Игры с судьбой. Книга третья

И сейчас желание это меньше не стало. Только безумно, до судорожных вздохов, до рыданий хотелось жить. До боли, до крови, до умопомрачения хотелось вернуть того, светлого наивного мальчишку, который однажды приехав в Амалгиру, был зачарован ей, пленен, да так и оставил свою жизнь в подарок Рэне, возвращаясь сюда…, всегда; как зверь возвращается в логово, даже смертельно раненым.

Больно было от понимания того, как Судьба покуражилась над тем светлым, чудным созданием, словно вывернув ему душу наизнанку, потихоньку, режа по живому, отрывая кусками наивность, веру, честь, вместо них пришивая подозрительность, бессердечие, гордыню. Заставляя вместо порывов души больше слышать доводы холодного, остуженного обидами и недоверием, рассудка.

И неожиданно, следом воспоминанию, тонкой тени, еще сущей при свете дня, разлилось горечью по сердцу понимание, что не так много и утрачено, и что можно было б вернуть, все вернуть, если б только душа, истомившись надеждой любви, еще б хоть раз вспыхнула пламенем не памяти о былом, а огнем настоящей, той самой, безбрежной сияющей страсти.

'Ты никого не любишь, Аретт, — пришло понимание, сдавив грудь. — Никого. Ни других, ни себя. Любовь, она преград не знает. Но не оставили тебе и крохи любви. Только память, давнее, дальнее эхо, того, чего больше не испытать'.

На несколько секунд он остановился у обрыва, с легкой улыбкой смотря вниз, туда, где пенными бурунами была усеяна пропасть цвета аквамарина.

— И все же Аретт умер, — произнес он одними губами.

Отступив от края обрыва, перевел взгляд к небу и снова улыбнулся.

— Аретт. — тихий голос Фориэ оборвал наваждение. — Почему мы стоим?

— Сейчас, — отозвался он, вдыхая воздух полной грудью. — Идем….

И снова по узенькой тропке, огибая дом, к замаскированной норе тайного хода, по темному коридору, полной гулкой тишины.

На миг, прежде чем войти из темного зева тайного хода в комнаты, остановиться, ловя тишину, дав себе передохнуть и набраться сил.

Солнечные лучи касались медового, словно янтарем инкрустированного паркета, ласкали золотистыми пальчиками панели из яшмы на стенах, заставляли благородно мерцать высокие зеркала. Свет дробился на грани мира и иллюзии. Тени прятались в глубоких складках драпировок, не желая быть изгнанными навек.

Подойдя к зеркалу, Да-Деган усмехнулся, глядя на отражение, устало смотревшее на него из зазеркалья.

Эти огненные пряди, серые спокойные глаза…. Если не знать, так и примешь хитринку во взгляде за откровенность, усталость за вдохновение, боль за поиск чего-то понятного лишь ему одному.

Коснувшись рукой огненных прядей, он стянул с головы парик, бросив его на стол, тряхнув головой, рассыпал лунное серебро собственных волос по плечам и обернулся к своим гостям, с явным удовольствием наблюдая как недоумение проявляется на лице техника, как злое недоверие вспыхнуло в его глазах.

— Вы изрядно поморочили мне голову, — проговорил Да-Деган, усаживаясь в кресло и стаскивая с себя мягкие сапоги.

— Ну, мы квиты, — грустно отозвался тот. — Вы меня одурачили, господин Раттера.

Полуусмехнувшись, полуфыркнув, Да-Деган покачал головой.

— Однако не так, как стоило бы! Надо было оставить вас там, на заводах, что б охрана, наконец-то очнувшись от своего отупения, нашла вас и задала несколько вопросов с пристрастием.

— Аретт, — укоризненно заметила Фориэ, — ты злишься на меня, не забывай.

— Я это не забыл, — продолжил Да-Деган спокойно. — Но у меня нет никакого желания сводить счеты с человеком, который помог мне. Хотите попасть на Софро?

— Шутить изволите? — спросил техник, опасно сверкнув глазами.

— Не изволю, — отозвался Да-Деган, избавившись от сапог. — Я дам вам корабль и снаряжу в погоню самого неуклюжего из перехватчиков Иллнуанари.

— Зачем вам это?

— Отвезете на Софро мой приказ. Передадите его Стратегам, только и всего. У меня нет лишних людей, что б гонять их на Софро. Фориэ нужна здесь, многие из Стратегов, что спелись с контрабандистами, после восстановления Разведки вернулись назад. У меня просто нет никого, к кому б я еще мог обратиться с этой просьбой. Будут еще вопросы?

— Только один. Какие дела могут Вас связывать с Стратегами, господин Раттера? Вы, насколько известно всем, пляшете под дудочку Императора. А был бы голос, — мужчина выразительно посмотрел на алые пряди парика, — То и спели б.

Сжав кулаки до хруста, ударив по темному дереву подлокотника, Да-Деган вскочил на ноги. В глазах плескалась боль, и злая мальчишеская обида.

— Вот даже как! — проговорил он, подскочив к технику. — А я думал, вы поняли. Все же поняли!

— Что я должен был понять?

Отступив, Да-Деган медленно прошел по комнате. Несколько успокоившись, задумчиво ответил.

— Я работаю на Разведку, — проговорил ровным, спокойным тоном. — И так как в прямом противостоянии с Империей Лиге не выстоять, я и захватил Иллнуанари, что б при случае, ослабить Эрмэ, насколько это возможно. Вы отвезете Стратегам приказ, под любым удобным предлогом избегать нападения на заводы Иллнуанари и склады готовой продукции. Я могу предположить, что Данави на первой диверсии не остановится. Нам нужно было поговорить, и я обязан был объяснить ему ситуацию. Но время, его всегда не хватает. А теперь Рахан твердо уверовал в необходимость уничтожения военного и маневренного потенциала Иллнуанари, не подозревая, что тем самым только навредит Лиге.

— Хотите сказать, что вы резидент Разведки?

— Да. Так же, как госпожа Арима.

— Ну и как вы собираетесь ослабить Эрмэ?

— Это — моя забота, — зло, сверкнув глазами, проговорил Да-Деган. — Не беспокойтесь, эти твари, эти сволочи и подонки будут драться с шакалами Императора. Они будут в горло впиваться эрмийцам. Это я обещаю. А как я этого добьюсь, вас не должно волновать.

Остановившись, Да-Деган тяжело вздохнул. Посмотрев на Фориэ, задумчиво добавил, чувствуя, что шалая, случайная мысль заставляет его, то ли хищно, то ли дерзко улыбаться.

— И еще, мне б хотелось поблагодарить Данави за вклад в развитие промышленности на Рэне, — проговорил Да-Деган неожиданно мягко, и обращаясь к Фориэ добавил. — Но так как это невозможно, то от лица Разведки я, пожалуй, поблагодарю его за противодействие Иллнуанари. Подготовьте бумаги, дорогая. Я их подпишу, и отправлю заодно, чтоб не искать другого курьера.

23.

— Представляю, какое лицо будет у Данави, — проговорила Фориэ, расположившись в глубоком кресле у камина, — когда он получит приказ о награждении.

— Какое же? — спросил Да-Деган, глядя на струи воды, текущей по стеклу.

— Какое мы ни разу не видели, — усмехнулась она.

Запахнув халат, она подошла к Да-Дегану и встала рядом, чуть дотронувшись кончиками пальцев его руки.

— Это верно, — отозвался Да-Деган. — Хотел бы я на то посмотреть.

— Умеешь ты наказывать людей, — пробормотала Фориэ. — И где ты этому научился? Получить приказ, подписанный лично шефом Разведки, и увидеть столь ненавистное ему имя. Бедолага не спятит?

— Неврастеников в Разведку не берут, — спокойно ответил Дагги.

— Я спрашиваю, где ты этому научился?

— На Эрмэ, — отозвался Да-Деган, стараясь, что б голос не дрогнул от скрываемой боли. — Император был хорошим учителем. Он старательно выкорчевал из моей души все идеалы. Научил убивать без сожалений и издеваться без причин. Единственное, чему научить меня не удалось, так это испытывать восторг от бессмысленной жестокости. Мне не греет души чужая боль. Поверь.

— А Данави?

— Он получит хороший урок, который запомнит надолго.

— Думаешь?

— Знаю.

Легкая улыбка тронула губы Да-Дегана. Отстранившись, он подошел к столу, на котором живописным натюрмортом стояли бокалы, вино и фрукты. Выбрав сочный оранжевый персик, он вонзил зубы в мякоть, впитывая сладость и аромат.

— Почему ты не позволил мне уехать домой? — спросила Фориэ устало.

— Пусть люди думают, что у нас интрижка.

— Тебе так важно мнение людей? — спросила Фориэ грустно. — По мне так лучше грешным быть, чем слыть…

Кивнув, Да-Деган аккуратно положил косточку на салфетку и, наполнив бокал, поднес его к губам.

— Все мои грешные порывы так же были пресечены там, на Эрмэ, — проговорил он нарочито-легкомысленно. — Так что ныне я не тот шальной юнец, от которого у женщин кругом шла голова. Я — старый брюзга, моя хорошая. Мерзавец, поддонок, и на редкость рассудочная тварь.

— Я не верю. Я помню вас.

— До бунта? — язвительно заметил Аретт. — Забудьте. То был не я. Бедный несчастный калека с изломанной психикой и вечной депрессией.

— Тем не менее, мне казалось, что вы были счастливы тогда.

— Я? Хотя, может вы и правы. Я был счастлив, потому что не понимал на каком я свете и зачем живу. Мне было все равно и то меня спасало. Впрочем, не будем об этом…..

Устроившись в кресле, глядя на яркие языки пламени в зеве камина, Да-Деган невольно вздохнул.

Фориэ, подойдя, положила руки ему на плечи, касаясь кончиками пальцев прядей волос.

Тряхнув головой, он снова отстранился от ее прикосновений.

— Если Вас не затруднит, — усмехнулся он, — на столе есть ножик. Если хотите доставить мне несколько неприятных минут, можете воспользоваться им. Я все же предпочитаю сталь вашим коготкам, мадам.

— Вы пытаетесь казаться злым, — проговорила Фориэ тихо и весомо.

— А вы вечно пытаетесь влезть в душу.

Молчание обволакивало клубами серого дыма, недосказанность давила склизкими щупальцами спрута. Только потрескивали дрова в камине. Да от нежных прикосновений тепла, разгоняющего кровь, накатывалась расслабляющая, притупляющая злость, нега.

И не хотелось ругаться, спорить. Хотелось, что б этот вечер тянулся как можно дольше. Этот тихий, сумрачный вечер, в чем-то странный и неприятный, а в чем-то похожий на сказку.

— Ты не любишь, когда тебе лезут в душу, — заметила Фориэ тихо.

— Не люблю, — отозвался Да-Деган, глядя на то, как женщина ступает по мягким коврам, словно не в силах выбрать направление и цель.

— Скорее, ты боишься, — отозвалась женщина вновь.

— Я не люблю ворошить прошлое и пугать настоящее. Что же касается будущего, то его просто нет.

— Ты не любишь мечтать?

— Я не верю мечтам, — ответил Да-Деган задумчиво. — Когда-то я мечтал слишком много.

— Они не сбылись? Эти твои мечты?

— Ни одна, — улыбнувшись кончиками губ, Да-Деган погладил пальцами дерево подлокотников. — Хотя, нет. Что-то и сбылось. Но сейчас, зная цену, я посоветовал бы тому, юному Ареттару не мечтать.

— Вот как, — прошептала Фориэ, присев прямо на ковер перед камином.

Отблески огня золотили лицо и волосы женщины. Она, не мигая, смотрела в огонь, словно, как древняя пророчица, пытаясь выпытать у пламени ответ на все свои вопросы.

— Вы никому не верите, — произнесла Фориэ внезапно, все так же неотрывно глядя в огонь. — Играете и куражитесь, стараетесь добиваться своих целей. И все в одиночестве. Неужели вам не нужны друзья? Вы весь в себе…. И порой судите себя слишком строго.

— С чего вы взяли? — усмехнувшись, проговорил Аретт. — У меня есть друзья. Вероэс, Лия, Рэй. Теперь вы. Я ведь вам отчаянно небезразличен, верно? Только признайтесь хоть себе в том, что интересен я Вам не как просто самец. Вас же влечет иное. К примеру, моя бессмертная душа.

— Как самец тоже, — ответила Фориэ, не меняя тональности, все тем же ровным и теплым тоном голоса. — По Рэне ходят слухи о ваших гаремах. О девочках и юношах, готовых ублажать вас по первому зову. Об оргиях, творящихся в стенах этого дома.

— Вы разочарованы, не наблюдая того? — рассмеялся Да-Деган.

— Вы не тот за кого себя выдаете. Все эти скандалы, слухи, передающиеся из уст в уста, все эти домыслы вокруг вашей фигуры….

— Я великий мистификатор, мадам. Поверьте, гораздо спокойнее жить, просто распуская слухи, нежели соответствовать им. Это так утомительно.

Фориэ негромко рассмеялась. А отсмеявшись, стала и снова подошла, на этот раз сев рядом, глядя в его глаза.

— Послушайте, Аретт, вы отгородились от всего мира. Спрятались за высоким забором, а душу прикрыли маской. Вы живете, дышите, ходите, вы бесчинствуете и мучаетесь. И при всем том, пытаетесь убедить весь мир в том, что вы счастливы, что вам плевать на все правила и законы. Но ведь этого нет. Ложь, ложь и еще раз ложь! Кому вы лжете, себе?

Выбивая ноготками странный ритм по подлокотнику, Да-Деган смотрел в полыхающие зеленые глаза, чувствуя как, раскачиваясь, падает в пропасть пол под ним, его кресло, он сам.

— Вы полагаете, что я — несчастен? — произнес Да-Деган глухо. — Оказывается, даже умные женщины, при желании, способны увидеть то, чего нет.

Вздохнув, Фориэ опустила взгляд, обхватив свои плечи руками, сидела, напоминая ему своей хрупкостью фигурки из фарфора, которые недавно привез один из контрабандистов, желая выпросить благосклонности у владельца Иллнуанари.

Фигурки были малы и хрупки, чуть просвечивали на свет, наливаясь сиянием. Он любил смотреть на лукавые лица девушек, на тщательно проработанные кружева, поражаясь, как давным-давно руки ремесленника взяли глину и в этой глине отразили — жизнь….

Несмотря на это любование, на наслаждение красотой, на легкий аромат доверительности, витавший меж ними, Да-Деган вовсе не хотел открываться перед Фориэ.

Встав, он медленно направился к дверям, ведущим в его спальню…

— Вы уходите? — спросила Фориэ, подняв голову.

Он остановился, чувствуя, что не хочет уходить от нее вот так, на грани ссоры, заставив чувствовать себя едва ль не виноватой в его бедах.

— Доброй ночи, моя дорогая, светлых вам снов, — произнес он низковатым мягким голосом. — Время позднее, а я не спал три ночи.

Поднявшись, Фориэ подошла к нему, так и не смея поднять взгляда.

— Обнимите меня, — произнесла она, уткнувшись лицом в его плечо. — Не будьте так безразличны. Я люблю Вас. Я же люблю….

Рука коснулась ее волос. Эта рука, сильная и удивительно нежная, мягко, словно локоны ребенка ласкала ее пряди.