Помоги проекту - поделись книгой:
Сара развела руками и недоуменно покачала головой:
– А мне так даже и забавно.
– Все определяется личностной основой, которая не подвержена изменениям, – хмыкнул Мандельбаум. – Сара всегда была человеком достаточно приземленным. Ты просто не принимаешь свой новый разум всерьез, либхен. Для тебя абстрактное мышление – пустая забава. Действительно, к домашней работе оно не имеет никакого отношения. – Он сделал несколько затяжек и, сощурившись, продолжил: – Со мной, Пит, тоже происходит нечто подобное, но я гоню от себя всю эту чушь. Почти все эти вещи как-то связаны с физиологией, а мне сейчас, сам понимаешь, не до нее. Происходит что-то немыслимое. Теперь каждый член профсоюза идет прямиком к нам и начинает объяснять, что же нам следует делать. Приходит, скажем, представитель союза электриков и говорит, что электрики, мол, должны начать забастовку и не прекращать ее до той поры, пока власть в стране не перейдет им в руки! В меня на другой день даже выстрелили из дробовика!
– Что?
Все изумленно уставились на Мандельбаума. Тот фыркнул и пожал плечами:
– К счастью, стрелок был никудышным. Что до темы нашего разговора… Кто-то сбрендил, кто-то растерялся, большинство же просто напугано! Люди, пытающиеся подобно мне как-то удержать эту ситуацию, как-то совладать с нею, только наживают себе врагов. Они стали задумываться почаще, да вот думают они, к сожалению, не о том.
– Верно, – согласился Коринф. – Средний человек… – Его прервал звонок в дверь. – Должно быть, это они. Входите.
В дверях появилась Хельга Арнульфсен. За ее стройной фигурой угадывалось дородное тело Нэйтана Льюиса. Хельга выглядела такой же спокойной и сдержанной, как и всегда, однако под глазами у нее появились тени.
– Не весело, да? – спросила Шейла с участием. Хельга изобразила на лице некое подобие улыбки.
– Кошмары мучают.
– Меня тоже.
При этих словах Шейла содрогнулась.
– Нэт, куда это вы своего психолога подевали? – поинтересовался Коринф.
– В последнюю минуту он раздумал идти с нами, – ответил Льюис. – Он изобрел какой-то новый тест и сейчас не желает думать ни о чем другом. Что до его партнера, то тот наблюдает за тем, как крысы выбираются из лабиринта. Только не надо из-за этого расстраиваться – нам и без них найдется о чем поговорить. – Из всех присутствующих вполне владеть собой удавалось только Льюису – он был слишком увлечен внезапно открывшимися перспективами, чтобы думать о собственных проблемах. Он подошел к столику и взял сандвич. – М-м-м, как вкусно… Шейла, бросала бы ты свою нынешнюю, пресную, как вода, жизнь и шла бы замуж за меня!
– Сменить воду на пиво – так? – робко улыбнулась Шейла.
– Не в бровь, а в глаз! Я смотрю, ты тоже стала другой! Но ты меня явно недооцениваешь – следует говорить не о пиве, а о шотландском виски!
– Перейдем к делу, – произнес мрачным тоном Коринф. – Мы собрались здесь не с какой-то определенной целью. Просто мне представляется, что совместное обсуждение известной всем вам темы позволит нам лучше осознать происходящее и, возможно, приведет нас хоть к каким-то идеям…
Льюис уселся за стол.
– Я смотрю, правительство уже не отрицает того факта, что происходит что-то необычное, – сказал он, кивком головы указав на лежавшую перед ним газету. – Я думаю, иного выхода у них попросту не было… Но от этого паника вряд ли уляжется. Люди напуганы, они не знают, что их может ждать в следующую минуту… Когда я направлялся сюда, я увидел человека, носившегося по улице и кричавшего о том, что наступил конец света. В Центральном парке творилось что-то несусветное. Возле одного из баров скандалили пьяницы, и их уже никто не останавливал. Потом завыли пожарные сирены – где-то за Квинз большой пожар.
Хельга закурила сигарету и, прикрыв глаза, вздохнула.
– Джон Россман уже в Вашингтоне, – сказала она и тут же добавила, обращаясь к Мандельбаумам: – Он появился в Институте пару дней назад, засадил наших умников за исследование этого феномена и, получив некие результаты, которые держатся в секрете, вылетел в столицу. Если кто и сможет разобраться с этой историей, так это он.
– Я не стал бы называть происходящее «историей», – хмыкнул Мандельбаум. – Эти мелочи, которые испытывает каждый из нас, свидетельствуют о каком-то значительном сдвиге. Но составить некую цельную картину происходящего, я думаю, вряд ли возможно.
– Всему свое время, – едва ли не радостно изрек Льюис, взяв со столика чашечку кофе и еще один сандвич. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что в течение ближайшей недели события примут еще более интересный оборот.
– Не подлежит сомнению… – Коринф поднялся из кресла и принялся расхаживать по комнате из стороны в сторону. – Не подлежит сомнению то, что изменения продолжаются. Процесс идет. Насколько можно судить по показаниям наших лучших приборов, которые, как вы знаете, сами подвержены определенным изменениям, он начинает ускоряться.
– Точность измерений достаточно невысока, но мне кажется, следует говорить о гиперболической зависимости… – кивнул Льюис. – Таким образом, друзья, мы находимся в самом начале пути. Если так будет продолжаться и дальше, на той неделе наш Ай-Кью будет уже где-то в районе четырехсот.
Они долго сидели молча. Коринф непроизвольно сжал руки в кулаки, Шейла, странно всхлипнув, поспешила к нему и повисла у мужа на плече. Мандельбаум, нахмурившись, обдумывал услышанное и пускал кольца дыма, одной рукой он обнимал безутешную Сару, и она была ему за это очень благодарна. Хельга сидела совершенно неподвижно, лицо ее при этом не выражало ровным счетом ничего. Под ними и вокруг них шумел город.
– И что же теперь будет? – спросила с дрожью в голосе Шейла. Она буквально тряслась от страха. – Что будет со всеми нами?
– Это знает только Бог, – мягко ответил Льюис.
– А не можем ли мы меняться до бесконечности? – поинтересовалась Сара.
– Нет, – покачал головой Льюис. – Не можем. Все определяется возможностями нейронных цепочек. Предельные скорость и уровень сигнала заданы самой физической структурой клетки. Если мы превысим их, то нас будут ждать безумие, идиотизм и, наконец, смерть.
– И на сколько же нас еще может хватить? – поинтересовался практичный Мандельбаум.
– Понятия не имею. Сущность наблюдаемого изменения и устройство клетки изучены нами крайне слабо. Что до Ай-Кью, то о нем можно говорить только до определенного момента. Говорить о том, что Ай-Кью равно четыремстам, уже абсурдно – при таких показателях разум уже перестает быть разумом, он обращается во что-то другое.
Коринф был слишком увлечен собственными исследованиями, для того чтобы интересоваться успехами группы Льюиса. О том, что ситуация может оказаться столь ужасной, он даже не подозревал.
– Давайте забудем о конечных результатах, – вмешалась в разговор Хельга. – С этим мы все равно ничего не можем поделать. Сегодня важно другое – как сохранить нашу цивилизацию? Не сегодня-завтра возникнет вопрос – что нам есть?
Коринф, справившись с волнением, утвердительно кивнул:
– Все продолжает идти своим чередом только благодаря социальной инерции. Люди по большей части все еще придерживаются своих старых обычаев и привычек. Однако продолжение…
– Вчера из Института уволились дворник и лифтер, – перебила Коринфа Хельга. – Прежняя работа их больше не устраивает – она слишком монотонна. Что будет с нами, когда все дворники, мусорщики, землекопы и рабочие конвейеров уйдут с работы?
– Вряд ли это сделают все, – не согласился Мандельбаум. Выколотив трубку, он взял в руки чашечку кофе. – Кто-то побоится, у кого-то хватит здравого смысла не делать этого, и так далее. Все не так просто. Я согласен с тем, что мы вступаем в тяжелый переходный период – люди бросают работу, они насмерть перепуганы, они сходят с ума… В этих условиях нам не обойтись без организации, которая помогла бы нам пережить ближайшие несколько месяцев. Профсоюзы могли бы стать ее ядром. Именно над этим я сейчас и работаю. Когда все будет проговорено и согласовано, я выйду со своим предложением в муниципалитет.
Какое-то время все молчали. Посмотрев на Льюиса, Хельга спросила:
– Вы представляете себе, что может быть причиной того, что происходит в мире?
– Идей у нас превеликое множество, – ответил биолог. – Одна другой лучше. Думаю, через какое-то время все станет ясно.
– Это физическое явление затронуло, по меньшей мере, всю Солнечную систему, – заявил Коринф. – Этот результат получен астрономами, которые провели ряд спектроскопических исследований. Вполне возможно, что солнце, совершающее движение вокруг центра Галактики, попало в некое силовое поле… Да, от общей теории относительности отказываться пока не стоит! О чем это я? Ах да… Теоретически более вероятной представляется несколько иная ситуация, при которой мы
– Иными словами, – медленно выговорил Мандельбаум, – мы, что называется, вернулись к норме? Вся наша прежняя жизнь проходила в ненормальных условиях, так?
– Вполне возможно. Да вот только для нас прежние условия были единственно нормальными. Мы – их порождение. Знаете, что бывает с глубоководными рыбами, когда их вытаскивают на поверхность? Их разрывает изнутри.
– Н-да! Приятная перспектива – ничего не скажешь!
– Мне кажется, что смерти я особенно не боюсь, – тихо промолвила Шейла. – Но меняться так, как сейчас…
– Держите себя под жестким контролем – только и всего! – сказал Льюис неожиданно резко. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что нынешняя неуравновешенность многих сведет с ума. Не окажитесь в их числе.
Он стряхнул пепел с сигареты и – теперь уже совершенно бесстрастно – продолжил:
– Нашей лаборатории удалось кое-что выяснить. Как сказал Пит, речь идет о физическом явлении – появлении или исчезновении некоего силового поля, влияющего на электронные взаимодействия. В количественном выражении эффект этот достаточно скромен. Обычные химические реакции идут практически так же, как и прежде – в сфере неорганики ничего необычного не происходит. Но чем сложнее и развитее структура, тем большим должен быть и эффект, верно?
Вы, вероятно, обратили внимание на то, что в последнее время вы стали более энергичными. Занявшись изучением основных метаболических процессов, мы обнаружили, что определенное их ускорение действительно присутствует. Ускорились и ваши моторные реакции, хотя вы сами не замечаете этого, поскольку изменилось и ваше субъективное чувство времени. Иными словами, наблюдается незначительное изменение ряда соматических функций мышечной, железистой и сосудистой систем, заставляющее нас нервничать. Однако, если не произойдет ничего более кардинального, мы быстро привыкнем к этому.
Самые высокоорганизованные клетки – нейроны, и в первую очередь нейроны коры головного мозга, претерпели самые существенные изменения. Ускорилась работа всех систем восприятия – это показывают объективные наблюдения. Наверняка вы стали читать быстрее – верно? Время реакции на любой раздражитель стало существенно меньшим.
– Я слышала о том же от Джонса, – холодно подтвердила Хельга. – Это тут же сказалось на статистике дорожных происшествий. На прошлой неделе их число значительно сократилось. Если у людей становится лучше реакция, они лучше управляют машиной, – здесь нет ничего удивительного.
– Как же, как же… – покачал головой Льюис. – Им быстро надоест езда со скоростью шестьдесят миль в час, и они станут гонять куда быстрее. Аварий больше не станет, но зато последствия их будут теперь совсем иными.
– Но если люди поумнели, – вмешалась в разговор Шейла, – они поймут, что…
– К сожалению, на это надеяться не приходится. – Мандельбаум отрицательно покачал головой. – Человек как таковой не изменился, верно? Умные люди делают глупости ничуть не реже, чем прочие. Блистательный ученый может нисколько не заботиться о своем здоровье, или покровительствовать спиритуалистам, или…
– Или голосовать за демократов, – усмехнулся Льюис. – Все правильно, Феликс. Со временем возросшие потенции разума не могут не повлиять на всю структуру личности, но пока мы будем иметь дело с прежними слабостью, невежеством, предвзятостью, ограниченностью и непомерными амбициями. У них появилось больше силы, энергии и хитроумия, способного оправдать все что угодно – было бы на то желание. Именно это, а не что-то иное ведет человечество к гибели, – Голос Льюиса исполнился неожиданной силы. – Однако позвольте мне вернуться к главной теме нашего разговора. Самая высокоорганизованная материя на свете это, конечно же, человеческий мозг – «серое вещество» или, если угодно, «вместилище сознания». Он чувствует наличие или – если теория Пита верна – отсутствие названного поля как ничто иное на Земле. Он стимулирован куда сильнее прочих частей человеческого организма. Возможно, вы не слишком отчетливо представляете себе, насколько сложным образованием является человеческий мозг. Все прочее рядом с ним кажется не сложнее детского конструктора. Потенциальных межнейронных связей здесь во много раз больше, чем атомов во Вселенной – их количество выражается единицей с несколькими миллионами нулей. Соответственно, нет ничего удивительного в том, что незначительное изменение электрохимических законов, которое практически никак не сказывается на соматике, вызывает радикальные изменения в сознании человека. Вспомните о том, как влияют на человека небольшие дозы алкоголя или наркотиков, и сопоставьте это с нынешней ситуацией. По-настоящему любопытный вопрос состоит в том, может ли столь сбалансированная функция, как мышление, пережить подобный скачок.
Он говорил об этом без тени страха, глаза его возбужденно блистали из-за толстых стекол очков. Его интересовал сам феномен и ничего более. Коринф легко мог представить, как тот слабеющей рукой фиксирует основные моменты процесса собственного умирания.
– Ладно, – вздохнул физик, – поживем – увидим.
– Как это у тебя язык поворачивается такое говорить?! – возмутилась Шейла. – Нужно что-то делать, а не сидеть сложа руки!
– Милая моя, – усмехнулась Хельга. – Неужели ты действительно считаешь, что мы способны что-то изменить?
Глава 5
Подборка отдельных заголовков номера «Нью-Йорк таймс» от тридцатого июня:
ПРОЦЕСС ИЗМЕНЕНИЙ ЗАМЕДЛЯЕТСЯ
Упадок налицо – последствия необратимы
ТЕОРИЯ РЭЙЕДЕРА МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ВЕРНОЙ
ЕДИНАЯ ТЕОРИЯ ПОЛЯ СОЗДАНА
РЭЙЕДЕР И ЭЙНШТЕЙН. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЕЖЗВЕЗДНЫХ ПЕРЕЛЕТОВ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ГОТОВО УЙТИ В ОТСТАВКУ
ПРЕЗИДЕНТ ПРИЗЫВАЕТ МЕСТНЫЕ ВЛАСТИ К БЛАГОРАЗУМИЮ
НОВЫЙ ЛИДЕР ПРОФСОЮЗОВ НЬЮ-ЙОРКА МАНДЕЛЬБАУМ ГОТОВ К СОТРУДНИЧЕСТВУ С ВЛАСТЯМИ
Революции в странах советского блока Запрет на публикацию новостей – организованное сопротивление растет
ВОЗМОЖНО, РЕВОЛЮЦИОНЕРАМИ ИСПОЛЬЗУЕТСЯ НОВОЕ ОРУЖИЕ И НОВАЯ ТАКТИКА
МИРОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС УГЛУБЛЯЕТСЯ
Голодные бунты в Париже, Дублине, Риме, Гонконге
ФЛОТ НА ГРАНИ ГИБЕЛИ – МАССОВОЕ УВОЛЬНЕНИЕ ПОРТОВЫХ РАБОЧИХ
ЛОС-АНДЖЕЛЕС: КУЛЬТ «ТРЕТЬЕГО ВААЛА» ШИРИТСЯ
Национальная гвардия деморализована – ключевые позиции в руках фанатиков – уличные бои продолжаются
НЬЮ-ЙОРКСКИЙ МУНИЦИПАЛИТЕТ ПРОТИВ СЕКТАНТОВ
Убивший смотрителя тигр сбежал из зоопарка Бронкса
ПОЛИЦИЯ НАЧАЛА ОХОТУ НА ХИЩНИКА
Власти рассматривают вопрос об отстреле всех потенциально опасных животных
ГАРЛЕМ – УГРОЗА НОВЫХ СТОЛКНОВЕНИЙ НА РАСОВОЙ ПОЧВЕ
Шеф полиции: «Вчерашние события – только начало».
Панические настроения усиливаются
ЧЕЛОВЕК ИЗМЕНИЛСЯ «ДО НЕУЗНАВАЕМОСТИ» – МНЕНИЕ ПСИХИАТРА
Кирнс из Беллевью: «Непредсказуемость последствий нейронного ускорения делает невозможным не только контроль».
На следующий день газета уже не вышла – на складе кончилась бумага.
То, что Броку доверили присматривать за поместьем, казалось ему довольно-таки странным. Но странных вещей в эти дни и без того было предостаточно.
Сначала уехал господин Россман. Затем, буквально на следующий день, на Стэна Уилмера напали свиньи. Едва он вошел в загон, чтобы покормить их, как они с визгом дружно набросились на него и, сбив с ног, принялись топтать своими могучими ногами. После того как он пристрелил парочку свиней, они оставили его в покое и, сокрушив изгородь, исчезли в лесу. Уилмер был изранен настолько серьезно, что его пришлось отправить в госпиталь, при этом он поклялся, что ни за что на свете не вернется назад. В тот же день уволились и оба работника.
Брок был слишком погружен в себя, слишком увлечен духом перемен, для того чтобы обращать на это внимание. Почти все время он был предоставлен самому себе – все работы, кроме жизненно важных, были приостановлены на неопределенное время. Он присматривал за животными, поил и кормил их, ни на минуту не расставаясь с пистолетом, висевшим у него на поясе. Как и прежде, его неразлучным спутником был Джо. Все остальное время Брок посвящал чтению или же просто сидел, подперев голову руками, и думал.
Билл Берген пригласил его к себе через пару дней после истории со свиньями. Внешне управляющий ничуть не изменился. Тот же высокий, рыжеватый, нескорый на слова человек с непременной зубочисткой во рту. Казалось, что теперь он стал говорить еще медленнее.
– Знаешь, Арчи, – с трудом выговорил Берген, – Смит тоже уволился.
Брок, опустив глаза, переминался с ноги на ногу.
– Сказал, что хочет поступить в колледж. Как я его ни отговаривал – все впустую. – В голосе Бергена слышалась известная толика презрения. – Вот идиот… Через месяц никаких колледжей не останется. Теперь, стало быть, нас здесь осталось четверо: мы с женой, Фосс и ты.
– Да, негусто… – промямлил Брок, чувствуя, что не сказать ничего нельзя.
– Сейчас со всей работой может справиться и один человек, – сказал Берген. – Хорошо, что сейчас лето… Кони и коровы могут пастись сколько угодно, и хлев чистить не надо.
– А как быть с урожаем?
– Что тут поделаешь? Лучше об этом и не задумываться. Брок поднял глаза. Берген всегда был лучшим здешним работником, и слышать из его уст такое было по меньшей мере странно.
– Слушай, Арчи, ты, наверное, поумнел, как и все остальные, верно? – спросил Берген. – Я так полагаю, ты теперь пришел к норме, – разумеется, я говорю о прежней норме… И это еще не все – скоро ты станешь еще умнее.
Брок почувствовал, как его лицо запылало жаром.
– Прости, я вовсе не хотел тебя обидеть. Ты хороший человек. – Какое-то время он сидел, бесцельно перебирая бумаги, лежавшие на столе. Наконец Берген поднял глаза на Брока. – Слушай, Арчи, теперь ты будешь здесь самым главным.
– Что?
– Я тоже уезжаю.
– Но, Билл, как же…
– Все нормально, Арчи. – Берген поднялся на ноги. – Ты ведь знаешь, моей жене всегда хотелось попутешествовать, мне, признаться, тоже было о чем призадуматься. Объяснить тебе все это я вряд ли сумею, но это и неважно… Мы отправляемся на запад на нашей машине.
– Но, но… господин Россман – он ведь рассчитывает…
– Я полагаю, существуют более важные вещи, чем проблемы, связанные с поместьем Россмана, – бесстрастно ответил Берген. – Ты вполне сможешь управиться с ним независимо от того, останется здесь Фосс или уедет.
Изумление и ужас сменились презрением:
– Ты что – боишься животных?
– Да ты что. Арчи… В любом случае ты умнее их, и у тебя помимо прочего есть руки. Револьвер элементарно решает все проблемы. – Берген подошел к окну. Стоял ясный ветреный день, лучи солнца играли в шумевших листвой ветвях деревьев. – На самом деле эта ферма сейчас безопаснее любого другого места. Если система производства и распределения продовольствия рухнет, что в нынешних условиях вполне вероятно, тебя это в любом случае не коснется. Что касается меня и моей жены… Мы уже не молоды, понимаешь? Всю свою жизнь я был честным, прямым и совестливым человеком. Но мне ужасно жаль, что все эти годы я прожил зря.
Он отвернулся.
– Прощай, Арчи.
Это была команда.
Брок вышел во двор, покачивая головой и сокрушенно вздыхая. Джо жалобно заскулил и ткнулся носом ему в ладонь. Брок погладил его по золотистой шерстке и сел на скамейку.
Эта мысль повергла его в ужас. Новые немыслимые доселе возможности разума казались ему теперь чем-то пугающим. Он боялся даже думать о том, как же сейчас должны чувствовать себя нормальные люди, кем они теперь стали…
Понять это было трудно. Богом Берген, конечно же, не стал. Глаза его не сверкали нечеловеческим блеском, голос не ревел, он не строил двигателей, извергавших пламя, и не возводил башен до небес. Это был все тот же высокий сутулый человек с усталостью во взгляде. Он не изменился, как не изменился и мир.
Деревья были такими же зелеными, за кустами роз щебетала пташка, на спинке скамейки сидела кобальтово-синяя муха.
Броку вдруг смутно вспомнилась церковная служба, пару раз виденная им в детстве. Конец света – небеса разверзаются, и ангелы изливают на сотрясающуюся землю свой гнев. А потом придет Бог и будет судить сынов человеческих. Ему вдруг показалось, что он слышит стук огромных копыт. Он напряженно замер, но тут же понял, что это шумят на ветру ветви деревьев.
Самым страшным было именно это. Небеса молчали. Земля, как и прежде, носилась по темной безмолвной бездне – происходящее на ее поверхности никак не отразилось на ее судьбах.
Все было лишено смысла.
Брок посмотрел на свои изношенные туфли и на сильные волосатые руки, которые он держал между колен. Они казались ему совершенно чужими, руками какого-то другого человека. «Господи, – подумал он, – что это со мной?»
Он схватил Джо за гривастую шею и прижал его к себе. Ему вдруг захотелось, чтобы рядом с ним была какая-то женщина, которая могла бы поговорить с ним, утешить его, развеять его одиночество в этом огромном мире.
Поделиться книгой: