Он смотрел, как я насыпаю кофе, наливаю кипяток, размешиваю. Когда он убедился в том, что я обеспечен кофе, то повернулся и пошел обратно в комнату. Я послушно проследовал за ним.
— Вы не чувствуете себя одиноким? — спросил гость, опускаясь на диван. Он двигался не очень уверенно, словно был немного пьян или ему давил под мышками пиджак.
— Мне некогда чувствовать себя одиноким, — сказал я. И удивился тому, что принимаю так спокойно пришельца, без спросу вторгшегося в мою квартиру поздним вечером.
— Даже сегодня?
— А чем сегодня хуже, чем вчера? — спросил я.
— Почему вы до сих пор не женились? — спросил гость. Его лицо оставалось в тени, и я не видел, какого цвета у него глаза.
— Меня девушки не любят, — сказал я.
— А может быть, вы привыкли к одиночеству и предпочитаете остаться один?
— Я ценю одиночество, только вряд ли вы сможете понять почему.
— Попробуйте объяснить.
— Я провел много лет в детском доме, где слова «одиночество» не существует. И первое, что я сделал, получив эту квартиру, — запер за собой дверь, разделся догола и весь день в таком виде бродил по комнате.
— Вы правы, мне это чувство непонятно, — согласился гость.
Теперь наступила моя очередь задавать вопросы, чем я и воспользовался.
— Как вы ко мне попали?
— Я прилетел, — ответил гость. Впрочем, этот ответ я предугадал. — Окно было открыто.
Он глядел на меня, чуть склонив голову набок, словно ожидал, что я выкажу изумление. Но я не изумился. Я сам не раз пытался полетать. Только никак не мог удержать равновесия. Это труднее, чем оторваться от земли.
Человек покачал головой.
Тут я заметил, что у него на носу очки — старенькие, в толстой пластиковой оправе. Разве у него раньше были очки?
— Были, — догадался гость. — Человек в очках выглядит безопасным. Наверное, оттого, что очки можно разбить одним ударом.
Человек с неудовольствием смотрел, как я отхлебываю кофе. Было душновато, а я пил кофе.
Человек отвернулся от меня и пошел вдоль стеллажей, читая названия книг.
— Много лишнего, — вынес он приговор. — Всего не перечитать. А если и перечитать, то ничего не получишь взамен. Чтение непроизводительно. Скоро вы это сами поймете.
Мне не хотелось ничего понимать. Я устал, и меня клонило в сон. Может же человек хотеть спать после трудового дня?
— Итак, — сказал гость, как бы пародируя доктора, — вы не раз задавали себе вопрос: почему я не такой, как другие? С раннего детства вы привыкли таиться, обманывать, лукавить, потому что нет большей опасности погибнуть в детской стае, чем показаться иным, умнее других, смелее других. Ты несешь друзьям свой талант, а друзья в отвращении отворачиваются или кидают в тебя каменьями.
— Я такой, как все! — поспешил я с ответом, чем вызвал печальную ухмылку на никаком лице гостя.
— Я полагаю, что еще в младших классах ты учился лучше, чем остальные, и тебе не составляло усилий быть лучшим… — Незаметно для меня он перешел на «ты». Бог с ним — он явно старше. — Когда я разыскивал тебя, Гарик, — продолжал гость, — то познакомился не только с характеристиками на тебя и анонимными письмами. Я убедился, что с годами ты все лучше умел притворяться, казаться тупее, чем был на самом деле.
— Чепуха!
— А кто сломал модель самолета, которая могла летать быстрее настоящего самолета?
— Это Петька Лукин на него нечаянно наступил!
— Ты толкнул Петьку Лукина. Он, кстати, в этом уверен.
— Вы и с ним говорили?
— И не только с ним.
— Вы знаете обо мне…
— Больше, чем ты сам. И знаю, как тяжко молодому человеку, мальчику заставлять себя таиться, пригибаться от славы, зная, что за вспышкой славы последует тень презрения, зависти, ненависти…
— А второй приз на районной математической олимпиаде? — спросил я, будто был не согласен с гостем.
— Второй! А почему не первый на городской олимпиаде? А специальную стипендию на физическом факультете университета ты не смог бы получить?
Я пожал плечами. К чему этот напор и натиск?
— И дернуло же тебя идти на исторический!
Я понял, что он говорит, не раскрывая рта. А я слышу его. Неужели он телепат?
— Не отвлекайся! — потребовал гость. — Ответь мне честно: зачем ты пошел на исторический — в эту тупиковую псевдонауку?
— Потому что я люблю историю. Потому что я родился археологом. Потому что вернуть к жизни прошлое — значит дать новую жизнь людям, которые надеялись на бессмертие и оказались забыты. Это мои счеты с вечностью.
— Перестань! — приказал гость. — Прошлое не может интересовать сознательное существо. Есть только будущее, и туда должен быть устремлен разум.
— Видно, мы с вами по-разному относимся к мирозданию.
— Мы не можем относиться по-разному, — сказал гость, — потому что вся ваша история — это всплески молодой энергии, это тупиковые ветви растущего сознания.
— И я буду таким, как вы?
— Вот именно, — обрадовался гость. — Мы одной крови — ты и я.
— Не понимаю.
— Поймешь, сейчас поймешь. Давай задумаемся о твоих способностях, о тех качествах, которых лишены твои друзья и знакомые. Например, о силе внушения. Ты же можешь внушить любому человеку черт знает что!
Гость тут же превратился в небольшого каменного сфинкса. Сфинкс заговорил голосом гостя:
— Надеюсь, этим я тебя не удивил?
— Чего уж там, — ответил я и превратился в верблюда. Ведь сфинксу одиноко без нормального верблюда по соседству. Если бы нас увидела Катрин, она бы влезла на верблюда и стала кататься вокруг сфинкса.
— Отлично получается! — похвалил меня гость. — Но это лишь верхушка айсберга. Многие твои качества еще дремлют. И их открытие впереди.
— А что я умею делать?
— Скоро ты научишься летать. Невысоко и с большой тратой душевных сил, но научишься обязательно. Тебе уже хочется подняться в воздух.
— Разве это не нарушение физических законов?
— Смотря каких законов, — проворчал гость. — Ты же не знаешь современной физики.
— Чего я еще не знаю? Современной химии? Современной биологии?
— Ты не безнадежен. Но продолжим перечисление твоих способностей. Ты быстро читаешь?
— Более или менее.
— Чепуха! Тебе достаточно взглянуть на страницу — и ты запоминаешь ее целиком. В классе ты тщательно таил этот талант, чтобы не вызвать зависть друзей. Ты складываешь, вычитаешь, извлекаешь корни с такой легкостью и быстротой, что мог бы с успехом выступать на эстраде. Ты уже сейчас можешь не спать несколько суток и столько же обходиться без еды.
— Мне не приходилось еще обходиться несколько дней без еды.
— Попробуй. Как существу, обладающему особыми способностями, тебе неудивительны такие способности в других. Ты умудрился не удивиться моему появлению в запертой квартире и заявлению, что я взлетел на четвертый этаж.
— Удивился, удивился!
Но он уже не слушал меня. Его голос дрожал от пафоса:
— По принятым меркам, ты — потенциальный гений! Но далеко не всеми своими способностями ты умеешь распоряжаться и о большинстве их даже не подозреваешь.
— Значит, я, слава богу, не гений! — прервал я. — Потому что просто гения не бывает. Гений — это особое развитие таланта. Конкретного таланта.
— Давай не будем спорить по пустякам!
— Ничего себе — пустяки! Ко мне приходит незнакомый человек и объявляет меня гением. Затем, правда, сообщает, что я еще ничего не могу и не умею. А вы умеете?
Ничего не ответив, гость растворился в воздухе и окликнул меня сзади, из дверного проема. Потом не спеша подошел к книжному стеллажу и показал другой фокус — вынул книгу и кинул ее перед собой. Книга замерла в воздухе. Мне очень хотелось, чтобы она, болезная, поскорее упала куда-нибудь, не мучилась. Но через полминуты, с некоторым напряжением, скривив рот, гость поставил ее на место.
— И мне все это предстоит? — без особого энтузиазма спросил я.
— Это далеко не все! — Гость говорил напыщенно, словно продавал мне Британскую энциклопедию, а я, дурак, не мог оценить величия этого многотомника.
— С меня достаточно.
— Не пытайся показаться глупее, чем ты есть на самом деле. В отличие от друзей-детдомовцев, я вижу тебя насквозь.
Я покорно склонил голову.
Нельзя сказать, что я не был заинтригован. Более того, я вовсе не думал, что мой гость — фокусник или жулик. В нем была сногсшибательная искренность, граничившая с занудством. У таких людей не бывает чувства юмора.
— Однако я должен тебя предупредить, — сообщил гость, — что в полном объеме ты сможешь раскрыть свои возможности, только если окажешься в окружении себе подобных.
— Вы хотите сказать, что я мутант? — вздохнул я. — Что я генетический урод? Но не один в своей беде?
— Нет, — серьезно возразил гость, — объяснение твоим странностям лежит в том, что ты здесь чужой.
— Где здесь?
— На Земле.
— Нет. — Я сопротивлялся как лев. — Я родился в поселке Дворцы Вологодской области. Мои родители погибли при лесном пожаре. Вернее всего, они были туристами. От них и следа не осталось. А я выжил. Меня нашли пожарные и принесли в поселок.
— Ты это помнишь?
— Это есть в документах. Когда меня брали в детский приемник, то все это записали.
— Ты сам не уверен в том, что говоришь.
— Ну, я же был маленький! Вот такой маленький!
— Тогда выслушай правду. И не возражай, хотя она покажется невероятной. Тебя потеряли. Тебя потеряли и думали, что ты погиб вместе с родителями.
— Вот именно, — сказал я.
— Не перебивай. Твои родители находились на космическом корабле. На разведывательном космическом корабле. Их корабль потерпел бедствие. Он погиб. Тебя успели выбросить из корабля в спасательной капсуле. Потом корабль упал. Лес загорелся. Пожарные очень удивлялись, почему ты не пострадал. Но тебя же окружало силовое поле. До тех пор, пока твоей жизни грозила опасность.
Я слушал его и внутренне соглашался. Потому что он был вполне серьезен и деловит, как почтальон, принесший вам повестку в суд. Его дело — сообщить. Ваше дело — явиться. Но меня-то мучило совсем другое.
— Допустим, — сказал я, — что вы правы. Тогда как я должен выглядеть… как я выгляжу на самом деле?
— Примерно так же, как ты видишь себя в зеркале.
— То есть я — человек?
— Определение неточное. Но если ты слышал о панспермии…
— Да. Если верить этой теории, все люди в Галактике произошли из одного семени. Они все — люди!
— Именно так! Ты понимаешь, что мы не всесильны. Как мы могли бы запрограммировать тебя на много лет вперед?
— Ну и слава богу, — сообщил я с облегчением. — Я боялся, что вы сейчас сообщите, что я — разумный паук в человеческой оболочке.
— Глупости!
— И генетически я тоже человек?
— Разумеется. Ты можешь здесь жениться, иметь детей… Но этого не будет.
— Почему же?