Помоги проекту - поделись книгой:
– Безмозглый идиот! Щука сожрет окуня, а сом сожрет всех и вся. Пока самолет сядет, останется один лишь вялый обожравшийся сом, совершенно непригодный для моего роскошного пиршества. Следует обить три самолета.
– Прошу прощения, босс, но самолет с сомом разбился. Вся вода расплескалась и камни рассыпались.
– Хвала Аллаху, что щука уцелела.
Пикантный контраст всей этой роскоши – голод, страх и опасность на улицах. Лучшие друзья человека – «кольт» и нубийские умельцы, обученные бить обеими концами дубинок или, держа дубинки горизонтально, блокировать готовые вцепиться зубы.
Самый обычный день. Завтрак в патио мне подает мой малайский бой. Патио – миниатюрный оазис с бассейном, пальмами, коброй, песчаной лисой и парой-тройкой крупных, проворных и злобных оранжевых ящериц, которые питаются дынными корками. Итак, после завтрака я отправляюсь в Джемальфну на встречу с придурком Реджи. Нам надо распланировать маршрут к назначенному на завтра ежегодному приему Эй. Дж., который станет гвоздем сезона. Мы называем себя «Приглашенными», у каждого на шее, наподобие армейских «собачьих табличек», висит по перфокарте с приглашением, – ее полагается вставить в электрические ворота Эй. Дж. Я иду через полуденный рынок: пробковый шлем, «кольт», патронташ, по бокам мои великолепные нубийцы, и вдруг мы натыкаемся на стаю из двадцати диких мальчиков. Когда они видят нас, их глаза загораются, как у кошек, волосы встают дыбом. Плюясь и рыча, они окружают нас и набрасываются на моих нубийцев. У вожака на одном глазу повязка, а в культю из дерева и кожи на месте правой руки ввинчен нож для кастрации хряков. Проворный, как ласка, он стремглав ныряет под дубинку нубийца, делает выпад культей, и прямо-таки чувствуешь, как холодная сталь прорезает кишки, как спагетти. Так вот, шикарные люди не теряют головы и не хватаются за пушку при виде проблемки, с которой нубийцы и сами должны бы справиться, например, с оравой завшивевших попрошаек. Надо решать, и решать быстро, есть ли тут работа для «кольта». Я решаю, что это бесспорно тот самый случай, навостряю оба глаза на тощий живот вожака и стреляю. Тяжелая пуля сорок четвертого калибра отбрасывает его на десять футов. Я целюсь и стреляю, целюсь и стреляю, обойма пуста, лезу в специальный, проложенный кожей нагрудный карман за тупорылым тридцать восьмого калибра, но тут мальчишки рассеиваются и исчезают как призраки. Подбивая бабки, насчитываю семерых мертвых или умирающих диких мальчиков. Откуда ни возьмись, выскакивает священник и начинает отпускать грехи. Я вижу, как двое диких мальчиков плюют в него на последнем издыхании. Глаза моего нубийца стекленеют, кишки дымятся на послеполуденном солнце, привлекая мух. Неохотно подходит полицейский, и я отдаю ему несколько приказаний на блестящем арабском. Я нахожу Реджи на площади, он потягивает розовый джин, укрывшись от солнца в тени нищих. Паралитичная старуха подергивается, и на нежную кожу Реджи падают брызги солнечного света.
– Сука безмозглая! – орет он и оборачивается к своему подручному. – Дай этой старой карге корку черствого хлеба и найди мне крепкого нищего для тени.
Я сажусь и заказываю «стингер».
– Потасовка на площади. Я потерял нубийца.
– Я видел отсюда. Думаю, Дональд знает, где найти хорошего охранника.
– Похороню своего на американском кладбище. Мы можем встретиться там и решить насчет маршрута на вечеринку. По дороге могут возникнуть неприятности, сам знаешь.
– Вполне вероятно. Несколько смутьянов уже критиковали Эй. Дж. за расточительность, недовольные дураки – извечный бич очень богатых людей.
На следующий день, после того, как нубийца закопали честь по чести, собирается отряд из тридцати человек, и все вместе мы отправляемся в укрепленное поместье Эй. Дж. за городскими стенами. Надо признать, мы бросаемся в глаза с нашими нубийцами в алюминиевых сандалиях и набедренных повязках, несущими проволочные щиты, чтобы прикрывать нас от камней. За поясом у них в ножнах острые, как бритва, мачете на крайний случай. Поэтому мы шагаем между нубийцами очень даже degage[40], словно нам черт не брат.
– Старик примется ломать кирпичи своими приемчиками карате, конечно, скука смертная, но его не остановишь. Зато дармовые еда и выпивка на месяц. Одно можно сказать в его пользу, за что-то взявшись, он выдает по полной.
На улицах еще хуже, чем обычно: ходячие мертвецы в кататонии от голода набились штабелями мешков с цементом нубийцы распихивают их дубинками тела сгибаются и выпрямляются снова медленно тащатся вперед и все направляются к поместью Эй. Дж. Между ногами этого потока шныряют дикие мальчики словно блудливые котята взмахивая бритвенными лезвиями и осколками стекла – вж-жи-ик – и быстро назад в укрытия из шагающей плоти. Молодой агент только что из Вест-Пойнта где его прозвали Хорьком он умел проскользнуть через линию нападающих на футбольном поле как хорек в крысиную нору ныряет вслед за диким мальчиком и то что мы нашли после пары взмахов мачете не станешь описывать родным и близким.
А потом вдруг перед нами возникают тридцатифутовые электрические ворота в черной гранитной стене. Спотыкаясь о чьи-то ноги, мы прорываемся к воротам и «пробиваем» свои «карточки», оставшиеся трясут решетку и суют пальцы в рот, пуская слюни, словно коровы с афтозным стоматитом. Эй. Дж., великолепный в белом одеянии, приветствует нас с помоста во внешнем дворе. Он улыбается и машет пускающей слюни толпе.
– Расклад им известен. Чем лучше питаюсь я, тем лучше питаются они. От le gran luxe вкусные объедки.
Внешний двор представляет собой небольшую арену с балконами по периметру. Мы поднимаемся на балкон, а Эй. Дж. спускается на середину арены.
– Выпускайте быка.
Под рев фанфар бык вырывается из какого-то прохода, замечает старика и устремляется прямо на него. Старик же стоит, занеся кулак, чувствуется легкая сейсмическая дрожь, когда он плотнее упирается ногами в землю, готовясь к убийству. Стремительное движение, удар, и я вижу, как вылетают бычьи мозги. Бык спотыкается перед стариком и валится набок, одна нога подергивается в воздухе. За считаные секунды туша разделана, и куски сырого кровоточащего мяса брошены за стену толпе.
Через внутренние ворота мы проходим в само огороженное поместье. Здесь в ресторанах под открытым небом шведские столы закусок, здесь подают пиво, охлажденную скандинавскую водку и горячие рыбные супы из Перу. Буколические ресторанчики на берегу реки в синих вечерних тенях, крытые шифером дома красного кирпича, целые кварталы, где подают домашнюю американскую жратву былых времен: индейку, жареного цыпленка, чай со льдом, горячее печенье и хлеб из кукурузной муки, отбивные, ростбиф, домашнее клубничное мороженое, утку, дикий рис, кукурузную кашу, каштаны со сливками. Здесь пруды и каналы, здесь плавучие рестораны увиты цветами, здесь ресторанчики на старых речных судах с меню из странствующего голубя, жаворонка, кулика, дикого индюка и оленины. Здесь дирижабли и тележки разносчиков, шато высокой кухни под управлением эксцентричных тиранов, русские станционные буфеты с осетриной, икрой, копченым угрем, водкой, шампанским и рейнвейном, здесь деревенские харчевни и все разновидности простой крестьянской кухни. Здесь труднодоступные рестораны, славящиеся голубем с белым мясом. И каждый в мире знаменитый ресторан воспроизведен в малейших деталях: танжерский «1001», старинный марсельский «Лукулл», парижские «Максим» и «Тур д’аржан» и сент-луисский «Тони Фаустус».
Я замечаю, что если что-то остается на тарелке или в стакане, то официанты ссыпают или сливают это в баки – одни предназначены для жидких, другие – для твердых отходов. После того как мы обошли буфеты и набили животы, нас собирают на балконе, выходящем на главные ворота, где в ожидании топчутся бедняки Марракеша. Эй. Дж. недолго, но высокопарно разглагольствует о том, как важно поддерживать в сознании туземцев крепкий образ милостивого господина, и в этот момент по одну сторону от ворот отъезжает панель в стене, и оттуда вылезает огромный фаллос, который ссыт мартини, супом, вином, кока-колой, гренадином, водкой, бурбоном, пивом, горячим масляным ромом, розовым джином, коктейлем «Александр», глинтвейном, кукурузным виски, – все извергается в корыто длиной сорок футов с надписью «ВЫПИВКА». Из панели по другую сторону ворот выпирает резиновая задница, извергая запеченную треску, соленую сельдь, утиную подливу, мексиканское чили кон карне, десерты «Мельба», сиропы, соусы, повидло, мясные кости и хрящи, – все сыпется в корыто с надписью «ЖРАТВА». Вопя, пуская слюну, пихаясь, бедняки кидаются к корытам, зачерпывают еду и питье обеими руками. Облаками поднимается вонь блевоты. Эй. Дж. нажимает кнопку, герметизирующую балкон. Крутятся лопасти вентиляторов, и гостей окутывают ароматы прохладных летних прудов и мшистых камней. Все мы остаемся тут на месяц – не так уж и тяжко, учитывая, что ждет нас внутри и что творится снаружи.
В дополнение к ресторанам для более энергичных гостей организуют кулинарные экспедиции во все уголки земного шара. Гости встают в шесть утра к завтраку из фруктового сока, идеально приготовленной яичницы, у которой желток медленно утекает, если разрезать, бекона, который слегка выгибается по форме вилки, не слишком хрустящий, но и не вялый, домашнего хлеба, за которыми следуют чай, кофе, сигарета и отдых, и отправляются в путь по пламенеющим осенним холмам. Ясный голубой октябрьский день. Они идут десять миль пешком к реке, где их ждут плоскодонки. Чистая река холодна и глубока. Они плывут вниз по течению, по пути ловят рыбу в заводях, запрудах и бухточках. Остановившись на ланч, гости вооружаются упругими дубинками и шлепают вдоль отмели, убивают лягушек и обдирают кожу с лапок, которые зажаривают в свином сале до хруста и запивают холодным пивом. Когда после полудня они добираются до сельской переправы, их поджидает обильная трапеза из пресноводных окуней (их еще называют пучеглазой щукой), черных окуней и сомов. Дом красного кирпича на холме. Бурбон и марихуана, выросшая в летнем зное штата Миссури, которая благодаря скудной почве холмов имеет особый привкус и которую называют «пурпурной травой». Сумерки голубой пылью ложатся на речную долину, когда гости принимаются за трапезу из лососевых стейков, двух сортов окуня, обжаренного на свином сале со слабым привкусом дыма, сидра и яблок из сельского сада. Они охотятся в осенних лесах и возвращаются к ужину из куропатки, дикой индейки и белки с каштанами, зеленым луком и сладким картофелем.
В других местах предлагают катания на лыжах перед шведским столом с охлажденной водкой, горячие пряные блюда после конной прогулки по горам северной Мексики, омары и моллюски на пляже, чай со льдом и жареные цыплята в отеле «Грин-Инн».
Еда – лишь одно из развлечений. Здесь вам обеспечат любые удовольствия, занятия спортом или хобби. Вот перечень некоторых услуг: компьютеризированные библиотеки с полной базой данных по любому предмету, опытные инструкторы по любому вопросу, виду спорта или ремеслу. Имеются планеры, воздушные шары, парашюты, акваланги и подводное плавание с прибрежных баз. Есть камеры сенсорной изоляции, бассейны глубокого погружения, антигравитационные камеры, имитирующие условия космоса. Есть тиры, где можно тренироваться с любым оружием – от лазерного пистолета до бумеранга. Имеются высокохудожественные порнофильмы. В поместье Эй. Дж. любой период истории и любая местность или страна представлены в Международном павильоне. Вы можете насладиться путешествием в 1920-е годы, в Италию эпохи Возрождения, в Китай времен мандаринов, в Древнюю Грецию или в Древний Рим. Любые сексуальные вкусы будут удовлетворены в выбранных вами декорациях. Подрочить в 1920-е годы? Трахнуть девственную весталку? Поиграть в сиамских близнецов с миленькой космонавткой? Хотите греческих юношей, облаченных лишь в собственную красоту и солнечный свет? Провести пару часиков на полубаке китобойного судна? Вечерок в римских банях? Посмотреть, как я трахаю Клеопатру? Хотите извращения эпохи Чиму? Секс в сортире 1910-х годов? Заднее сиденье автомобиля? Бомбоубежище во время бомбежки? Палатка на двоих в Юконе? На облучке экипажа? На драккаре викингов? В шатре бедуинов? В туалете средней школы? Все что угодно.
Сегодня утром после завтрака из фруктов, йогурта и фазаньих яиц я иду в ангар для планеров. У Эй. Дж. несколько сотен планеров, сконструированных на основе самых ранних моделей, которые запускаешь, разбежавшись, и иногда приземляешься на ноги. Есть здесь планеры, разгон которым дают лыжи, роликовые коньки или велосипеды. Во всех случаях планеры сконструированы так, чтобы максимально уподобиться мечте о крыльях и полете. Если у вас возникнут свои идеи насчет новой модели, конструкторы воплотят их за несколько дней. Планеры изготовлены из самых разных материалов и бывают самых разных цветов под стать различным ландшафтам и состояниям неба, и многие расписаны акварельными пейзажами. Есть красные модели для скольжения в лучах заходящего солнца, модели из прозрачного пластика для планирования на лыжах, синие крылья – для гор. Я выбираю горную модель в оттенках от нежнейшей голубизны яичной скорлупы до иссиня-черного. Крылья обтянуты тонкой и плотной китайской парусиной-рами, которую изготавливают из крапивы. Маленький дирижабль возносит нас к пусковой установке в Атласских горах. От установки круто вниз под уклон уходит бетонная дорожка для разбега. Я надеваю роликовые коньки и поднимаю планер, по обе стороны от меня вздымаются крылья, я упираю руки в стропы. Управлять аппаратом можно, перенося свой вес из стороны в сторону, во время полета пилот подвешен между двух распорок или строп. На случай, если устанут руки, есть строповое сиденье. Я бросаюсь вниз по дорожке: быстрее, еще быстрее, колени согнуты, я взмываю над долиной, ноги болтаются на высоте двух тысяч футов. Это в самом деле полет словно во сне, я управляю планером движениями рук, всем телом ощущаю его вибрацию, я сливаюсь с крыльями, и крылья плывут над долиной. Я сажусь на строповое сиденье. Я вижу раскинувшийся под ногами город. Я сажаю планер на запекшейся от жара, поросшей сорняками улочке и качу на роликах в поместье, чтобы остаток дня провести за порнофильмами.
Несколько лет назад актеры устроили забастовку, протестуя против оскорбительных для их достоинства условий.
– Ваша плоть заражена грязные фильмы сколько еще нам ебаться очень хорошо мистер Великий Сластосука? Мы блядь устали ебаться спасибки большое.
После этого мистер Великий Сластосука провел реформы. Учитывая требования трудящихся, он решил, что порнофильмы должны иметь сюжет, развитие характеров и фон, благодаря чему секс-сцены станут проходными. Например, двухчасовая история плавания на китобойном судне в 1859 году содержит лишь восемнадцать минут секс-сцен, разбросанных по всему фильму.
– Порнофильмы как отдельный жанр себя изжили. Мы показываем секс по ходу действия не как изуродованный фрагмент, а как часть самой жизни.
Я иду в старый кинотеатр «Палас» на Маркет-стрит. Для затравки крутят образовательную короткометражку, как достичь le gran luxe при скромном доходе.
«А тут у меня бак для глубокого погружения в голубой комнате простой алюминиевый бак заполненный глицерином я все это достал в магазине при военной части почти задаром мой дорогой теперь будь добр надень пластиковый комбинезон для такого трипа хороши маджун и аяуаска[41] маджун очень хороши для первого одиночного мой милый ты хорошо подготовлен увидишь это очень просто дом там где задница если хочешь двигаться шевели задницей первая ступень научись меняться домами с другими заполучить чужую задницу. Тут вспоминается научно-фантастический рассказ про институт под названием Рыболовный Крючок, там занимались всякими паранормальными штуками, у них была специальная камера, они туда залезали, и их разум путешествовал к другим планетам. Так вот одна планета была такая «злая», что отправила космонавта назад в Библейский Пояс, а там он стал проповедовать священную войну против так называемых «уклонистов», и все за пределами Рыболовного Крючка начали ненавидеть этих «уклонистов» и вывешивать плакаты «Уклонист, да не зайдет тут над тобой солнце!». И Рыболовный Крючок разогнал целые деревни старых добрых «уклонистов», а юных «уклонистов», которые восстали против Рыболовного Крючка, вот-вот должны были перебить. Но появился другой космонавт, он сбежал от службы безопасности Рыболовного Крючка, он знал одну отличную тихую планету и решил спасти всех хороших уклонистов по всей земле. Но как доставить туда паранормальных бедолаг? И тут на него нисходит озарение, на самом деле точечное послание со «злой» планеты, но когда он говорит деревенским жителям, что нужно делать, те отвечают: «Да это же неприлично». «Не неприлично, а не привычно, – отвечает он. – Кроме того, у вас нет выбора». Он указывает на череду огней, приближающихся к паранормальной деревне. «Линчеватели уже на подходе. Сами видите, пора двигать. И вообще, снаружи вы найдете лишь то, что изначально туда положили. Так что давайте-ка двигать к истокам».
Он лежал на кровати в трусах, щелястые бамбуковые стены, верхний этаж гостиницы. Стук в дверь. За дверью – мальчишка-индеец с квартовой бутылкой пива в руке.
– Aqui Yage Ayahuasca… muy bueno… muy fuerte[42]…
Мальчик вошел закрыл дверь поставил бутылку на стол. Американский парнишка худой блондин достал из рюкзака две оловянные кружки. Индеец разлил смесь из бутылки на две трети наполнив кружки. Несколько раз провел ладонями взад-вперед над кружками тихо напевая. Потом замолчал взглянул на американца и улыбнулся.
– Это очень хорошо для ебли, Джонни. – Он сжал смуглый кулак, подвигал пальцем взад-вперед. – Мы примем айяуаску, потом трахнемся. – Он расстегнул рубашку. – Ambos nudo si Johnny… оба голые.
Он бросил рубашку на стул, отшвырнул сандалии, снял штаны и трусы. Подождал, пока американец разденется.
– Теперь выпей айяуаску… очень быстро забирает.
Американец выпил, его передернуло.
– Мuу amargo si Johnny[43]…
Почти мгновенно американец ощутил голубую волну прохладного вечернего воздуха на голой заднице, на ногах…
– Tomamos eso… ambos nudo…
Тени тускнеют рука на оловянной кружке глаза улыбчивые глаза знающие голую задницу на которую смотрел давление чресла впритык друг к другу…
– Vuelvete[44]…
Эрекция в голубом свете…
– Нагнись, Джонни…
Мальчик взял жестянку вазелина и медленно со спокойным целеустремленным видом обмазал свой член.
– Нагнись Джонни, раздвинь ягодицы.
Чувствует глаза и пальцы на анусе расступающиеся волоски медленное проникновение…
– Руки на колени, Джонни…
Он медленно выгибает тело руки уперты в колени водовороты синевы плотнее плотнее… плотнее извергают струи синих китайских иероглифов в пурпурные сумерки Лимы судорожный выдох «muy buепо» руки на коленях из глаз Карла брызжет синева его лицо обмякло спазмы разрывающие кости с треском выбрасывают в воздух планеты голубые как яичная скорлупа хвостом кометы след спермы через все небо.
– Так вот я подумывал не обустроить ли общую камеру сенсорной депривации для погружения в плавательном бассейне возможно рыбный садок будет даже лучше. Можно запустить туда устриц и…
Желоб выдолблен поперек кораллово-розовой комнаты с потолком-куполом стены выложены морскими раковинами мальчик раздвинул ноги и извиваясь погружается в устрицы тугая раковина его яиц извергает струю жемчужных капель морской ветер в иллюминаторе.
– Да, конечно, они в той или иной степени звукоизолированные, но теперь у нас есть саундтреки и ароматизаторы, в голубой комнате озон и сжигаемая палая листва, а в красной – розы и карболовое мыло «Лайфбуй», его больше не выпускают, но здесь еще можно раздобыть я отложил несколько коробок а вот радужная комната для ДМТ и псилобицина довольно пошло верно на Всемирную ярмарку ведь ходишь ради запаха оранжада и каруселей мой дорогой и разумеется мне нужна желтая комната но в Касе так мало китайских мальчишек руки пока не дошли зато здесь есть желтые нарциссы и крокусы оттенки соломы мочи шафрана и серой амбры желтая башня из амбры замшевый тюфяк мальчик с желтыми волосами карими глазами оскалены зубы кончает наизнанку и разумеется ты смешиваешь цвета кожи например черный и красный коричневый и желтый красный и белый возможности ограничены но получается неплохо и в саундтреках свистки далекого поезда и тревожных сирен в тумане для голубой комнаты звуки моря в розовой комнате и особая музыка для двоих а иногда конечно больше чем для двоих. Твой маджун действует? Мне нужна лаборатория разобраться со всеми проблемами синтезирования доводки новых формул взять хотя бы маджун который действует гораздо медленней чем айяуаска или что приходится подождать два часа с ДМТ после маджуна. А! Вот и Али… Так вот если слушать через наушники генуэзскую музыку в голубой комнате то наверняка обнаружишь, что порция айяуаски тебе уже отмерена.
Когда музыка зазвучала у него в голове тело к низу от пояса разжижилось плавно вращалось вопль расколол голову радужная комната звезды на столе колени из амбры коричневые зубы оскалены.
– И разумеется видеоряд мы берем фильмы и их перемешиваем вставляем цветные кадры голубого тумана и мансард под шиферными крышами закат солнца осенние листья яблоки красная луна в дымном небе все перемешано с секс-сценами по пять-шесть камер разом одна на лицо одна на гениталии подергивающиеся ноги кончающие глаза и обычно мы крутим отснятое в белой комнате где экраном служат голые белые стены радужный коктейль из ЛСД маджуна айяуаски совсем чуть-чуть ЛСД он довольно вреден растительные компоненты всегда полезней.
Рыжий мальчик рядом с ним прикусывает костяшки пальцев пока мальчишка-араб трахает его в зад картинки на стенах и потолках пять кинопроекторов калейдоскоп ног, фонтанирующих членов, тугих яиц, глаз, лиц, подергивающихся ступней, солнечные закаты и голубой туман, обоссанная солома, желтое небо, подрагивающие ягодицы, сперма хвостами комет, горные пики в снежных шапках, радуги, Ниагарский водопад, сувенирные открытки, северное сияние когда парень переворачивает его колени согнуты он сверху глядя на картинки на потолке теперь на четвереньках лицом к стене кончают глядя на себя в телевизоре смешавшись со всеми прочими «снимали на месте но боюсь превысили бюджет хорошо что удалось найти все эти комнаты с куполами скорее похоже на внутренность огромного фаллоса а теперь розовая комната».
Красное покрывало в брызгах розовых лепестков ощущая как красный шар в паху извергает закаты, веснушки, рыжие волосы, осенние листья, подтянув колени к груди он кончал в осеннее небо.
1. Круглое красное елочное украшение удаляется… Мальчик-индеец с ярко-красными деснами сплевывает кровь в пурпурном сумраке Лимы.
– Боритесь с туберкулезом, ребята.
Канун Рождества… Старый джанки продает рождественские печатки[45] на Норт-Кларк-стрит. Его прозвали Священником.
– Боритесь с туберкулезом, ребята.
2. Два круглых елочных украшения голубое и зеленое удаляются… затихающие свистки поезда мигают голубые флуоресцентные фонари на пустынных улицах наполовину занесенных песком… желе в зелено-коричневой анальной плоти поворачивающийся палец превращается в усик виноградной лозы волосы на заднице раскинулись по илистой отмели… водоросли… зеленые занавески вагона… синяя школьная форма…
3. Три круглых елочных украшения удаляются красное, голубое, зеленое… Венки из еловых веток, красные ленты, детишки елозят так им хочется яблок… Уже поздно негде раздобыть денег он свернул в переулок и ветер с озера ударил в лицо как нож… затерянная улица кирпичных дымовых труб и шиферных крыш… тяжелая голубая тишина… разбрызгиватели на лужайке летняя площадка для гольфа… «Зеленая шляпа» Майкла Арлена насмешка и гимн светскому Лондону закрытая лежит у нее на коленях.
4. Четыре круглых елочных украшения удаляются красное, голубое, зеленое, золотое… веснушки, осенние листья, мглистая красная луна над рекой.
«Когда ж придет пора осенним листьям опадать, оттягивать хватит и в игры играть»[46].
Такси остановилось на некотором расстоянии под уличным фонарем и вышел парнишка с чемоданом худой малыш в синей форме начальной школы знакомое лицо подумал «Священник» наблюдавший за ним из дверного проема напоминает мне о чем-то давнишнем этот мальчик в расстегнутом пальто достающий из карманов брюк деньги заплатить за такси… голубая магия всех фильмов в этом возникшем в памяти парнишке который стоя у окна в мансарде машет поезду… вздохи пустой комнаты… смутный запах сорняков на пустырях зеленые змейки под ржавым железом… пиратские сундуки восьмерки на золотом песке… моча на соломе… Странник все идет и идет по равнине желтой травы. Останавливается возле глубокого черного пруда. Желтый рыбий бок поворачивается в темной воде.
1. Приближается круглое красное елочное украшение… рыжие волосы на ногах трутся о розовые обои… ирландский терьер под рождественской елкой… за много световых лет оттуда распадаются бледные небеса. Туберкулез поджидает на следующей остановке. Кровавая мокрота на рассвете. Я ждал там.
– Я доктор Харрисон. Мне позвонили.
Повел наверх… красный потертый ковер на лестнице… в комнате запах болезни.
2. Приближаются два елочных украшения голубое и зеленое… голубые вечерние тени холодное далекое воскресенье… плывут мертвые звезды… корчась кончает в зелено-коричневую ректальную плоть пятна от травы на смуглых коленях.
3. Приближаются три елочных украшения красное, голубое, зеленое… запах роз, карболового мыла… я ничего не мог поделать. Кровавая мокрота на рассвете. Мука вспоминания слов… «Слишком поздно»… немецкая гостиная снаружи Китай голубое северное небо и плывущие облака… скверные морские пейзажи умирающего студента-медика.
– Шнапс, я полагаю, фрау Ундершнитт.
Комната над цветочным магазином запах цветов зеленые занавески… Кажется, он таскал за игроками сумки с клюшками. Его улыбка на поле для гольфа.
4. Приближаются четыре елочных украшения красное, голубое, зеленое, золотое… сердце пульсирует в восходящем солнце… запах сырого мяса… еретик сплевывает кипящую кровь… Комната восемнадцатого века… снег на частом оконном переплете… огонь в очаге… Старый джентльмен закутанный в красную шаль отмеряет в мензурке настойку опия… Вы видели Патапон Роуз[47]…? голубые тени в мансарде… фотография мальчика обрамлена незабудками… пыль в разбитом парнике… в разоренном саду бассейн затянут зеленой тиной… худой светловолосый мальчик… солнечный свет в лобковых волосах… Я помню желтые нарциссы и желтые обои… золотые часы игравшие «Серебряные нити среди золотых»… старую книгу с позолоченным обрезом… золотыми буквами… фильм-нуар «Улица Удачи».
Далеко-далеко смутно маячит Вифлеемская звезда из школьной пьесы.
23 июня 1988 года. Сегодня мы благополучно преодолели барьер и вступили в Голубую Пустыню Безмолвия. Тишина подавляет, поначалу тонешь в ней, наши голоса приглушены, словно доносятся сквозь войлок. У меня два проводника. Один – бербер Али с яркими голубыми глазами и русыми волосами, волчье лицо Пана непроницаемо, как небо. Другой – Фарджа со смугло-розовым лицом, длинными ресницами, прямыми черными волосами и ярко-красными деснами. На нас стандартное для этих мест облачение: голубые шелковые шорты до колен, голубые шелковые рубашки, сандалии Меркурия и шлемы. Сандалии и шлемы Меркурия подгоняют под тебя один раз, и больше ты их уже не снимаешь. Мы взяли с собой только легкие матрасы, котелки, запас сушеной рыбы, риса, перца, фиников, сахарного песка и чая. Это прекрасная земля, и преобладающий цвет в ней – голубой. Подобно многим так называемым пустыням, она далеко не пустынна. Здесь есть лесистые участки, и время от времени мы видим отблески водоемов.
К вечеру мы добрались до большого заброшенного города: растрескавшаяся брусчатка, ямы на улицах, заросшие сорняками дома и виллы, все пустынно, оплетено лианами, в воздухе сгущается тяжелый аромат цветов, словно в похоронной конторе, никаких признаков жизни в разоренных дворах, в пустых отелях и кафе. На закате мы направились по дороге, ведущей из города. Ни одному из нас не хотелось ночевать в этом некрополе безмолвных цветов. На холме над городом мы набрели на развалины виллы, оплетенные ползучими розами. Сам дом был в худшем состоянии, чем стены, не в таком месте я предпочел бы провести ночь. Но Али встал, как вкопанный, и указал на дом. Он что-то тихо сказал Фардже, тот угрюмо глядел себе под ноги, закусив губу. Али достал из-за пояса флейту. Наигрывая незамысловатую мелодию, он двинулся вперед, мы следом. В развалинах обнаружилась комната с обоями в узорах из роз. Две уцелевшие стены, опорные колонны и голые балки потолка, увитые ползучими розами, образовали беседку. Лепестки роз осыпались на выцветшее розовое покрывало, лежавшее поверх латунного остова кровати. Едва нашли эту комнату, Али словно бы обуяло странное возбуждение. Наигрывая на флейте, он рыскал по ней, точно кот. Он обернулся к Фардже и произнес одно слово, которое я не разобрал. Фарджа стоял, опустив глаза, краснея и дрожа. Он смотрел на кровать, на стены, на ползучие розы. Потом молча кивнул, кровь прилила к его лицу. Мальчики сняли с себя все, кроме сандалий и шлемов. Фарджа залился краской до самых сандалий. Кожа у него смугло-розовая гениталии совершенной формы не маленькие и не большие каждый черный глянцевый волосок на лобке выделен четко словно проволока. Он примерился одним прыжком перемахнул через изножие и приземлился на четвереньках в центре кровати. Потом перевернулся лег на спину поджав ноги. Али стоял у изножия… Подобно всем так называемым парень улегся согнув ноги в коленях хватая воздух широко раскрытым ртом предзакатные часы пустынные улицы медленное давление семени ректальный запах цветов два нагих тела залитые розоватым светом угасающего солнца фантомная кровать со съемочной площадки старого фильма давно брошенной на произвол сорняков и ползучих роз. Их взгляды встретились и оба дышали в унисон. Я видел как бьются под смуглой кожей сердца Фарджи и Али. Их фаллосы затвердели налились кровью затрепетали в эрекции. На кончиках показались жемчужные капли смазки. С глубоким вздохом Фарджа откинулся назад придерживая колени. Из розовой ректальной плоти исходили азотистые пары завиваясь кольцами цвета апельсина и сепии. Запах плесени наполнил воздух в ушах у меня биение и пение крови. Пары сепии рассеялись и анус Фарджи предстал трепещущей дышащей розой из плоти. Одним движением Али переступил через изножие встал на колени перед розой глубоко дыша его губы налились кровью. Роза потянула на себя его чресла вдохнула фаллос. Красный дым окутал тела. Крик роз сорвался с опухших губ розы растущие в плоти разрывая шипами восторга оплели трепещущие тела придавили их друг к другу извивающихся хватающих воздух широко открытыми ртами задыхающихся в агонии роз от острого запаха спермы.
Картинка сепией в старой книге с золотым обрезом. На форзаце золотым тиснением выведено «ЧУДО РОЗЫ». Я переворачиваю страницу. Красный цвет ранит прозрачные розы прорастающие сквозь плоть второй наклоняется пьет розы из его рта их сердца прозрачные розы корчащиеся в нагой агонии наливаясь кровью хватая воздух пустых отелей рот говорящий из латунной кровати сияющий восторг на спине колени подтянуты к груди красный дым выжигающий эрогенные дыры в трепещущей плоти нагие задыхающиеся в той фантомной кровати когда я пришел комната была оставлена во власть сорняков и вьюнков звездная пыль на скамье безмолвная пустая комната мальчик из тьмы тускнеет над цветочным магазином уклончивый взгляд старый умывальник заплесневелый дом медленная улыбка ты там унылая нелепая комната номер 18 на последнем этаже::: моя плоть::: я мог бы::: фильм обрывается::: судорожные рывки пленки немого кино::: взгляни на тускнеющее изображение тела::: я выглядел лет на девятнадцать. «Но не то самое слово?» Темнеет::: парень::: помни ощущение такое острое что больно::: печаль в его глазах фильм 1920 годов::: арахис::: «Спасибо»::: фильм обрывается::: голый мальчик на желтом унитазе пальцы из далекого прошлого быстро набухает беззвучно кончает до боли оскалил зубы видишь теперь встал я могу трогать себя спущенные штаны ночное небо::: голый мальчик тускнеет он стерт::: «Спасибо»::: фильм обрывается::: поза из далекого прошлого шумы памяти истрепанный журнал вон там комната зернистая как старый фильм тусклое серебряное небо::: другой наклоняется к нему смеясь сравнивая::: обрывки расплывающегося дня в 1920 году::: шаткая кровать сплетенные ноги подрагивающие ягодицы фантомный мальчик кивает другой садится сверху выставленный на обозрение анус испускает запах плесени светящиеся тела содрогаются как единое целое пустынный город умирающее солнце декорации старого фильма. Я переворачиваю страницу. Сепия каждого фаллоса капля красного причиняющей боль кровь стучит поет обнаженный анус дышащая розовая плоть рот говорит мурашки восторга. Я переворачиваю страницу каждая картинка обрамлена розами.
На рассвете два моих парня встали вышли голые в разоренный сад. Подойдя к густым зарослям розовых кустов Фарджа совершил прыжок и благополучно преодолев шипы очутился невредимым по другую сторону прыгнул следом и я сладкая рвущая боль приземлился на четвереньки упал вперед на локти тяжело дыша чувствуя розу в подрагивающих ягодицах красный поток по ляжкам когда Фарджа опустился позади меня на колени. Али на краю бассейна играет на флейте болтает ногами в черной воде. Мальчик стоит держа простыню перед собой повернувшись к полной луне. Он роняет простыню. Мальчики смеясь сравнивают картинки сепией. Я переворачиваю страницу.
Поделиться книгой: