Матрица «Россия»

Есть ли возможность воссоединить две части разорванного народа? Мы считаем, что такая возможность еще есть. Эти части социально разделены, но они еще не стали враждебными расами (классами). Половина богатых сознает, что это их богатство – плод уродливых социальных условий. Как граждане, они тоже считают, что проиграли от реформ. Эти люди не стали ни извергами, ни изгоями, они будут работать на восстановление страны. Отщепенцев, которые поклоняются маммоне, среди русских еще немного. Они не решат нашу судьбу, если мы найдем разумное, приемлемое для подавляющего большинства решение.

«НЕПРИЗНАННЫЕ РЕСПУБЛИКИ» – ВЗГЛЯД ИЗ РОССИИ

После развала СССР на его территории возникло несколько особых государственных образований, которые называют «непризнанными республиками» – Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия и Приднестровье. Все они – осколки бывших союзных республик вне РСФСР. Внутри РФ был поднят мятеж в Чечне, и какое-то время существовала «непризнанная республика» Ичкерия, но надолго сохранить этот свой статус не смогла, сил для создания государственности у мятежников не было, даже Сергей Адамович Ковалев не помог. Во всех случаях предыстория этих республик различна, различны и их долгосрочные планы, и характер государственной идеологии. Несмотря на внешнее сходство некоторых черт, рассматривать их надо порознь.

Если речь идет о выработке разумных установок в отношении этих образований для российского общества, то, видимо, первым должно быть стремление избежать военного конфликта с теми странами, которые претендуют на возвращение своего суверенитета над территориями этих республик. Войны были бы огромным бедствием для всех сторон. Так что подталкивать к войне – значит играть на руку тем геополитическим силам, которые заинтересованы в дестабилизации «постсоветского пространства» и затягивании кризиса в России.

Для начала надо не подливать масла в огонь и отказаться от тех определений, которые давались этим республикам. Эти определения часто настолько противоречили здравому смыслу, что возмущали разум людей и наводили на мысль о заговоре тайных врагов. Например, был введен в оборот термин «самопровозглашенные республики» – как определение, косвенно отвергающее право на их существование. Что за бессмыслица! Разве бывают какие-то другие республики?

Разве республика, рожденная Великой французской революцией, не была самопровозглашенной? А Соединенные Штаты Америки, которые решили отделиться от английского королевства? Само слово «республика» (то есть «общее дело») как раз и предполагает возникновение государства в результате волеизъявления граждан, то есть самопровозглашения – в отличие от монархии. Короля или царя коронует церковь – как помазанника Божьего. В крайнем случае император может учредить марионеточное королевство и провозгласить королем своего маршала (как делал Наполеон). В нашем случае западные СМИ ввели в политический лексикон провокационное выражение, но уж в России-то не следовало бы его применять.

Столь же провокационной является квалификация жителей Приднестровья, Абхазии или Южной Осетии как сепаратистов. Совсем наоборот! Они сопротивляются именно попытке их отделения (то есть сепарации) от тела той большой нации, частью которой они себя осознают. В то же время они сопротивляются их помещению в совершенно иную общность, цивилизационный вектор которой они не принимают. В случае Южной Осетии эта попытка отделения принимает просто скандальные формы – осетин отделяют не только от российской нации, частью которой они себя издавна считают, но даже и от своего этноса, от осетинского народа. При этом Тбилиси пытается заставить их жить в государстве, которое приобретает все более ярко выраженную антироссийскую позицию.

В.В. Путин назвал развал СССР «величайшей геополитической катастрофой XX века». Наши «непризнанные республики» различаются в отношении этой катастрофы. Нагорный Карабах и Ичкерия были использованы как ее инструмент, а другие три – как оплот сопротивления катастрофе. Это большая разница. Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье, находясь в зоне межнационального пограничья, первыми испытали на себе удар этнократического национализма, разрушавшего СССР – и их народы первыми осознали, чем это грозит. Это бесценный опыт.

Имея доступ к рычагам власти и СМИ, начавшая раздел СССР республиканская номенклатурная элита подрывала все механизмы, воспроизводящие советский тип межнациональных отношений. Так, во многих республиках была начата борьба против русского языка и алфавита (кириллицы). Один наблюдатель так писал о первой фазе противостояния Приднестровья и Молдавии: «После того как в августе 1989 г. был напечатан проект «Закона о функционировании языков на территории Молдавской СССР», спокойная жизнь на левом берегу Днестра была взорвана. Многонациональный район кожей ощутил опасность… Молдавский язык объявлялся государственным. На его изучение давалось пять лет, после чего все основные взаимоотношения в республике планировалось перевести на язык так называемой коренной нации… Но взволновали не статьи закона, а само его появление на свет».

В советское время административное включение территории в ту или иную республику не оказывало существенного влияния на национальное и культурное самосознание населения. Все были частью большого советского народа, ощущали себя гражданами единого государства, учились в единой школе, служили в одной армии и участвовали в ведении единого народного хозяйства. Но в 80-е годы были сознательно запущены процессы, разрушающие ту сложную систему межнациональных отношений, которая была создана за 200 лет и достроена в советский период. «Прораб» перестройки Нуйкин рассказал, как готовилась война в Нагорном Карабахе именно с целью ввергнуть страну в катастрофу разделения.

Очевидно, что в этот момент каждый народ оказался перед выбором – с какой из расходящихся сторон он желает строить свою будущую жизнь. Это был типичный момент самоопределения народов. Право народов на самоопределение было утверждено в XX веке после полувековых дебатов. Противоречивость этого права в том, что оно входит в конфликт с принципом территориальной целостности государств. В стабильное время компромисс между двумя этими принципами ищется в долгих переговорах, на которых взвешиваются совокупности аргументов обеих сторон. Но в момент «геополитической катастрофы» принцип территориальной целостности не действует. Дело решается или взаимным согласием, или силой. СССР был расчленен вопреки самоопределению народов на референдуме, причем расчленен по линиям, которые фактически не были никакими государственными границами. Литва, которая декларировала «продолжение своей государственности до 1939 г.», отделилась от СССР вместе с городом Вильнюсом и Виленским краем, которые были переданы в состав Литовской ССР лишь после ее вхождения в Советский Союз. Латвия и Эстония отделились, «утащив» с собой почти два миллиона русских. Тогда все решила совместная сила Запада и горбачевской правящей верхушки. И речи не было ни о государственном праве, ни о правах человека.

Наши «непризнанные республики» возникли именно в ходе этой катастрофы, поэтому ссылаться на принцип территориальной целостности «самопровозглашенных» Грузии и Молдовы нет оснований. Это – демагогия самого примитивного толка. Разумный способ разрешить конфликт – согласие и в будущем добрососедские отношения. Тем более, что глобализация резко снижает значение границ для хозяйства и культуры, но повышает значение добрососедства. Самый неразумный способ – попытаться действовать силой. Общий рецепт в таких случаях – постараться образумить неразумных.

Нам же надо понять аргументы обеих сторон в возникших конфликтах – непредвзято и не превращая в карикатуру никакую сторону. Надо учесть, что разделение СССР резко ослабило связность и тех осколков, которые возникли после его развала. По ряду этих новых государств прошли войны – или между разными этносами (как на Кавказе), или между частями уже, казалось бы, единого народа (как в Таджикистане), или между региональными общностями (как в Приднестровье). В центре РФ мы не так чувствуем, какая принципиальная разница для небольшого народа – быть частью СССР (а ранее Российской империи) – или быть частью их осколка. Абхазия вошла в Российскую империю (потом была частью СССР, пусть и формально в Грузии), но абхазам трудно было примириться с пребыванием в этнократической Грузии, «освободившейся от иностранной оккупации». Никогда в истории абхазы такого выбора не принимали.

Связность Грузии вообще резко ослабла и конфликтом с Абхазией ослабляется еще дальше – в ней возникли доселе неизвестные этносы, возмущающие грузинских националистов («темные апсуйцы», «дикие кударцы»). А жители центральных областей Грузии «не хотят завоевывать Абхазию для мингрелов». Тяготение абхазов, осетин и приднестровцев к России вызвано, прежде всего, желанием стабильного национального бытия, не отягощенного этнократическим давлением малых и крайне возбужденных государств, какими стали Грузия и Молдова. Но важно и то, что тяга к России определяется долгосрочным цивилизационным выбором. Привлекает и мировоззренческая матрица русского народа как ядра России, и большая культура и язык, через которые братские русским народы включаются в мировую культуру, и тип межнационального общежития, который сложился в России. Все это – большие непреходящие ценности, признанные в мировой цивилизации. И Молдова, стремящаяся в Румынию, и Грузия, предлагающая себя Бушу как «спецназ демократии» – то в Белоруссии, то в Ираке, – от этих ценностей России отказываются. А значит, вернуть в свое лоно республики, связывающие свою судьбу с Россией, они не смогут. Это не конъюнктурная размолвка, а именно расхождение исторических судеб.

Не вдаваясь в детали, хочу все же подчеркнуть отличР1е Нагорного Карабаха. Тот способ, которым армянское большинство его населения стало воссоединяться с Арменией, был навязан антисоветскими и антироссийскими силами. Это – беда армян, и надо как-то ее изживать. Сама проблема началась как подрывная акция – в ноябре 1987 г. ее поднял академик Аганбегян на приеме во Франции (при этом сослался на свою беседу с Горбачевым, в которой тот якобы сказал, что Карабах будет передан Армении). Это сразу было подхвачен радио «Свобода», «Голос Америки» и др. В Москве эстафету принял Сахаров. В письме Горбачеву он потребовал передачи НКАО в состав Армении и начал кампанию в прессе. На месте конфликта стали действовать агенты иностранных разведок. Как писали, в Нагорном Карабахе боевиками командовал американский офицер-армянин Монте Аво. Он координировал действия войск в Мортунинском районе, погиб и похоронен в Армении как национальный герой.

Такого не было и нет в Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье. Поэтому их борьба и принимается так близко к сердцу в России. Она – часть борьбы за целостность России, неважно даже, как будут оформлены ее результаты. Армянам Нагорного Карабаха можно сочувствовать, как можно сочувствовать и албанцам Косово – понятно желание воссоединиться со своими соплеменниками. Но во всей нынешней драматической перестройке стран и народов Нагорный Карабах и албанская борьба за Косово идут по другой статье. Хотя при доброй воле все раны со временем можно залечить.

Здесь нам нет смысла обсуждать варианты внешнеполитических решений РФ в отношении трех республик – признавать или не признавать, ругаться с Грузией и Молдавией или не ругаться. Это – вопрос техники и дипломатических хитросплетений. Наше дело – понять, что для нас означают «непризнанные республики». На мой взгляд, они для нас – огромная ценность, данные судьбой зародыши матриц для сборки будущей крепкой и растущей России (о Белоруссии, как другой большой части такой матрицы, надо говорить особо).

Лояльность населения этих «республик» цивилизационному вектору России даже сильнее, чем у значительной части населения РФ, ибо внутри РФ господствует иллюзия ее гарантированного выживания. Мы здесь, под защитой ядерного щита и нефтегазовых сокровищ, не испытали потрясения от той явной угрозы национальному бытию, какой испытали абхазы, осетины и приднестровцы (в последнем случае речь более явно идет не об этнических общностях, а о ячейке именно нации; в случае абхазов и осетин их самоосознание как части большой нации маскируется моноэтничностью). Граждане РФ получают из этих трех точек излучение гражданского национального сознания, которое нам так необходимо.

Горяче-холодная война, которую вынуждены вести эти республики, это не война за выживание, а война за восстановление России как семьи народов. Поэтому к ней так неравнодушны и друзья, и враги исторической России. И для русских это большая поддержка. Ведь реформа и вызванная ей смута оставила множество людей без опоры, без необходимой полноты человеческих связей. Видеть, что кто-то рядом готов жертвовать жизнью за восстановление этих связей, меняет дело. Трудно переоценить оздоровляющее значение этой стойкости.

Мы здесь должны вести дело так, чтобы власти РФ оказали нашим братьям необходимую поддержку, желательно не сорвавшись при этом в международные конфликты.

ЯЗЫК ИХ – ВРАГ МОЙ

30 марта 2006 года НТВ показало репортаж о первом в российской армии батальоне, сформированном из граждан стран СНГ, набранных по контракту. Обычные для НТВ прибаутки и ерничество приобрели в этом репортаже особенно зловещий характер. Как будто мы вернулись в 1996 г., когда этот телеканал Гусинского не скрывал своей русофобии и ненависти к армии. Тогда военные в Чечне не раз давали репортерам затрещины и разбивали прикладами их камеры. Сейчас у нас, говорят, диктатура закона, и на слово надо отвечать словом. Не ответить нельзя.

Начался репортаж с сенсации: теперь у России, как и у Франции, есть свой иностранный легион. Знающие люди сразу навострили уши. Иностранный легион Франции заслужил дурную славу тем, что туда набирали бежавших из своих стран уголовников, а также ветеранов фашистской армии, которые скрывались от преследования за военные преступления. Этому легиону поручалась самая грязная работа карательного характера во время войны в Алжире и во Вьетнаме. Об этом легионе сняты фильмы, написаны повести. Уподобить батальон нашей армии этому легиону – явная провокация.

Дальше – больше. Репортер НТВ применил к этим военнослужащим термин «иностранные наемники». Это уже открытая злобная выходка. Во-первых, до недавнего времени этот термин обозначал юридическое понятие, которым определялась запрещенная международным правом деятельность. Скорее всего, и в странах СНГ этот термин имеет такой же смысл. К гражданам СНГ он неприменим юридически, поскольку между ними существует договор о коллективной безопасности и соглашения, регулирующие службу по контракту в армиях стран Содружества.

Но главное не в юридической стороне дела. Слова «иностранный наемник» имеют в русском языке совершенно определенный гнусный смысл. Иностранный наемник – антипод воина-защитника Родины. Он по найму, за деньги чужеземных хозяев проливает чужую кровь, часто кровь беззащитных мирных жителей. Этим занимались типичные иностранные наемники («серые гуси») в Африке. Все это прекрасно знали молодчики с НТВ – и кинули шматок грязи в наших солдат.

Неизвестно, о чем они говорили с солдатами за кадром, но, похоже, гадостей наговорили. В кадре солдат по фамилии Сорокин, русский (кажется, с Украины), взволнованно объясняет: «Как это иностранный? Мы же все из одной страны, из СССР Мы России будем служить и защищать ее, как свою родную страну».

Это до чего же надо дойти, чтобы русского человека, надевшего российскую военную форму и взявшего в руки оружие, чтобы защищать Россию, московское телевидение назвало «иностранным наемником»! Да хоть бы и не русского. Разве тому узбеку, что промелькнул в репортаже, дед которого, может быть, погиб в Великой Отечественной войне где-то под Вязьмой, Россия – чужая страна? Это «независимое» телевидение, оскорбив этих солдат, оскорбило меня лично. Ладно, запомним.

Да, мы не уберегли историческую Россию, ее на какое-то время расчленили. Это стало катастрофой для большинства из 280 миллионов граждан Советского Союза. Мы за это расплачиваемся и извлекаем уроки. Но непреодолима тяга к сращиванию обрубков, хотя пересборка большой страны наверняка произойдет в каких-то новых формах. Те украинцы, узбеки, казахи и русские (из «зарубежья»), которые пришли служить в российской армии, пройдут в ней хорошую школу, чтобы потом более умело сращивать порванные нити и связи, по-новому сшивать страну. Это и вызывает кое у кого злое чувство.

В коротком репортаже сумели эти деятели озвучить сразу несколько гадких идей. Вот прошипели: «Солдат-контрактников набирают из гастарбайтеров». Новые законы не дают нам права подавать в суд, если оскорбили не тебя лично. Тем самым ухудшают положение – ведь из-за этого гроздья гнева набухают сильнее. Какой мерзавец ввел в наш язык это слово – гастарбайтер! Его изобрели немцы, когда стали завозить бесправную и дешевую рабочую силу из Турции. Это слово означало, что временные «гости-рабочие» не имеют в Германии гражданских прав и не должны считать ее «своей» страной. Это слово там применяют, когда хотят подчеркнуть бесправное положение «чужого». Вот за это «чужие», запертые в гетто-предместьях Парижа, начали помаленьку жечь автомобили «полноправных» обывателей. И нас так же пытаются стравить! В этих интеллектуалах с НТВ клокочет комплекс Яго.

Потоки временных работников и беженцев в Россию – следствие общей беды. В гетто скучиваются приезжие, в гетто заперты местные подростки – без работы, без учебы, без перспектив, С отчаяния они ищут простой образ врага, на которого излить свою ярость от безысходности. И вот им этот образ подсовывают – мигранты! Происходят трагедии, НТВ улюлюкает: расисты! на каторгу! раздавить гадину! А в другом кадре НТВ подливает масла в огонь: гастарбайтеры, иностранные наемники!

На это надо глядеть внимательно.

Раздел 3

КУРСОМ РЕФОРМ

СЕГОДНЯ – ЭТО ЕЩЕ НЕ БЕДНОСТЬ

Вопрос поставлен так: «Если мы такие богатые, то почему мы такие бедные?» Надо сначала разобраться с самим вопросом, в нем много ловушек. Что такое «богатые» и что такое «бедные»? Без стандарта сравнения эти понятия не имеют смысла. Устраним главные зоны неопределенности.

Будем говорить лишь о материальном благосостоянии. Духовные богатство и бедность – особая материя. Оставим в стороне и такие неоценимые богатства, как наши родные природные условия – простор, реки и моря, золотую осень и снежную зиму, березовые рощи и сибирскую тайгу. Мы этого богатства не замечаем, но отнесем его ценность тоже к духовной сфере. Сравним очень узкую, даже убогую сферу жизни – сферу брюха (что мы едим и пьем) и ту техносферу, в которой обитаем, то есть богатство искусственного мира технических средств (жилище и одежда, транспорт и телевизор, и т п.).

С кем же мы сравниваем себя? Не будем брать крайние проявления богатства и бедности. Крайности – важная, но особая тема, нам же лучше начинать с самых массивных социальных групп. Будем говорить о благосостоянии главного ядра нашего общества – тех 60% населения, которые не касаются жизни тонкого слоя «богатых», но и не впали в крайнюю бедность. Эти 60% – довольно однородная социальная общность, она и будет решать судьбу России, если сможет собраться вокруг общего проекта.

С кем мы сравниваем себя в географическом плане? Точно можно сказать, что с Западом. Даже с Японией нельзя сравнивать. Во время перестройки многие наши «бедные» интеллигенты там побывали. Японцы интересовались: «У вас есть квартира? Шестьдесят метров? О! О!» – возгласы восхищения. «У вас есть дача? Шесть соток? О-о!» – возгласы недоверия. Вывод: «Вы очень, очень богатый человек!»

Перегну палку: в советское время по многим признакам мы жили гораздо богаче, чем люди из того же социального слоя на Западе. Я с конца 80-х годов много там бывал, даже жил у приятелей, университетских профессоров, сравнивал их быт со своим. По многим признакам наш интеллигент жил богаче и вольготнее – не требовалось нам крохоборство. Мой друг в Испании покупал детям ломоть арбуза, продавец его обтягивал красивой пленкой, и он клал его в портфель. А я осенью подгонял к ларьку свои «Жигули» и набивал багажник арбузами. Один съедим – сын бежит вниз за другим. Там профессору и в голову не придет заниматься верховой ездой – это для другого мира, для узкого слоя «буржуазии». А я десять лет ездил верхом, почти бесплатно (местком платил). В Испании зимы холодные, но 60% жилья не имеет отопления, на стенах комнаты иней. Дискомфорт ужасный, особенно страдают старики. У нас же только при демократии города стали неважно отапливать – но до Запада нам еще далеко. В богатой Англии зимой при исправном отоплении замерзает насмерть довольно много стариков – нет денег (или жалеют) бросить в автомат, пускающий им порцию газа.

В общем, человек, имея какое-то богатство, обычно его не замечает – он весь сосредоточен на том, чего у него нет, а у соседа есть. Когда жмет ботинок, не думаешь, как хорошо тебя греет пальто. Но здесь о восприятии говорить бесполезно, оно формируется культурой, особенно идеологическими средствами. В 1956 г. я поступил в МГУ и ходил, как и многие на курсе, в одежде, перешитой из военной формы. А мой научный руководитель, уже видный химик, ходил по факультету в сатиновых шароварах на резинке. Мы себя бедными не считали, сама эта мысль показалась бы глупой, когда у нас – белокаменный МГУ, набитый лучшим по тем временам оборудованием и прекрасными преподавателями.

Во время перестройки нас убедили средствами воздействия на массовое сознание, что мы живем бедно. Реально, против нас велась информационно-психологическая война, результатом которой и стало поражение СССР и его ликвидация. Объективно благосостояние подавляющего большинства нашего населения до конца 80-х годов росло, и довольно высокими темпами. Но с психологической атакой мы не справились – и получили то, что имеем сегодня. В частности, произошло резкое обеднение большинства населения, и бедность эта стабилизировалась. Замечу, что резкое обеднение людей в понятиях текущего благосостояния – именно частность, а не главное наше общее обеднение. Главная беда – быстрая деградация всей техносферы, в которой мы живем. Но этот процесс не замечается, пока не происходит катастрофа. Например, пока не рушится ветхий жилой дом, не разрывается изношенная магистральная труба теплоснабжения, не выходит из строя трансформаторная станция, оставляя без света город. Техносфера, оставленная с 1991 г. без капиталовложений и без капитального ремонта, деградирует неумолимо, как большая река медленно движется к водопаду. В какой-то момент отказы и аварии техносферы РФ войдут в резонанс и приобретут лавинообразный характер. Вот тогда мы поймем, что значит настоящая бедность – даже в среде наших богатых. Ухудшаться нашему положению есть куда, и падать придется еще с очень большой высоты. Так что еще не фатальное внешнее обеднение может нам сослужить хорошую службу, если мы примем его как сигнал свыше и вникнем в суть всей накатывающей на нас угрозы.

И нынешняя внешняя бедность, и грядущая главная, вызваны не каким-то стихийным бедствием или войной. Они – следствие фундаментально ошибочного выбора, сделанного в конце 80-х годов. Выбор этот нам навязало заинтересованное меньшинство (оно считает, что выиграло), а большинство пассивно приняло. В координатах «богатство – бедность» сменился сам вектор нашего движения – рост благосостояния страны в целом и большинства граждан сменился его снижением. Это факт, тут спорить не о чем. Проблема – в чем был выбор в понятиях нашей темы.

Огрубляя, выбор был в том, что мы имели «рост богатства по-русски», а захотели «роста богатства по-западному». А это совершенно разные вещи, их различия предопределены разными природными условиями, разной историей и разной культурой. Изменить все это ни Ельцин, ни Путин, ни даже Джордж Буш не могут. Россия Западом не стала, а при попытке стать богатыми «по-западному» мы в целом, как народ, сорвались и покатились в бедность. Забыли сказку Пушкина про старуху у разбитого корыта. А ведь ей позавидовать можно – она всего-то вернулась к своему корыту, а у нас и корыто украли.

Тут уже встает вопрос о богатстве. Что значит «мы такие богатые»? Как мы богаты – «по-русски» или «по-западному»? Оказывается, что мы богаты «по-русски», и наращивать благосостояние могли только в заданных рамках. Выскочили из них – и покатились. По западным меркам мы страна очень бедная, что бы нам ни шептали соблазнители. Нам даже представить себе трудно, насколько несоизмеримо наше накопленное национальное богатство по сравнению с западным. Мы вышли на линию быстрого роста этого богатства только в XX веке, после индустриализации и разработки недр – и сорвались. Надо удивляться, как богато, в целом, мы жили в советское время – это была чудом найденная комбинация факторов.

Обыватель сравнивает свое богатство с западным по барахлу – и то впадает в уныние. Ах, как я беден, они катаются на «мерседесах», а я на «жигулях». А какие там шмотки! Бедный обыватель, куриные мозги. Главное богатство – плодородная земля и вся техносфера (жилой фонд, производственная база, дороги и мосты). Вот куда в течение тысячи лет вкладывались на Западе средства, несравнимые с теми, которыми располагали Русь и Россия. Откуда брались эти средства, почему их не было у нас?

Вспомним историю. Вплоть до XIX века большая часть богатства производилась в сельском хозяйстве. Запад сидел в благодатном месте – теплом и достаточно влажном. Славян оттеснили и вычистили от Эльбы до Одера, а если бы не Александр Невский, то и дальше. Результат – вплоть до коллективизации в 30-е годы XX века урожайность на Западе была в 4 раза выше, чем в России. Накапливаясь ежегодно, эта разница дала колоссальные средства для развития. Достаточно вспомнить, что Запад перешел к стальному плугу уже в XIV веке, а в России в 1910 г. в работе было 8 млн. деревянных сох, более 3 млн. деревянных плугов и 5,5 млн. железных плугов. На Западе с раннего Средневековья землю перепахивали до семи раз в год, повышая ее плодородие, а в России земля была полгода под снегом, и вспахать ее крестьянин успевал только один раз. Только полвека назад мы смогли снабдить крестьян машинами, а теперь они опять катятся к архаике. Треть пашни уже вывели из оборота, она зарастает кустарником. А ведь пашня с солнечной энергией – важный бесплатный источник богатства.

Но еще важнее – колонии, которые захватил Запад в XVI-XIX веках. Богатства, которые были оттуда изъяты огнем и мечом, по размеру таковы, что крупный ученый Клод Леви-Стросс сказал: «Запад построил себя из материала колоний». В середине XVIII века Англия только из Индии извлекала ежегодно доход, превышающий треть всех инвестиций, а ведь и помимо Индии у Англии было много колоний. За их счет делались и практически все инвестиции, и поддерживался уровень жизни англичан, включая образование, культуру, науку, спорт и т д. Да еще около 10 млн. самых здоровых и ловких мужчин поймали в Африке и превратили в рабов – пахать в Америке землю, отнятую у индейцев.

Таких источников Россия не имела, ее империя была другого типа, она собралась для защиты от военных угроз. Поэтому центр России не высасывал соки из окраин, а вкладывал туда средства, развивая и укрепляя их. Не было у нас колоний и не будет. А значит, и не будет «западного богатства», хоть все локти пусть искусает себе наш обиженный судьбой обыватель.

Надо признать, что собранные с половины мира богатства Запад использовал выгодно – на эти деньги он создал промышленность и науку. С их помощью он получил военное, финансовое и торговое превосходство, что и в XX веке позволило ему «стричь», как овец, большую часть человечества, без мороки с колониями. Западные корпорации, делая у себя дома лишь самые важные операции, раскидали заводы по всему миру и имеют рабочую силу по цене 1-2 доллара в час, в то время как в метрополии они платили бы за нее 18-20 долларов. Эта разница оседает на Западе и умножает его богатство. А это богатство позволяет еще высасывать из мира средства через финансовую систему. Сунул русским зеленую бумажку – и получил бочку нефти. А бумажку Греф обратно пришлет – «деньги стерилизовать надо».

Мы и этих источников не имеем и не будем иметь, «место занято». Но раньше мы хоть себя могли закрыть, и из нас не высасывали соки. Потому и прирастало наше богатство – небыстро, но надежно. Сейчас мы раскрылись и Западу, и Востоку. Страна стала как дырявый мешок, наша сила, ум, нефть и даже деньги чистоганом – все утекает, как в черную дыру. Людям на прокорм оставляют лишь столько, чтобы не перейти красную черту – чтобы не взбунтовались. Та нефть, которую выжимают, довольно-таки хищническим образом, из найденных и обустроенных в советское время месторождений, почти ничего не дает для восстановления и развития народного хозяйства РФ – она как будто испаряется, так что даже солярки для уборки урожая не хватает.

Так обстоят дела. Те богатства, которые у нас были, теперь не наши. Значит, в личном плане мы в целом, как народ, богатеть теперь и не можем никак. Мы будем беднеть и, если кардинально не изменим наше нынешнее патологическое жизнеустройство, в какой-то момент наше благосостояние рухнет обвально. И в таком водовороте не помогут утлые лодочки банковского счета или коттеджа, прицепленного к ржавым теплосетям.

МАЛЫЕ ГОРОДА И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

Малые города России… Как много чувства будят простые три слова. Какое ощущение счастья на момент посещает изношенную душу, как воспоминание детства.

Но вернемся на землю. Малые города – особая социальная и культурная ниша, особый хозяйственный уклад, особый тип жизненных планов, особый тип преступности. Особая сложная система, часть страны, живущей в трех пространствах – пространстве деревни, малых городов, больших городов. Как опирается Россия на малые города и что с ними происходит сегодня, когда мы мечемся в поисках пути, по которому должны же куда-то прийти в конце нашего «переходного периода»?

В городах с числом жителей от 10 до 100 тысяч проживают в РФ 32 млн. человек, в городах с населением от 100 до 500 тысяч – 29 миллионов. Это около 42% населения РФ. Количественная сторона важна – многие общественные процессы, определяющие судьбу страны, протекают в «молекулярной» форме, большими массами людей. Но мы, имея в виду эту количественную сторону, будем говорить о качестве, о той особой роли, которую играют малые города в нашей народной судьбе.

Вспомним близкие, знакомые малые города России. Каждый согласится, что очевидной чертой их «ландшафта» является близость к деревне и тесная связь с сельским образом жизни. И в то же время это город, так что вся организация жизни людей следует нормам не деревни, а города. Вспомним облик типичного малого города, как он сложился за последние два века. Река, монастырь на высоком берегу, утопающие в садах дома, площадь с государственными зданиями и памятником павшим землякам, вокзал, на окраинах заводы с рабочими поселками, огороды, а дальше поля и леса.

Отсюда, на мой взгляд, и вытекает главный смысл малых городов. Он в том, что в их культурном пространстве соединяются крестьянское и городское мироощущение. Возникает уникальный мировоззренческий сплав – космическое чувство крестьянина тесно переплетено с присущими горожанину рациональностью и расчетливостью. И дело не в количественных пропорциях этих духовных свойств. Их взаимодействие в душе жителей малых городов достигает гармонии, при которой сами эти свойства меняются. Жители малых городов – особый культурный тип.

Конечно, большая культура и большая страна устойчивы, когда соединяют множество разных культурных типов, структурирующих общество по социальным группам, поколениям, национальностям и регионам. Но принадлежность к культуре малых городов – особый срез всей этой системы. Речь идет о культурном типе, который стал одним из главных устоев нашей цивилизации, ключевой частью того культурного ядра, которое соединяет всех нас в народ. Если представить себе катастрофу, при которой эта часть была бы выдернута из нашего культурного ядра, то видно, что все оно рассыпалось бы. Это была бы катастрофа распада культуры. Мы говорим, прежде всего, о русском народе, но в XX веке этот культурный тип приобрел более широкие черты, потому что значительная часть и других народов России перешла к городскому образу жизни и, прежде всего, в малых городах.

России выпала счастливая и трагическая судьба. Находясь, по словам Менделеева, «между молотом Запада и наковальней Востока», мы периодически вынуждены были предпринимать усилия по форсированному развитию – чтобы отвести смертельные угрозы. Счастлива наша судьба потому, что всякий раз нам удавались такие рывки без пресечения нашего культурного корня. Даже в моменты тяжелых потрясений мы не отказывались от самих себя, не теряли своего языка и веры, не становились ничьей духовной колонией. Эту гибкость и устойчивость нам и придавал культурный массовый тип малых городов. Тотальное преобладание крестьянского видения мира не дало бы нам достаточных человеческих ресурсов для быстрой модернизации. Полный отрыв города от земли привел бы к утрате космического чувства и господству свойственного мегаполису духа космополитизма – и мы бы не устояли против культурного империализма Запада. Малый город соединял деревню и мегаполис, держал их в лоне быстро развивающейся российской цивилизации.

Зачем для модернизации и развития космическое чувство крестьянина? Ведь поднялась могучая цивилизация Запада именно через раскрестьянивание, через превращение крестьянина в фермера-буржуа и сельского пролетария, а Матери-земли в обычное средство производства, предмет купли-продажи. Запад лишил мироздание святости, заменил Космос холодным ньютоновским пространством, а человека низвел до положения атома (т е. индивидуума). И ничего – все умеет подсчитать, взвесить, разделить.

Да, многим нравится западный тип жизни, где, по словам западного же философа, «знают цену всего, но не знают ценности ничего». Это дело вкуса. Хотя, думаю, большинству нравится это по незнанию. Думают, Запад – та же Россия, только поудобнее. Все говорят на иностранных языках и ездят исключительно на иномарках. Но даже если так, судьба наша была определена тысячу лет назад, и уже в XVI веке мы стали для Запада «хуже Турции».

Пришлось идти своей дорогой, а она такая, что нам надо было за десять лет решать те задачи, на которые Западу история дала сто лет. По деньгам, отпущенным для решения одинаковых задач, разница была уже в сотни раз. А уж это никак было бы не осилить, если бы утратили космическое чувство и «естественный религиозный орган» – способность ощущать святость Общего дела.

Запад, усевшись на шею колоний и «третьего мира», мог позволить себе стать безрелигиозным, а у нас каждое серьезное дело было не бизнесом, а почти подвижничеством. Весь труд русского пахаря – подвиг. Как говорят богословы, его труд имел литургическое значение – крестьянин, ведя свою борозду, был в прямом общении с Богом. Иначе ему было не справиться. Огромная масса людей в нашей истории вошла в современные виды труда и службы через культурное пространство малых городов, и это пространство не задушило ни их «естественного религиозного органа», ни космического чувства. А попади сразу в мегаполис, и такое могло бы произойти.

Конечно, это не привилегия России. И в других странах известно это свойство малых городов – давать молодым людям особую духовную силу и особый взгляд на мир. Вот США – самый-самый Запад. А оказалось, что две трети ученых США (не считая, конечно, иммигрантов) – выходцы из малых городов. Здесь ставился их разум, острота взгляда и спокойное упорство. Этому помогала и близость Природы, и образ жизни. У нас такой переписи ученых не было, но из личного опыта видно, что та же история. Малые города – воспитанники тружеников науки. Другая похожая на науку служба, которая питается из малых городов, – воинская. Отсюда черпало свое пополнение русское офицерство во времена дворянства, а во многом и в советское время.

Но мы знаем и как хрупок мир малого города для людей, которые именно здесь начинают свой путь в современные сферы деятельности. Многие начинают страдать от узости возможностей, задыхаются в полукрестьянском укладе. «В Москву! В Москву!» – стонали чеховские три сестры. Москва для них была образом Европы, и их сформированная европейским образованием душа не находила себе пищи в провинциальном городке.

Форсированная индустриализация СССР поневоле опиралась на крупные города. При острой нехватке ресурсов только здесь можно было создать необходимую плотность и структурную полноту кадров, культурных и трудовых ресурсов. «Одноэтажный» СССР отставал в развитии и модернизации. Война и перегрузки послевоенного восстановления отодвинули назревающий кризис малых городов, а с середины 60-х годов уже велась целевая программа по предотвращению этого кризиса. В малых городах создавалась сеть современных предприятий – отделений и цехов крупных заводов и комбинатов. Молодежь получила доступ к рабочим местам с высокой технологией, увеличилась и подвижность работников – стали много ездить к смежникам, на обучение, для наладки и ремонта у пользователей. Эти десятилетия были и временем бурного развития научно-технической системы страны, строительства больших сооружений, освоения Севера, так что много молодых людей уезжали на учебу, стройки, в экспедиции. Проблема оторванности малых городов от большого мира была смягчена.

Все эти каналы социальной мобильности были моментально, катастрофическим образом перерезаны рыночной реформой 90-х годов. Именно малые города оказались самой незащищенной против такого удара частью страны. Внешне кажется, что деревня обеднела в ходе реформы гораздо сильнее, но формальные показатели обманчивы. Деревенский двор стоит на земле, его главное средство производства и предмет труда – вот они. Да, тип труда изменился, когда реформа придушила крупные сельские предприятия. Как говорят, «село отступило на подворья». Регресс налицо, но нет здесь той безысходности, как в малом городе, где останавливается единственное современное предприятие или цех парализованного реформой большого комбината. Отсутствие заработка и перспектив здесь оказывается тотальным, и ощущение безнадежности давит на людей невыносимо. Они начинают метаться, ездить за тридевять земель выполнять любую работу в большом городе, бродить по стране. Молодые люди сбиваются в стаи, стоят кучками в сквере. В руке бутылка пива, в глазах тревога. Работодателем становится криминальный мир.

Давит и демонстрационный эффект большого города. Он всплыл, как будто оттолкнувшись ногами от тонущих малых городов и деревень, растлевает и одновременно обозляет заехавших поглядеть на «настоящую жизнь» молодых людей. Ведь ножницы в возможностях, которые предоставляют столицы и райцентры, раздвинулись до размера пропасти. Как будто у больших городов образовался свой «третий мир». Да и между самими малыми городами возникли разрывы. У одних заработало предприятие или возникли модные дачные места на водохранилище – тут жизнь задышала. Через тридцать километров другой такой же городок – погружается в трясину. Распадается ткань всей сети малых городов, которая скрепляла страну.

Пока что среду обитания десятков миллионов жителей этих городов поддерживает инерция старых систем – какое-то производство, школы, больницы, воинская часть.

Стоят еще дома, хотя уже валится с потолка штукатурка, работает котельная, хотя и с перебоями. Но не видно никакого импульса к возрождению, в брошенных цехах уже и стекла из окон разворовали. Будет ли это скольжение в никуда равномерным и спокойным?

Нет, не будет! Эта безысходность чревата потрясениями, и они зреют, как нарыв. Какое-то время люди надеялись, что эта напасть временная и жизнь наладится. Сейчас видно, что даже золотой дождь нефтедолларов не дает ни капли для оживления малых городов как системы. При нынешнем рынке они действительно превращаются в «третий мир» с его порочными кругами. В то же время телевидение с его идеологизированной рекламой и наглядный образ жирующей столицы разбудили в молодежи малых городов болезненные и несбыточные притязания. Отброшены свойственные малым городам непритязательность и спокойствие жизненных планов, кризис заставляет хватать наслаждения здесь и сейчас. Возник «культ иномарки», молодые люди убивают время и скудные деньги, покупая, ремонтируя и продавая поношенные «тойоты» и «фольксвагены». Но этот суррогат деятельности не успокаивает. Закупоренные наглухо каналы социальной мобильности создают у молодых людей ощущение, что они навсегда заперты в каком-то гетто, что их город как будто выброшен из страны на обочину жизни. И никаких форм борьбы против этой наползающей серой мглы нет. Даже политика, какая-никакая, – там, в Москве, этом «сияющем городе на холме». Уж это действительно «зияющие высоты».

Инерция старых норм и старой культуры иссякает, и ее тормоза скоро откажут. Тогда и прорвется нарыв. Как прорвется, мы не знаем. Никто не мог предугадать, что подростки в гетто малых городов, спутников блестящего Парижа, станут для своей психологической разгрузки жечь автомобили. Кто-то им посоветовал такой сравнительно безобидный, но зрелищный способ. Что придумают авторитеты для наших подростков, пока не известно. Автомобили, видимо, жечь не будут, это у нас пока что культовый предмет. Но у нас еще много чего есть поджечь или взорвать. Может оказаться более зрелищно.

Некоторых успокаивает тот факт, что в городках Франции машины жгут темнокожие подростки, а у нас таких нет (или они-то как раз мобильны и запертыми себя не чувствуют). Но это ложное успокоение. «Новые гунны» в предместьях Парижа вовсе не движимы оскорбленными чувствами араба или мусульманина. Нет у них ни национальной, ни религиозной, ни классовой мотивации.

Городки, превратившиеся для них в гетто, из которого нет нормального выхода в большой мир, сформировали из этих юношей и подростков что-то вроде особого племени, не имеющего ни национальной, ни классовой принадлежности. Это племя враждебно окружающей их цивилизации и презирает своих отцов, которые трудятся на эту цивилизацию и пытаются в нее встроиться. У этого племени нет ни программы, ни конкретного противника, ни даже связных требований. То, что они делают, на Западе уже десять лет назад предсказали как «молекулярную гражданскую войну» – войну без фронта и без цели, войну как месть обществу, отбросившему часть населения как обузу.

Разве не идет в наших малых городах формирования подобного племени? Разве мы не переняли у Запада этой его болезни, отягощенной у нас разрухой хозяйства? И племя «гуннов» формируется, и нарыв зреет. И ни увеличением штата МВД, ни песенкой о «равных возможностях» этого процесса не остановить. Равные возможности надо реально создавать – это и должно стать нашим срочным «национальным проектом».

РЕФОРМА ШКОЛЫ: В ЧЕМ СУТЬ ВЫБОРА

Идет глухой спор о реформе российской школы – всех ее ступеней. Ясную позицию занимают только СПС и «Яблоко» – они требуют для России школу западного типа. Власть и левые выражаются невнятно, сводят дело к качеству, бесплатности, зарплате. Это важно, но суть не в этом.

Реформа школы – часть глобализации. Смысл ее – перестройка мира в интересах набравшего силу Запада. Понятно, что в любой культуре встает вопрос об ответе на этот исторический вызов, вопрос о том, как сохранить свой культурный генотип – сохранить свои народы. В начале XX века так и ставил задачу России Д.И. Менделеев – «уцелеть и продолжить свой независимый рост».

Один из фронтов противостояния в России – школа, «генетическая матрица» культуры. Это важнейший механизм передачи новым поколениям того главного, что накопила культура народа – его представлений о мире и человеке, о добре и зле, а также навыков познания, мышления и объяснения. Поэтому школа – один из самых консервативных общественных институтов. Всякие реформы школы, ее уклада и программ должны делаться чрезвычайно осторожно. Для народа и его культуры, как и для любого организма, защита его «генетического аппарата» – одно из главных условий продолжения рода.

Взглянем в историю. Добуржуазная школа, основанная на христианской традиции, вышедшая из монастыря и университета, ставила задачей «воспитание личности» – личности, обращенной к Богу (шире – к идеалам). Ее цель была – «наставить на путь», дать ученику целостное представление о мире, о Добре и зле. Эта школа была, как говорят, основана на «университетской» культуре. Эта культура опиралась на систему дисциплин – областей «строгого» знания, в совокупности дающих представление о Вселенной (универсуме) как целом.

Для нового, буржуазного западного общества требовался манипулируемый человек массы, здесь не стояло задачи воспитания целостной личности. Задачей школы стала «фабрикация» человеческой массы, которая должна была заполнить, как обезличенная рабочая сила, фабрики и конторы. Эта школа оторвалась от университета, возникла составленная из отрывочных знаний «мозаичная культура» (в противовес «университетской»).

Но помимо школы как «фабрики людей массы» на Западе сохранилась небольшая школа университетского типа – для элиты. В ней давалось целостное образование, воспитывались сильные личности, спаянные корпоративным духом – хозяева. Школа Запада стала «двойной», из «двух коридоров». Такая школьная система воспроизводит классовое общество, его два главные класса.

С самого возникновения буржуазного общества массовая школа «второго коридора» строилась как особая культурная система. Это делалось целенаправленно педагогами высочайшего класса, и средств на это не жалели. Как пишут историки, после Великой Французской революции «Республика бесплатно раздавала миллионы книг нескольким поколениям учителей и учеников. Эти книги стали скелетом новой системы обучения». Насколько глубока разница, видно из сравнения учебников одного и того же автора, написанных на одну и ту же тему – но для двух разных контингентов учеников. Один вариант – содержательное изложение, заставляющее размышлять. Другой – примитивный штамп, на заучивание. Просто не верится, что это писал один и тот же автор.

Наша школа, которую мы помним в облике советской школы, сложилась в результате долгих исканий и споров с конца XIX века. Тогда русская культура сопротивлялась «импорту» западного капитализма, и школа была под ее мощным воздействием (Лев Толстой специально писал для школы книжки). Первый учительский съезд в 1918 г. утвердил главный выбор – единая общеобразовательная школа. Оба определения исключительно важны, да мы раньше мало о них думали.

«Двойная» школа исходит из представления о двойном обществе – цивилизованном («гражданское общество») и нецивилизованном («пролетарии»). Это как бы два разных племени, говорящие на разных языках и имеющие разные типы культуры. Единая школа исходит из того, что есть общее «тело народа», дети которого равны как дети одной семьи. В единой школе они и воспитываются как говорящие на языке одной культуры. Реформаторы с начала 90-х годов поставили задачу сломать этот принцип единой школы. Их цель – разделить единую школу на два коридора – создать небольшую школу для элиты и большую – для фабрикации массы.

Принцип общеобразовательной школы означал, что вся школа, включая вечерние школы и ПТУ, строилась на базе университетской, а не «мозаичной» культуры и всем давала целостный, дисциплинарный свод знаний. Советская школа вся была школой для элиты – все дети в этом смысле были кандидатами в элиту. Конечно, другие стартовые условия еще довольно сильно различались, сельская школа по ресурсам была беднее столичной, но тип образования и культуры у всех был университетским.

ПТУ и вечерние школы не были иным «коридором». В них учились по тем же учебникам и тем же программам – разница была количественной, в объеме полученных знаний, но по своему строению это было то же самое знание. Советский корпус инженеров в большой мере сформирован из людей, прошедших через ПТУ и техникумы. Два Главных конструктора, два академика, руководители космической программы – Королев и Глушко – в юности окончили ПТУ Юрий Гагарин окончил ремесленное училище. Программа единой школы позволяла всем детям освоить культурное ядро своего общества и влиться в народ как его органичные частицы.

Что дали России эти два принципа нашей школы – единой и общеобразовательной? Не только позволили ей совершить скачок в развитии, стать мощной независимой державой, собрать из городков и сел неиссякаемые ресурсы Королевых и Гагариных. Школа помогла соединить тело народа, сформировать тип личности, как бы реализующей общую силу.

Сейчас эту школу хотят сломать, и тут уж каждый должен сделать свой выбор – помогать ее уничтожению или противодействовать ему. Раскол принципиальный, компромисс невозможен.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА РОССИИ

Политическая культура России сегодня… Если говорить о главном, выйдет в стиле импрессионизма. То, что говорят политологи, частично верно, но не о том. Россия пребывает в состоянии плохо формализуемой аномалии. Это система порочных кругов, вдетых один в другой, а если в динамике, то это сверкание множества переходов «порядок-хаос», так что в каждой точке действует принцип неопределенности. В этом смысле сегодня Россия – «страна постмодерна».

Говорить о преемственности, искать аналогии с временами Сталина, Ивана Грозного или Ярослава Мудрого бесполезно. Выделили отрезок «Горбачев – Ельцин – Путин», до него – разрыв непрерывности, а после него – неизвестно что.

Политическая культура – часть культуры. Говорить о ней в РФ сегодня – как говорить о сознании больного в лихорадочном бреду. Он тоже, конечно, человек, тоже мыслит, мычит и временами говорит. Но надо принимать во внимание лихорадку

Например, спорят и даже ругаются: что у нас в РФ за политическая система? Демократия? Авторитаризм? Тоталитаризм? Бессмысленно. У нас суверенная демократия – посмотрите на градусник! Определить тип этой культуры трудно, явление многостороннее. Если видеть ее как систему ценностей и институтов, то я бы сказал, что наша политическая культура сегодня – это гибрид соборности с коррупцией. То есть соединение ценностей целого с ценностью предательства – полного отрицания целого. Горбачев с его ГКЧП, Ельцин на танке, ликующая толпа.

Из этого «свято-звериного» кентавра массы и политики вырастает провокация как высшее творение этой культуры. Без соборности масс, которые любят власть, такое искусство не могло бы возникнуть. В нем дышит гений Достоевского, и на знамени нынешней политики лики ее духовных отцов – Ивана Карамазова и Смердякова. Строение современной провокации столь совершенно, что люди, видя ловушку, вынуждены в нее лезть – это меньшее зло. Так и ползем, дергаясь.

Культура СМИ как «видимой и слышимой» ипостаси политики целиком стоит на провокации. Даже ложь нашего телевидения утратила свои безобидные черты. Она уже не навевает человечеству сон золотой, не успокаивает. Слушаешь это вранье, и охватывает беспокойство – что за этим стоит? Принципом российской политической культуры стало держать уровень нервозности общества вблизи красной черты. Ни дня без стресса! Посмотрите в глаза Сванидзе – и мороз по коже.

Россия как цивилизация не успела успокоиться, прийти к внутренней гармонии. В ней постоянно шло столкновение нескольких ядер, и все с мессианской компонентой. Взять хотя бы наших неолибералов. Казалось бы, цель рациональная – обобрать «египтян». Но даже воровство проведено с религиозной страстью, превращено в Великий поход. Даже Моисея помянут – водил сорок лет по пустыне, пока не вымерли, кому следовало. А мы, мол, чем хуже.

Население из опыта знало, какие демоны беснуются в меньшинстве, что рвется в политику. Поэтому в развитой советской политкультуре ценилась стабильность и даже бесконфликтность. Голосовать единогласно, всех называть по имени-отчеству. Казалось, дух раздора загнан в бутылку, а идол «единства и борьбы противоположностей» стал экспонатом в музее диамата. Но пришел Горбачев, разбил бутылку и оживил идола.

За что люди ценят Путина? За то, что он снова подморозил этот разгул, завел Великий поход в бюрократическое болото и даже как будто загнал часть расплодившихся бесов в бутылки. Действовать надо было срочно, потому что к концу 90-х симптомы болезни стали опаснее, чем сама болезнь. Сейчас болезнь развивается, но температура слегка сбита. Мы получили небольшой резерв времени, из чего, конечно, не следует, что врач прибудет вовремя.

Каких же зомби вызвали из могил Горбачев с Ельциным и бросили на укрепление политкультуры? Список их велик, укажу тех, кто орудует уже без маски.

Безжалостность к населению. Этот тип жестокости мы уже и не предполагали в людях. Иногда кажется, что мы во власти инопланетян. Выступает политик, говорит о реформе ЖКХ. Кажется, если бы ты смог протянуть к нему руку через телеэкран и дернуть его за щеку – кожа отслоилась бы, а под ней чешуя ящера с неизвестной планеты.