Помоги проекту - поделись книгой:
— А Гэндальф – за, — напомнил Леголас.
— Но Гэндальф и сам решил идти и погиб первым, — заметил Гимли. — Способность предвидеть подвела его.
— Совет Гэндальфа не преследовал цель обеспечить безопасность ему или остальным, — возразил Арагорн. — Есть дела, за которые лучше взяться, чем отказаться от них, пусть даже итог может оказаться мрачным. Но я еще не собираюсь уходить с этого места. Как бы ни было, нужно дождаться утра.
Они устроили привал чуть в стороне от поля битвы, под развесистым деревом, похожим на каштан. На нем сохранилось множество широких коричневых прошлогодних листьев, похожих на сухие ладони с длинными растопыренными пальцами. Листья скорбно шуршали на ночном ветру.
Гимли дрожал. Путники захватили с собой только по одному одеялу. — Давайте разожжем костер, — предложил гном. — Плевать на опасность. Пусть орки сбегутся, как мошкара летом на огонь.
— Если эти бедолаги-хоббиты заблудились в лесу, костер может привлечь их, — прибавил Леголас.
— А может привлечь и других, не орков и не хоббитов, — сказал Арагорн. — Мы близки к горным пределам земли предателя Сарумана. К тому же мы на самом краю Фангорна, а говорят, опасно трогать деревья в этом лесу.
— Но рохирримы устроили здесь вчера большой костер, — заметил Гимли, — и, как видите, рубили для него деревья. Однако покончив с работой, они благополучно провели здесь ночь.
— Их было много, — сказал Арагорн, — и им не нужно бояться гнева Фангорна, потому что они редко появляются здесь и не заходят под деревья. Но наша дорога наверняка уведет нас в самую чащу, поэтому будьте осторожны! Не срубайте живых деревьев!
— В этом нет необходимости, — сказал Гимли. — Всадники оставили достаточно щепок и ветвей, а в лесу много бурелома. — Он набрал дров и занялся разведением костра, но Арагорн сидел молча, в глубокой задумчивости, прислонившись спиной к дереву, а Леголас, стоя на опушке, глядел в глубокую тьму леса, наклонившись вперед, словно прислушивался к отдаленным голосам.
Когда гном разжег маленький яркий костер, трое товарищей, кутаясь в плащи, уселись вокруг, загородив собой пламя. Леголас взглянул на ветви дерева над ними.
— Смотрите! — показал он. — Дерево радо огню!
Возможно, танец теней породил обман зрения, но каждый из путников ясно увидел, как ветви закачались, склоняясь к пламени; бурые листья встали торчком и терлись друг о друга, словно множество озябших морщинистых рук, наслаждающихся теплом.
Воцарилось молчание – все внезапно ощутили присутствие темного незнакомого леса, близкого, мрачного и таинственного. Через некоторое время Леголас снова заговорил.
— Келеборн предупреждал, чтобы мы не слишком углублялись в Фангорн. Почему, Арагорн? Какие предания об этом лесе слышал Боромир?
— Я слышал много рассказов и в Гондоре, и в других местах, — ответил Арагорн, — но если бы не слова Келеборна, я счел бы их попросту сказками, которые сочиняют люди, когда им не хватает знаний. Я как раз хотел спросить вас, какова истина. Но если этого не знает лесной эльф, откуда же знать человеку?
— Вы путешествовали больше моего, — заметил Леголас. — В своей земле я ничего не слышал о Фангорне, кроме песен об онодримах, которых люди зовут энтами, – они жили здесь много лет назад: Фангорн очень стар, даже у эльфов память короче.
— Да, он стар, — согласился Арагорн, — стар, как лес у Могильников, и даже еще старше. Эльронд говорил, что эти два леса похожи, они последние оплоты древних могучих лесов, где перворожденные жили, когда человек еще спал. Но у Фангорна есть и свои тайны. Я о них ничего не знаю.
— А я так не желаю знать, — сказал Гимли. — Пусть обитатели Фангорна не беспокоятся на мой счет.
Установили дежурство, и первая очередь выпала Гимли. Остальные легли и почти мгновенно уснули. — Гимли, — сонно сказал Арагорн. — Помните: в Фангорне опасно срубать ветку или прут с живого дерева. Но не отходите далеко в поисках сухих ветвей. Лучше пусть погаснет огонь. Будите меня в случае необходимости!
И он уснул. Леголас уже лежал неподвижно, сложив руки на груди, с открытыми глазами, соединяя, по эльфийскому обыкновению, глубокий сон с ночным бдением. Гимли сидел на корточках у костра и задумчиво водил пальцем по лезвию своего топора. Тишину нарушал только шелест деревьев.
Вдруг Гимли поднял голову: на краю освещенного пространства, опираясь на посох, стоял завернутый в просторный плащ согбенный старик в надвинутой на глаза широкополой шляпе. Гимли вскочил и от изумления даже не вскрикнул, хотя у него мелькнула мысль, что Саруман их настиг. Арагорн и Леголас, разбуженные внезапным движением гнома, сели и уставились на пришельца. Старик не говорил и не шевелился.
— Отец, что мы можем для вас сделать? — спросил Арагорн, вскакивая на ноги. — Идите к костру, обогрейтесь, если замерзли! — Он сделал шаг вперед, но старик исчез. Поблизости не осталось даже его следов, а искать вдали от огня они не решились. Луна зашла, и ночь была очень темной.
Неожиданно Леголас вскрикнул: — Лошади! Наши лошади!
Лошади пропали. Они выдернули из земли колышки, к которым были привязаны, и исчезли. Некоторое время три товарища стояли молча и неподвижно, обеспокоенные новым ударом судьбы. Они находились на краю Фангорна, и бесконечные лиги отделяли их от роханцев, их единственных друзей в этой обширной и опасной земле. Им показалось, что где-то далеко в ночи ржут кони. Потом все затихло, только холодный ветер шелестел в кронах.
— Что ж, лошади исчезли, — сказал наконец Арагорн. — Мы не можем найти их и поймать, так что, если они не вернутся по своей воле, придется обойтись без них. Мы пустились в путь пешком, пешком его и продолжим.
— Пешком! — изрек Гимли. — На своих двоих далеко не уйдешь! — Он подбросил дров в огонь и пригорюнился.
— Всего несколько часов назад вы не желали садиться на роханскую лошадь, — засмеялся Леголас. — Ничего, вы еще станете заправским конником.
— Вряд ли у меня будет такая возможность, — вздохнул Гимли.
— Если хотите знать, что думаю я, — начал он спустя некоторое время, — по-моему, это был Саруман. Кто же еще? Вспомните слова Эомера:
— Не премину, — отозвался Арагорн. — Но знаете, что я заметил? Старик был в шляпе, а не в капюшоне. И все же не сомневаюсь, что ваша догадка верна и что здесь нам и днем, и ночью угрожает большая опасность. Однако сейчас мы ничего не можем сделать, остается только отдыхать. Теперь я подежурю, Гимли. Мне нужно не столько поспать, сколько подумать.
Ночь тянулась медленно. Леголас сменил Арагорна. Гимли сменил Леголаса. Больше ничего не произошло. Старик не появлялся, и лошади не вернулись.
Глава III
Урук-хай
Пиппину снился мрачный тревожный сон: ему чудился собственный слабенький голос, эхом отдающийся в темном туннеле: «Фродо, Фродо!» Но вместо Фродо из полумрака на него смотрели сотни отвратительных, ухмыляющихся оркских физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон тянулись к нему. Где же Мерри?
Пиппин очнулся. Холодный ветер дул в лицо. Он лежал на спине. Наступал вечер, небо темнело. Хоббит повернулся и обнаружил, что сон мало чем хуже яви. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом с ним, белый как полотно, лежал Мерри с грязной повязкой на лбу. А вокруг стояло и сидело множество орков.
В гудящей голове Пиппина медленно сложилось из кусочков и отделилось от сна воспоминание. Конечно: они с Мерри побежали в лес. Что случилось с ними потом? Почему они сорвались с места, не слушая старину Странника? Они бежали и кричали. Пиппин не мог вспомнить, далеко ли они убежали и сколько это продолжалось. Неожиданно они наткнулись на большой отряд орков: те стояли и слушали, притворяясь, что не замечают Мерри и Пиппина, пока хоббиты не оказались почти у них в лапах. Тогда орки завопили, и из-за деревьев выбежало еще множество орков. Пиппин с Мерри обнажили клинки, но орки не собирались с ними сражаться, а старались лишь захватить их, даже когда Мерри отрубил несколько вражьих рук и ног. Добрый старый Мерри!
Потом из-за деревьев выскочил Боромир. Он заставил орков драться и многих убил, а остальных обратил в бегство. Хоббиты пошли обратно, но не успели отойти далеко, как орки напали вновь, не менее сотни орков, и среди них очень большие. Они выпустили дождь стрел – все в Боромира. Боромир так затрубил в свой большой рог, что лес зазвенел, и вначале орки растерялись, но, не услышав никакого ответа, кроме эха, напали яростнее прежнего. Больше Пиппин ничего не помнил. Последнее его воспоминание – Боромир, прислонившись к дереву, выдергивает стрелу. Затем внезапно наступила тьма.
«Вероятно, меня ударили по голове, — сказал он себе. — Тяжело ли ранен бедный Мерри? Что теперь с Боромиром? Почему орки не убили нас? Где мы и куда направляемся?»
Ни на один вопрос он не мог ответить. Было холодно и тошно. «Как жаль, что Гэндальф переубедил Эльронда, и тот отпустил нас, — подумал он. — Что толку было от меня в этом путешествии? Я лишь помеха, обуза, дорожная кладь. А теперь меня украли, и я стал дорожной кладью для орков. Надеюсь, Странник или кто-нибудь придет и освободит нас! Но могу ли я надеяться на это? Не нарушит ли это планы Товарищества? Ах, если бы освободиться!»
Он некоторое время пытался развязаться, но тщетно. Один из орков, сидевших рядом, засмеялся и что-то сказал товарищу на своем отвратительном языке. — Отдыхай, пока можешь, маленький олух! — рявкнул он Пиппину на вестроне, который в его устах звучал почти так же мерзко. — Отдыхай, пока можешь! Скоро мы зададим работу твоим ногам. Ты еще пожалеешь, что они у тебя есть, пока мы доберемся домой.
— Была бы моя воля, ты бы пожалел, что не умер! — захрипел другой. — Я заставил бы тебя попищать, жалкая крыса! — Он склонился над Пиппином, приблизив желтые клыки к его лицу. В руках орк держал черный нож с длинным зазубренным лезвием. — Лежи спокойно, или я пощекочу тебя вот этим! — прошипел он. — Не привлекай к себе внимания, а не то я могу забыть о приказе. Будь прокляты исенгардцы!
До смерти испуганный Пиппин замер, хотя боль в запястьях и лодыжках усиливалась, а камни врезались в спину. Чтобы отвлечься, он внимательно вслушивался в происходящее вокруг. Слышалось множество голосов, и хотя в речи орков постоянно звучали ненависть и гнев, было ясно: начинается что-то вроде ссоры, все более жаркой.
К своему удивлению, Пиппин обнаружил, что довольно много понимает: большинство орков использовало общий язык. Очевидно, здесь присутствовали представители двух или трех различных племен, не понимающих языка друг друга. Гневные споры касались того, что делать дальше: куда направиться и как быть с пленниками.
— Нет времени убить их должным образом, — сказал один. — В нынешнем походе не порезвишься.
— Тут уж ничего не поделаешь, — ответил другой. — Но почему бы не убить их прямо сейчас, наскоро? Они, будь им пусто, обуза, а мы торопимся. Наступает вечер, и нам нужно идти.
— Приказ! — прозвучал третий голос, похожий на низкое рычание. — «Убить всех, КРОМЕ недомерков. Их доставить ЖИВЬЕМ и как можно быстрее». Таков полученный мной приказ.
— Зачем они нужны? — раздалось сразу несколько голосов. — Почему живьем? Они – вкусная дичь?
— Нет! Я слыхал, что у одного из них есть что-то очень нужное для войны, какая-то эльфийская хитрая штука. Во всяком случае, обоих допросят.
— И это все, что ты знаешь? Почему бы не обыскать их и не узнать, в чем дело? Мы можем найти что-нибудь полезное для себя.
— Очень интересное замечание, — послышался голос, более мягкий, но и более злобный, чем остальные, — я могу доложить об этом. Пленников
— И мной, — подхватил бас. —
— Нас это не касается, — возразил один из прежних голосов. — Мы пришли из самой Мории убивать и мстить за своих. Я хочу убить, а потом вернуться на Север.
— Хоти! — проворчал бас. — Я Углук. Я здесь командую. Я возвращаюсь в Исенгард кратчайшей дорогой.
— Разве Саруман — хозяин Великого Ока? — спросил злобный орк. — Мы должны немедленно вернуться в Лугбурц.
— Если б можно было переправиться через Великую Реку – да, — сказал другой голос, — но нас слишком мало, чтобы пробиться к мостам.
— Я переправился через реку, — сказал злой голос. — Крылатый назгул ждет нас на восточном берегу.
— Может быть, может быть! И вы удерете с нашими пленниками и загребете в Лугбурце все денежки и славу, а нас бросите топать пешком через страну лошадей? Нет, надо идти вместе. Эти земли опасны: тут полно всяких подлых бунтовщиков и разбойников.
— Как же, как же, идти вместе! — зарычал Углук. — Я не доверяю вам, маленькие свиньи! Вы ничего не знаете, кроме своего хлева. По мне, сбегите хоть все. Мы боевые урук-хай! Мы убили великого воина. Мы захватили пленников. Мы слуги Сарумана Мудрого, Белой Руки, руки, питающей нас человечиной. Мы пришли из Исенгарда и привели вас сюда – и отведем вас обратно той дорогой, которую выберем. Я Углук. Я сказал все.
— Ты довольно наговорил, Углук, — прозвучал злобный голос. — Интересно, как к этому отнесутся в Лугбурце? Там могут решить, что плечи Углука следует освободить от пустой головы. Могут полюбопытствовать, откуда такие странные мысли. Может, от Сарумана? Да кем он себя мнит, что самовольно помечает людей своими паршивыми белыми значками? Там согласятся со мной, с Гришнахом, своим верным посланником. И я, Гришнах, говорю вот что: Саруман глупец, грязный предатель и глупец! Но Великое Око знает о нем.
— Ах,
В ответ послышались многоголосые вопли на языке орков и звон оружия. Пиппин осторожно перекатился на бок, стараясь увидеть, что происходит. Его охрана тоже ввязалась в перепалку. В полумгле хоббит увидел большого черного орка, вероятно, Углука, стоявшего лицом к лицу с Гришнахом, низкорослым кривоногим существом, чрезвычайно широкоплечим, с длинными руками, свисающими почти до земли. Вокруг них толпилось множество орков помельче. Пиппин предположил, что они с Севера. Орки повыхватывали мечи и ножи, но не решались напасть на Углука.
Углук гаркнул. Набежало множество орков почти одного с ним роста. Затем без предупреждения Углук прыгнул вперед и двумя короткими ударами срубил головы двум своим противникам. Гришнах отступил и исчез в тени. Остальные дрогнули, а один, пятясь, споткнулся о лежащего Мерри и с проклятием упал на него. Но этим он, вероятно, спас себе жизнь, потому что орки Углука перемахнули через него и широкими мечами зарубили другого орка. Это был желтозубый охранник. Его тело упало на Пиппина. Руки все еще сжимали длинный зазубренный нож.
— Бросай оружие! — рявкнул Углук. — И впредь не болтайте глупостей. Мы пойдем точно на запад и спустимся по лестнице. Отсюда прямо к холмам и вдоль реки к лесу. И будем идти день и ночь. Ясно?
«Ну, если этому уроду понадобится еще хоть немного времени, чтобы совладать со своей шайкой, еще не все потеряно,» — подумал Пиппин. В нем проснулась надежда. Кромка черного лезвия уперлась ему в руку и скользнула к запястью. Он почувствовал, как на ладонь потекла струйка крови, но ощутил и холодное прикосновение стали к коже.
Орки собирались в дорогу, но часть северян еще артачилась, и исенгардцы убили еще двоих, прежде чем остальные покорились. Было много ругани и суматохи. На какое-то время Пиппин остался без охраны. Ноги его были крепко связаны, но руки стянуты впереди и лишь перехвачены веревками повыше запястий. Он мог ими двигать, хотя путы были немилосердно тугие. Хоббит столкнул мертвого орка в сторону, потом, не смея вздохнуть, начал тереть узел веревки о лезвие ножа. Лезвие было острым, а мертвая рука крепко держала его. Наконец веревка была перерезана! Пиппин быстро придал ей прежний вид – теперь она обвивала руки свободными петлями. Потом он лег и лежал очень тихо.
— Поднимите пленников! — приказал Углук. — И не пытайтесь ничего с ними сделать! Если они не доживут до нашего возвращения, кто-нибудь еще лишится жизни!
Какой-то орк подхватил Пиппина, точно куль, просунул голову в связанные руки хоббита, схватил его за локти и дернул вниз, так что Пиппин уткнулся лицом ему в загривок, после чего резво пошел вперед. Другой так же обошелся с Мерри. Хищная лапа орка железной хваткой сжимала руки Пиппина, когти вонзались в тело. Пиппин закрыл глаза и снова погрузился в тревожное беспамятство.
Неожиданно его снова бросили на каменистую землю. Была ранняя ночь, но тонкий серп луны уже почти скрылся на западе. Они находились на каменном краю утеса, нависавшего над морем бледного тумана. Неподалеку шумел водопад.
— Разведчики наконец вернулись, — проговорил совсем рядом какой-то орк.
— Ну, что вы обнаружили? — прорычал Углук.
— Только одинокого всадника, да и тот ехал на запад. Сейчас все спокойно.
— Сейчас! Ну-ну. А надолго ли? Глупцы! Надо было убить его! Он поднимет тревогу. Проклятые лошадники уже к утру прознают о нас. Теперь придется идти вдвое быстрее!
Над Пиппином склонилась тень. Это был Углук. — Сядь! — приказал орк. — Мои парни устали тащить тебя. Мы начинаем спуск, и тебе придется идти самому. Будь паинькой. Не кричи и не пытайся бежать. У нас есть много способов усмирять штукарей. Они не придутся тебе по вкусу, хоть и не уменьшат твоей ценности для хозяина.
Он разрезал путы на ногах Пиппина и, схватив хоббита за волосы, поставил его на ноги. Пиппин упал, но Углук вновь ухватил его за волосы и дернул вверх. Орки засмеялись. Углук сунул Пиппину в зубы горлышко фляжки и влил хоббиту в горло немного обжигающей жидкости. Пиппин почувствовал, как по телу прошла жгучая волна. Боль в руках и ногах исчезла. Он мог стоять.
— Теперь давайте другого! — сказал Углук. Он подошел к Мерри, лежавшему поблизости, и пнул его. Мерри застонал. Грубо схватив хоббита, Углук придал ему сидячее положение и сорвал с головы повязку. Потом смазал рану какой-то темной мазью из маленького деревянного ящичка. Мерри закричал и дико забился.
Орки захлопали в ладоши и заулюлюкали. — Слабак! — насмехались они. — Не понимает своей пользы! Ай! Как мы потом повеселимся!
Но пока Углук не желал веселиться. Нужно было торопиться, и он хотел поставить на ноги своих невольных спутников. Он лечил Мерри по методу орков, и лечение действовало быстро. Заставив Мерри глотнуть из фляжки, он перерезал веревки и поставил его на ноги. Мерри остался стоять. Он был бледен и угрюм, но очень боек и держался вызывающе. Рана на лбу была не опасна, но ему суждено было сохранить бурый шрам до конца своих дней.
— Привет, Пиппин! — сказал он. — Так ты тоже участвуешь в этой маленькой экспедиции? Когда же мы получим ужин и постель?
— Придержи язык! — прикрикнул Углук. — Не переговариваться! Обо всех ваших выходках я доложу, и хозяин найдет, как расплатиться с вами. Будет вам и постель, и ужин – такой, что брюхо лопнет.
Отряд орков начал спускаться по узкому ущелью, ведущему на туманную равнину. С ним спускались Мерри и Пиппин, разделенные дюжиной орков. Ступили на траву, и сердца хоббитов дрогнули.
— Теперь прямо! — крикнул Углук. — На запад и чуть к северу. Идите за Лугдушем.
— Но что мы будем делать, когда взойдет солнце? — спросил один из северян.
— Бежать как бежали! — ответил Углук. — А вы что думали? Сидеть на травке и ждать, когда белокожие присоединятся к нашему пикнику?
— Но мы не можем бежать при солнечном свете.
— Сможете, если я побегу за вами! — сказал Углук. — Марш! Или не видать вам ваших любимых нор! Клянусь Белой Рукой! Что толку посылать в дорогу горных червей, обученных лишь наполовину? Бегом марш, разрази вас гром! Бежать, пока не рассвело!
И отряд пустился бежать длинными петляющими скачками. Орки двигались в беспорядке, толкаясь, пихаясь, перебраниваясь и ссорясь, но все же очень быстро. Каждого хоббита сторожили трое охранников. Пиппин шел далеко позади, в конце колонны. Он размышлял, долго ли сможет выдержать такую скорость: с самого утра он ничего не ел. У одного из охранников был хлыст. Но пока оркский напиток продолжал действовать, Пиппин, совершенно очнувшийся от сна, шел и размышлял.
То и дело перед ним невольно вставало худощавое лицо Странника, склонившегося к темному следу, и летело, летело за ними. Но что мог разглядеть даже Скиталец, кроме запутанного следа орков? Маленькие следы Пиппина и Мерри были затоптаны множеством подкованных железом сапог.
Они отошли от утеса всего на милю, когда земля стала понижаться и перешла в широкую неглубокую низину с мягкой и влажной почвой. Здесь лежал туман, тускло отражая последний свет луны. Впереди темные фигуры орков расплывались и исчезали в светлой мгле.
— Эй! Стой! — закричал позади Углук.
Пиппина неожиданно осенило, и он немедленно начал действовать. Свернув вправо и увернувшись от рук охранников, он нырнул в туман, упал и растянулся на траве.
— Стой! — заорал Углук.
На мгновение воцарилась суматоха. Пиппин вскочил и побежал. Но орки погнались за ним. Неожиданно справа и чуть впереди появились еще фигуры.
«Убежать нечего и надеяться! — подумал Пиппин. — Зато, надеюсь, я оставил на влажной земле достаточно ясные следы». — Связанными руками он зашарил у горла и отцепил застежку от плаща. В миг, когда его схватили несколько длинных рук с жесткими пальцами, он выронил ее в траву. — «Там она пролежит до конца времен, — подумал Пиппин. — Не знаю, зачем я сделал это. Если остальным удалось спастись, они, вероятно, ушли вместе с Фродо».
Хлыст обвился вокруг его ног, и Пиппин с трудом сдержал крик.
Поделиться книгой: