Помоги проекту - поделись книгой:
Воспитанный в марксизме или либерализме интеллигент не знает и не любит традиционного общества. Даже советская система хозяйства была описана и понята очень плохо. То же можно сказать о советской школе, науке, армии, ЖКХ и т д. Когда правительство Н.И. Рыжкова подрывало советское хозяйство, оно не понимало, что делало. Впрочем, как и общество в целом.
На советском заводе производство было переплетено с поддержанием условий жизни работников и вообще «города», что невозможно объяснить эксперту из МВФ. Это переплетение, идущее от навыка общинной жизни, настолько прочно вошло в массовое сознание, что казалось естественным. Оно дает очень большую экономию. Отопление бросовым теплом ТЭЦ – один из примеров. Об этом мы не думали при советском строе. Базовые материальные потребности удовлетворялись в СССР гораздо лучше, чем этого можно было бы достигнуть при том же уровне развития, но в условиях капитализма – хозяйство было очень экономным.
Вот первая предпосылка краха, которую Андропов определил четко: «Мы не знаем общества, в котором живем». В 70-80-е годы это состояние ухудшалось: незнание превратилось в непонимание, а затем и во враждебность, дошедшую в части элиты до паранойи. Незнанием была вызвана и неспособность руководства выявить назревающие в обществе противоречия, и найти способы разрешить уже созревшие проблемы. Незнание привело и само общество к неспособности разглядеть опасность начатых во время перестройки действий, а значит, и к неспособности защитить свои кровные интересы.
Поколение стариков «знало общество, в котором мы живем» – не из учебников марксизма, а из личного опыта. Это знание было неявным, неписаным, но оно было им настолько близко и понятно, что казалось очевидным и неустранимым. Систематизировать и «записать» его казалось ненужным – и оно стало недоступным. Новое поколение номенклатуры уже не было детьми общинных крестьян, носителей и творцов советского проекта. Это уже были дети интеллигенции.
Но и те, кто рекрутировался через комсомол из рабочих и крестьян, воспитывался в школе, вузе, а потом партийных школах и академиях так, что истмат вытеснил у них то неявное знание, которое они еще могли получить в семье. Розанов сказал, что российскую монархию убила русская литература. Это гипербола, но в ней есть зерно истины. По аналогии можно сказать, что СССР убила Академия общественных наук при ЦК КПСС и сеть ее партийных школ.
Не в том дело, какие ошибки допускало партийное руководство, а какие решения приняло правильно. Оно не обладало адекватными средствами познания реальности. Это как если бы полководец, ведя армию, пользовался картой другой страны. Ситуацию держали кадры низшего звена – райкомы, горкомы, хозяйственники. Как только Горбачев нанес удар по партаппарату и по системе управления, разрушение приобрело лавинообразный характер. Неважно даже, почему он это сделал – по незнанию или как изменник Родины.
Начав в 80-е годы перестройку всех систем жизнеустройства, партийное руководство подрезало у них жизненно важные устои, как если бы человек, не знающий анатомии, взялся делать сложную хирургическую операцию. В раны ворвались «кишечные палочки», но мы не о них.
Но почему же, начиная с 60-х годов, в обществе стало нарастать ощущение, что жизнь устроена неправильно? Потому, что к этому времени наше общество изменилось кардинально. 70% населения стали жить в городах, и это было принципиально новое поколение, во многих смыслах уникальное для всего мира. Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых социальных страданий. Возникло первое в истории, неизвестное по своим свойствам
Произошло быстрое и резкое ослабление
Для консолидации советского общества и сохранения гегемонии политической системы требовалось строительство новой идеологической базы, в которой советский проект был бы изложен на рациональном языке, без апелляции к подспудному мессианскому чувству. Однако старики этой проблемы не видели, т к. в них бессознательный большевизм был еще жив. А новое поколение номенклатуры искало ответ на эту проблему в марксизме, где найти ответа не могло.
Пришедшая после Брежнева властная бригада (Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе), сформировавшаяся в условиях мировоззренческого кризиса, была уже проникнута антисоветизмом. Было заявлено, что перестройка является
Остальное было делом техники и подбора наемных убийц. При том гонораре, который маячил, найти их не составило большого труда.
УРОКИ XX СЪЕЗДА
Полвека назад произошло событие, которое повернуло судьбу страны, – XX съезд КПСС. В него надо вдуматься, не впадая в идеологические страсти. Отношение к XX съезду и сейчас раскалывает и наш народ, и людей во многих странах. Выскажу свою точку зрения и, судя по многим признакам, с ней будет согласна по меньшей мере половина наших граждан. А это немало, полезно учесть мнение и этой половины.
Внешне суть XX съезда заключалась в том, что он «разоблачил культ личности Сталина». Если попросту, то Хрущев заявил народу: «Вы идиоты – подчинялись безумному тирану и даже любили его. Теперь вы обязаны его ненавидеть и каяться, а за это я обещаю вам за три-четыре года догнать Америку по мясу и молоку». От этих слов у граждан возникло острое желание вдребезги напиться, что многие и сделали.
XX съезд нанес по советскому строю удар, от которого он уже и не оправился. Это был первый принципиальный шаг к разрушению легитимности советского государства. Был начат тот же процесс, что привел к краху Российской империи в феврале 1917 г. На многих элитарных собраниях, где обсуждалось значение XX съезда, этот его итог вызывал радость. Некоторые говорили даже, что они «счастливы». Причем «счастье» это вовсе не вытекало из политической позиции – XX съезд прославляла даже существенная часть «левых» (например, из числа горбачевских социал-демократов).
Не важно, что было причиной такой направленности XX съезда – злой умысел, тупость или халатность команды Хрущева, но объективно это было
Для урока надо сначала зафиксировать очевидный факт. Передохнув во время нэпа, СССР на 25 лет перешел в чрезвычайный период жизни. В нем было три этапа: форсированная индустриализация (и сопряженная с нею коллективизация), Отечественная война, форсированная программа восстановления. Это – единое целое, особый тип жизни и организации общества. На научном языке –
Жить в казарме мало радости, это все понимают. Поэтому всегда есть дезертиры. Но про себя даже и дезертиры знали, что без той сталинской казармы мы бы войну не вытянули. Представьте – вместо Сталина у руля стоял бы Горбачев, вместо Молотова Гайдар с Козыревым, а вместо Жукова войсками командовал бы Павел Грачев. Тогда все понимали, зачем нужен сталинизм, потому и собрались люди в
Но так же очевидно было всем, что к середине 50-х годов чрезвычайный период закончился (потому и Сталин умер – сделал он свое дело; поговаривают, что его убили, но это не меняет вывода). Из казармы надо было выходить, проводить
Так вот, эту операцию Хрущев и его команда провалили – они перенаправили энергию маховика на разрушение государства. Выход из «мобилизационного социализма» решили провести посредством
Были разрушены или испорчены главные символы национального сознания, которые «собрали» народ и страну после катастрофы 1917—1921 гг. Ведь сталинизм был создан совместно народом и властью, он и был кратким историческим мигом их тоталитарного единения. Проклятья Хрущева в адрес сталинизма означали отречение власти от этого совместного дела. Сталин умер, проклявшая его власть выходит чистой, вся вина возлагается на народ. Это – измена власти, страшное дело в истории любого государства. С того момента народ начал потихоньку «рассыпаться» и был добит через 30 лет. Как теперь пишут, перестройка и стала завершающей стадией в
XX съезд вовсе не соединил общество в покаянии и примирении, а расколол его, причем расколол на непримиримые части. С того момента пути этих частей стали расходиться и довели до пропасти. Дело в том, что XX съезд породил
Теперь, после XX съезда, произошло совсем другое. Были собраны, идейно вооружены и легитимированы все «дезертиры» и «диссиденты», которые стали внутренними союзниками противника России в столетней «войне цивилизаций» (в это время она имела форму
XX съезд глубоко
Любой
Есть разные версии объяснения причин, по которым верхушка партийного аппарата решила нанести такой удар по основам государственности. Иногда говорят о якобы российской традиции укреплять новую власть, очерняя умерших, но это мелочь. Некоторые историки делают вывод, что речь шла о реванше номенклатуры и мести за репрессии против нее в 1937—1938 гг. Положение самого Хрущева было двусмысленным, т к. в годы репрессий он, как секретарь Московского горкома ВКП(6), был председателем «тройки», выносившей приговоры московским кадрам. Он был также и членом комиссии ЦК ВКП(б), которая рассматривала дело Бухарина и Рыкова. Возможно, поэтому разоблачения сталинизма сопровождались уничтожением многих архивных материалов.
XX съезд сделал СССР страной-изгоем, дал огромные козыри ведущему против нас войну Западу и оттолкнул всех союзников – Китай на Востоке, интеллигенцию на Западе. Левое движение Запада стало
Всего этого можно было избежать и сделать XX съезд инструментом укрепления и модернизации нашего общества и государства. Почему же этого не произошло? Почему интеллигенция пошла на поводу у Хрущева и не смогла нейтрализовать его тупого импульса? Потому что, как выразился позднее Андропов, «не знала общества, в котором живем». XX съезд поставил нам страшный диагноз, и мы его обязаны осмыслить. Он выявил полную несостоятельность того обществоведения, которое было основано на историческом материализме (марксизме), а теперь основано на его близнеце – либерализме. Начиная свою акцию, команда Хрущева не понимала, что делает. Те, кто чувствовал, что дело неладно, не могли этого связно объяснить и выглядели просто сталинистами, которые хотят уйти от ответственности. А те демократы, которые и сегодня славят XX съезд, и до сих пор не понимают, что он сделал со страной. Они, конечно, закусили удила и на страну им плевать, но для нас важнее
«Старики» из поколения Сталина вульгаризировали марксизм, скрыли его разрушительные для России смыслы, следовали своему опыту и интуиции. Этих инструментов хватало в чрезвычайный период – вследствие очевидности задач и наличии коллективной памяти о социальных бедствиях и войне. Люди понимали, что к чему. Но для перехода к новому, благополучному этапу этого было недостаточно. Требовалась иная рациональность и иной язык. Возник мировоззренческий вакуум, и он был заполнен примитивным троцкизмом и мещанской философией, воплощенными в Хрущеве.
А молодежь 60-х годов, уже не обладавшая опытом, интуицией и памятью стариков, стала рыться в чужих теориях (прежде всего в марксизме) и убедилась, что Россия (тогда СССР) устроена «неправильно» и надо ее сломать и переделать по «правильным» шаблонам. Вот мы и сидим на Трубе, пока она еще куда-то что-то выкачивает из нашей земли.
Положение почти не улучшается. Брежнев после Хрущева на время заморозил распад, как сейчас это делает Путин после Горбачева с Ельциным. Но при незнании и непонимании «нашего общества» остановить распада нельзя. Надо стягивать в сеть ячейки, в которых создается обществоведение, отвечающее нашей реальности и работающее на Россию, а не на догмы «цивилизации». Это надо делать, хотя мощные силы заинтересованы в том, чтобы такие ячейки затаптывать.
ЭПОХА БРЕЖНЕВА
В жизни Советского Союза период 1965—1980 гг. называют «эпохой Брежнева», а на злобном языке перестройки – «периодом застоя». В 1990—1991 гг., когда фиговый листок горбачевской демагогии завял и отвалился, и людям приоткрылась мерзость грядущего «переходного периода», большие опросы среди граждан разных национальностей СССР обнаружили замечательное явление. Из всех исторических эпох, как их представляли себе жители нашей страны, больше всего положительных оценок получила «эпоха Брежнева», а наихудшим временем оказалась перестройка (только среди евреев она вышла на первое место).
Замечательно это тем, что именно после завершения эпохи Брежнева массы с жадностью, даже со страстью приветствовали Горбачева с его «общечеловеческими ценностями». Как же произошел такой облом? Сейчас обе эти эпохи стали историей, страсти слегка утихли, можем спокойно разобраться. Как видится сегодня исторический смысл эпохи Брежнева?
На мой взгляд, массовое сознание, при его кажущейся шизофреничности, верно ухватило главное. Брежнев с его мудростью, интуицией и обтекаемостью создал идеальные условия для вызревания того нарыва, который прорвался катастрофой перестройки. Когда этот нарыв созрел, люди буквально жаждали прихода Горбачева, чтобы вскрыть его. Да, фельдшер оказался негодный, с грязными руками и липовым дипломом. Занес заразу, чуть не уморил – не повезло нам. Но мы не о нем, а о Брежневе.
В чем же тут мудрость – подвести страну к катастрофе? Дал вызреть кризису вместо того, чтобы его предотвратить! Нет ли тут той самой шизофрении или даже диалектики? Думаю, не больше, чем во всей нашей истории последних двух веков – и дальше вглубь, на тысячу лет.
Будучи открытыми Западу, русские в то же время отвергли всяческих тевтонов и уперлись на том, чтобы строить свою самобытную православную цивилизацию. Причем строить ее, будучи оттесненными в огромные холодные пространства, опираясь на небольшое поначалу славянское ядро и собирая множество народов с близким мироощущением, но большим культурным разнообразием – собирая их без апартеида и ассимиляции. Начиная с XVIII века, когда возникла современная энергичная и хищная западная цивилизация, такая Россия могла выжить только совершая регулярные сверхусилия – чрезвычайные программы модернизации с творческой переработкой заимствованных у Запада технологий (в том числе интеллектуальных).
Времени, кадров и ресурсов для этих программ всегда не хватало. Их мобилизация и концентрация на главных, критических направлениях всегда приводили к истощению и загниванию «тылов». Это значит, что быстрое и даже чудесное развитие одной части культуры, которая принимала на себя главный удар очередного исторического вызова, сопровождалось кризисом других частей. Можно сказать, что каждое поколение, решая главную для него, поставленную именно перед ним историческую задачу, обеспечивало жизнь России еще на целый исторический период – но «готовило» для следующего поколения новый кризис, который также мог стать смертельным. Если Запад научился экспортировать свои кризисы на периферию (в колонии, «третий мир», теперь и в Россию), то нам приходилось экспортировать наши кризисы в будущее, перекладывать их на плечи следующего поколения. Иногда эти «посылки из прошлого» содержали бомбы, хотя и с вынутыми взрывателями. Их активизировали своими неумелыми или злонамеренными действиями реформаторы. Горбачев много таких бомб подорвал, оправдываясь тем, что это, сами же видите, взрывчатый материал.
Какому кризису дал вызреть Брежнев и в каком виде он подготовил его к экспорту в наше настоящее? На какой исторический вызов ответило поколение «периода застоя»? Можно ли было разделить эти
Мы помним, что главной задачей с середины 50-х годов был выход из чрезвычайной программы «мобилизационного социализма» (сталинизма) и переключение энергии военного и восстановительного периодов на развитие и модернизацию всех сфер общественной жизни. За десятилетие хрущевской «оттепели» ряд задач был выполнен, но в целом «демобилизация» была проведена очень плохо. Был нанесен тяжелый удар по советской государственности, а развитие мировоззренческой основы советского строя и мирового коммунистического движения было загнано в коридор, который закончился «стенкой» еврокоммунизма и горбачевщины.
Скольжение к этой пропасти было заторможено изгнанием Хрущева, и кризис «подморожен» – подобно тому, как сегодня подморожен кризис, запущенный Ельциным. Противоречие, которое должен был разрешить «режим Брежнева», заключалось в следующем. Развитие общества и государства требовало осуществления нового цикла модернизации, в том числе обновления той мировоззренческой основы, на которой были «собраны» советское общество и государство, был легитимирован советский проект и советский общественный строй. Однако модернизация политической, хозяйственной и социальной систем усугубляла кризис мировоззренческой основы, ядром которой был крестьянский общинный коммунизм, слегка прикрытый адаптированным к нему («вульгаризированным») марксизмом. Модернизация требовала урбанизации, а урбанизация подрубала этот самый крестьянский общинный коммунизм – тот сук, на котором в действительности сидела советская идеология.
Идеальным было бы разрешение этого противоречия через синтез – переход на новый уровень социальной и политической философии, а также антропологии советского общества, обновление и укрепление культурной гегемонии советского строя, модернизация остальных сфер с опорой на прочные мировоззренческие тылы. Сегодня совершенно очевидно, что сил и средств для такого идеального решения в середине 60-х годов в наличии не было.
Интеллектуальный задел для этого мы только-только начинаем нарабатывать сегодня, уже освоив тип мышления городского человека и приобретя опыт катастрофы, которая всегда прочищает мозги хотя бы у небольшой части общества. В 60-е годы мы и в малой степени не понимали природы накатывающего на нас кризиса. Мы даже и признаки его трактовали неверно (вспомним хотя бы, с каким непониманием все отнеслись к сигналу, который подали «стиляги» в середине 50-х годов). Более того, прозорливое предсказание Сталина о том, что именно на этапе «развитого социализма» у нас вспыхнет классовая борьба, воспринималось как старческое чудачество. Понять этого мы не могли, как римляне не могли складывать большие числа столбиком – цифры у них были не те. Когда сейчас говорят, что Брежневу следовало бы провести демократизацию партии и начать творческий диалог о проблемах социализма, это выглядит наивным детским лепетом.
Вот в 50-е годы на философском факультете МГУ вместе учились Мамардашвили, Зиновьев, Грушин, Щедровицкий, Левада. Теперь об этой когорте пишут: «Общим для талантливых молодых философов была смелая цель – вернуться к подлинному Марксу». Что же могла обнаружить у «подлинного Маркса» эта талантливая верхушка наших философов? Жесткий евроцентризм, крайнюю русофобию, блестящее доказательство «неправильности» всего советского жизнеустройства и отрицание «грубого уравнительного коммунизма» как реакционного выкидыша цивилизации, тупиковой ветви исторического развития.
Сталинское руководство, не имея возможности отцепиться от марксизма, спрятало от советского общества все эти идеи, сфабриковав для внутреннего пользования вульгарную, очищенную версию марксизма. Но уже к 60-м годам талантливые философы «вернулись» к Марксу, раскопали все эти антисоветские заряды и запустили их в умы трудовой советской интеллигенции. Ну как не быть кризису в идеократическом обществе, в основу официальной идеологии которого положено учение, это самое общество отрицающее!
Ни о какой «свободной дискуссии» тогда и речь не могло быть. Повязанные официальным марксизмом, наши большие и малые Сусловы были бы тут же биты знатоками подлинного Маркса, и перестройка была бы приближена на 10 лет. Вот это была бы катастрофа безо всяких метафор. Задача обновления философской базы без прямого конфликта с марксизмом настолько сложна и нетривиальна, что и сегодня для ее решения не найдено приемлемого варианта. Это видно и по западным левым, и по нашей КПРФ, которая за 15 лет не смогла сказать ничего внятного о будущем «обновленном социализме».
Брежнев рассудил настолько разумно, что сегодня это просто поражает. Это не могло быть сделано по расчету – тут или здравый крестьянский смысл помог, или был голос свыше. Спорить с талантами не стали, их рассовали в разные башенки из слоновой кости – Мамардашвили в Прагу, Зиновьева в Мюнхен, с другими тоже как-то договорились. «Подморозили» их. Решили все наличные средства бросить на то, что было тому поколению по силам – отстроить и укрепить страну, насколько возможно, до прихода Меченого.
В какой мере удалось выполнить эту программу? В очень большой. Можно спорить по мелочам, находить конкретные ошибки или упущения. Но в целом программу на три пятилетки надо считать удивительно компактной, системной и гармоничной. Вряд ли из нынешних умников кто-то смог бы сладить ее лучше. Это, кстати, видно из того, что «второе Я» Брежнева, исполнительный директор всей этой программы А.Н. Косыгин за все время перестройки и реформы не получил от умников ни одного замечания. Хотели бы сказать про него гадость, но не нашли к чему прицепиться. Все вокруг да около – «застойный период, застойный период…»
Команда Брежнева – Косыгина выжала все, что могла, из стареющей плановой системы. Правильно сделали, что свернули «реформу Либермана» – если бы стали переделывать хозяйственный механизм, то потеряли бы темп и подошли к перестройке на спаде. А так, на «энергии выбега» системы, успели создать тот запас прочности, который позволил нам куролесить уже двадцать лет и, очень возможно, вылезти живыми из этой ямы.
Так что выбор, который был сделан при участии и, видимо, под влиянием личных установок Брежнева, сводился к тому, чтобы перевести кризис мировоззренческих оснований советского строя в режим хронического медленного течения, а все силы бросить на конструктивную работу, задачи которой были ясны и кадры имелись. Этот выбор был стратегически верным. Любой другой реально осуществимый вариант с большой вероятностью приблизил бы крах системы, но в любом случае резко ухудшил бы положение страны и народа в тот момент, когда этот крах наступил бы.
Вот поэтому наши разумные граждане так высоко оценивают «эпоху Брежнева». Тогда работалось легко, потому что делали заведомо нужные стране вещи. Более того, «казарму» нашего социализма расширили и прибрали так, что людям стало легче дышать, в буквальном смысле жить стало лучше, жить стало веселей. Милиция ходила без оружия, о дубинках и слезоточивых газах читали в газетах и считали это «пропагандой». В Крым и на Кавказ можно было ехать на машине с детьми и жить в палатке. Посмотрите сегодня на карту страхов среднего советского человека в «период застоя» и сравните с нынешней. Это был золотой век, который уже не повторится.
И никакого нет противоречия в том, что люди жаждали перестройки – ведь кризис духовных оснований продолжал развиваться, хотя и в режиме хронической болезни. Его надо было преодолевать, и это была историческая задача нового поколения. Оно ее не решило, а сорвалось в катастрофу. Это уже другая история, теперь уж надежда на новых молодых.
Давайте посмотрим, что было сделано за «эпоху Брежнева» (округлим ее до трех пятилеток 1966—1980 гг.). Начнем с самых обыденных вещей. За это время был кардинально обновлен жилищный фонд страны. Было построено 1,6 млрд. кв. метров жилья, то есть 44% от всего жилья, что имелось в СССР к 1980 г. Новое жилье получили 161 млн. человек – за три пятилетки. Если бы не эти колоссальные вложения, жилищный фонд РФ в 90-е годы просто рухнул бы, ветхие дома не пережили бы реформы, которая оставила жилье страны без капитального ремонта.
За эти три пятилетки было построено 2/3 инфраструктуры городов и поселков – водопровода, теплоснабжения и канализации. Стоимость этих систем такова, что сейчас экономика РФ не может даже содержать их, не то чтобы строить. Инфраструктура быстро ветшает, и средств хватает только на аварийный ремонт.
В общем, именно в «эпоху Брежнева» быт подавляющего большинства граждан был поднят до стандартов самых развитых стран – при отсутствии в СССР массовой бездомности, присущей этих самым странам. Другое дело, что режим Брежнева не смог объяснить нашим гражданам, чего стоит эта ценность, и они ее выплюнули – но это уже проблема мировоззрения.
В эпоху Брежнева было создано то развитое информационное пространство, в котором советский народ уже дозревал до связности современной нации. Он стал связан интенсивными потоками печатной информации, тираж журналов вырос в 3 раза, а их объем в листах в 4 раза. Сегодня постсоветское информационное пространство приобретает параметры, присущие племенам слаборазвитых стран. Средняя обеспеченность населения газетами снизилась в РФ в 7,3 раза, а, например, в Грузии в 137 раз. Вперед, в каменный век!
Именно за эпоху Брежнева хозяйство и все другие сферы насытились кадрами высокой квалификации и энергетическими мощностями. Пашня страны стала получать удобрений почти достаточно, чтобы компенсировать вынос питательных веществ с урожаем. Почва стала улучшаться. Это был эпохальный рубеж в истории России. Мы его сдали и откатились назад, село осталось без удобрений, без тракторов и без электрической энергии. За эпоху Брежнева в стране было создано стадо породистого скота – сейчас оно вырезано более чем наполовину.
За эпоху Брежнева люди обустроились, стали хорошо питаться, расширились социальные возможности – в 3 раза выросло число выпускников полной средней школы, в 2 раза число студентов вузов. Население стабильно прирастало – в РСФСР за те 20 лет выросло на 20 млн. человек. Почувствуйте разницу…
Именно в ту эпоху были созданы большие системы, благодаря которым мы сегодня держимся на плаву, хотя и пускаем пузыри. Были разведаны, обустроены и введены в строй основные мощности топливно-энергетического комплекса, построена основа Единой энергетической системы. Все большие системы страны, включая армию, были обеспечены научным сопровождением высшего класса. Трудно даже оценить, какие преимущества давал нам статус великой державы, в том числе научной. Даже в сугубо шкурном смысле для каждого обывателя. Сейчас мы этот статус проедаем, и будущее не кажется нам мрачным – пока есть что жевать. Потом придется ускорить темпы сокращения ртов, на всех хватать не будет.
Принципом доктрины Брежнева стали массивные инвестиции в фундамент страны. Наконец-то были сделаны огромные металлоинвестиции – вложена масса металла в машины, мосты, трубопроводы. По величине металлического фонда мы подтянулись к США – что, кстати, вызвало ярость придворных экономистов перестройки. Была обновлена техническая база промышленности – ввод в действие активной части основных фондов (машин и оборудования) за пятилетку 1976—1980 гг. составил в целом 41% от имевшихся в 1980 г., а в машиностроении 49%. Сегодня это кажется фантастикой.
Так в нашем хозяйстве был накоплен очень толстый слой подкожного жира. Представьте себе, что «рынок» навалился на нас на 15 лет раньше! Не было бы сегодня ни света, ни топлива, ни канализации. Надо к тому же учесть, что тогда был создан промышленный капитал, который в 90-е годы страна смогла бросить в пасть «новым русским», чтобы утолить их волчий аппетит. Иначе бы они, победив нас в гражданской войне конца XX века, вырезали бы у каждого по фунту мяса из груди, как контрибуцию. Ведь такие покладистые народы надо резать или стричь.
Ценность эпохи Брежнева в том, что она наглядно показала: если устроить жизнь в России, не разделяясь на волков и овец, то в материальном плане можно жить вполне прилично всем – с большим потенциалом улучшения. Сам этот факт очень важен, он вселяет надежду. Ведь он означает, что непреодолимых, физических запретов на создание такого жизнеустройства для нас нет. А барьеры, построенные в сфере сознания, разумные люди могут преодолеть. Если, конечно, захотят.
УНИЧТОЖЕНИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
После трагедии в Беслане В.В.Путин сказал, что население РФ пожинает плоды «распада огромного и великого государства» (СССР). Но СССР не «распался» сам собой, а был уничтожен в ходе большой военной операции, проведенной совместно силами Запада и его союзников внутри страны.
Развал СССР В.В. Путин назвал самой большой геополитической катастрофой XX века. Но для нас важнее, что он был национальной катастрофой для народов СССР и, прежде всего, для русского народа как того ядра, вокруг которого собралась Российская империя, а затем СССР После 1991 г. Россия, как говорят, переживает «системный» кризис. Но его глубина и продолжительность таковы, что надо говорить о «системной» катастрофе – за 90-е годы были подпилены основные устои российской цивилизации. Не все они рухнули, сейчас понемногу мы поворачиваем к их восстановлению и модернизации. Но ущерб мы понесли огромный и возрождение потребует колоссальных усилий и средств.
Однако здесь речь именно о философии и технологии развала Союза. Их надо понять, поскольку РФ по своему национально-государственному типу – тот же Советский Союз, только поменьше. Никуда не делись ни философия развала, ни сами философы. Леонид Баткин, один из «прорабов» перестройки, сказал после ликвидации СССР, напоминая своим соратникам: «На кого сейчас рассчитана формула о единой и неделимой России? На неграмотную массу?…»
Идея развала Российской империи была одной из ключевых идей западной геополитики с конца XIX века, а в начале XX в. она овладела и возрожденным под эгидой Запада российским масонством. К этому были и предпосылки – наступление капитализма, породившего национальную буржуазию. Дворянство России было многонациональным и было заинтересовано в сохранении монархии и империи, а буржуазия хотела создания национальных государств на обломках империи. Свергнув монархию, она растащила империю.
Примерно такие же предпосылки возникли в позднем СССР. Если поначалу номенклатура имела черты сословия и укрепляла империю СССР, то в 80-е годы ее соблазнила идея оборотиться буржуазией и приватизировать достояние страны. Для этого надо было сначала «разрезать пирог». Декларации о суверенитете 1990 г. и были первым шагом по ликвидации общенародной собственности, разделом ее по национальным республикам. Захват ее влиятельным меньшинством после этого резко упростился.
Но предпосылки – это всего лишь предпосылки. Нужна была доктрина, организация и ударная сила. Интерес Запада в ликвидации СССР понятен, поговорим о «своих». Идея разрушения Советского Союза была выношенной частью всего проекта демократов, рупором ее стал А.Д. Сахаров. Предложенная им «Конституция Союза Советских Республик Европы и Азии» (1989) означала расчленение СССР на полторы сотни независимых государств. Например, о нынешней РФ в ней сказано: «Бывшая РСФСР образует республику Россия и ряд других республик. Россия разделена на четыре экономических района – Европейская Россия, Урал, Западная Сибирь, Восточная Сибирь. Каждый экономический район имеет полную экономическую самостоятельность, а также самостоятельность в ряде других функций».
Примечательно, что в этой «конституции» Северный Кавказ в Россию не включен – он входит в «ряд других республик». Это было правовое и идеологическое обоснование развала. Помимо полной (!) экономической самостоятельности даже части «республики Россия» получали свои силовые структуры. В «Предвыборной платформе», которую Сахаров опубликовал 5 февраля 1989 г., было выдвинуто требование: «Компактные национальные области должны иметь права союзных республик… Поддержка принципов, лежащих в основе программы народных фронтов Прибалтийских республик».
Второй шаг – принятие 12 июня 1990 г. «Декларации о суверенитете РСФСР». Это решающая акция по расчленению СССР. Недаром вплоть до В.В. Путина ее праздновали как абсурдный «день независимости России». Одновременно в тех же кругах готовились декларации по отделению – уже от РСФСР. 27 ноября 1990 г. такую декларацию приняла Чечено-Ингушетия. Она рассматривала себя уже как суверенное государство, в Декларации не содержалось прямых и даже косвенных упоминаний о ее принадлежности к РСФСР. Эти два акта – единая связка, они написаны, можно сказать, одной рукой.
Дирижировал Горбачев, и он выступил как
В одном стремлении уничтожить нашу «империю зла» сошлась вся рать демократов – от святого старца Сахарова до гротескной Новодворской. Она рубанула прямо: «Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами». Сами-то они не горят и не тонут – горят школьники в Осетии и пассажиры в московском метро.
Горбачев усиливал эту кампанию властью государства. В 1991 г. он устроил, преодолев возражения Верховного Совета, референдум с провокационным вопросом – надо ли сохранять СССР. До этого сама постановка такого вопроса казалась абсурдной и отвергалась массовым сознанием. Теперь всему обществу власть заявила, что целесообразность сохранения СССР вызывает сомнения и надо бы этот вопрос поставить на голосование. Как мы помним, 76% населения высказалось за сохранение Советского Союза.
Сохранение СССР очевидно было в интересах подавляющего большинства людей. Даже В.В. Путин говорит о нем как «великом государстве», которое было «надежно защищено и с Запада, и с Востока». А главное, оно было надежно защищено от яда собственной социальной и национальной ненависти. И защитой от этого яда были не танки и ракеты, не КГБ и даже не дубинки ОМОНа, а такое жизнеустройство, которое не выбрасывало массы людей из общества, при котором не тлел по всей стране огонь голодовок учителей и инвалидов-спасателей, а телевизионной сволочи не разрешалось стравливать людей разных религий и национальностей, как это делалось все 90-е годы, да и сейчас не закончилось.
В республиках со сложным этническим составом ценность той системы межнационального общежития, созданного в СССР, ощущалась особенно остро. В голосовании на референдуме о судьбе СССР в Узбекистане приняли участие 95% граждан, из них за сохранение Союза высказались 93,7%, в Таджикистане явка была 94%, «да» сказали 96%.
Но против СССР проголосовала элита двух привилегированных столиц. В западной прессе советник Ельцина, директор Центра этнополитических исследований Эмиль Паин в статье «Ждет ли Россию судьба СССР?» оправдывался: «Когда большинство в Москве и Ленинграде проголосовало против сохранения Советского Союза на референдуме 1991 года, оно выступало не против единства страны, а против политического режима, который был в тот момент. Считалось невозможным ликвидировать коммунизм, не разрушив империю».
Что же это за коммунизм надо было ликвидировать, ради чего не жалко было пойти на такую жертву? Коммунизм Сталина? Нет – Горбачева и Яковлева. Знал и Паин, и его «интеллигенция», что от коммунизма у того «политического режима» осталось пустое название, которое он и так бы через пару лет сменил. Голосовали именно против Союза и против воли народа. Хотели Мирового правительства, которое взяло бы их в «золотой миллиард».
В своем проекте «конституции» 1989 г. Сахаров пишет: «В долгосрочной перспективе Союз стремится к конвергенции социалистической и капиталистической систем… Политическим выражением такого сближения должно стать создание в будущем Мирового правительства».
Сахаров, признанный духовный лидер нашей демократической интеллигенции, в холодной войне встал на сторону Запада против СССР категорически и открыто. В интервью Ассошиэйтед Пресс в 1976 г. он заявляет: «Западный мир несет на себе огромную ответственность в противостоянии тоталитарному миру социалистических стран». Он завалил президентов США требованиями о введении санкций против СССР и даже о бойкоте Олимпийских игр в Москве в 1980 г, В 90-е годы демократы этим хвастались, теперь помалкивают, но надо же вспомнить расстановку сил.
Как виделся СССР той элите, которая господствовала над умами «интеллектуальной галерки»? Приближенный к Горбачеву номенклатурный историк Юрий Афанасьев писал: «СССР не является ни страной, ни государством… СССР как страна не имеет будущего». Историк М. Гефтер говорил в 1993 г. в Фонде Аденауэра об СССР, «этом космополитическом монстре», что «связь, насквозь проникнутая историческим насилием, была обречена» и Беловежское соглашение, мол, было закономерным.
Даже сейчас в докладе Горбачев-фонда та же песенка: «Не секрет, что Советский Союз был построен на порочной сталинской идее автономизации, полностью подчиняющей национальные республики центру. Перестройка хотела покончить с такой национальной политикой». Какая позорная схоластика! При чем здесь «порочная идея» 1920 года – ко времени перестройки СССР пережил несколько исторических эпох, прошел самые тяжелые испытания. Перестройка изощренно и насильно стравила народы!
В 80-е годы были сознательно запущены процессы, разрушающие «империю», ту сложную систему национальных отношений, которая была кропотливо создана за 200 лет. «Прораб» перестройки Нуйкин довольно вспоминает в связи с войной в Нагорном Карабахе: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть. Поэтому мы поддерживали все, что расшатывало ее. А без подключения очень мощных национальных рычагов ее было не свалить, эту махину». Как это назвать?
Мы помним, какому избиению в перестроечной прессе и с трибун были подвергнуты все институты, прямо ответственные за безопасность государства – правоохранительные органы, армия и особенно КГБ. Кто забыл, пусть полистает подшивки газет и журналов конца 80-х и начала 90-х годов, это чтение освежает голову.
Но надо сказать, что только западники не могли бы легитимировать в глазах достаточно большой части интеллигенции развал страны, а значит, и поражение России в тяжелой и неравной холодной войне. Немалую роль тут сыграли и «патриоты», отвергавшие имперское устройство России. Это крыло было представлено И.Р. Шафаревичем. В кампании по подрыву национально-государственного устройства СССР он высказывал совершенно те же тезисы, что и крайняя западница Г. Старовойтова (иногда совпадение у них почти текстуальное).
Сразу после роспуска СССР в Беловежской пуще И.Р. Шафаревич выступил с большой статьей «Россия наедине с собой» («Наш современник», 1992, № 1), где очень высоко оценил эту акцию, которая принесла народу такие беды. Кстати, само название статьи говорит о принципиальном отрицании имперской России – прежде ни монархисты, ни белые, ни красные не считали что Россия «наедине с собой» расположена на территории нынешней РФ.
Что же хорошего видит И.Р. Шафаревич в уничтожении СССР? Прежде всего, разрыв связей с большими нерусскими народами. Он пишет: «Мы освободились от ярма «интернационализма» и вернулись к нормальному существованию национального русского государства, традиционно включающего много национальных меньшинств». Тут он грешит против исторической правды. Мы ни к чему не «вернулись», а переброшены в новое для России качественное состояние. «Ярмо интернационализма» возникло вместе с появлением Киевской Руси, когда в государство изначально собирались этнически разные племена. Князь Игорь, герой русского эпоса – по крови на три четверти половец. Идея создания «нормального национального русского государства» просто скрывает в себе идею уничтожения исторической России.
Второе благо от дела Ельцина, Кравчука, Шушкевича и их хозяев И.Р. Шафаревич видит в смене общественного строя: «Другое несомненное благо происшедшего раскола в том, что он поможет окончательно стряхнуть мороку коммунизма. Еще с начала 70-х годов я начал писать о социализме и коммунизме как о пути к смерти (конечно, в самиздате, с переизданием на Западе)».
После этого всякая критика в адрес Ельцина и Чубайса, которые что-то сделали не так тонко, как хотелось бы И.Р. Шафаревичу, имеет ничтожное значение. В катастрофе уничтожения СССР И.Р. Шафаревич видит благо, он ее готовил с начала 70-х годов и при этом выступал в союзе с Западом. А это была война Запада против России, а вовсе не против «мороки коммунизма».
И.Р. Шафаревич отвергает сложившийся за многие века принцип построения российского государства и предлагает взять за образец «нормальные» государства Запада (ведь все же, наверное, не Заир): «На месте СССР, построенного по каким-то жутким, нечеловеческим принципам, должно возникнуть нормальное государство или государства – такие, как дореволюционная Россия и подавляющая часть государств мира».
Здесь опять явные подтасовки – дореволюционная Россия по своему устройству вовсе не была похожа ни на «подавляющую часть государств мира», ни на «нормальное национальное государство». Дореволюционная Россия была многонациональной империей, надо же это наконец-то признать. При этом она не была похожа на другие, колониальные империи. И вообще, ничего «нормального» в государственных устройствах нет ни в США, ни в Германии, ни в Монако – тип государства вырастает не логически, по какому-то правильному шаблону, а исторически. Каждый государственный организм имеет множество своих, уникальных черт.
И завершает И.Р. Шафаревич свою хвалу убийцам СССР крайней в своей антиисторичности мыслью: «Россия может считать себя преемником русской дореволюционной истории, но уж никак не преемником СССР, построенного на заклании русского народа. Иначе тот ужас, который внушает коммунистический монстр, будет переноситься на Россию». Отказаться от наследия СССР, это надо же такое посоветовать. От всего, что огромный народ строил и с огромными жертвами защищал 70 лет!
На мой взгляд, вся концепция И.Р. Шафаревича и всего течения русских националистов, которых он представляет, губительна для России как цивилизации и государства. На своем сложном историческом пути национально-государственного строительства Россия сумела найти исключительно богатый по своим творческим возможностям способ жизнеустройства множества народов, сплоченных русским ядром. Это был тип жизнеустройства, прекрасный своей справедливостью и даже красотой. Он порождал мощный кооперативный эффект культур и социальных сил. Это и было источником чудесного Преображения России, появления Пушкина, всей русской литературы и музыки. Отказываться от этого открытия, чтобы стать как «подавляющая часть государств мира», – какое падение!
Нет, лучше вспомнить слова другого патриота, причем тоже резкого критика СССР, А.С. Панарина, из его последней книги: «Только теперь, после наступления этого момента истины [реформы 90-х годов], все мы можем оценить, чем в действительности был для всех нас Советский Союз. Он был уникальной, не предусмотренной Западом для других народов перспективой самостоятельного прогресса и приобщения к стандартам развитости. Западная цивилизационная дихотомия: Запад и остальной мир, Запад и варварство, Запад и колониальная периферия – была впервые в истории нарушена для гигантского региона Евразии».
Раздел 2
УГРОЗА ДЛЯ РОССИИ: ДЕМОНТАЖ НАРОДА
Наша страна переживает долгий глубокий кризис. Прирастает ВВП, гордо смотрит двумя головами наш орел, пышно празднуют дни рождения наши города – то на Неве, то в Казани, – а мы угасаем. Что произошло с нами? Страна больна, но каков диагноз, где коренится болезнь?
Думаю, дело в том, что за двадцать лет демонтирован, «разобран» главный деятель нашей истории, создатель и хозяин страны – народ. Все остальное – следствия. И пока народ не будет вновь собран, не вернет своей памяти, разума и воли, не может быть выхода из этого кризиса. Не кризис это, а Смута, особая национальная болезнь, которая нефтедолларами не лечится.
Внешние атрибуты державы, и вообще независимой страны – сильная государственность и наличие национального проекта, понятого и поддержанного большинством общества. Но за ними стоит главное – существование народа. В народе, в отличие от населения, люди, семьи, общности связаны так, что «целое больше суммы частей». Здесь возникает мнение народное, народная сила, которых нет даже в сотнях миллионов «свободных индивидов», они – как куча песка.
Поделиться книгой: