У Пресноводья дуб зеленый…

Водяница поняла только, что любимый ее покидает, и повисла у него на шее.

– Не пущу, не пущу! – твердила она.

– Так я никуда и не поеду, я тут останусь, – шептал ей в ухо Родриго. – Ну, куда я от тебя поеду?

Ох, не стоило этой парочке целоваться, сидя на заборе, не ко времени вышли страстные поцелуи. Да уже не переиграешь, и Уклейка с Родриго принялись строить планы совместной жизни на болотах. Планы эти были в точности таковы, как у всех несовершеннолетних, вообразивших себя страшно взрослыми, в частности – присмотрев место для двуспальной палатки, они совершенно не подумали, где Родриго будет брать человеческое продовольствие, а когда Родриго обещал подружке взять плейер с компакт-дисками, ему и на ум не брело, что батарейки очень скоро сядут, других же взять негде, а без музыки он жить не привык. Ну и прочее в том же духе.

За этими разговорами и застал парочку встревоженный Коська.

– Вот ты где! С мелиоратором!

– Ругаться будешь – вообще к болотным чертям жить уйду, – пригрозила водяница. – Они людей принимают.

– Ну и уходи! Поглядим, как ты в избушке зимовать будешь!

– Ну и уйдем!

– Уйдем?

– Уйдем, – демонстративно обняв Уклейку, сказал Родриго. – И поженимся. Так что не мельтеши, у нас все серьезно.

– Болотные черти, что ли, вас повенчают? – ехидно осведомился Коська. – Ну-ну! Вот дядька Антип вернется – он тебе устроит венчание!

– А ты за батьку не решай! – выкрикнула Уклейка. – Может, он сразу согласие даст!

– Да ни в жизнь он согласия не даст! Когда болота высохнут – не раньше!

– А если у нас любовь? – привела главный, как ей казалось, довод Уклейка.

– Любовь-любовь! Нам на болотах такие зятья ни к чему!

– Это почему – ни к чему? Он что – тебя глупее?

– Потому что мы – пресноводные, а он… черномазый!

Каким образом Коська додумался, что это и есть ахиллесова пята незваного зятя, сказать трудно, но вот осенило его – он и брякнул.

– Ага! – нехорошо сказал Родриго. – Ну, ты допросился.

Он отстранил Уклейку и пошел на Коську, сжав кулаки.

Коська, почуяв драку, ждал противника, растопырив руки и присев, как оно полагается в поединках у водяных. Он только не сообразил, что противник выучен иным приемам.

Водяные, когда схватываются, стараются друг дружку заломать и в слякоть спиной впечатать. На кулаках они не бьются, потому что лапу с перепонками меж пальцев в толковый кулак сложить затруднительно. Ногами тоже не дерутся – во-первых, широкая и плоская лапа не может нанести четкого и прицельного удара, а во-вторых, им даже в голову не приходило, что такое возможно. Вот и получилось, что водяные столетиями занимались чем-то вроде греко-римской борьбы, что была популярна у людей сто лет назад, да вышла из моды.

А Родриго должен был по гроб жизни благодарить свою умную маму – увидев, что сына во дворе из-за черной физиономии допекают кличками, она отдала его в секцию бокса, откуда приятели переманили мальчишку в клуб карате, и дальше он каждый год занимался у нового сэнсея, изобретшего свой, особо перспективный вид этого боевого искусства.

В конце концов Родриго набрел на умного человека, объяснившего, что исповедовать один какой-то стиль – значит признать не только его преимущества, но и его ограничения, а противнику в уличной драке не станешь объяснять, что по правилам Шо-то-кан перед началом боя необходимо раскланяться и снять ботинки. Так что действовать следует исключительно по обстоятельствам, и если обстоятельства позволяют провести сокрушительный удар апперкот – не мучаться из-за того, что в карате апперкоту не место.

Именно поэтому Коська, беспредельно уверенный в своей силище (водяые действительно не слабее крупного медведя, особенно матерые, вроде Антипа), подпустил Родриго поближе, собираясь облапить и поломать ему кости, но сам схлопотал грамотную серию совершенно бесцеремонных ударов в челюсть и в ухо, от которых, неловко отступив, шлепнулся на задницу.

В полете он еще попытался потащить за собой противника, чтобы уже на земле подмять его, но тот, не будучи дураком, вовремя отскочил.

Уклейка завизжала от восторга.

– Не по правилам! – заорал Коська. – Мы так не сговаривались!

– А что, мы разве сговаривались? – спросил Родриго. – Я что-то не помню.

– Это не бой! Так не дерутся! – возмущенно голосил Коська. – У пресноводных так не положено!

Родриго озадаченно посмотрел на Уклейку. Она развела руками – не придавай, мол, значения, это просто новая блажь.

– Какие еще пресноводные? – наконец додумался спросить он. – Рыбы, что ли? Так он и сам – не рыба!

– Я же говорила тебе, а ты не слушал! – тут Уклейка была совершенно права, она действительно пыталась растолковать все неприятности, происходящие от пресноводности болотных жителей, но Родриго хотел целоваться – и только, поэтому информация не достигла его слуха и соображения.

– Мы, водяные, – пресноводные! – со всей возможной для побитого водяного гордостью заявил Коська. – А вы, мелиораторы, незнамо кто! Вы, поди, морскую воду пьете!

– Это ты загнул, человек морскую воду пить не может… – тут Родриго задумался. – Это что – выходит, я тоже пресноводный?

– Ты – пресноводный?

– Ну!

– Врешь!

– Не вру!

Уклейка захлопала в ладоши.

– Так это что же получается? – сам себя спросил ошарашенный Коська. – Выходит, все теперь наоборот? Нет, ты все-таки врешь…

– Ты видел, чтобы человек морскую воду пил? Не видел, – приведя этот совершенно справедливый аргумент, Родриго на секунду задумался. – В водопроводе вся вода – пресная.

– А что такое водопровод? – поинтересовалась Уклейка.

– Это трубы такие – на одном конце, скажем, озеро с пресной водой, на другом – кран, открываешь – течет, мы оттуда воду наливаем и пьем, – как можно проще объяснил ей жених.

– Водопроводов у нас нет, – упрямо заявил Коська.

– Колодцы зато есть! – заорал, додумавшись, Родриго. – Люди воду из колодцев берут! Вот добеги и попробуй, какая она там – соленая или пресная!

Коська неторопливо встал.

– Колодец тут поблизости есть, – грозно сказал он. – Сейчас схожу и проверю. Но если ты соврал!..

– Иди, иди! – замахала на него руками Уклейка. – Целее будешь!

Коська величественно удалился и пропал в кустах.

– Чего это он? – спросил Родриго.

– Слишком умный, – поставила совершенно правильный диагноз Уклейка. – Все понять пытается, вот у него ум за разум и заходит. Ты не бойся, придут батя, дядя Афоня, дядя Янка, они и будут решать. Коська мне даже не родной брат, а двоюродный.

– Жить с твоими не будем, – тут же решил Родриго. – Мы с Коськой не поладим. Будем выяснять отношения, пока один из нас на тот свет не отправится.

– Ну, значит, не будем, – сразу согласилась водяница и прижалась к жениху. Больше уж они ничего не обсуждали, а только целовались, ласкались и ворковали, пока издалека не донесся Коськин голос.

– Пресная! Пресная! – вопил он, приближаясь к берегу. И, возникнув их кустов, вдруг остановился, яростно чеша в затылке.

– Выходит, мы теперь иначе делимся?

Родриго и Уклейка переглянулись – в воздухе повеяло безумием…

– Ну да! – радостно сам с собой согласился Коська. – Раньше вот делились на болотных жителей и мелиораторов… а у вас как?

Вопрос адресовался Родриго.

– На мужиков и баб… – неуверенно ответил будущий зять.

– Не то!

– Ну, на титульную нацию и мигрантов…

Коська вылупил глаза – ничего не понял, но сознаваться не желал.

– Еще!

– На умных и дураков!

– Да нет же! Вот раньше делились на болотных жителей и мелиораторов, болотные жители – на водяных и чертей, и у мелиораторов тоже какое-то разделение обязательно было… Но это все неправильно! Делиться на самом деле нужно было не так, я понял! Нужно делиться в зависимости от исторической родины!

Уж как в Коськиной голове образовалась эта гипотеза – одному змею ведомо, однако она возникла и страшно своему изобретателю понравилась, потому что объединяла все его предыдущие изобретения вместе и упрощала мир до такой степени, что он даже лягушкам был бы понятен.

– Делиться нужно на соленых и пресноводных, вот! – и, провозгласив свою новорожденную истину, Коська продолжал вдохновенно: – Соленые непонятно откуда взялись, а у нас, у пресноводных есть историческая родина! Мы не приблудные какие-нибудь, не болтаемся по Океану, нет! Мы все – из Пресноводья!

– А где оно? – заинтересованно спросил Родриго. Географию он знал куда хуже боевых единоборств, разве что как-то отыскал в Африке Камерун, но повторить этот подвиг уже не сумел бы.

– Где Пресноводье? А вот это и есть для нас главное – найти Пресноводье… – Коська задумался и неожиданно завершил мысль: – Мы, пресноводные, должны друг за дружку держаться. Я все понял – соленые хотят нас отовсюду выжить, поэтому сюда дурной воды нагнали. Им самим наши болота понадобились. Но это хорошо! Мы осознаем, что у нас есть свое Пресноводье, понимаешь? И мы туда вернемся!

– Совсем умом тронулся… – прошептала Уклейка.

– А знаешь, в этом что-то есть, – шепнул в ответ Родриго.

Водяница посмотрела на него с подозрением.

– Просто все остальное не имеет теперь значения.

– Ну, да, мы забыли, где оно, мы утратили свои корни! – продолжал проповедовать вдохновенный Коська. – Но оно есть, и я буду его искать! Столько книг понаписано – неужели ни в одной не найдется ни слова про Пресноводье? И вот же я в школе глобус видел, нужно было брать!

– Дядя Янка! – вдруг воскликнула Уклейка.

Болотный черт возник на озерном берегу совершенно неожиданно – как оно и полагается его роду-племени.

– Батька велел собираться. Мы там, на большой реке, хорошее место присмотрели – так нужно занимать, пока другие не догадались.

– На реке? При чем тут река? – возмутился Коська. – Ну да, ты же еще ничего не знаешь! Дядя Янка, я нашу историческую родину нашел, называется – Пресноводье! Теперь осталось только на карте отыскать…

– Ну, валяй, ищи, – позволил Янка. – В свободное от основной работы время. А до тех пор на речке поживешь. Там хоть зимовать можно.

Подумал и добавил:

– Пока – можно…

Глава шестая Переселенцы

Переждав день в бассейне, водяные и болотный черт опять вошли в озеро и поплыли искать выкопанную монахами протоку, чтобы через нее выбраться в реку. Антип как-то бывал в этих краях и полагал, что без затруднений найдет место входа. Место-то он нашел – а вот протоки больше не было. Подступившая соленая вода переполнила неглубокий залив и съела ту часть города, что располагалась на низких берегах. Теперь уже трудно было сказать, где кончается озеро и начинается речное устье.

Острова, раньше загораживавшие вход в протоку со стороны реки, тоже были сильно подтоплены и не сегодня-завтра могли вовсе уйти под воду. Люди давно их покинули – поэтому Антип, Афоня и Янка без опаски выбрались на сушу и стали держать совет – как быть дальше.

– Плыть опасно, – сказал Афоня. – Нахлебаемся соленой воды, и будет нам плохо.

– Пешком идти тоже опасно, – возразил Янка. – С людьми нам встречаться ни к чему.

– Какие люди? Слыхал же, что бабка сказала, – люди из города ушли!

– Ушли, да не все.

И Янка не ошибся – когда с острова быстренько переплыли на правый берег и пошли пешком вверх по течению, очень скоро обнаружили дома с горящими окнами.

– Так что же, они навсегда тут останутся? – проворчал Антип.

– Оно бы неплохо, – заметил Янка. – Если остаются, значит, уже знают, что вода выше не поднимется. Тогда есть шанс, что наше озеро уцелеет, и не нужно будет никуда переезжать.

– Умные вы, черти, – неодобрительно сказал Афоня. Он не любил, когда Янка оказывался прав. Возможно, считал их правоту особой разновидностью пакости.

Но именно в эту ночь не нашлось охотников слоняться по берегу, поэтому водяные и болотный черт без приключений добрались до места, где стоял старый замок, а там рискнули спуститься к воде, понюхали, лизнули с пальца и убедились, что почти пресная. Дальше продвигались вплавь.

Миновали железнодорожный мост, забрались еще выше, проплыли под длинным, соединившим не только берега, но и два острова, автомобильно-пешеходным мостом, – и тут изощренное Янкино ухо уловило голоса.

– Змей знает что, – удивился он. – Не может быть, чтобы люди…

Афоня подкрался, вернулся и в полном изумлении доложил: точно, никакие не люди, а матерый водяной Панкрат с семейством!

Как председатель тайного и чрезвычайного сплыва, оставленный далеко отсюда за приемом разъяренных посетителей, раньше всех оказался на речном берегу да еще застолбил на пустынном острове, вблизи от телебашни, самое лучшее для зимовки место, – навеки осталось загадкой. Однако спорить с ним было бесполезно – Панкрат взял с собой Прокофия с его дубиной, Харлама с супругой, и тут же обнаружился сбежавший из бассейна Ефим. Рассудив, что река большая, Антип не стал затевать свару и приказал Афоне с Янкой двигаться дальше.

Они нашли заболоченный бережок, бухточку и крепко задумались.