— Да, имеется, — не стала она отпираться. — Только зачем мне было туда заходить? Мне ведь не квартира нужна была, а Гоша.
Ответ звучал вполне логично и убедительно.
— Но вы могли подождать в квартире его возвращения.
— А если бы он вообще не явился ночевать. Думаете, такого не бывало раньше? Бывало. И даже тогда, когда мы были с ним женаты. Ко всему прочему, у меня была и еще одна причина не заходить. Ира ждала меня в машине, а она очень устала вчера на работе и хотела пораньше лечь спать. Это опять-таки подтверждает мое алиби. Не так ли?
Да, тут все было верно. Если у Сякиной имелась свидетельница того, что она в квартиру не заходила, то тут уж не подкопаешься. Впрочем, ей ничего не стоило подговорить сожительницу дать ложные показания из-за большой и страстной любви к ней, Наде Сякиной, но поди опровергни показания этой Ирины.
Я посмотрела на Костю. Тот сидел молча и с интересом наблюдал за мной. Ждал, чего же я такого интересного и полезного выужу из разговора с Надеждой. Я пожала плечами. Он вздохнул и надолго приложился к баночке с пивом. Моя, кстати, так и стояла нетронутой после двух первых глотков. Не до пива мне было сейчас. Головной боли завтра с утра и без того хватит с лихвой.
— От кого вы узнали о смерти Георгия? — с новыми силами бросилась я в атаку на Сякину.
— От Жанны. Насколько я поняла, она обзвонила всех сегодня ранним утром. Оно и понятно, ей-то он был братом и зла не причинил.
— А вам, значит, причинил?
— Поначалу, да. Потом, когда я, к счастью, изменила свой образ жизни, мне уже стало не так обидно. Даже наплевать стало.
— А когда вы изменили свой образ жизни, Надежда? — поинтересовалась я. — Если не секрет. До развода или после?
— Скажем так, незадолго до развода, — ответила она. — И сей факт просто ускорил то, что рано или поздно все равно должно было случиться. Я имею в виду наш разрыв отношений с Георгием.
— Так вы его бросили, выходит?
— Мне не нравится такая постановка вопроса, — Сякина начала потихоньку показывать коготки. Я почувствовала это по изменившейся интонации.
— В вашей жизни сразу появилась эта Ира или был еще кто-то до нее? — я не собиралась так просто отступать.
— Больше никого у меня не было. Ира — это тот человек, который предначертан мне в жизни судьбой.
Тут, похоже, имела место большая и чистая любовь, опошлять которую глупыми вопросами просто не стоило. Я заметила, как Надежда до глубины души оскорбилась от одного только предположения, что у нее кроме Иры мог быть кто-то еще.
— Кстати, — неожиданно Надя поднялась с кресла и пошла к секретеру. — Вы ведь все равно от меня вернетесь к Вере Николаевне. Захватите с собой альбом.
С этими словами она вернулась к нам и всучила Жемчужному здоровенный альбом с фотографиями.
— Что это за альбом? — поинтересовалась я.
— Семейные фотографии, — отмахнулась Сякина от моего вопроса, как от назойливой мухи.
— Это я могу понять. Но хотелось бы узнать, чьи.
— Ихние, — Надежда кивнула на Костю и снова приложилась к баночке баварского пива.
Жемчужный раскрыл альбом.
— Да, в самом деле, — сказал он. — Это фотографии нашей семьи. Что они делают у тебя?
— Гоша давал мне их полтора месяца назад, да так и не забрал. Все некогда ему было. С бабами, наверное, путался. У меня был юбилей, тридцать лет, и коллеги делали мне поздравительную газету, — пояснила она. — Понадобился альбом с фотографиями, и я попросила его у Георгия.
— А где вы работаете, Надя? — не преминула уточнить я.
— Это имеет для вас какое-то значение?
— Возможно, — лаконично ответила я. — Я и сама порой не знаю, где кривая выведет меня на след убийцы.
— Это делает вам честь, — съехидничала Сякина. — Я работаю в бистро официанткой.
— У вас дружный коллектив?
— Знаете что, — Надежда отставила в сторону пустую банку и не спеша поднялась с кресла. — У меня совершенно нет времени обсуждать с вами вопросы нашего рабочего коллектива. Давайте отложим эту тему до следующего раза.
По ее тону я поняла, что она сделает все возможное, чтобы этого следующего раза не было. Но что поделаешь? Если тебе указывают на дверь, глупо делать вид, что ты этого не замечаешь. Я поднялась с дивана. Костя не торопился. Я с удивлением заметила, что он разглядывает одну из фотографий в семейном альбоме. Воспоминания его одолели, что ли? Нашел подходящее время, ничего не скажешь.
В этот момент зазвонил телефон, и Сякина, прошествовав в дальний угол гостиной, сняла трубку навесного телефона у окна.
— Да, слушаю, — сказала она. — Привет!
— Женя, — шепотом окликнул меня Костя. — Посмотри, что я нашел.
— Дальних родственников, по которым жутко соскучился? — усмехнулась я, но все же, злоупотребляя гостеприимством отвлекшейся на телефонный разговор Сякиной, присела рядом с ним на диван.
— Взгляни-ка, — Жемчужный протянул мне фото, которое до этого с таким усердием изучал. — Это Гоша.
Первого же взгляда мне было достаточно, чтобы на какое-то время потерять дар речи и застыть в немом изумлении. Георгий находился на пляже какого-то курорта. Одет в одни плавки, а правой рукой обнимал девушку, тоже облаченную в купальник. И девушкой этой была Эльвира Берг. Только стрижка у нее была короткой и выглядела она значительно моложе и стройнее. Тем не менее, узнать ее было несложно.
Я подняла глаза на Костю.
— Это еще не все, — загадочным шепотом произнес он. — Ты на обороте посмотри.
Я перевернула фотографию. На задней ее стороне размашистым почерком было написано: «Дорогому Георгию с любовью от Виктории». Ниже этой записи стояла еще и дата.
Фото было сделано три года назад.
Глава 5
Ничего себе! Я даже не удержалась и присвистнула от удивления, абсолютно забыв о присутствии Надежды Сякиной неподалеку.
— Впечатляет? — спросил Жемчужный.
Еще бы. Загадок в этом деле становилось все больше и больше. Оказывается, покойный Георгий и Эльвира были уже давно знакомы. Даже вместе отдыхали на каком-то курорте. Я не верила в совпадения и посчитала, что ее теперешнее появление в доме Сякиных в качестве домработницы далеко не случайно. Надпись на обороте фотографии говорила мне и еще кое о чем. Раньше, выходит, Эльвиру Берг звали совсем иначе. Виктория. Вряд ли фотографию, на которой были изображены только Гоша и она, подарила с любовью другая женщина. Это, по меньшей мере, идиотизм.
— Прошу прощения, — вырвала меня из размышлений Надежда. — Вы не будете возражать, если я все же попрошу вас покинуть мой дом. У меня в самом деле нет времени.
— Конечно, — Жемчужный энергично поднялся с дивана. — Мы уже уходим. Правда, Женя?
— Да, — я сунула фото обратно в альбом и взяла его в руки. — У нас тоже еще куча дел.
Теперь мои мысли целиком и полностью были заняты только Эльвирой Берг. Не связано ли как-то их давнишнее знакомство с Георгием с его насильственной смертью? Почему Эльвира сменила имя? Что послужило тому причиной?
Не прощаясь с Надеждой, я покинула ее квартиру вместе с Жемчужным. На лестничной площадке Костя первым делом закурил. Несколько раз жадно затянулся, затем шумно выдохнул воздух вперемешку с сигаретным дымом и только после этого задал мне животрепещущий вопрос:
— Ну, что скажешь по поводу фотографии?
— Находка бесценна, слов нет, — вынуждена была признать я. — Ты молодец!
— Я здесь ни при чем, — скромно ответил Жемчужный, что, в общем-то, было не в его стиле. — Листал альбом и наткнулся на фото случайно. Эльвиру я узнал сразу, но долго не мог поверить. Ко всему прочему, эта запись на обороте. Думаешь, ее настоящее имя — Виктория?
— Трудно сказать. Может, Виктория, может, Эльвира, а может, и еще какое-нибудь, — я вновь извлекла из альбома вложенную фотографию и более внимательно вгляделась в нее. — А это не может быть монтажом? Подделкой, иными словами.
— Вряд ли, — сделал вывод Жемчужный, — мы же нашли фотографию не где-нибудь, а в Гошином альбоме. Зачем ему хранить подделку?
— Фото могла подложить Надя, чтобы направить нас по ложному следу.
— Ты ее подозреваешь?
— Я, если честно, даже и не знаю, кого больше подозревать, — сказала я, все еще вертя в руках фотографию.
— А ты подозревай всех, — посоветовал Жемчужный.
— И тебя тоже?
— У меня стопроцентное алиби, — отшутился он.
— Вон у Надежды тоже вроде как алиби, — напомнила я.
— Ну, это еще надо проверить.
Мы вышли на улицу и направились к автобусной остановке. Костя любезно предложил мне понести альбом, и я согласилась. Оставила у себя только загадочную фотографию. Продолжила ее изучение и в автобусе по дороге к дому Сякиных. Вернее, я не столько изучала фото, сколько, глядя на него, предавалась собственным размышлениям.
На данный момент под подозрение действительно попадали все. Все женщины, окружавшие Георгия, за исключением его сестры и матери. Впрочем, сестрой я еще вплотную не занималась. Вдруг и тут выяснится что-нибудь из ряда вон выходящее. Может, у Жанны с Георгием с детства была вражда на почве ревности к родителям, и теперь Жанна, как психически неуравновешенная личность, поквиталась с братом за давние обиды. Никаких отклонений я у нее, правда, не заметила, и версия моя, разумеется, была чисто гипотетическая, но чем черт не шутит. Что касается остальных дам, то тут полный кавардак и неразбериха.
Нежельская накануне смерти Георгия ссорится с ним на почве ревности к его секретарше Ане, но тем не менее она уверена, что убила Гошу бывшая жена из-за раздела имущества. Сякина действительно собиралась встретиться вчера с Георгием по данному вопросу и сама этого не отрицает. Более того, она признается, что подъезжала к дому Георгия как раз в то время, когда предположительно и происходило убийство. Но в дом она якобы не зашла, и это может подтвердить ее сожительница, приезжавшая вместе с ней. Случай с Эльвирой Берг вообще особый. Мало того, что она выдает себя за другого человека, мало того, что она умолчала о своих прошлых отношениях с Георгием, так она еще и звонила вчера вечером Вере Николаевне, предупреждая о том, что задержится сегодня с утра. Причину задержки она объяснить мне не пожелала, и это опять-таки наводит на нехорошие размышления. Вчера вечером Вере Николаевне звонила еще и секретарша Георгия Эдуардовича, просила того к телефону. Может, и этот звонок имеет какой-то скрытый смысл? Или я становлюсь чересчур подозрительной?
— Что ты вцепилась в эту фотографию, как в родную, — Жемчужный тронул меня за плечо, своим прикосновением возвращая меня в реальный мир.
— Я думаю.
— О чем? О нашей свадьбе? — улыбнулся он.
— Ну, конечно. Размечтался. А ты знаешь, — без всякого перехода сказала я, — твой брат здорово похож на тебя. Внешне.
— Не спорю, — ответил Жемчужный. — Мы с ним оба в отца. В отличие от Жанны.
На следующей остановке нам с Костей уже нужно было выходить, но я неожиданно переменила собственное решение и поменяла маршрут следования. Не автобуса, конечно, а непосредственно наш.
— Давай съездим на фирму твоего брата, — предложила я своему спутнику.
— Зачем?
— Рано или поздно нам все равно придется там побывать, так почему не сейчас. Тем более, что мне здорово захотелось узнать, что за особа такая — Аня Красильникова.
— Что в ней интересного? — продолжал отнекиваться Жемчужный.
Я вкратце пересказала ему то, что сказала о Гошиной секретарше Эльвира Берг. Он слушал меня не очень внимательно, с тоской поглядывая за окно, когда мы миновали его родную остановку. Видимо, Костя предпочитал в трудную минуту находиться в кругу семьи. Поближе к матери, которой, как он полагал, просто необходима сейчас его сыновняя поддержка. В общем-то, он правильно предполагал. Так оно и было. Но меня куда больше интересовало раскрытие самого преступления. Не стану скрывать, я уже, что называется, завелась, чуя нутром кучу таинственных загадок, окружавших покойного Георгия. И, как всегда в подобных ситуациях, мне не терпелось поскорее добраться до истины.
— Думаешь, она не врет? — с сомнением в голосе произнес Жемчужный, когда я закончила.
— По поводу чего? По поводу Гошиных взаимоотношений с секретаршей? Ты же сам не раз говорил мне, что твой брат был редкостным бабником и не пропускал ни одной юбки.
— Я не о том, — сказал он. — Тут-то как раз я верю Эльвире. Подобное более чем похоже на Гошу. Я говорю, насчет того, что Красильникова вешается на всех подряд, не вранье ли?
— Нам какое дело?
— Не скажи, — вид Жемчужного сделался задумчивым. — Мой брат волочился за всеми подряд, но, несмотря на это, сам желал быть у каждой женщины единственным и неповторимым. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я прекрасно поняла его. Георгий Сякин был собственником. Подозреваю, что и любил-то он не столько женщин, сколько самого себя. Но говорить об этом Косте я не стала.
— Если Гоша узнал о каких-то похождениях Ани, то это могло перерасти в серьезный скандал, — продолжал тем временем развивать свою мысль Жемчужный. — А скандал мог стать причиной убийства.
Похоже, у него чересчур разыгралась фантазия. Актерское воображение — это такая вещь, которую остановить труднее, чем лошадь на полном скаку.
— Или более того, — в подтверждение моих мыслей встрепенулся Костя. — Кто-то из хахалей Красильковой прикончил Гошку на почве ревности. Могло быть такое? Могло.
Он задавал вопрос и сам на него отвечал. Я смотрела на Жемчужного и улыбалась. Меня забавляли его потуги на дедукцию.
— Слушай, — сказала ему я. — Хочешь я похлопочу для тебя насчет лицензии частного детектива. Хорошие деньги зашибать будешь.
Костя тут же осекся на полуслове.
— Все издеваешься? Просто я, между прочим, изо всех сил хочу помочь тебе.
— Спасибо.
— Нет, серьезно. Может, я порой и несу чушь, но ты всегда сможешь извлечь из нее как раз то, что необходимо для дела. То есть самое важное. Это тоже ход.
Тут я с ним поспорить не могла. Да и не хотела я больше спорить и препираться. На это можно найти другое время, так сказать, более подходящее.
— Положи обратно, — я отдала ему любовное фото Берг и Сякина, а Костя аккуратно вложил его в альбом.
Ведомая Жемчужным, я вместе с ним вышла на нужной остановке, и мы направились по бульвару в сторону высотного здания. Тем временем облака на небе сгущались и грозили человеческому населению затяжным проливным дождем. Как назло, зонтов-то мы с Костей как раз и не взяли. Зябко кутаясь в куртку, я заметила, как многие прохожие ускорили шаг, чтобы скрыться дома или в рабочем кабинете до того, как их накроет холодная лавина воды. Мы с Жемчужным тоже пошли быстрее.
— Воронеж вообще дождливый город, — сказал Костя, и я поняла, что и он тоже отвлекся на дождь. — Впрочем, наверное, не более, чем другие города в подобное время года. Мой брат выбрал для смерти не очень удачный сезон.
— Он его не выбирал, — напомнила я. — За него решил кто-то другой. А если быть откровенной, то любой сезон не очень подходит для смерти.
— Мы оба, оказывается, философы, — рассмеялся Костя.