Всё возможно, детка

К концу таблицы я был готов вскрыть себе вены.

В последней, добившей меня строке значилось: «90 процентов функционально недееспособны»! Ну конечно, какая уж тут дееспособность: плыть куда надо они не хотят да и вообще особо шевелиться не желают. В общем, барахло. Некондиционный товар, отбросы.

Ну вот меня и посвятили в страшную тайну. Никуда теперь от этого клейма не денешься: я не мужик. Я провалил свой тест на сперму!

В ужасе я стал придумывать, под каким бы благовидным предлогом упросить врачей дать разрешение на повторный анализ. Как тогда, когда я четыре раза пересдавал экзамен по вождению, чтобы получить права. Будь там все по- людски, я бы сдал с первого захода, но выяснилось, что мои экзаменаторы - просто кучка недобитых гестаповцев. Вот и сейчас до меня дошло, что человек, проводивший мой анализ спермы, - тоже закоренелый фашист! Какой-нибудь закомплексованный человечек с куриными мозгами, сделавший целью своего существования испортить жизнь как можно большему количеству нормальных людей. А еще - я уверен - он абсолютно невменяем и страдает неизлечимыми патологиями, а уж его собственная сперма не то что вялая, а просто дохлая. Его сперматозоидам и из трусов- то никогда не выбраться. Так вот, этот затаившийся враг народа решил отомстить обществу и стал лаборантом в медицинском центре, где проводятся анализы спермы. Здесь он может в свое удовольствие издеваться над любым нормальным мужиком, который сдал на анализ абсолютно качественный продукт.

Впрочем, вполне возможно, что этот человек сначала устроился работать в эту лабораторию, а уж потом в нем проснулись эти садистские наклонности. Дайте простому обывателю белый халат и отправьте его работать в лабораторию, где тестируют сперму, - вы и глазом не успеете моргнуть, как он возомнит себя по меньшей мере Гитлером!

Я уже собрался было звонить депутату парламента от нашего округа, с тем чтобы сделать подробный и, как мне в тот момент казалось, абсолютно мотивированный донос, но тут Люси буквально ткнула меня носом в нижнюю часть присланного листочка, где красовался косо поставленный штамп с крупными буквами: «НОРМА».

Вот что, оказывается, значит выражение «гора с плеч свалилась»! Выходит, что те показавшиеся мне убийственными проценты, проставленные в таблице, являются среднестатистической нормой, и практически у всех нормальных здоровых мужчин 90 процентов сперматозоидов ни на что не годятся. Может быть, в норму попал бы и тот случай, когда во всем образце при внимательном изучении обнаружилась бы всего пара штук правильно плавающих и в должной мере целеустремленных головастиков. А мы, мужики, должны признать, что какими бы мачо мы себя ни воображали, на самом деле большинство наших сперматозоидов - это просто отстой. Ну, вялые они. Написано же там - вялые, и тупые к тому же. Вечно пытаются пролезть куда не надо. Не понимают, что от них требуется и как это сделать.

Люси сказала, что представляет себе эту картину в виде паба, битком набитого мужиками в разной степени опьянения - от еще почти нормальных до тех, кто уже лежит под столом. По- моему, забавное сравнение.

Но дело, конечно, не в этом. Главное, что у меня по этой части все нормально. Экзамен сдан! От радости я пустился в пляс по кухне и даже пролил свой кофе.

«Норма! - кричал я. - О да! Все слышали? Норма! Норма! Все, как у всех! Все, как у людей!»

А потом я подумал: а чему это, собственно говоря, я так радуюсь? Норма? Как у всех? Меня словно окатило ледяной волной разочарования. Если честно, то куда приятнее было бы обнаружить внизу листочка что-нибудь вроде «шикарно», «великолепно», и не в виде печати, а написанное от руки самим заведующим лабораторией. Ну да ладно. Придется смириться с тем, что есть. Главное, что мои мучения наконец закончились.

Дорогая Пенни.

Ну и посмеялась я сегодня! Во-первых, над Сэмом: он, бедняга, чуть инфаркт не получил, пока я зачитывала ему результаты его анализа. Во- вторых, смех меня разобрал, когда я сама вчиталась в то, что там было написано. Особенно развеселил меня 41 процент сперматозоидов, движущихся в неправильном направлении! Ты представляешь себе -ровно 41 процент. Меня другое удивляет: почему не все 100? По-моему, любой женщине ясно, что сперма, причем вся, всегда течет не в том направлении. И вовсе нет необходимости напрягать и без того перегруженные службы Министерства здравоохранения и тратить деньги налогоплательщиков, чтобы в этом убедиться. Как только захочет женщина предохраниться, так обязательно какой-нибудь особо настырный пролезет туда, куда его пускать не хотели; а если дело обстоит так, что в общем-то все равно, куда они денутся, то они так и норовят оказаться в виде пятен на постельном белье, а то и на одежде.

В общем, вооружившись результатами анализов, я предупредила наших на работе, что задержусь на часок, и прямым ходом отправилась к док тору Куперу. Он ознакомился с информацией и объявил, что если с каждым из нас по отдельности как будто бы все в порядке, то проблема, вполне возможно, кроется в нашей с Сэмом несовместимости. (Я хотела было сказать ему, что эта мысль уже приходила мне в голову, но почему-то не решилась.) По словам доктора Купера, может быть так, что выделения моих внутренних органоввступают в агрессивную реакцию со спермой Сэма. Получается, что я сама травлю бедных головастиков, пытающихся «проплыть мою Амазонку», как выражается Сэм. От этого мне стало ужасно грустно, но доктор Купер заверил меня, что ничего страшного тут нет и все, мол, нормально, хорошо. Конечно, нормально - для такой старой бесплодной перечницы, как я. Это, конечно, уже не его слова. Просто я сама себя порой так ощущаю, и все, что у меня внутри, представляется мне высохшим и безжизненным - наподобие старого пересушенного чернослива. Иногда бывает так тоскливо, что даже смешно делается. Кажется, что это просто дурной сон. Вот я проснусь, и все благополучно закончится. Что? Я бесплодна? Да нет, тут какая-то ошибка. Я хочу иметь детей и всегда хотела. Вся моя сознательная жизнь выстраивалась с расчетом на будущее материнство, так что я не хочу, просто не могу оказаться бесплодной. Ну почему, почему я? Какого черта? Наверное, все так думают - все такие, как я. Несчастные и отчаявшиеся. 

Ладно, вернемся к доктору Куперу и предложенному им тесту на совместимость. Он своими рассуждениями меня просто убил. Представить себе только: несчастные сперматозоиды Сэма корчатся в агонии, попав в отравленные воды моего влагалища. Прослезиться можно. Я почувствовала себя настоящей убийцей. Так вот: для того чтобы выяснить, является ли этот кошмар реальностью, нам с Сэмом желательно пройти так называемый посткоитальный тест. В общих чертах суть его сводится к тому, что мы с Сэмом совокупляемся, а затем врач визуально обследует то, что происходит у меня внутри. Если честно, то мне вряд ли когда-нибудь в жизни приходилось принимать столь чудовищное предложение.

Поначалу я решила, что доктор Купер предлагает нам с Сэмом заняться любовью прямо у него в операционной. На это он, само собой, получил бы от меня отрицательный ответ - окончательный и бесповоротный. Этого я бы просто не смогла. Ни за что. Потом мы все-таки выяснили, что переспать с мужем нам будет дозволено там, где мы привыкли, то есть дома. Кроме того, доктор Купер сообщил, что обследование будет проводить не он. Чует мое сердце, что он безумно благодарен случаю или какой-нибудь там разнице в квалификации за то, что его избавили от этой сомнительной привилегии. Мне почему-то кажется, что от вида нижней половины моего тела в самых разных ракурсах он за последние годы уже просто одурел. Не думаю, что его вдохновляет на профессиональные подвиги мысль о том, что ему пришлось бы копаться в моих недрах, пропитанных спермой Сэма. Полагаю, удовольствие весьма сомнительное.

Короче, доктор Купер объяснил, что именно нам нужно будет сделать Предполагается, что в назначенный день, проснувшись с утра пораньше, мы с Сэмом сразу же займемся любовью - весело и в охотку. Должна сказать, что подобные упражнения не являются обязательными в нашей обычной утренней программе. Скорее наоборот: мы оба предпочитаем в это время чашку чая и пару бутербродов. Кроме того, у меня еще свежи в памяти мучительные воспоминания о страданиях Сэма, перенесенных им ради анализа спермы. Так вот. когда меня зальют чем надо под завязку, мне нужно будет ехать в какую-то специализированную клинику (заранее уверена, что это будет какой-нибудь полуразвалившийся барак - готовая декорация для съемок фильма по «Раковому корпусу» Солженицына) А там за меня возьмутся местные доктора. Они, как сказал доктор Купер, свое дело знают. Кто бы сомневался. Эх, надо же было так проколоться и родиться женщиной! За годы гинекологических осмотров, мазков, лечения всяческих неспецифических инфекций и обследований на предмет возможного бесплодия мои несчастные половые органы превратились в проходной двор для медиков самого разного калибра - от практикантов до светил-профессоров. Иногда я даже подумываю о том, чтобы поставить там у себя внутри турникет. Как заверил доктор Купер, врач-специалист из той клиники, внимательно осмотрев меня в нужном месте и с нужной точки (заранее уверена, что для этого он воспользуется какой-нибудь холодной железной штуковиной размером как минимум с лопату), сможет дать заключение насчет того, усмотрел ли он внутри меня остатки сварившейся, расплавившейся или прокисшей спермы.

Бр-р-р!

Господи, ну за что мне все это? Почему я не могу просто взять и забеременеть?

С работы позвонила Друзилле и уточнила, когда там у нас намечается ближайшее полнолуние. Нет, я вовсе не собираюсь делать то, что она предложила, но в моем положении глупо пренебрегать чем бы то ни было.

Дорогой Сэм.

Сегодня вечером мы заглянули в гости к Тревору и Киту. Для начала, конечно, долго ломали голову над вопросом, что надеть. Ну, не мы оба, разумеется, а Люси. У меня только настроение испортилось. Лично я всегда знаю, что надеть: брюки и рубашку. У Люси же решение этого элементарного уравнения вызывает огромные трудности. Хуже всего то, что она всегда старается заставить меня участвовать в принятии окончательного решения, а потом я же и оказываюсь виноватым! Вот как это происходит. Она появляется в гостиной в нижнем белье и самым невинным тоном спрашивает: «Как ты думаешь, мне надеть красное или синее?» (Что именно красное или синее, не уточняется.) Весь мой опыт подсказывает, что лучшая модель поведения в данной ситуации - притвориться глухим и уж, само собой, немым, потому что не было еще случая на этом свете (да и на том, наверное, не будет), чтобы я хоть раз дал на этот вопрос правильный, устраивающий Люси ответ. Так нет же - я неизменно наступаю на те же самые грабли.

– Гм-м… может, красное?

– Значит, синее тебе не нравится?

– Я этого не говорил.

– А я-то как раз собиралась надеть синее.

– Ну и хорошо, значит, надевай синее.

– Как же я теперь надену синее, если ты его только что так охаял? Нет, конечно, если ты на самом деле считаешь, что я в нем выгляжу ужасно… Ладно, придется что-нибудь придумать. Пойду посмотрю, что у меня еще есть.

Нет, это маразм, точно-точно - преждевременный старческий маразм: устраивать такую суматоху из-за похода в гости, да не куда-то там, а всего-навсего к Тревору с Китом. Джорджа и Мелинду, кстати, тоже пригласили, но они не смогли договориться с няней, сиделкой или как там называют этих девчонок и женщин, которые присматривают за чужими детьми. Я воспользовался моментом и указал Люси на то, что и мы с ней, вполне вероятно, будем попадать в такие ситуации, если нам в конце концов «повезет». Мне кажется, Люси вовсе не собирается отказываться от общения с друзьями и прочих развлечений после рождения ребенка. А ограничивать себя придется очень во многом. Во всяком случае, выбраться в любой момент куда нам вздумается, а уж тем более ни с того ни с сего закатиться в бар и хорошенько там накачаться будет практически невозможно. Вот я и напомнил ей об этом. Разумеется, я не стал приводить в качестве примера подвергаемые серьезному риску наши с Люси пьянки-гулянки, а спокойно и трезво обрисовал ей сложившуюся картину: вот мы, два образованных, умных и вполне здравомыслящих человека, строим свою жизнь, пытаясь сделать ее такой, какой нам бы хотелось ее видеть. И при этом мы прикладываем все возможные и невозможные усилия, чтобы подчинить эту жизнь какому-то существующему пока только в наших абстрактных представлениях созданию, которое вымотает нас физически, эмоционально, поставит почти на грань финансовой катастрофы и при этом в течение как минимум пяти лет не будет способно выражать свои мысли и чувства хоть сколько-нибудь связными и законченными фразами.

Сэм пошел в ванную, чтобы побриться. Перед этим он осчастливил меня небольшой лекцией, посвященной негативным сторонам такого счастливого события, как рождение ребенка. Теперь я прилагаю все усилия, чтобы не расстроиться всерьез и не расплакаться. Как-никак, я уже накрасилась. И все-таки - как же можно быть таким примитивным, прямолинейным, тупым эгоистом? Нет, я, конечно, понимаю, что он вовсе не хотел меня обидеть, но ему и в голову не приходит, как меня ранят такие слова. Я появилась на свет для того, чтобы рожать и растить детей. Сколько себя помню, я всегда хотела быть матерью. У меня и мыслей-то других на этот счет не было. И когда Сэм начинает так говорить - что, мол, дети являются просто одной из позиций в списке жизненных атрибутов: хочешь - заводи, не хочешь - не надо, - в такие минуты я начинаю понимать, насколько мы бываем далеки друг от друга. Неужели он не понимает: дети - это и есть жизнь, ее цель и смысл.

Только что напомнил Люси о том, что дети в конце концов - лишь один из атрибутов нашей жизни, без которого вполне можно существовать, заменяя его чем-то другим. По-моему, Люси меня поняла и ей даже как-то полегчало.

С другой стороны… Не могу не признаться, что иногда я исподтишка смотрю на Люси, стараясь, чтобы она этого не заметила, либо разглядываю ее, когда она спит. В эти моменты я осознаю, до чего она красивая и как сильно я ее люблю. Вот я и думаю, что на самом деле мне бы хотелось любить ее еще больше, а для этого мне нужно найти какие-то новые формы выражения своей любви. Пусть они будут сложными, пусть потребуют от меня больших усилий, но мне просто необходимо найти возможность дарить ей больше нежности. В такие минуты мне начинает казаться, что появление ребенка было бы величайшим событием не только в ее жизни, но и в моей. И уж тогда… Ладно, хватит, не будем вдаваться в подробности.

Дорогая Пенни.

Вчера ходили в гости к Тревору и его бойфренду Киту и от души повеселились. Впрочем, под конец вечера Сэм, как всегда, сумел-таки меня расстроить.

Сэм с Тревором - коллеги на своей Би-би-си и торчат вместе не только в рабочие часы, но и в обеденный перерыв, и частенько по вечерам. Само собой, им есть чем поделиться с благодарными слушателями. Можно помереть со смеху, когда они рассказывают о тех бездарях, которых им приходится выпускать в эфир по той простой причине, что остальные еще хуже. А уж как начнут их передразнивать, так и вовсе обхохочешься. Тревор вчера устроил нам театр одного актера, изображая двух особо продвинутых оксбриджских придурков, пытающихся развлечь своими шуточ коми зрителей какого-то полуночного, насквозь пропахшего пивом спортивного ток-шоу. Передача называется «Игра из двух половинок», и, насколько я понимаю, это самый успешный проект Тревора, о чем тот в глубине души жалеет. Сама я ни одного выпуска не видела, но, судя по рассказам ребят, суть комедийной части программы состоит в показе клипов из маленьких фрагментов соревнований по самым разным видам спорта, которые треворовские «звезды» комментируют, соревнуясь между собой в том, кто чаще упомянет в комментарии собственный член.

Нет, здорово мы вчера, конечно, оторвались. У Тревора и Кита всегда очень весело. Тревор вообще молодец - никогда не комплексует по поводу того, чтобы приколоться над самим собой. Ситуация сейчас сложилась такая: он вроде как стал жертвой собственного успеха, который ему принесли выпущенные, будто джинн из бутылки, два «альтернативных» спортивных комментатора. Надо заметить, что Тревор давал добро на это шоу сквозь зубы, явно переступая через себя. Его сопротивление сломил, само собой, не кто иной, как бульдозероподобный Эйден Фьюмет. Я помню их последний разговор. Фьюмет явился к Тревору и, не стесняясь в выражениях, объявил, что его гениальные парни в комедийном искусстве сопоставимы с той убойной силой, которой обладают баллистические ядерные ракеты по сравнению со всеми другими видами вооружения. Из этого, по словам Фьюмета, неизбежно следовал один- единственный вывод: этим придуркам надо срочно выделить время и финансы на собственную комедийную программу. Когда Тревор заикнулся, что прежде чем выделять сотни тысяч фунтов •«наших уважаемых налогоплательщиков» на совершенно новый и неопробованный проект, не худо бы сначала хотя бы посмотреть сценарий, Эйден Фьюмет тотчас же обернулся этаким идейным скинхедом (впрочем, такой он и есть по своей внутренней сути) и назвал Тревора «творческим импотентом, жалким временщиком», не говоря уж о прочих мелких комплиментах вроде «козла», «урода» и «мудака». К тому же он пригрозил, что если у Тревора хватит идиотизма отклонить этот проект, то с этого дня любое предложение как самого Тревора, так и всей «Би-Би-гребаной-си» о творческом сотрудничестве будет с презрением отвергнуто и самим Эйденом Фыометом, и всей его «конюшней».

Тревор отлично пародирует Эйдена Фьюмета, и мы чуть со смеху не лопнули, когда он, полностью копируя его невообразимый акцент - смесь утомленной славой и дворянским титулом рок- звезды с ист-эндским лоточником, - пересказал нам его монолог «Если мои ребята, названные гениями в самом "Тайм-ауте», не получат причитающуюся им долю эфира на Би-би-си, то я не буду больше размениваться на общение со всякими там телевизионщиками! Пусть прозябают на обочине мирового культурного процесса, а я отвезу парней прямо в Голливуд! Там-то сумеют оценить настоящий талант и вознаградить его по достоинству. Лично я рассчитываю для начала на пару миллионов долларов минимум, и это только для себя. Ребята, конечно, получат намного больше». Мы с Тревором и Джорджем полностью согласны в том, что в наши дни все артисты и режиссеры ведут себя по отношению к Би-би-си куда более дерзко, чем раньше. Я полагаю, что таким положением дел мы обязаны огромному количеству возможностей, какие есть у любого более-менее творческого человека, чтобы заявить о себе публике в наши дни. (Откровенные бездари и идиоты, по-моему, имеют этих возможностей еще больше.) Были времена, когда телеканалы можно было по пальцам пересчитать, и любой талант и даже гений - если, конечно, он хотел попасть на телевидение - шел на поклон не к кому- нибудь, а к редакторам Би-би-си. В те годы у нас в корпорации и выработалась привычка работать вальяжно и порой годами не менять привычные, вроде бы популярные среди зрителей передачи. Актеры, сценаристы и прочие творческие работники делали то, что им говорили. Сказано - снять шестьдесят серий очередного комического сериала, значит, они будут из кожи вон лезть, чтобы выполнить заказ. В наше время, когда существует восемь миллионов телевизионных каналов, эти, с позволения сказать, творческие работники изрядно обнаглели и стали изрядно осложнять нам жизнь.

Тревор считает, что во многом виноват и Монреальский фестиваль комедии. Это мероприятие проводится в Канаде (да где ему, собственно говоря, проводиться, если оно называется Монреальским), а следовательно, в сравнительной близости от границы Соединенных Штатов. По крайней мере, большинству английских комиков ни за что в жизни не светит оказаться еще ближе к этой границе, не говоря уже о том, чтобы пересечь ее. Вот почему вся наша комедийная шайка стройными рядами марширует на этот фестиваль. Мы с Тревором, естественно, тоже стараемся смотаться туда, как только Би-би-си находит возможным профинансировать такую командировку. Как-никак, Монреальский фестиваль комедии всегда числился одним из лучших с точки зрения организации и изобилия халявных пьянок, не говоря уже о том, что рестораны там просто шикарные! Неприятной для нас частью программы фестиваля является только то, что туда припираются всякие крупные шишки с голливудских телеканалов. Впрочем, на самом деле они (те, кто туда приезжает) никакие не шишки. Это, скажем так, заместители заместителей и ассистенты ассистентов тех, кого можно с некоторой натяжкой назвать крупными шишками с голливудских телеканалов. Эти люди находятся в табе ли о рангах американского телевидения достаточно низко, чтобы приехать на фестиваль комедии в Монреале. Это означает, что им в данный период времени просто нечем заняться ни в Лос- Анджелесе, ни в Нью-Йорке. Побывав на Монреальском фестивале несколько раз, я сделал для себя вывод: это мероприятие организовывается в качестве ежегодного благотворительного праздника для самых убогих неудачников американского телевидения, которые в течение этой недели могут почувствовать себя королями и хозяевами жизни по сравнению с теми несчастными, для которых успех на телерынке Америки еще менее вероятен, чем для них самих.

Во всяком случае, выглядит это так: все эти американские ответственно-безответственные редакторы и якобы отборщики шатаются из бара в бар, делая вид, что они из себя что-то представляют. Самой лучшей выпивкой их накачивают, естественно, подобострастно ошивающиеся вокруг агенты британских комических актеров и сценаристов. Время от времени американцы созывают вокруг себя толпу уже вконец отчаявшихся британских, ирландских, австралийских и киви[3] комедиантов и объявляют, будто бы они все «невероятно интересны и оригинальны», и якобы Си-би-эс всерьез заинтересовалась творчеством всех и каждого из собравшихся, готова любого из них превратить в нового Эдди Мерфи, и в качестве первого шага в этом направлении каждому гарантируется финансирование и организационная поддержка в создании полнобюджетного авторского ситкома.

Горькая правда на самом деле заключается в том, что британские комики испытывают неистребимую, абсолютно ни на чем не основанную уверенность, что представляют для американцев хоть какой-то интерес. Единственное, что я могу сказать: комики-оззи[4] нужны там еще меньше. Кроме того, никто не хочет в открытую признаться, что Монреальский фестиваль комедии представляет для больших шишек американского телевизионного рынка не больше интереса, чем комедийный клуб «Большая шишка» на Брик-Лейн. Все эти сказки и поверья приводят к тому, что британцы (проведя в Монреале две недели в стельку пьяными и даже воспользовавшись, при некоторой доле везения, неопытностью, доверчивостью и, может быть, даже уважением какой- нибудь девятнадцатилетней канадской журналистки) возвращаются домой и начинают с вытаращенными глазами плести небылицы насчет того, какой колоссальный успех ожидает их в самое ближайшее время в ослепительно-гламурном мире американской комедии. Эти басни подхватываются и усиленно распространяются менеджерами и агентами данных комиков. Часть из них неизменно попадает в соответствующую рубрику «Индепендента» и, само собой, «Тайм-аута» («Подвинься, Робин Уильямс, пришло время Айвора Биггана из города Слау!», «Эрик и Эрни не пробились, но Пес и Рыба своего добьются»). Увидев всю эту ахинею напечатанной, менеджеры и агенты проникаются искренней уверенностью в том, что все это чистая правда. И первый вывод, к которому они в связи с этим приходят, состоит в том, чтобы как можно громче хлопнуть дверью в редакторском отделе Би-би-си и попытаться обойтись без сотрудничества с нами.

«Послушай, Сэм, - регулярно говорит мне Эйден Фьюмет по телефону голосом человека, уверенного в неопровержимости своих аргументов, - я только что получил факс от одной обалденно важной птицы с Эн-би-си! Слышишь? Ну так что, мать твою, где твой хренов контракт на ситком для моих гениальных ребят?!»

Было так весело! Тревор просто мастерски рассказывает всякие истории о своей работе, и у него это так хорошо получается. Наверное, это потому, что ему на самом деле наплевать, что и как там происходит. Сэм - другое дело. Он относится к работе гораздо более серьезно и пребывает в полной уверенности, что можно спланировать успех той или иной комедии. Кроме того, он, по-моему, считает, что все эти комедийные фестивали, болтающиеся там менеджеры и продюсеры и разные протоколы о намерениях, подписанные с американцами, на самом деле важны для успеха.

Вчера же дело обернулось вот как: Сэм (вероятно, пытаясь быть более веселым и остроумным, чем Тревор) завел разговор на тему предстоящего нам посткоитального обследования. Я всячески пытаюсь убедить себя в том, что ничего не имела против. В конце концов, Тревор и Кит отличные ребята и ничего плохого о нас не подумают. Впрочем, с точки зрения рядового обывателя, обсуждение содержимого влагалища едва ли можно назвать подходящей темой для беседы за обеденным столом. Мы, конечно, от души посмеялись, потому что (повторяю) это в самом деле очень, очень смешно. Больше всех веселились Тревор с Сэмом, затеявшие общественно-политическую дискуссию на тему вагинального геноцида, а затем устроившие настоящий балаган, изображая Сэмовы сперматозоиды, несущиеся сломя голову оттуда, куда их швырнула судьба, отчаянно размахивая белыми флагами.

Смеялись мы чуть ли не до слез. Вот только в какой-то момент (увы, не могу в этом не признаться) я готова была заплакать: как бы весело и раскованно мы ни шутили на эту тему, нет ничего смешного в том, что женщина хочет, но никак не может завести ребенка.

Кит - просто милейшее существо. Он работает театральным художником-декоратором и, говорят, пользуется успехом благодаря умению разумно сочетать эффектный вид своих творений с весьма умеренной стоимостью. (Он рассказал мне, как недавно, оформляя «Макбета», сумел превратить Барнэмский лес в замок Дунсинан всего за пять фунтов: «Взяли настоящих веток побольше, вот вам и лес, а стены замка соорудили из пивных ящиков - эти-то вообще универсальный материал, что хочешь можно изобразить».) Когда тема нашей с Сэмом возможной несовместимости была исчерпана, Кит поинтересовался, что мы собираемся делать, если обследование покажет, что мое тело действительно отторгает сперматозоиды Сэма. Сама не понимаю как, но разговор немедленно перешел на предложение Тревора стать донором спермы. Вот тебе и раз! Оказывается, у Тревора уже есть такой опыт. Он предоставил свою сперму какой-то парочке лесбиянок из Кроуч-Энда, с которой они с Китом познакомились по Интернету. Он объяснил, что на самом деле ничего «такого» делать не придется: ну, Пенни, ты понимаешь - заниматься с ним сексом не потребуется («Люси, дорогая, даже ради тебя я не могу пойти на этот противоестественный для меня поступок», - сказал Тревор). Оказывается, все это делается посредством пробирок и еще какого- то медицинского оборудования - наподобие соусника для жареной индейки! Мне всегда казалось это чем-то совершенно невероятным, но выяснилось, что это не только правда, но и реальный опыт наших ближайших друзей.

Сэм тоже от души посмеялся над этим предложением, но, мне кажется, оно его изрядно озадачило, если не сказать - застало врасплох. Впрочем, ему, по-моему, настолько наплевать, будут у меня дети или нет, что он и не стал бы возражать, решись я на такую авантюру с Тревором.

Ну ни хрена себе, как оно все оборачивается! Оказывается, моя жена уже почти разработала план по искусственному осеменению с использованием мужских способностей моего голубого приятеля, а также соусника для индейки. А моего мнения даже никто не спросил. Да, будет о чем рассказать маме, когда мы заглянем к ней на рождественский обед.

Эта веселая беседа навела меня на очень серьезные размышления. Я имею в виду - что нам делать, если выяснится, что мы с Сэмом действительно несовместимы? Какой у нас останется выбор? Усыновление? Или искусственное оплодотворение? Или, может быть, лучше вообще забыть об этой затее? Боюсь, сегодня вечером мне предстоит нелегкое дело, даром что я занимаюсь этим почти ежедневно: нужно постараться побыстрее уснуть, усилием воли прогнав от себя эти мрачные мысли.

Дорогой Сэм.

Сегодня на работе со мной приключилась занятная история. Началось все грандиозно, хотя финал, по правде говоря, оказался не столь блестящим. Так вот: я как раз заканчивал проход по очередному, на редкость трудному уровню «Расхитительницы гробниц», барабаня по клавиатуре компьютера, как вдруг в кабинет заглянула Дафна и сообщила, что у нее на проводе референт генерального директора, которой срочно нужно знать, не откажемся ли мы с Люси принять приглашение на очередной торжественный обед в ресторане Дома телевидения!

Не откажусь ли я? Ну знаете, это уж слишком. Все нечестивые мысли по поводу выдающегося бюста Лары Крофт словно ветром выдуло у меня из головы. А что вы хотите? Об обедах, которые дает генеральный директор в Доме телевидения, ходят легенды. Туда приглашают министров, промышленных магнатов, футболистов, епископов, ну, в общем, всех. Но никогда еще на моей памяти на подобное мероприятие не был приглашен жалкий исполнительный продюсер какого-нибудь там комедийного сериала или юмористической программы. Однажды мне довелось побывать на устроенном гендиректором рождественском фуршете, но, повторяю, только лишь однажды, и приглашено туда было больше двухсот человек, и это был всего-то фуршет - то есть выпивон в стоячем положении. А здесь - обед! Обед в Доме телевидения, на этом славном корабле, скользящем на всех парусах вдоль Риджент-стрит! Вот это честь! Наверное, гендиректор что-нибудь прослышал о моих успешных переговорах на Даунинг-стрит. И то верно: ну как, спрашивается, он мог об этом не узнать, если я рассказываю об этой творческой удаче каждому встречному и поперечному, имеющему хоть какое-то отношение к нашей корпорации.

Ну, короче говоря, главное, что нас пригласили. По какой именно причине - не столь важно. Мы оказались «в обойме». Дафна и референт генерального, видно, решили поиздеваться надо мной, интересуясь, не откажусь ли я принять такое предложение!

– Когда? - спросил я. - Готов отменить любые дела. Если даже моей мамаше взбредет в голову помереть в этот вечер, пусть помирает в одиночестве.

– Завтра, - ответила Дафна.

Это прозвучало, скажем так, несколько разо- чаровывающе. Приглашение в последний момент означало только одно: нами заменяли кого-то из тех, кто не смог пойти. Впрочем, смирив гордыню, я заставил себя вспомнить, что едва ли мог вообще рассчитывать на подобное приглашение хоть в какой-то роли. Поэтому тот факт, что меня вытащили со скамьи запасных, нисколько не унижает меня, но по-прежнему является большой честью.

Тут зазвонил телефон. Это был Джордж. 

– Ты представляешь? - сказал он. - Нас с Мелиндой пригласили завтра вечером на обед к генеральному директору! Я просто обалдел! Вот это честь - не побоюсь в этом признаться! Ясное дело, нас пригласили, чтобы заткнуть дырку, когда выяснилось, что отказался кто-то, кого действительно хотели там видеть. Но это в конце концов неважно! Мы люди маленькие, не гордые, в общем, утерлись бы. Но ты только представь себе: идиотизм ситуации заключается в том, что мы не можем принять это предложение! Мелинда, видите ли, не договорилась с той няней, которой она доверяет. Оказывается, на всем белом свете есть только две няни, которые не являются серийными убийцами или кем-нибудь в этом роде, и оба этих ангела завтра вечером уже заняты. Думаешь, я не пытался ее уговорить? Да я даже разводом грозил, а ей наплевать. Не пойду, говорит, и все тут.

– И когда ты получил приглашение? - спросил я.

– Вчера, в самом конце рабочего дня, - ответил Джордж. - А сегодня, как только пришел, первым делом позвонил в офис генерального, чтобы дать отбой. Честно говоря, сам до сих пор в это с трудом верю. Получается, что я попросту отшил генерального директора с его навязчивыми приглашениями. Каково? Знаешь, несмотря на то что упускать такое приглашение жутко обидно, я считаю, что по-своему это просто круто.

Закруглив по возможности быстро разговор с Джорджем, я постарался вновь смирить проснувшуюся во мне гордыню и не воспринимать случившееся как пощечину моему самолюбию. «Да какая разница? - мысленно повторял я про себя. - В конце концов, если даже мы с Люси и оказались вторыми в списке запасных, ничего страшного. Все-таки нас пригласили на ужин, на котором будут присутствовать…»

Тут позвонил Тревор.

– Что я тебе сейчас расскажу! Ты просто ушам своим не поверишь! - заверещал он в трубку. - Нас с Китом пригласили на обед у генерального в Доме телевидения - и представляешь себе, мы не сможем туда пойти! Мне сегодня утром позвонили из его офиса. Обед завтра вечером, так что, ясное дело, меня вытащили на замену какой-то важной шишки, отказавшейся в последний момент. Но, старина, ты понимаешь: это уже детали! Главное - сам факт. Но полчаса назад мне пришлось с болью в сердце перезвонить референтам генерального и отказаться. Честно говоря, мне было бы легче согласиться выдрать пару зубов без анестезии, чем отказаться от такого предложения, но ведь у Кита строгий режим, и нарушать его он не может ни под каким предлогом.

Кит, к сожалению, ВИЧ-инфицирован, как бы ужасно это ни звучало. Держится он, конечно, молодцом, и со стороны никто не заподозрит, что его организм разрушает столь опасный вирус. Но, как бы то ни было, ему абсолютно нельзя пере утомляться, в том числе и в эмоциональном плане. Проконсультировавшись с врачами, они с Тревором выяснили, что им разрешается участвовать не более чем в одном светском мероприятии в неделю.

– Как ты понимаешь, лимит на эту неделю мы исчерпали, когда пригласили вас с Люси на ужин. - Не могу сказать, что тон Тревора привел меня в восторг. В нем явно слышалось сожаление по поводу того, что не будь они с Китом такими кретинами и не потрать свое драгоценное время на какую-то заурядность вроде нас с Люси, у них была бы возможность поучаствовать в другом, куда более интересном мероприятии. В общем, попрощались мы с Тревором прохладнее, чем обычно.

Ну что ж, поглядим правде в глаза: мы с Люси оказались заменой замены для замены тех, кто не смог стать заменой для кого-то еще. Тем не менее мы идем на обед к генеральному, а это вам не хрен собачий. Нужно устроить так, чтобы эта информация обязательно дошла до Найджела. Пусть попробует турнуть меня с работы, зная, что я на короткой ноге с премьер-министром и нашим генеральным директором!

Оставшуюся часть дня я провел в ожидании звонка от Кейта Харриса с сообщением, что он был вынужден отказаться от приглашения генерального директора по той причине, что Орвилл[5] простудился. 

Сегодня, кстати, позвонил и Мудозвон. Сообщил, что никакой подходящей для меня работы у него в компании нет и в обозримом будущем не предвидится. Честно говоря, я был несколько обескуражен такой «приятной» новостью. Положа руку на сердце, я предполагал, что он вцепится в столь ценный кадр обеими руками и что человек, отработавший столько лет на Би-би-си, будет престижным приобретением для его независимой студии. Судя по всему, Мудозвон придерживается иной точки зрения. Когда я намекнул ему, что Би-би-си - это все-таки уровень, марка, бренд, и ее сотрудники должны котироваться на рынке труда особенно высоко, он сообщил мне, что «Би-би-си, старина, - это всего лишь один из игроков, пытающихся урвать себе кусок медиа- пространства». Мне в общем-то смешно даже слушать эти бредни, учитывая, что Би-би-си, как-никак, крупнейшая радио- и телевещательная корпорация в мире, а студия Мудозвона умещается на полутора этажах медиа-центра на Дин-стрит. По правде говоря, есть у меня подозрение, что на работу он берет исключительно молодых девчонок с пирсингом в пупках и маленькими скорпи- ончиками, вытатуированными на изящных плечиках. По-моему, у него в офисе только такие и ошиваются. А может быть, это просто совпадение.

Дорогая подруга по переписке.

Мы с Сэмом только что вернулись с обеда в Доме телевидения, и я тотчас же решила написать тебе, как все прошло. Генеральный директор Би-би-си организовал очередной званый ужин для очень важных гостей. Сэма, а соответственно и меня, пригласили лишь для того, чтобы заполнить образовавшуюся в последний момент брешь в списке. (Сэм провел небольшое журналистское расследование, и выяснилось, что отказавшимся был главный редактор «Дейли Телеграф». Более того, Сэму удалось выяснить, что нас пригласили только после того, как приглашение на обед не смогли принять несколько других пар. Кто именно эти отказавшиеся, Сэм выяснить не смог, но, судя по намекам его информаторов, это тоже были очень важные люди.)

Если я скажу, что мы обедали с генеральным директором, то это будет некоторым преувеличением. Следует внести кое-какие уточнения: мы едва ли обменялись с ним парой слов, потому что сидели на другом конце стола. Тем не менее мне все очень понравилось. Дом телевидения - просто потрясающее здание, и это несмотря на то, что какой-то идиот во время очередного ремонта в середине пятидесятых годов убрал из интеръера почти все украшения «ар деко». С тех пор эти помещения больше всего напоминают какую-нибудь советскую тюрьму. И все равно, чувствуешь себя совершенно по-особому, когда переступаешь порог, через который в это здание входили Тони Хэнкок, Черчилль и Сью Лоули.

Обслуживающий персонал (весьма сообразительный и расторопный) сумел создать за столом особую атмосферу. У меня было ощущение, будто мы все перенеслись в какую-то другую эпоху - пожалуй, в двадцатые годы или что-то вроде того. Сначала нам предложили разные напитки в одной из гостиных, а потом провели в уютную столовую срезными деревянными панелями по стенам. Стол, казалось, готов был загореться от блеска разложенных на нем серебряных приборов и расставленных хрустальных бокалов. Мне досталось место между каким-то епископом, который оказался весьма милым собеседником, и довольно молодым министром теневого кабинета, о котором ничего хорошего сказать не могу. Он сразу дал понять, что вовсе не обрадован соседством с «супругой»' кого-то там, ничего особенного из себя не представляющего. Могу поклясться, что когда эта свинья увидела табличку со своим именем почти в самом конце стола (я-то к тому времени уже заняла свое место), у него от досады всю рожу перекосило! Невероятно! Он даже не стал пытаться изобразить хотя бы видимость вежливого поведения. Он просто скорчил такую гримасу, что всем окружающим - ив первую очередь мне - стало ясно, что он про нас всех думает.

В течение примерно минуты мы пытались вести светский разговор ни о чем.

Я: «Так значит, вы состоите в теневом кабинете? Как интересно! По правде говоря, я всегда считала, чтобы быть в оппозиции - это трудное дело, требующее немалого мужества».

Свинья: «Э-э-э… ну да. Так ваш муж, значит, работает на телевидении, комедии делает? Ну- ну. Лично я считаю, что все нынешние комедийные телепрограммы не только не смешные, а просто убогие. Ничего достойного внимания не появлялось на экране со времен еще того, нашего министра».

После этого он начисто забыл о моем присутствии, но к тому моменту, когда подали сыр, он накачался уже до такой степени, что снизошел до попытки лениво и покровительственно, без всякого энтузиазма пофлиртовать со мной.

Свинья: «Так вы с мужем, стало быть, оба работаете в шоу-бизнесе. Занятно, занятно. У вас ведь наверняка бывает ужасно много искушений и соблазнов. Вы его ревнуете? А он вас?»

У меня не было никакого желания поддерживать разговор на эту тему. «Очень странный и бестактный вопрос», - заметила я не только строго, но и по возможности презрительно, а затем вновь обернулась к епископу, который, честно говоря, привел меня просто в восторг. Лет ему, наверное, девяносто пять (если не больше; впрочем, цифру можно назвать любую - все равно столько не живут). Он без умолку болтал о своем хобби, которое, как оказалось, заключается в коллекционировании произведений японского эротического искусства восемнадцатого века! С ума сойти! И откуда только такие святые отцы берутся в церкви? Мало того, этот старый хрыч, описывая мне во всех подробностях свою любимую фарфоровую статуэтку голого ниндзя, решил, что как раз настало время ласково попинать меня под столом своей ходулей! Ну ни фига себе! Тут уже не седина в бороду, а плешь в голову, а бес, оказывается, и поныне там. И все-таки, что за жалкие существа эти мужики. Пара рюмок - и они уже сделали стойку и напряженно принюхиваются к окружающим женщинам. Ни дать, ни взять - охотничьи псы, которым приказали найти добычу. Сэм вел себя немногим лучше престарелого епископа. Его усадили рядом с какой-то девицей с шикарной (действительно шикарной, не побоюсь этого признать) грудью. Впрочем, есть у меня подозрение, что эта роскошь не совсем природного происхождения. Добиться такого соотношения формы и объема без чудес современной пластической хирургии, по-моему, просто невозможно. Так вот: Сэм прямо пожирал эти сиськи глазами. Поначалу он, впрочем, пытался соблюсти какие-то приличия, хотя мне (полагаю, и не только мне) было совершенно ясно, на кой черт он все время тянется через полстола то за солью, то за хлебом. Противно было смотреть. Хотя по-своему мне его даже жалко. Ну, в общем, после нескольких бокалов вина о приличиях и элементарной вежливости было забыто. Сэм повер нулся вполоборота к своей соседке и практически уткнулся ей в бюст, да так и завис с высунутым языком и чуть ли не капающими с него слюнями. По-моему, даже если бы он встал и объявил во всеуслышание: «Вот блин! Вы только посмотрите на эти арбузы!», - и то это было бы не так нескромно. Понятия не имею, с кем пришло на ужин это перезревшее дынное дерево. На вид ей примерно года двадцать три или двадцать четыре, и скорее всего, она оказалась там в качестве второй жены какой-нибудь важной шишки. Я попыталась выяснить, чьей именно, выискивая среди приглашенных мужнину с самой самодовольной ухмылкой на физиономии. Впрочем, таких среди гостей было абсолютное большинство, и отбор по этому критерию оказался неэффективным. Ее мужем мог быть кто угодно, хоть тот же самый министр теневого кабинета, сидевший рядом со мной. Хотя, с другой стороны, на кой хрен мужику, у которого есть такая девчонка, заигрывать со мной? Я, конечно, не могу отказать себе в некотором очаровании, но должна признать, что по части бюста Господь не наградил меня ничем выдающимся.

В общем, учитывая повышенное слюноотделение Сэма, недвусмысленные намеки теневого министра и шаловливые ручонки старого епископа, явно проявлявшие уже чрезмерный интерес к моей персоне, я несказанно обрадовалась, когда нам было дозволено выйти из-за стола в связи с появлением пудинга. Так получилось, что я оказалась рядом с женой генерального директора, и мы с ней очень мило поболтали. Неожиданно для себя я стала рассказывать ей о Карле Фиппсе. Разумеется, не о том ланче, когда мы держались за руки, а просто о том, что я работаю в актерском агентстве и представляю его интересы. К моему собственному удивлению, я повествовала о новоявленной звезде с куда большим энтузиазмом, чем сама от себя ожидала. Из меня так и сыпалось: «он такой милый», «он очень талантливый», «в нем нет даже намека на звездную болезнь». По крайней мере последнее замечание нельзя назвать соответствующим истине.

Мне кажется, это прозвучало немного по-детски. Как будто школьница-поклонница рассказывает о своем кумире. Да ладно, наплевать. Думаю, что все равно на такой обед нас все больше не пригласят.

По дороге домой Сэм традиционно уверял меня, что вовсе не напился, несмотря на то что стол просто ломился от самого разного алкоголя. При этом он завел свою неизменную пьяную шарманку, пытаясь выяснить у меня, не был ли он слишком назойливым или бестактным с кем- нибудь из гостей. На это я сказала, что он мог бы преспокойно облапать свою соседку и этого никто бы не заметил, потому что он и так практически весь вечер этим занимался и разве что целиком не залез ей в декольте (думаю, он там вполне уместился бы, не будучи атлетического телосложения). Сэм, конечно, стал отпираться и уверять, будто даже не заметил, что там за серая мышка сидела с ним рядом. Смех, да и только! Все это просто жалкий лепет, потому что я прекрасно все видела и не нуждалась ни в каких пояснениях. Сэм, когда приходит из гостей сильно поддатый, всегда начинает расспрашивать меня, не наделал ли он каких-нибудь глупостей и не обидел ли кого-нибудь ненароком. Я этого терпеть не могу. Во-первых, это выглядит просто по-дурацки, а во-вторых, я стала и за собой замечать то же самое. Раньше со мной такого не бывало. «Да пошли они все на…» - говорила я, когда меня начинали упрекать в том, что я вела себя не слишком сдержанно. То же самое я обычно рекомендовала Сэму, когда его начинали мучить угрызения совести. А в последнее время, возвращаясь домой, мы другой раз всю дорогу выясняем, не были ли мы чересчур назойливыми или грубыми, не задели ли кого-нибудь из приглашенных, и при этом оба уверяем друг друга, что все было абсолютно нормально и мы вели себя корректно и вежливо. Кошмар. Между прочим, Сэм мог бы и не надираться до такого состояния. Похоже, последняя рюмка окончательно стерла у него из памяти, что завтра ему предстоит сделать одно очень важное дело.

Дорогой и т. д.

Думаю, что сегодня все прошло хорошо и гладко. Вот только боюсь, не наговорил ли я кому нибудь лишнего. Ну, надеюсь, Люси присматривала за мной и не позволила бы мне совершить бестактность. Насколько я помню, с генеральным директором мне удалось заговорить всего два раза: в начале вечера, когда ему представляли всех приглашенных, я с ним поздоровался, а позднее, когда вечер был уже в разгаре, мне удалось вставить в общий разговор одну фразу: «Да, на мой взгляд, во всем, что касается развлекательных программ и комедий, мы явно находимся на подъеме». Не думаю, что эту сентенцию, а также сообщение о том, что вечер, мол, добрый, можно истолковать каким бы то ни было ошибочным образом. Хотя, если разобраться… а не почувствовал ли он в моем заявлении какой-то иронии? Впрочем, с какой бы это стати? Нет, уверен: никакой двусмысленности в этом не было.

Я абсолютно в этом уверен.

Кроме того, я так же твердо уверен, что не провел весь этот вечер, разглядывая грудь той женщины, в чем меня кое-кто обвиняет без каких- либо на то оснований. Отрицать не буду: они там присутствовали. То есть та женщина и ее грудь. И были они не где-то в одном конкретном месте, а повсюду, занимая собой все свободное пространство. Я просто физически не смог бы избежать одного-двух взглядов в их направлении. Господи, нельзя же весь вечер просидеть, ни с кем не общаясь и глядя только в потолок.

Да, чуть не забыл: вот еще одно утверждение, в истинности которого я уверен на сто процентов. Я не напился. Я внимательно следил за собой в этом отношении. Как-никак, я прекрасно помню, что завтра с утра пораньше мне предстоит одно приятное дело: потрахаться с Люси. У меня есть твердое намерение сделать это как следует, от души. Я ведь очень ее люблю и уже сейчас сгораю от нетерпения. Я люблю ее даже вместе со всеми ее недостатками, в частности, с прогрессирующей паранойей по поводу грудей других женщин. Я только что сообщил ей об этом и в ответ услышал, что, оказывается, я напился. Ничего подобного. Я просто люблю ее - вот и все тут. Люблю, люблю, люблю - и завтра с утра займусь с ней любовью, и сделаю это так страстно и так нежно, что она запомнит это навсегда. А все почему? Потому что я ее люблю.

Дорогая Пенни.

Сегодня утром у меня было, не побоюсь этого слова, самый отвратительный секс за все тринадцать с половиной лет более-менее регулярных занятий любовью. Не сомневаюсь, я запомню это надолго. От Сэма жутко разило перегаром, и вдобавок он постоянно портил воздух. К тому же я никак не могла забыть, что весь вчерашний вечер он просидел, тупо уставившись в бездонную пропасть между двумя глыбами женской плоти (он-то, конечно, по-прежнему все отрицает). 

К сожалению, выбора у нас не было. Посткоитальное обследование было назначено на десять утра, а с расписанием, которое установлено организацией, подчиненной Министерству здравоохранения, не поспоришь. Как только мы с Сэмом проснулись, стало ясно, что ни о каком эротическом удовольствии - по крайней мере для меня - и речи быть не может. Сэм нанес на редкость шумный визит в туалет и, вернувшись, объявил, что у него жутко болит голова, но никак не с похмелья, потому что вчера он почти не пил. Еще одним «приятным сюрпризом» стало то, что у нас почти нет времени: благодаря Сэму мы выбились из графика. Накануне он поставил будильник на полчаса раньше обычного (впрочем, как правило, на это мероприятие у нас уходит не больше пятнадцати минут). Но по какой-то причине (само собой, не потому, что он был пьян - он ведь практически не пил) нужная кнопка оказалась не нажатой и будильник не зазвонил. Слава богу, мы по привычке проснулись почти в то же самое время, что и в каждый будний день.

Я собрала в кулак всю силу воли, заставила себя абстрагироваться от плотным облаком окутывавшей Сэма перегарно -сероводородной вони и даже приступила к некоторому подобию предварительных эротических ласк. По крайней мере, я сделала все, что было в моих силах. А он и говорит: «Ты, конечно, извини, дорогая, но нам бы надо того… поторопиться. А то у меня важная встреча на работе». Надо же так все испортить!

«Ах, вот как? Ну извини, - сказала я. - Где уж нам со своими примитивными и инстинктивными желаниями обзавестись потомством - у человека, понимаешь ли, встреча на работе, а я тут лезу со всякими капризами. Может, мне стоит позвонить твоей секретарше и договориться, чтобы она внесла нашу сексуальную жизнь в твой ежедневник? Пусть хоть карандашиком. Я, конечно, ни в коем случае не настаиваю, чтобы это расписание было для тебя обязательным. Мало ли какие более важные дела свалятся на тебя неожиданно!» По-моему, получилось убийственно саркастично. Уж во всяком случае лучше, чем просто наорать на него, к чему я склонялась в первый момент.

Мне казалось, что язвительное, но справедливое замечание не может поколебать уверенность мужчины в своих силах. В конце концов, от здоровой критики еще никто не умирал. Так нет же: с Сэмом случилось как раз то, чего я в тот момент меньше всего хотела. Его главный для данного дела инструмент спрятался так далеко, что его и видно-то не было. Я предложила вспомнить вчерашнюю мисс «Сштрите-все-на-мои-сисъки» и даже представить себе, что он занимается сексом с носительницей этих раблезианских бурдюков, но Сэм только разозлился и заявил, что и думать не желает о других женщинах. Он пояснил, что даже с любимой женой трахаться по заказу и заранее составленному графику - вовсе не такое легкое дело, как я это по своему скудоумию представляю.

В общем, сокращая и без того не слишком длинную историю, могу сказать, что в конце концов у него что-то вроде бы получилось. Именно вроде бы. Сэм сказал, что не уверен, является ли произведенное им количество материала достаточным для обследования, но доктор Купер уверял меня, что дело тут вовсе не в количестве. Так что думаю, что все будет нормально. По правде говоря, мне даже немножко жаль Сэма. Я ведь вижу: он понял, что не смог сегодня ни вдохновить, ни порадовать меня как мужчина, и, конечно, очень переживает по этому поводу. Чтобы его ободрить, я сказала, что не надо так себя изводить: ведь в конце концов, он не виноват, что у него такой маленький и ненадежный член.

Говоря это, я хотела хоть как-то успокоить Сэма. Не знаю почему, но он обиделся на меня и расстроился еще больше.

В общем, Сэм оделся и направился на свою деловую встречу. А я прямым ходом двинула в клинику. По дороге меня занимала только одна мысль: как бы полученный для обследования материал не вывалился оттуда, куда он попал с таким трудом. Ужасная мысль. Смешать эти две жидкости нам стоило таких трудов, что мне совершенно не хотелось вновь проходить через весь этот кошмар: я имею в виду пред-посткоиталъный секс. Не знаю, есть ли какой-нибудь смысл в этом нагромождении слов.

Стараясь не кашлять, я мелкими-мелкими шажочками добралась до машины. Но там дело пошло еще хуже. Рулить самой в таких обстоятельствах - чистейший идиотизм, если, конечно, в машине не автоматическая коробка передач. Каждые три секунды выжимать сцепление, держа при этом ноги скрещенными, просто физически невозможно, а ехать всю дорогу на третьей передаче, прямо скажем, затруднительно, особенно тронуться с места на перекрестке. Комментарии по поводу моих водительских способностей, которые обрушивались на меня из соседних машин, разумеется, не слишком поднимали мне настроение.

Когда я наконец добралась до клиники, въезд на стоянку оказался перекрыт машиной со включенной аварийной сигнализацией.

Ненавижу аварийную сигнализацию.

Ее нужно запретить ко всем чертям! Люди почему-то считают, что, включив аварийку, можно вести себя так, как взбредет в голову. Они думают, что с включенными аварийными огнями можно парковаться посреди проезжей части, ехать задним ходом по автомагистрали, заезжать прямо в супермаркет, вторгаться в Польшу… «Все нормально, ребята, - сказал Гитлер командирам своих танковых дивизий. - Нам за это ничего не будет. Главное - не забудьте включить аварийную сигнализацию». Да что же это творится, я вас спрашиваю?! Так какой-нибудь с ног до головы покрытый блатными наколками рецидивист возьмет да и подаст в суд на полицию за то, что она осмелилась отвлечь его от увлекательной прогулки на угнанной машине или вздумала преследовать после ограбления банка или инкассаторского броневика, несмотря на то что он не забыл включить аварийную сигнализацию!

Мне пришлось сдавать задним ходом через пол-улицы (этот же маневр пришлось проделать всем скопившимся за мной машинам; водители показывали мне разные знаки пальцами, как будто я была виновата в этом идиотизме!). Каким-то чудом мне удалось припарковаться возле тротуара на свободном кусочке пространства, дюйм в дюйм совпадавшем с габаритами моей машины. Как мне это удалось, сама до сих пор не понимаю. По-моему, это просто выдающееся достижение, и потребовалось для этою всего-навсего семьдесят два маневра вперед-назад, что, учитывая некоторые ограничения в подвижности нижней части моего тела, можно считать рекордным результатом. Хвала тому, кто изобрел гидроусилитель руля!

Я выбралась из машины и посеменила к зданию клиники, стараясь по возможности не разжимать колени. Проходя мимо машины с включенной аварийкой, я дала волю своим чувствам и наорала на мужчину, сидевшего за рулем: «Кретин, ты же весь проезд перегородил!» - сообщила я ему, хотя это и так было очевидно. Само собой, не прошло и минуты, как я почувствовала себя виноватой. Оказывается, он просто подъехал поближе, чтобы вы ходившей из клиники пациентке на костылях не пришлось далеко идти. Ну, не знаю. По правде говоря, он мог бы повесить на машину специальную наклейку со значком «инвалид». С другой стороны, нельзя быть такой агрессивной и несдержанной, особенно не разобравшись, в чем дело.

Насквозь вспотевшая и в отвратительнейшем настроении, я добралась до стойки регистратуры и сообщила сотруднице клиники фамилию и цель своею появления. Очаровательная сцена:

– Здравствуйте. Мне назначено обследование на предмет того, не уничтожает ли содержимое моего влагалища сперматозоиды моего мужа.

Нет, конечно, прямым текстом я этого не сказала, но девушка за стойкой регистратуры прекрасно все поняла. Она устало улыбнулась и предложила мне подождать в холле. Там уже сидели две или три женщины, и, честно говоря, мне не хотелось находиться рядом с ними. Мы все отлично понимали, что каждую из нас всего час-другой назад поимел муж, и теперь нас больше всего беспокоит, чтобы сперма не вытекла оттуда, куда попала естественным путем.

Клиника оказалась на удивление хорошей, и очередь продвигалась довольно быстро. Я едва успела пролистать номер какого-то женского журнала и дочитать до середины статью о нежной привязанности принца Эндрю к ею новой невесте Саре Фергюсон, которую все друзья называют попросту Ферджи. Должна сказать, что холлы  и залы ожидания в медицинских учреждениях - необычайно ностальгические места. Только здесь можно забыться и представить себе, что принцесса Диана по-прежнему жива. По правде говоря, я до сих пор плачу, когда вспоминаю то кошмарное воскресенье, когда она погибла.

Наконец пришла и моя очередь отправляться в камеру пыток. Раз-два, ноги задрать, расставить пошире, а обо всем остальном позаботятся промежных дел мастера. Все что надо разведут, разомкнут и что куда нужно вставят. «Вот, - думала я, смиренно принимая очередную порцию унижений, - еще один день, еще одно бесцеремонное вторжение в мои окончательно обесчещенные, лишенные какой бы то ни было защиты и сакральной тайны внутренности». Само собой, и на этот раз не обошлось без очередного студента-практиканта.

Ненавижу!

Ну не выношу, не выношу я этого. Я прекрасно понимаю, что им нужно учиться, но если кого-то интересует мое мнение, то я вполне могу прожить без того, чтобы очередной прыщавый юнец суетливо пыхтел, заглядывая мне между ног. Чем- то это напоминает мне школьные годы, причем не самую лучшую их сторону.

В общем, настроение у меня и без того было препаршивое, а тут за меня взялись еще и эти садисты. Началось все, казалось бы, с ерунды - какой-то абсолютно ледяной смазки. Затем доктор извлек откуда-то очередное, совершенно чудовищ ного вида достижение медицинской техники и вознамерился посредством этого отвратительного (разумеется, ледяного) бура - или крюка? - поскрести мою многострадальную шейку матки. И как вы думаете, что он при этом сказал? Разумеется, то, что гинекологи всегда говорят в таких случаях:

– Постарайтесь расслабиться.

Ну да, конечно. Чуть не забыла. Посторонний человек засовывает вам внутрь холодную и жирную железяку, сам влезает туда чуть ли не с головой, озабоченно цокает языком и интересуется у какого-то недоросля, что тот думает по этому поводу, а ты при этом должна «постараться расслабиться».

Мне всегда хочется в таких случаях сказать: «Знаешь, приятель, попробуй сесть задницей на фонарный столб и постарайся расслабиться». По- моему, это был бы блестящий ответ, на который и возразить нечего, но, к сожалению, у меня никогда не хватает духу.

Я очень порадовалась за себя и, главное, за Сэма, узнав, что он все-таки не подкачал. Нужной субстанции во мне было достаточно. Еще больше меня поразило, что результат обследования выдали мне, что называется, «не отходя от кассы». Обычно итоги подобных обследований присылают тебе к тому времени, когда ты уже выходишь из детородного возраста. Но на этот раз доктор вытащил из меня каким-то очередным лопатообразным инструментом комочек слизи, размазал его по стеклянной пластинке, разглядел в микроскоп и буквально через минуту посвятил меня в результаты своих умозаключений. Удовлетворительно - таков был его вердикт. Значит, все обошлось, причем довольно малой кровью. Это, конечно, если не считать всех страданий на кресле и еще одной, с позволения сказать, мелочи. Каждый раз, когда из моего чрева извлекалась очередная железка, она издавала омерзительный чавкающий звук, от которого меня просто выворачивало наизнанку. Все дело в этой смазке, которой они пользуются и которой мой доктор воспользовался слишком щедро. Он настолько не поскупился, что по дороге домой, стоило мне затормозить, я то и дело соскальзывала с сиденья.

Так, ближе к делу (вот-вот начнется очередная серия «Жителей Ист-Энда»: у них там новая буфетчица как раз подумывает о том, не заняться ли ей проституцией, чтобы прокормить ребенка. Слезу хотят вышибить или что?), новости у нас хорошие. Мы с Сэмом с химической точки зрения вполне совместимы. Выделения моих гениталий не отторгают и не убивают его сперматозоиды (впрочем, учитывая, какой скотиной он был в последнее время, я бы не удивилась, если бы именно так все и происходило). Я, конечно, очень рада этим новостям, потому что, какой бы свиньей Сэм ни был, я ею люблю, и мне вовсе не улыбается перспектива обращаться за помощью к нашему голу бому приятелю и просить у него полный соусник спермы.

Судя по всему, проблема не в нашей совместимости. А также не в моей овуляции и не в подвижности его сперматозоидов.

Так почему же я до сих пор не беременна? ПОЧЕМУ? Почему, черт побери?

Все это наводит меня на самые печальные мысли. Мы перепробовали почти все. Неужели мне придется идти на лапароскопию? Черт! У меня коленки дрожат от одной мысли о том, что врачи засунут мне в живот телекамеру прямо через пупок! Я вообще с этой точкой своего тела не слишком-то в ладах: ну, щекотно мне там, и все. Я, наверное, даже Сэму не позволила бы целовать мой пупок (впрочем, он никогда и не предлагал), а теперь, значит, туда залезет целая съемочная группа Си-эн-эн и будет ежечасно передавать прямо из моих яичников выпуски новостей в прямом эфире.

Странное дело: в жизни бы не поверила, что доживу до такого, так нет же - вот видишь, Пенни, сижу и пишу тебе об этом. Нужно будет подробнее расспросить Друзиллу об энергетических линиях на вершине Примроуз-Хилла. Она так уверенно и убежденно обо всем этом рассказывала. Может быть, секс в Хайгейте на самом деле не совпадает с ритуалами плодородия, в отличие от секса на вершине этого чертова холма? Друзилла, конечно, ведьма, но ведьма не злая. А это, считай, почти что добрая волшебница, ничего общего не имеющая со зловредными колдуньями и прочей нечистью.

Дорогие все, как вас там.

Ну и пришлось же мне поработать сегодня, причем с самого утра. Чего стоит одно лишь участие в подготовке Люси к посткоитальному обследованию на совместимость. Ох, уж мне эти докторишки. Бедная Люси: ей пришлось сразу после секса нестись в клинику для осмотра своих внутренностей. Конечно, женщине в такой ситуации не позавидуешь, но извольте проявить хоть немного сочувствия по отношению к мужчине, с которого в приказном порядке требуют предоставить материал для этого самого чертова обследования. Или вам все еще кажется, что это моя блажь? Вот уж нет. Секс по предварительному заказу - не самое веселое занятие в любом случае, а уж если дело происходит ранним утром рабочего дня, да еще и после хорошей вечеринки у генерального директора, то эта задача становится вообще непосильной. По правде говоря, мы уже несколько лет не занимались этим по будням с утра. Ничего обидного для себя я в этом признании не вижу. А чего вы, собственно говоря, хотите? Мы давно уж не сопливые студенты, так что нечего хихикать.

Еще больше осложнило задачу то обстоятельство, что или мы с Люси умудрились проспать сигнал будильника, или эта мерзкая штуковина специально решила не звонить. Ну и конечно, как раз сегодня у меня на утро была назначена очень важная встреча.

Люси иной раз говорит: «Тебя как ни хватишься, так у тебя то встреча, то совещание». На самом деле это не так. Я очень часто бываю свободен и готов примчаться к ней по первому зову. Проблема в том, что когда я не слишком занят, ей оказывается не до меня. По-моему, Люси интересуется моей персоной исключительно тогда, когда ей становится доподлинно известно, что в этот момент у меня на работе происходит что-то важное.

Таким образом, учитывая похмелье после вчерашнего (которое, по-моему, я сумел вполне удачно скрыть от Люси), ранний час и висящую у меня над душой встречу, я едва ли мог рассчитывать на уверенную и продолжительную эрекцию.

Люси, конечно, попыталась проявить тактичность и понимание в этом деликатном деле, но, честно говоря, без больших усилий. По-моему, женщины вообще не понимают, насколько тяжело бывает добиться столь элементарной реакции организма. Они, видимо, думают, что раз эрекция частенько наступает без всякого видимого повода, то и получить ее по заказу нам ничего не стоит. Они никак не могут уразуметь, что в отношении главного мужского органа капитан никогда не может полностью держать под контролем ситуацию на корабле.

Сегодня утром Люси заявила мне: «Я просто глазам своим не верю! У тебя каждое утро стоит так, что хоть банное полотенце вешай. А сегодня- то в чем проблема?»

Нет, она просто не понимает. Да, почти каждое утро я просыпаюсь с эрекцией. И только потому (вот в чем проблема, Люси!), что она мне на фиг не нужна.

Все это устроено очень неправильно и несправедливо. У любого мужчины член может встать совершенно неожиданно и некстати: в переполненном автобусе, в очереди к кассе в супермаркете «Сэйнсбери», да где угодно. А вот женщинам никак не понять, что все эти непрошеные физиологические проявления не имеют ничего общего с сексом. Это просто никому не нужное, бесполое, бессмысленное природное явление, и не более того.

В общем, я хочу сказать, что член - это тот еще хрен себе на уме. Он считает себя самым умным, абсолютно независимым и никогда не желает подчиняться указаниям сверху, то есть сигналам с капитанского мостика. Вот это женщины должны зарубить себе на носу. С этого должны начинать половое воспитание их мамаши, причем еще в раннем возрасте. Правило формулируется до элементарного просто: любая попытка заставить этот агрегат делать то, что хочется какой-то другой части мужского организма, скорее всего вызовет прямо противоположную реакцию. И с этим ничего не поделать.

Может быть, я чрезмерно задержался на этом вопросе, но слишком уж меня зацепила несправедливость сложившейся ситуации. Но теперь, излив душу, я коротко сообщаю: в итоге нам все же удалось сделать то, что от нас требовалось, хотя не без труда и практически без удовольствия. Остается утешать себя тем, что задание было выполнено и самый посредственный результат все равно лучше, чем его отсутствие.

На назначенную встречу я все-таки успел, чему был несказанно рад, потому что она касалась не чего-нибудь там, а грандиозной инициативы Найджела относительно производства фильмов. Будучи выпускающим редактором, я просто не мог себе позволить прокола в чем-либо, связанном с новым детищем начальника, отношения с которым складываются у меня, прямо скажем, не лучшим образом. А если честно, я и сам рад заняться этим делом. В конце концов, кино есть кино, и нам, скромным телевизионщикам, не так уж часто предлагают окунуться в этот волшебный мир.

К моему глубокому сожалению, встреча была назначена в форме делового завтрака в шикарном отеле. Эта маразматическая и варварская идея наверняка принадлежит какому-нибудь американскому кретину, который заслуживает того, чтобы ему за это сварили яйца, нафаршировали перцем череп, а уши обжарили на открытом огне. Ну скажите мне, какая на хрен может быть атмосфера делового совещания за завтраком? Как можно воспринимать что-либо всерьез, если у тебя в тарелке хрустящие рисовые хлопья? Или кокосовый поп-корн, который, например, я себе выбрал?

Должен признаться: оказавшись в гостиничном ресторане, я не могу побороть искушения заказать себе что-нибудь детское. Мне так и хочется попросить официанта принести сосисок, чипсов или спагетти в виде букв алфавита из «Веселого меню тюленя Сидни для умненьких ребят». Если смотреть горькой правде в глаза, это, по-моему, единственные блюда, которые в британских отелях могут приготовить безопасным для здоровья образом. Если же у вас хватит ума заказать что- нибудь посложнее, особенно когда один продукт нужно пропитать другим - то есть блюдо, содержащее в своем названии слова «под соусом», «в собственном соку», а уж тем более «жюльен», - то уже через полчаса вам суждено запереться в туалете и проторчать там до вечера.

Справедливости ради следует признать, что на этот раз завтракали мы в «Клэридже», где сервис и кухня, возможно, и на высоком уровне. Может, я и смог бы безбоязненно заказать овсянку, лососину или даже традиционный английский завтрак полностью, но по утрам я ем мало, и часов до одиннадцати меня тошнит от одного запаха селедки или жареной рыбы. Заказать рыбу на завтрак всегда казалось мне чем-то странным, какой- то глубокой ошибкой, если не издевкой - ну, все равно что попросить круассан к супу или кофе в пабе. Тем не менее, несмотря на то что рыбный завтрак занимает, пожалуй, последнюю строчку в меню современной английской кухни, ради старого шика «Клэридж», разумеется, предоставляет и эту возможность. Увы, из-за моей косности вся эта роскошь прошла мимо меня. Я не удостоил вниманием даже копченую лососину с омлетом на свежеобжаренных тостах. В очередной раз я не устоял перед соблазном получить в свое распоряжение изрядных размеров тарелку с подушечками кокосового поп-корна, залитыми шоколадным молоком. На кой, спрашивается, черт мне это было нужно?

Ну да ладно. Как говорят киношники, «переходим от завязки к кульминации». Встречался я сегодня я ребятами из «Эбав Лайн Филмз».

Ах да, прошу прощения. Я не просто встречался, а имел встречу с ребятами из «Эбав Лайн филмз». В наше время, если хочешь вращаться в киношных кругах (опять же прошу прощения, в кинематографических кругах), ты должен освоить американский английский со всем его жлобским сленгом. Мне тем более не удастся этого избежать, учитывая страстное желание моего босса, главного редактора-координатора, вращаться в этих самых кругах. Так что придется мне «иметь встречи» со всякого рода кинематографически- круговыми мудилами, или, как там у них говорят, ублюдками.

«Эбав Лайн Филмз» в данный момент находится на подъеме. По крайней мере, возомнили о себе эти парни невесть что. А все потому, что не так давно им удалось сделать фильм, который в Америке вроде как бы понравился. Интересная ситуация сложилась в современной британской киноиндустрии (если, конечно, то, что мы имеем, можно назвать таким громким словом): несмотря на весь наш патриотизм, на все вопли по поводу крутизны новых британских талантов, мы судим нашу продукцию исключительно по одному-единственному критерию: смотрят его в Америке или нет. Можно снять фильм, который каждый житель Британии посмотрит по два раза, да плюс еще половина населения всего Европейского союза, но если его не соизволят посмотреть хотя бы тысяч пять американцев, наши же фашиствующие критики поспешат назвать картину «провинциальной», а ее режиссера - «доморощенным талантом». С другой стороны, стоит появиться фильму, который просто провалится в прокате, но худо-бедно соберет в Америке те же пять тысяч зрителей, как режиссера этого шедевра тут же нарекут международной звездой. Австралийцы придумали точный термин, передающий сущность этого явления: культурное раболепие. Они раньше сами вели себя так по отношению к нам. В шестидесятые годы любая слава и известность, заработанные в Стране кенгуру, не шли ни в какое сравнение с тем, что о данном кинодеятеле кто-то хоть краем уха слышал в Британии. Теперь они избавились от этого колониального наследия и, как все остальные люди, сосредоточились на том, чтобы понравиться Америке. Нет, возможно, кто- нибудь в Новой Зеландии до сих пор стремится к успеху в Лондоне, но мне почему-то кажется, что так считают лишь овцеводы, поставляющие шерсть для костюмов, продающихся в универмагах «Маркс и Спенсер».

Так, ближе к делу, как любит выражаться Люси. После на редкость неудачного, я бы даже сказал вымученного, секса сижу я, значит, в ресторане «Клэриджа» с тарелкой детского завтрака и общаюсь с тремя ярчайшими представителями британского кинематографа. Эти таланты представляют собой вот что: Джастин Кокер, эстетствующий оксбриджский аристократ, растягивающий слова (естественно, на манер жителей Среднеатлантического района США), назвавший туалет «мужской комнатой» и спросивший официанта, нет ли у них в ресторане бретонских устриц и еще какой-то дребедени. Второй - рычащий шотландец по имени Эван Проклеймер. Не успел он зайти в ресторан и окинуть взглядом зал, как из его глотки вырвалось: «Блин, как же я ненавижу всю эту английскую херню. Вы только на них посмотрите: насколько же они все, на хрен, англичане, эти гребаные английские ублюдки! Да вы хоть въезжаете в то, что я вам тут, блин, впариваю?»

Замыкала троицу тонкая, как карандаш, женщина по имени Петра. Накануне, договариваясь о встрече с Джастином Кокером, я спросил, есть ли у этой Петры какая-нибудь фамилия, чтобы обращаться к ней «мисс» или, возможно, «миссис», на что он наставительным тоном ответил, что если мне пришло в голову задать подобный вопрос, значит, я ни черта не смыслю в современной британской киноиндустрии. В общем-то так оно и есть. Именно по этой причине я и работаю на старом добром телевидении.

Ну вот, сели мы, значит, за стол, и встреча началась. Странное у меня осталось ощущение после этого разговора. Чем-то это мне напомнило сцену из фантастического фильма: переговоры на высшем уровне между представителями разных цивилизаций с отдаленных друг от друга планет. Би-би-си, судя по всему, находилась на старушке Земле, а вот «Эбав Лайн Филмз» прислала своих представителей откуда-то из далекой галактики Баркинтонто. Больше всего меня поразило, что эти ребята считают, что они живут в реальном мире, а мы, с их точки зрения, - самый что ни на есть отстой. Почему? Да потому, что Би-би-си, видите ли, финансируется государством и из общественных фондов, а следовательно, представляет собой пропахшую нафталином, навеки окаменевшую еще в сороковые годы мумию, для которой даже восьмидесятые так и не наступили. Просто потрясающе, насколько в наши дни ценится частное финансирование. Оказывается, если на тот или иной проект деньги выделяются какой-нибудь транснациональной финансово-промышленной корпорацией (которая просто списала эту сумму со своей налогооблагаемой базы), то полученный в результате фильм или телепрограмма будут иметь гораздо большую ценность и актуальность, чем те, что сняты на деньги налогоплательщиков, выделенные, между прочим, ими самими на собственные развлечения.

Могу с гордостью сказать, что на этот раз государственная субсидия оказалась на высоте (по крайней мере, ее вполне хватило на то, чтобы оплатить завтрак всей этой банде, против чего, кстати, не возразил ни один из приверженцев частного финансирования творческого процесса). Сев за стол, я еще раз представился гостям и сообщил им, что Би-би-си в настоящее время проявляет заинтересованность в совместном производстве большего количества фильмов с прицелом на то, чтобы их сначала можно было прокатывать в кинотеатрах, а после этого показывать по телевидению. Кроме того, я сразу же уточнил, что сфера моих непосредственных интересов - комедия. В первый момент мне даже показалось, что судьба свела меня с нужными людьми. Меня в три голоса заверили, что я обратился по адресу. Она у них есть. Настоящая комедия. Не дерьмо какое- нибудь, подчеркнули они; не убогое дерьмо, которое Би-би-си в последнее время пытается выдать за комедии, не какая-нибудь там хрень собачья, а настоящая, остроумная, искрометная, наполненная оригинальными ходами и поворотами сюжета, блестяще прописанными характерами и диалогами, клевая, продвинутая, зажигающая, просто охренительная комедия. А если коротко, - дали мне понять, - то суть их проекта можно описать двумя словами: «Zeit» и «Geist»[6]. Иначе говоря: «Комедия завтрашнего дня - уже сегодня». Не стану отрицать, подобные заявления меня порадовали. Это же как раз то, что нам нужно! С меня теперь требуется только переправить эту компанию к Найджелу, и за дальнейшую карьеру можно будет не беспокоиться. Эти ребята - просто кладезь идей. Эван Проклеймер потряс перед моим носом пачкой бумаги, которая оказалась его сценарием - давно ожидаемым продолжением фильма «Чокнутый наркоман», имевшего «колоссальный успех». Как вы понимаете, это выражается в том, что его похвалила пара американских критиков, хотя на самом деле, голову даю на отсечение, этот фильм посмотрело меньше людей, чем смотрит прогноз погоды по «Грампиан». Тем не менее «Чокнутый наркоман» сдвинул с мертвой точки карьеру Эвана, который поспешил заверить меня, что теперь он покончит со всей этой чернухой и посвятит себя светлому и радостному жанру комедии. Его новый сценарий называется «СПИД и героин».

– Это комедия, - заявил Эван Проклеймер. - Веселая занятная история о компании совершенно нормальных, самых обычных ребят… Ну, все они, само собой, давно сидят на игле. Скорее всего, они должны быть шотландцами, ну, или валлийцами[7], или ирландцами…

– Но снимать мы будем в Лондоне, - вмешалась Петра Карандаш.

– Само собой, снимать, конечно, только в Лондоне! - рявкнул Эван. Он явно не принадлежал к тому типу людей, которые спокойно терпят, если их перебивают. - Куда же мы денемся из Лондона-то! Мы с Мораг - это моя жена - только-только устроили малышку Джейми в приличную школу… Так на чем я остановился? Ну вот: эти ребята, фактически еще подростки, живут на обочине общества, сечешь, да? Торгуют наркотой, воруют, занимаются проституцией, в общем, пытаются урвать с паршивой овцы нашего общества хоть какой-то клок шерсти. По ходу фильма мы проживаем вместе с ними обычную неделю из их повседневной жизни. Они вкалывают героин пряно в глазные яблоки, рожают детей в туалетах, подхватывают СПИД, они перетягивают себе член жгутом, чтобы вены вздулись и туда можно было попасть иглой, они убивают социального  работника, за дозу они готовы заниматься анальным сексом, но героин оказывается перемешан со стиральным порошком или еще какой-то дрянью и убивает некоторых из них, они делают аборты, их зверски насилуют банды дебильных английских полисменов…

От такой апокалиптической картины у меня закружилась голова.

– Прошу прощения, - все же рискнул я перебить вдохновенно посвящающего меня в свою концепцию творца. - Может, я что-то путаю? Мы говорим о комедии?

– Так это и есть самая настоящая комедия, - заверил меня Эван, - только реальная. Комедия о том, что на самом деле происходит сегодня с ребятами, а не какое-нибудь английское эскейпистское дерьмо, закрывающее глаза на все пороки и недостатки.

Лично мне его чернушное правдолюбие показалось переходящим всякие границы, но кто его знает, как нужно делать кино в наши дни. Все меняется так быстро: может быть, именно в этом заключается самая суть современного искусства. Возможно, но только меня от этого избавьте. Если честно, я уже подустал от бесконечной кинодиеты из секса, наркотиков и ужасов городского дна. Все высокообразованные молодые режиссеры почему-то считают, что обязаны лепить фильмы на эти темы по принципу максимально жестокого и холодного натурализма. Да нет, я прекрасно понимаю, что жизнь вообще тяжела, но есть ведь в ней помимо ужасов и еще что-то. В конце концов, в рядах скаутов состоит гораздо больше подростков, чем среди безнадежных наркоманов, но никому и в голову не приходит снимать фильмы о скаутах.

Я дохрустел своим кокосовым завтраком, с трудом устоял перед искушением выхлебать остатки шоколадного молока прямо через край тарелки и встал из-за стола.