Гробницы Атуана

– У-у, живот картошкой, – в свою очередь прошептала Пенте и застонала, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.

– Кто тут?

Тишина.

– Ну, ладно, ладно, – вздохнул евнух и медленно зашагал дальше. Когда он скрылся за склоном холма, девочки снова взобрались на стену. Пенте вся покраснела от пота и сдерживаемого смеха. Арха была в ярости.

– Глупый старый баран! Нигде от него покоя нет!

Пенте рассудительно ответила:

– Но ведь это его работа: ходить за тобой по пятам и следить.

– За мной следят те, кому я служу! Я радую их и мне незачем радовать своим поведением кого-то еще! Пусть все эти старухи и этот полумужчина оставят меня в покое! Я – Первая Жрица!

Пенте в изумлении уставилась на нее и пробормотала:

– О, я знаю, знаю это, Арха…

– Пусть отстанут от меня, и перестанут говорить все время, что мне делать.

Пенте вздохнула и продолжала сидеть молча, болтая пухлыми ножками и пристально всматриваясь в безбрежную равнину, чье однообразие нарушалось только вздымающимися на горизонте горами. Наконец она сказала:

– Скоро ты сама начнешь приказывать. Через два года нам исполнится четырнадцать и мы перестанем быть детьми. Я пойду в храм Божественного Короля и для меня мало что изменится. А ты… ты станешь настоящей Первой Жрицей. Даже Кессил и Тар должны будут слушаться тебя!

Съеденная ничего не ответила. Рот ее был упрямо сжат, глаза под черными бровями горели упрямством.

– Пора возвращаться, – сказала Пенте.

– Нет.

– Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того, наступает время Девяти Молитв.

– Я останусь здесь, и ты тоже оставайся.

– Тебя-то не накажут, достанется мне одной, – спокойно сказала Пенте.

Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно погрузилось в туманную дымку, хотя стояло еще довольно высоко. Вдалеке зазвенели овечьи колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий весенний ветер налетел внезапным горячим порывом.

Девять Молитв уже подходили к концу, когда девочки вернулись. Меббет заметила, что они сидели на «мужской стене», и доложила об этом своей начальнице, Кессил, Верховной Жрице Божественного Короля.

У Кессил были массивные ноги, массивное лицо. С невозмутимым лицом и без всякого выражения в голосе она приказала девочкам идти за ней. Они прошли через каменные залы Большого Дома и поднялись на холм, к храму Атваха и Вулаха. Там Кессил поговорила с Верховной Жрицей этого храма, Тар, высокой и сухой, словно нога косули.

Кессил сказала Пенте:

– Снимай хитон!

Она выпорола девочку пучком тростника, который немного резал кожу. Пенте перенесла наказание терпеливо и молча, после чего ее отослали в мастерскую, оставив без ужина сегодня и без еды на следующий день.

– Если тебя еще раз увидят на той стене, наказание будет более суровым, – сказала Кессил. – Ты понимаешь, Пенте?

Голос ее был тих, но не добр.

Пенте ответила:

– Да, – и убежала, вздрагивая, когда грубая ткань хитона задевала свежие порезы на спине.

Арха наблюдала за поркой, стоя рядом с Тар, которая по окончании экзекуции сказала ей:

– Нехорошо, когда видят, что ты бегаешь и карабкаешься по стенам с другими девчонками. Ты – Арха!

Арха угрюмо молчала.

– Будет лучше, если ты не станешь выходить из определенных для тебя правил поведения. Ты – Арха!

Девочка быстро посмотрела в глаза сначала одной жрице, потом другой, и во взгляде ее сверкнули такая сильная ненависть и злоба, что это могло испугать любого. Но Тар сделала вид, что это ее не касается. Она наклонилась к девочке и прошептала, словно в подтверждение своих слов:

– Ты – Арха! Ничего не осталось, все съедено!

– Все съедено, – повторила девочка, как повторяла каждый день, все дни своей жизни, начиная с шести лет.

Тар слегка поклонилась ей, то же самое сделала и Кессил, отложив в сторону свой кнут. Девочка не ответила на поклон, но покорно повернулась и ушла.

День закончился ужином из вареной картошки с луком, молча съеденным в узкой мрачной трапезной, вечерними молитвами, наложением священных слов на дверь и коротким ритуалом Невыразимого. Девочки ушли в спальню, чтобы поиграть там перед сном в кости и палочки, пока не погаснет единственный факел, и пошептаться потом в темноте. Арха удалилась в Малый Дом, где спала в одиночестве.

Ночной ветерок был напоен запахами душистых трав. Звезды в черном небе сияли, как незабудки в весенних лугах, как отблески света на поверхности апрельского моря. Но девочка не помнила ни моря, ни весенних лугов. Она не смотрела на небо.

– Эй, малышка! – настиг ее голос у двери.

– Манан, – сказала она безразлично.

Его огромная тень придвинулась ближе, звезды отражались на лысой голове.

– Тебя наказали?

– Меня нельзя наказывать.

– Конечно, нельзя, просто…

– Они не могут наказать меня. Не посмеют.

Грузный Манан стоял, опустив свои большие руки. От него исходил сильнейший запах дикого лука, старый черный хитон его пропах потом и шалфеем и был к тому же порван по кайме и слишком короток для него.

– Они не осмелятся ко мне прикоснуться. Я – Арха, – сказала она напряженным, пронзительным голосом и разразилась слезами.

Большие сильные руки обхватили ее, обняли, погладили по голове.

– Ну, ну, моя пчелка, малышка… – услышала Арха хриплый рокочущий шепот Манана и сильнее прижалась к нему. Слезы скоро иссякли, но девочка не отпускала своего телохранителя, словно не могла стоять без поддержки.

– Бедная малышка, – еще раз прошептал Манан. Он взял девочку на руки, внес ее на крыльцо дома, в котором она жила в одиночестве, и поставил на ноги.

– Все в порядке, малышка?

Арха кивнула, повернулась и вошла в темный дом.

Глава 3.

Узники

В коридоре Малого Дома неожиданно послышались ровные уверенные шаги Кессил. Высокая, тучная фигура жрицы заполнила дверной проем, уменьшилась, когда она преклонила одно колено, и снова выросла, когда она выпрямилась в полный рост.

– Повелительница!

– Что такое, Кессил?

– До этого дня мне было поручено заниматься делами, касающимися Безымянных. Пришло время, когда тебе самой нужно вникать в них и учиться вещам, которых ты еще не успела вспомнить в этой жизни.

Девочка сидела в это время в своей комнате без окон. Предполагалось, что она предается размышлениям, но фактически она ничего не делала и почти ни о чем не думала. Потребовалось некоторое время, чтобы застывшее упрямо-высокомерное выражение ее лица изменилось. Но оно все-таки изменилось, хотя Арха и постаралась скрыть это. Она спросила вкрадчиво:

– Лабиринт?

– Мы не пойдем пока в Лабиринт, но пересечь Подземелье-Под-Храмом нам придется.

В голосе Кессил чувствовался страх, хотя не исключено, что она притворилась, чтобы напугать Арху. Девочка не спеша встала и с кажущимся безразличием сказала:

– Ну что же, пойдем.

Сердце ее пело от радости и возбуждения, и, следуя за массивной фигурой Кессил, она думала: «Наконец-то! Наконец я увижу свои владения.»

Ей было пятнадцать лет. Прошло уже больше года с тех пор, как она стала взрослой и одновременно – Первой Жрицей Гробниц Атуана, высочайшей из Верховных Жриц всех Четырех Стран Каргада, жрицей, которой сам Божественный Король – не указ. Все преклоняли теперь перед ней колени, даже хмурые Тар и Кессил, все разговаривали с ней с подчеркнутым уважением. Но ничего, ничего не изменилось. Как только завершились церемонии ее посвящения, одинаковые дни потекли, как и раньше. Шерсть, которую надо прясть, холст, который надо ткать, зерно, которое нужно молоть, ритуалы, которые нужно соблюдать; Девять Молитв должны быть произнесены каждый вечер, двери – освящены, Монументы танцы новолуния – исполнены перед Пустым Троном. Словом, целый год прошел также, как и год перед этим. Неужели все годы ее жизни пройдут так же?

Скука разрослась до таких размеров, что вызывала ужас – она буквально схватила Арху за горло. Недавно ей пришлось даже заговорить об этом – иначе она сошла бы с ума. Собеседником был Манан – гордость запрещала Архе изливать душу перед другими девочками, а осторожность предупреждала против разговоров со жрицами, но Манан был никто, старый верный баран, и не имело никакого значения, что она скажет ему. К удивлению Архи, у него нашлись ответы на ее вопросы.

– Знаешь, малышка, давным-давно, когда четыре страны еще не объединились в Империю, и нами стал править Божественный Король, на наших островах было множество царьков, принцев, вождей. Все они постоянно ссорились друг с другом и вот настал день, когда все они собрались здесь, чтобы уладить разногласия. Да, они явились с нашего Атуана, с Карего-Ат и Атнини, и даже с далекого Гур-Ат-Гура, все вожди и принцы со своими слугами и армиями. Они просили твоего совета. Тогда ты вышла к Пустому Трону и передала им совет Безымянных. Давно это было… Потом, через некоторое время, Царствующие Жрецы стали править Карего-Ат, затем – Атуаном и вот уже четыре или пять поколений Божественный Король правит всеми Четырьмя Странами, объединенными в Империю. Он низложил нечестных вождей и стал одновременно решать все проблемы. Будучи богом, Божественный Король может позволить себе не слишком часто советоваться с Безымянными.

Арха попробовала обдумать услышанное. Здесь, в пустыне, под никогда не меняющимися Монументами, понятие времени размывалось и теряло свой смысл. Жизнь здесь не изменилась с начала мира. Арха не привыкла думать о каких-либо изменениях, особенно об изменениях обычаев и ритуалов.

– Могущество Божественного Короля не идет ни в какое сравнение с могуществом Тех, кому служу я, – сказала Арха, нахмурившись.

– Конечно, малышка, конечно… Но не подобает говорить такого ни богу, ни его жрице…

Заметив, что карий глаз евнуха подмигивает ей, Арха сразу вспомнила о Кессил, Верховной Жрице Божественного Короля, вселившей в нее ужас с первого дня пребывания в Месте, и поняла, что именно хотел он сказать ей.

– Но Божественный Король и его подданные пренебрегают Гробницами, не почитают их, как должно! Никто не приходит сюда.

– Он присылает сюда узников для жертвоприношений. Этим он не пренебрегает, как и дарами для Безымянных.

– Тоже мне, дары! Его храм красят заново каждый год, на алтаре полно золота, в лампах горит газовое масло! А посмотри на Тронный Зал – крыша в дырах, купол в трещинах, везде мыши, совы… Но все равно – он переживет и Короля, и все его храмы, и всех королей, которые придут за ним. Он стоял и будет стоять здесь, когда все остальное исчезнет! Это центр всего сущего!

– Да, это так.

– Есть и в моем храме богатства. Тар рассказывает мне иногда про них. Их хватит, чтобы заполнить десять королевских храмов. Золото и трофеи, преподнесенные сто, кто знает, сколько поколений назад! Они лежат под землей, в погребах и подвалах. Мне их не показывают, все чего-то ждут. Но я знаю, есть комнаты под землей, под Залом, под холмом, под всем Местом! Невообразимая путаница туннелей. Лабиринт. Это огромный черный город под холмом, полный золота, мечей древних героев, старых корон, костей и тишины.

Арха говорила словно в трансе. На обвисшем лице внимавшего ей Манана, никогда не выражалось еще столько печали, как тогда.

– Ты владетельница всего этого – тьмы и тишины…

– Да! Но мне ничего не показывают, только то, что наверху, за Троном. Мне не показали даже входы в подземелье, только бормочут про них время от времени что-то непонятное. Меня не пускают в собственные владения! Почему меня заставляют ждать?

– Ты еще слишком молода. И может быть, они боятся, малышка. В конце концов, это не их владения. Твои. Всем остальным входить туда опасно. Нет такого смертного, что не боялся бы Безымянных.

Арха промолчала, но глаза ее сверкнули. Слова Манана снова показали ей окружающее в совершенно новом свете. Такими ужасными, спокойными, сильными всегда казались Архе Тар и Кессил, что ей и в голову не приходило, будто они могут чего-то бояться. Но Манан был прав. Они были в ужасе от этих мест, от тех сил, частью которых была Арха, которым она принадлежала. Они боялись темноты, боялись быть съеденными в ней.

И вот теперь, когда Арха спустилась с Кессил по ступенькам Малого Дома и поднялась по крутой, продуваемой ветрами, тропинке к Тронному Залу, она вспоминала свой разговор с Мананом и душа ее ликовала. Неважно, куда ее заведут, что ей покажут – она не испугается. Она узнает свой путь.

Шедшая немного позади нее Кессил заговорила:

– Одной из обязанностей моей госпожи, как она уже безусловно знает, является принесение в жертву узников, высокорожденных преступников, святотатством или изменой согрешивших против господина нашего, Божественного Короля.

– Или против Безымянных, – добавила Арха.

– Конечно, но ребенку, хотя и Съеденному, не подобает заниматься такими делами. Теперь моя госпожа выросла. В Зале Цепей сейчас как раз есть узники, присланные месяц назад милостью господина нашего, Божественного Короля, из города Авабат.

– Я ничего не знала про них. Почему?

– Древними обычаями и ритуалами Гробниц предписано, чтобы узников привозили ночью, тайком. Этому-то тайному пути мы и последуем, если пойдем по тропинке вдоль стены.

Арха свернула по указанной ей тропке, которая вилась вдоль огромной стены, окружавшей Гробницы. Камни, из которых была сложена стена, были огромными – наименьший из них мог легко перевесить человека, а самый большой был не меньше повозки. Хотя и неотесанные, они были тщательно совмещены и подогнаны друг к другу. В некоторых местах, правда, валуны лежали беспорядочными кучами. Только время могло произвести такие разрушения – столетия огненных пустынных дней и ледяных ночей, неуловимые глазом движения самих холмов.

– А на нее очень легко взобраться, – сказала Арха по дороге.

– У нас не хватает людей, чтобы перестроить ее.

– Но у нас достаточно людей, чтобы охранять ее!

– Только рабы. Им нельзя доверять.

– Можно, если как следует их запугать. Пусть наказание для них будет такое же, как и для человека, которому они позволят ступить на священную землю внутри стены.

– Что же это за наказание? – Кессил задала вопрос лишь для того, чтобы услышать ответ, который она сама подсказала Архе много лет назад.

– Отсечение головы перед Троном.

– Другими словами, Госпожа желает, чтобы вокруг стены была выставлена стража?

– Таково мое желание! – ответила девочка и с удовлетворением сжала маленькие кулачки под широкими рукавами своего хитона. Ей прекрасно было известно, что Кессил не хотела выделять рабов, и так немногочисленных, для совершенно бесполезной работы – охраны стены. В самом деле: кому придет в голову нарушить покой священных Гробниц? Никто не подойдет сюда и на милю – ни по ошибке, ни по умыслу. Но охрана Гробниц была их почетным долгом и Кессил не решилась спорить с Архой. Она была вынуждена подчиниться.

– Здесь! – произнес холодный голос Верховной Жрицы.

Арха остановилась. Она часто проходила здесь раньше и знала Стену Гробниц так же хорошо, как и остальные части Места – каждый камень, каждая растущая на ней травинка были ее добрыми знакомыми. Величественная стена возвышалась слева от нее на три человеческих роста, справа пролегла неглубокая каменистая долина, которая через несколько сот ярдов поднималась к подножиям холмов западной гряды. Арха осмотрелась и не увидела ничего, чего не заметила бы раньше.