривил рот, как бы давая понять, что по поводу таких мелочей не стоит препираться: милиционеры, мол, они люди особые и не следует тратить время на доказательство своей правоты — все равно ничего не получится.

В тесном зальчике уже скучало человек десять. Витек сразу стал обсуждать с коллегами очередную сплетню, касающуюся гастролей местной певицы Ксюхи, улетевшей на московские хлеба несколько лет назад, а я терпеливо ждала появления господина Морковина.

Вячеслав Тихонович опоздал ровно на семь минут. Даже не подумав извиниться, он сразу начал пресс-конференцию. Журналисты застрочили перьями. Некоторые выставили вперед диктофоны, не без гордости поглядывая на своих менее обеспеченных собратьев. Впрочем, диктофоны тоже разнились по стоимости, и я перехватила несколько оценивающих взглядов, брошенных владельцами аппаратуры на квадратные коробочки в руках друг у друга.

За время получасовой пресс-конференции я смогла по достоинству оценить новый уровень общения органов внутренних дел с местной прессой.

Из тридцати минут двадцать говорил сам Морковин. Строгий, сухой, подтянутый герой областной перестроечной мифологии, борец с коррупцией и привилегиями не торопясь знакомил журналистов с «некоторыми цифрами». Ни одного живого слова, ни одной доверительной интонации: занудное перечисление совершенных и раскрытых правонарушений. Даже конкретные примеры, приводимые Морковиным, были на редкость невзрачны и походили на те невнятные сообщения из уголовной хроники, которые печатали местные газеты. Очевидно, именно в таком виде они и получали их в пресс-службе Управления внутренних дел.

В конце своего сообщения Морковин остановился на суммах, запланированных на расходы органов в бюджете города и области. Посетовав на неполное финансирование в прошлом квартале, он выразил надежду, что правительство области наверстает упущенное в квартале нынешнем. «Даю голову на отсечение», — эту фразу он произносил в конце каждого истекшего квартала.

Десять минут были отведены на вопросы журналистов. Первая половина таковых была явно заготовлена в коридорах тех же самых органов, представителю которых эти вопросы и задавались.

Корреспондент газеты «На страже порядка» поинтересовался проходящей в настоящее время аттестацией сотрудников аппарата. Его любопытство было удовлетворено. Редактор многотиражки задал вопрос о возможной передаче пенитенциарных учреждений в ведение Министерства юстиции. Он услышал то, что рассчитывал услышать.

Казалось бы, все довольны и можно расходиться. Но тут я подняла руку.

— Да, пожалуйста, — поправил очки Вячеслав Тихонович. — Вы из «Городских вестей»?

— Несколько дней назад в гостинице на набережной был застрелен бывший сотрудник органов внутренних дел. Кажется, он какое-то время работал под вашим руководством. Не могли бы вы охарактеризовать личность покойного и прокомментировать это событие? — попросила я.

Намеренно уйдя от вопроса об органе, который я представляю, я убивала сразу двух зайцев: вынуждала Морковина насторожиться и привлекала внимание к своей персоне среди журналистской братии.

Вячеслав Тихонович был явно удивлен вышедшим из-под контроля ходом пресс-конференции, но виду не подал и был вынужден отвечать.

Поправив очки в золоченой оправе, он пристально посмотрел на меня и произнес:

— Знаете, я так вам скажу: у нас тут серьезная организация, а не детский сад. Наша задача охранять население, а не в игрушки играть. А с Довженко получилась довольно неприятная история: он поддался на соблазн, как ребенок на конфетку. У нас ведь такая специфика, что на каждом шагу надо смотреть в оба, чтобы не оступиться. Честь мундира потом не отмоешь.

При этих словах Морковин потер руки одну об другую таким движением, как будто он стирает носки и потом их выжимает над раковиной.

— А вообще работник он был хороший, толковый, — спохватился Морковин. — Но, как говорится, пришлось расстаться. Что касается его убийства — то мы рассматриваем это дело как рядовое преступление. В данном случае прошлая принадлежность убитого к органам в расчет не принимается. Будем расследовать. Я ответил на ваш вопрос?

— Да, спасибо, — сосредоточенно строчила я в блокноте, изображая активную деятельность.

— Тогда у меня все, — заключил Морковин, взглянув на часы. — Спасибо за встречу, жду вас через неделю в это же время.

Собрав бумаги со стола и уложив их в кожаную папку, Морковин быстро вышел из зала. В мою сторону он даже не посмотрел.

* * *

Писаки стали медленно разбредаться, сбиваясь в группки по интересам — кто обсудить новости, кто сообразить по маленькой.

— Слушай, а почему тебя заинтересовал этот мент? — спросил Витек.

— Я вообще любопытная, — пожала я плечами. — По жизни.

— А я ведь мог бы тебе кое-что рассказать о том, почему выгнали Довженко, — прищурился Витек. — Наверняка тебя это заинтересует.

— У нас вряд ли получится поужинать вместе, — улыбнулась я в ответ.

За время, прошедшее с нашей встречи, Лапотников претерпел разительную перемену.

Теперь рядом со мной был не брюзгливый журналюга, который неизвестно почему вынужден сопровождать на брифинг какую-то девицу, а человек, почуявший свой профессиональный интерес.

— Да я не про интим, — отмахнулся он. — Этого добра у меня выше крыши, только свистни. Отбиваться устаю, несмотря на то, что при этом еще и женат. На две семьи живу, да еще и поклонницы — кто такое выдержит? А надо, имидж обязывает. Так что тут тебе не светит.

— Тебе, — уточнила я.

— Что мне?

— Тебе, говорю, не светит. Ты немножко ошибся. А Довженко меня действительно интересует. Мы могли бы произвести честный обмен.

— Ты имеешь в виду информацию? — оживился Лапотников. — Это годится.

— Один маленький нюанс, — предупредила я. — Мне еще надо выкопать кое-что для полноты картины. Так что тебе придется говорить первым.

Лапотников немного подумал и кивнул. Он уже было раскрыл рот, но тут же насторожился.

— Скажи мне честно, ты правда не журналистка? — спросил он недоверчиво.

— Я вообще редко читаю газеты, — призналась я. — У меня другие источники информации. Более компетентные и удобные.

— А-а, Интернет, — понимающе кивнул Витек. — Тогда понятно.

На самом деле я имела в виду свою сверхосведомленную во всех городских делах тетушку Милу, но если Лапотников подумал, что я говорила про Интернет, то пусть так и думает. Не надо разубеждать людей, они этого не любят. Особенно мужчины.

— Так что можешь быть спокойным насчет меня, — заверила я. — Более того, можешь считать, что я собираю материал для тебя. Вот только…

— Что?

— Не совсем понятно, что ты будешь с ним делать, — как бы нехотя проговорила я. — Опубликовать здесь эти факты тебе явно не удастся. Я видела, как вас тут держат на коротком поводке. А ждать сигнала «фас» сверху, когда кто-нибудь начнет копать компромат на Морковина, — так к этому времени можно состариться.

— Все гораздо проще, — пояснил Витек. — Сейчас такая система, что журналист развивается не только эволюционно, но и революционно. Скажем, он может медленно расти от корреспондента до заведующего отделом, потом до редактора, наконец, до главного. А может повести себя и по-другому…

— Например?

— Например, — мечтательно произнес Лапотников, — опубликовать в центральной газете какой-нибудь острый материал. Представляешь? Всероссийская слава! Судебные процессы! Интервью по НТВ!

— Да, это круто, — согласилась я. — И мне кажется, такая возможность у тебя есть.

Лапотников загорелся. Наверное, он принял меня за секретного сотрудника какой-нибудь фирмы или за агента органов, которые копают под кого-то из местных шишек. Кто конкретно должен стать в данном случае объектом удара, его не очень-то интересовало, главное, чтобы в конечном итоге материал получился достаточно интересным и чтобы Витька заметили в Москве.

Вот что он мне рассказал:

— Довженко вылетел из ментов просто под горячую руку. Была тогда такая задумка — легализовать проституцию.

— Что, на самом деле?

— Да нет, конечно, — отмахнулся Лапотников. — Так, треп один.

— Но зачем? — недоумевала я. — Зачем обсуждать тему, которую явно нельзя воплотить в жизнь? Или тут какой-то тонкий интерес?

— Вот именно, — тотчас же оживился Лапотников. — Во-первых, областная инициатива. Тут кто-нибудь придумает очередную фишку, потом ее мусолят в центральных СМИ, рейтинг губернатора и повышается.

— А во-вторых?

— О-о, так ведь под это дело можно много чего подверстать! — Витек снисходительно усмехнулся моей недальновидности.

— Например? — поинтересовалась я, прекрасно понимая, что под соусом «клубнички» можно провернуть все, что угодно. Но меня сейчас интересовала не абстракция, а конкретные факты и конкретные люди.

— Ну, например, снять неугодного человека, — пояснил Витек. — Вот, скажем, сдает какой-нибудь директор какого-нибудь госучреждения комнатку в аренду. В комнатке сидит человек на телефоне и распределяет клиентов по девочкам. Всем хорошо — и девочкам, и клиентам, и директору, и его конторе.

— А потом начинается кампания, — продолжила я, — и директора снимают.

— Во-во, — подтвердил Витек. — Сначала запрещают рекламу массажных салонов в газетках, потом дяди из администрации говорят, что девки не платят налоги и что хорошо бы это дело поставить под государственный контроль. Начинается шухер. Проходят рейды, изымается пара-тройка порножурналов, закрывают один-два салона. Снимают неугодного директора за потворство нелегальной проституции. Обсуждают возможность легализации древнейшей профессии. Открывается еще десяток салонов, и всем снова хорошо. Тем паче, что там легализовать, когда у каждого салона и так есть лицензия!

— И покойный Довженко попал как раз в эту кампанию, — предположила я.

— Совершенно верно, — подтвердил Витек. — Говорили, что брал взятки.

— А кристальный Морковин такого перенести не мог, — закончила я. — Но почему же об этом ничего не было в газетах?

— Кампания по девкам уже заканчивалась, — пожал плечами Витек. — Очевидно, решили не привлекать внимания, поскольку все, кто мог с этого что-то получить, уже получили, и пропаганду надо было свертывать. Хотя, вылети Довженко из органов месяцем раньше, наша свободная пресса не преминула бы обсосать его увольнение.

— А что у нас находится за городом, на правом повороте после стелы?

— То самое и находится, — улыбнулся Витек. — Интимные услуги оптом и в розницу.

Собственно говоря, я так и думала. Здание, очевидно, раньше представляло собой профилакторий или какую-нибудь ведомственную гостиницу — отсюда и кадки с пальмами, и неискоренимый шарм домов отдыха.

Разумные новые владельцы решили не портить стильное ретро безликим евроремонтом и оставили все как есть, лишь чуть-чуть модернизировав обстановку.

— Называется «Камилла», — мечтательно закатив глаза, продолжал Витек. — Говорят, очень дорогое заведение, для избранных. Даже по местоположению понятно — обычно ведь в гостиницах номера арендуют или в хрущобах. А туда только на машине докатишь. Просекаешь, какой в эту «Камиллу» контингент заваливается?

— Представляю… — медленно произнесла я, вспоминая роскошный «Мерседес» владелицы этого заведения. — Очень даже хорошо представляю.

* * *