Помоги проекту - поделись книгой:
— У-у-у, какие люди! Здорово, Повар! Как жизнь? Здорово, ребята.
— Зиг хайль! А-а-а, Серега! Здорово! Да я тебя и не узнал прямо.
— Поглумимся сегодня?
— А без базара!
— Народу-то много едет?
— Увидишь. Клоунов едем мочить.
— Ладно, мужики, прибавили ходу, уже почти сорок.
В электричке был полностью забит последний вагон. Скины толкались в тамбуре, курили, потягивали пиво. Но большинство разбилось на группки: расселись по скамьям, беседовали. Роммель на улице у дверей поджидал опоздавших. Они бежали по перрону, целая группа, сталкивались с встречными, извинялись и огрызались на ходу, перепрыгивая через сумки и баулы, а иногда просто сбивали их. Они заскакивали гуськом в двери последнего тамбура, впереди Сергей, замыкающим — Квас, и из тамбура торчала бритая макушка — им предупредительно держали двери. Наконец все уселись. Поезд вздрогнул и медленно, трясясь, пошел. Роммель встал с лавки, спросил, все ли купили билеты. Ему ответили хохотом.
Ехали весело, орали, подпрыгивая на наборных деревянных скамьях:
Потом поднялся толстый Бабс с бутылкой пива в руке, откашлялся, набрал воздух и начал:
Весь вагон подхватил в добрых тридцать глоток, выстукивая такт подошвами об пол и кулаками о скамьи:
Надо было взбодрить личный состав. На седенье вскочил Роммель и даже как-то неуверенно спросил:
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!! — выдохнул в ответ вагон.
— Зиг? — уже громче и уверенней спросил Роммель.
— ХАЙЛЬ!!! — восторженно проорал вагон.
— Зиг? — еще громче спросил Роммель.
— ХАЙЛЬ!!! — рявкнул вагон.
— ЗИГ? — уже заорал Роммель, да так, что покраснел лицом и на шее на мгновение вздулись жилы, и выкинул вперед правую руку, хлопнув ладонью по сердцу.
— ХАЙЛЬ!!! — ответил вагон так, что задрожали стекла. Немногих попутчиков из гражданской публики как ветром сдуло.
Дальше темп нарастал — вопросы Роммеля и ответы всей бригады шли громче и быстрее.
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
Колыхался воздух от взмахов тридцати с лишним рук, все быстрее и быстрее выкидываемых на слове «Хайль!» Кто-то предложил спеть «Хорст Вессель». Русского варианта никто не знал, но зато громким хором исполнили первый куплет из гимна РНСС, его-то точно все знали:
— Слава России!
— СЛАВА РОССИИ!!!
Похоже, что уже вся длинная «змея» поезда знала, кто едет в последнем вагоне. Можно было ручаться, что национальный состав пассажиров через несколько остановок самоотрегулировался. Оставшееся большинство состояло из великороссов, и хотя им немного мешал рев из последнего вагона, но слушали они его не без некоторого удовлетворения, наблюдая, как лица всяких нелюбимых в народе национальностей спешно выскакивают из поезда на остановках, иногда даже помогая дверям раскрываться. Последний вагон успокоился еще не скоро. Когда иссяк весь репертуар патриотических речевок и когда, не считаясь с полным отсутствием голоса, Квас без особого успеха исполнил свой собственный вариант марша «Deutschland erwache!»5, который, естественно звучал как «Russland erwache!», перешли на фанатские речевки. Все пели гимн «Ничего на свете лучше нету…» 6, причем каждый вставлял название своей команды. Они еще не добрались до опровержения факта, что, дескать, британские фанаты — самые серьезные ребята, а два ближайших вагона уже опустели. Вагон, набитый нацистами, это еще куда ни шло, видимо, думал обыватель, унося ноги, но целый вагон футбольных хулиганов — от этого становится просто жутко.
Постепенно бригада затихла. Погода портилась — начал накрапывать дождь. Гнусь и серость лезла в вагон через окна. На станциях заходили люди — бесцветные тетьки и дядьки с корзинками, сумками на колесиках. Некоторые уходили из вагона, другие оставались и с интересом присматривались к бритым попутчикам. Разговоры расклеились — погода давила. У Кваса першило в горле, он нахохлился, уткнув нос в белый шарф. Рядом Сергей, «мокрый асфальт» по кликухе Боксер и незнакомый скин с порезами на гладко обритом черепе отгадывали кроссворд в брошенной кем-то на сиденье газете. Второй «мокрый асфальт» дремал, на соседних скамьях Роммель, Аякс и Молодой слушали анекдот про литовскую школу, который рассказывал высокий парень, не бритый, зато в «конской хулиганке»7, повязанной на поясе под бомбером. Кто-то мрачно курил в форточку; сосед, единственный, кажется, кто на акцию напялил белые шнурки, дернул его за цепь на штанах:
— Иди в тамбур.
— Отвали, — лениво огрызнулся тот. — Я никому не мешаю.
Первый не отстал.
— Иди в тамбур курить, в вагоне уже до хрена народу.
Скин вздохнул, выкинул окурок и уселся на сиденье — скучно, даже огрызаться нет настроения. Лениво звучали голоса:
— Погода — пиздец…
— Долго там еще ехать?
— Минут двадцать.
— Тварь… Все настроение — на хрен.
— Уходить-то там как?
— Да уйдем… — меланхолично отозвались сзади. — Что, в первый раз, что ли?
Свет еще не включили. В вагоне царил полумрак. Перестук колес, частые свистки. Дождь усиливался, сек грязные окна косыми пунктирными каплями. Народу входило больше, поэтому они уступали места, собираясь у выходов, в тамбурах. Курили, травили анекдоты, тянули время. Прошло минут двадцать. Роммель наконец расшевелил свое войско.
— Внимание! Через одну выходим. Чего? Да, после этой.
Квас уже переместился в тамбур, курил. Вся бригада столпилась у одних дверей, Квас потерял Сергея, его зажали в угол. Боком к нему стоял незнакомый скин с зеленой нашивкой «Войковского фронта»8. Прислонился лбом к стеклу, поезд трясло. Все перебрасывались короткими фразами, курили, как паровозы. Близость дела сказывалась на настроении. И погода. В воздухе физически ощущалась влага, холодные капли дождя влетали сквозь щели. Быстро темнело. Сильно воняло мочей — промежутки между вагонами активно использовались как сортир бойцами и штатской публикой. Наконец поезд стал тормозить.
— Готовимся, готовимся! — послышались возгласы.
Некоторые приникли к окнам, пытаясь разглядеть будущее поле боя. Роммель усмехнулся.
— Да не здесь. Нам еще пешком знаешь сколько пиздюхать?
Поезд вздрогнул, дернулся и остановился. Двери разинулись, как пасть. Скины кучей ринулись наружу, подталкивая друг друга локтями. Кто-то загрохал кулаком в дверь между тамбурами:
— Хорош ссать, все уже выходят!
— Пацаны, не теряться!
— Все, все, выходим!
— Заебал на ноги наступать!
— Оп-па!
Дождь уже не похлестывал, а нехотя капал с темного неба. Бригада стояла двумя тесными кучками у кирпичной тумбы с расписанием поездов. С интересом и незлобными комментариями разглядывали небрежные надписи зеленой краской: «Jungle Rock», «Ice Cube» и ниже — «Скины — уроды!» Тупо мельтешащие по своим делам люди оглядывались на них. Обе группы перекликались, не потерялся ли кто. Плясали огоньки сигарет. Вроде все были на месте. Густой колонной они шагали по загаженному бомжами подземному переходу. Только здесь Квас отыскал, наконец, Сергея. У самой автобусной остановки все войско с ходу уперлось на двух деятелей в «несуразных», как выражался Роммель, штанах. Мороженое, которое они ели под дождем, сразу комами застряло в рэперских глотках. Аякс вежливо попросил мороженое. Рэперы его отдали, в виде уплаты получив несколько пинков и зуботычин. Роммель, комментируя каждую зуботычину, мотивировал их тем, что «вы, ребята, одеты как черные расисты!» Потом Боксер обвинил их в том, что это именно они написали «Скины — уроды!» «Ты сам урод, понял?!» — крикнул один из пионеров, и наотмашь врезал тому, кто повыше.
— Недосуг об вас мараться, ублюдки. — бросил им на прощание Боксер, плюнув обоим на трубы. — Вы даже не представляете, как вам повезло. Живите, козлы! Привет Михею!
Разминка закончилась. Довольно стройной колонной бригада затопала по обочине шоссе. Квас слышал, как пластается грязь под ботинками. Мерный шум множества шагов сплачивал. Они теперь представляли собой не толпу, где половина была незнакома или малознакома между собой, а единый организм, шедший под командованием к намеченой цели. Это была уже армия, пусть небольшая, но армия, спаянная одной идеей, этим паршивым вечером, шумом собственных шагов. Квас шагал за Поваром, машинально подстраиваясь, чтобы идти в ногу. Это было трудно — Повар слегка прихрамывал, да и передние постоянно ломали шаг. От курева спеклось в горле. Квас достал медовый «холлс», и леденцы тут же пошли по рукам.
Шли уже минут тридцать. С одной стороны шоссе тянулось редколесье, за которым темнели ряды «ракушек», а еще дальше светились окна четырехэтажных «немецких» домов. С другой стороны — тропинка, отделенная от шоссе кустарником, а за ней мокли под дождем дачи. Сильно пахло мокрой листвой, мокрым разбухшим деревом. Стойко держался аромат недалекой помойки.
— Шаг прибавили, не успеем!
Колонна захлюпала по грязи энергичней. Дачи слева закончились. Темнела за четырьмя рядами «ракушек» многоэтажная блочная башня. У подъезда было людно — прыгали звездочки сигарет, то и дело вспыхивал нарочито развязный смех, часто доносился мат. Тусклые звуки мокрого вечера и яркие звуки гуляющей молодежи вдруг перечеркнуло дребезжание пустой пивной банки, отброшенной чьей-то ногой.
— Оп-па, клоуны!
Роммель с сомнением посмотрел на часы — это было не то место, куда они стремились.
— Проверим, хрен с вами. Только не все — человек десять, и побыстрее.
Аякс, Молодой, Сергей, Квас и с ними еще четверо внезапно вышли из-за ракушек. Пряхи и цепи в опущенных руках были готовы к бою. Все воинство напряженно замерло за «ракушками»- ловили каждый звук, надеялись, что это рэперы, что сейчас они их сомнут, разгонят, вдолбят в асфальт упавших. Бездействие уже начинало бесить.
Увидев бритых, компания резко замолкла, сбилась в кучу и отступила к подъезду. Обе группы некоторое время молчали, только дрожали в руках у некоторых сигареты. Между ними, как пограничные вехи, стояли на асфальте две бутылки аперитива.
— Ну, кто тут рэпер, выходи! — задорно спросил Аякс.
Молчание.
— Чего молчите? Рэпера, давай, выходи, ну!
— Мы не рэперы.
— А кто такие?
— Мы, вот, живем здесь…
— А чего это вы, мужики, за девчонками прячетесь, а? Выходите-ка на свет, мы на ваши штаны поглядим. (За «ракушками» — взлет надежд!)
Ребята, подталкивая друг друга, обреченно вышли. Так, ребята как ребята. Несколько в бомберах, но бомбера ведь носят все кому не лень. Один малорослый металлюга.
— Ладно, мужики, извините, обознались. Все нормально, отдыхайте дальше.
Колонна опять проходила по какому-то совсем небольшому дачному поселку. То и дело чернели недостроенные громады бандитских особняков.
— Не хило братки строятся.
— А пусть строятся. Все равно им всем пиздец скоро. Как Муссолини, за год, да, всех братков перестрелял?
Они все шли, шли, шли. От станции отошли, наверное, с час назад. Наконец поселок кончился. Чуть дальше был пригорок с огромным кривоватым дубом. Под ним две «ракушки», дальше спуск, весь изрезанный колеями от грузовиков. Через дорогу начинался спальник. Роммель собрал всех, как наседка цыплят.
— Все, пришли. Они во дворах тусуются. Главное, — пересечь открытый участок. Ну, готовы?
— Подожди, блин, Роммель! Дай отольем.
Человек пятнадцать выстроилось в сторонке. Роммель нервничал — момент внезапности мог быть упущен. Драки он не боялся — они могли сейчас погнать и толпу человек в семьдесят, а просто — ну, внезапность есть внезапность. Налетели, положили, и все, ищи ветра в поле. А так шум, гам, крик, беготня, еще кто нибудь в милицию позвонит. А позвонят точно — рэпера-то все местные, и валить их будут, считай, под окнами их квартир.
— Ну, быстрей там ссыте!
— Все, поссали? Итак, слушай сюда. Дома идут прямо, потом — пустырь, за ним станция. Проходим быстро, мочить только рэперов, если кто сомневается — ну на хрен, не бери греха на душу. Громко не орать. Все готовы?
— Все.
— Ну, с Богом! Поехали!
Не теряя времени, бригада с гулким топотом ворвалась через арку во двор. У Кваса все отпечаталось в сознании урывками, и уже через день он, убей Бог, не мог бы все вспомнить. Дробный топот шагов по асфальту. В неровном свете фонарей Квас видел впереди и вокруг себя дергающиеся в беге фигуры. Бежали, не огибая луж — в лицо ему пару раз брызнула грязь. Хрипло зашлась собака, и голос, дрожащий от возбуждения, заорал:
— Убери собаку! Убери собаку, блядь!
Поделиться книгой: