Куба, любовь моя

Кортес рявкнул на Аррубу, а мне сказал с любезной улыбкой:

– Капитан плохо говорит на русском. Здесь нет никаких закрытых территорий, а есть районы ограниченного доступа, опасные места, где бывают оползни и камнепады. Горы, сами понимаете… Нас эти ограничения не касаются, хотя необходимо соблюдать осторожность.

Я сделал вид, что поверил.

Совет закончился тем, что мы решили осмотреть пещеры Кангамато, а в Сигуэнце провести разведку с воздуха. Кортес отправил Аррубу готовить людей, затем связался с авиабазой и вызвал вертушку, продиктовав координаты места поисков. Говорил он на испанском, но кратко и быстро, и я подумал, что на базе его слова воспринимают как приказ. Очевидно, дон Алекс был не простым полковником, каких в кубинской армии сотня или две.

В десятом часу мы расселись по машинам и, оставив долину Апакундо, двинулись в горы. Дорога была такая, что джипы ревели, как стадо охваченных жаждой верблюдов. Мы поднялись на перевал, спустились с крутого склона, проехали по плато, сшибая кактусы и распугивая ящериц, затем покинули машины и пешим ходом одолели километров восемь. Несмотря на жару, гвардейцы шли в бодром темпе. Дон Луис, наш проводник, привычный к таким экспедициям, в скидках на возраст не нуждался и лез на скалы с прытью молодого. Попетляв среди огромных глыбин, усеивавших склон, мы приблизились к отвесной стене, разрисованной трещинами и промоинами – вероятно, в сезон дождей вода низвергалась здесь сотней потоков. Сейчас по камням прыгали три-четыре водопада, питавших небольшое озерцо. За ним в скалистой стене виднелись отверстия пещер, которых я насчитал больше десятка.

– Легендарное место, – пояснил археолог, когда наш отряд рассредоточился под прикрытием каменных глыб. – До побережья далеко, и корсары здесь не разбивали постоянных лагерей, но, согласно преданиям, хранили в пещерах награбленное. Кладоискатели, однако, здесь не шарили – добраться непросто даже в наши времена, а в старину ни дорог, ни тропинок не было, как и поселений в долине Апакундо. Но я тут побывал – и не единожды!

Он гордо расправил плечи и потащил из кармана сигару.

– Что-нибудь нашли? – с любопытством поинтересовался полковник.

– Помет летучих мышей и их кости, – сказал Барьега. – То и другое – в большом изобилии. Легенды о пиратских кладах бродят по всей Вест-Индии, но остаются легендами, амигос. Кроме двух-трех случаев.

Мои спутники заговорили на испанском, обсуждая эту тему, а я разглядывал пещеры и думал о том, что мы сюда явились зря. Ни малейшей вампирьей эманации я не ощущал, хотя до темных дыр в скале было не больше пятидесяти метров. Чутье Забойщика тоже подсказывало, что место неподходящее. Непросвещенная публика считает, что упырям нравится тьма, сырая землица, соседство летучих мышей и груды их фекалий. Чушь, враки, ерунда! Главное для них – удобный подход к источникам пищи. Вот почему вампиры в основном обитают в городах, где пища рядом и где легко затеряться в тысячных толпах. Я не сомневался, что если мы не ликвидируем этот очаг на корню, упыри, размножившись, переберутся в города, в Гавану, Санта-Клару, Камагуэй, где им куда вольготнее. Собственно, за четыре месяца с того момента, как дон Луис нашел тот чертов склеп, они вполне могли добраться до столицы или хотя бы до Санта-Клары, ближайшего крупного города. Однако не добрались, остались в сельской местности… Отчего же?.. Эта загадку я не мог решить.

Возможно, такое поведение связано с древним первичным, с предводителем шайки? Ведь это существо – не назову его человеком – не двигалось в потоке времени, как прочие вампиры, те же Малюта, Борджа, Дюпле и графиня Батори. Наш упырь-кабальеро был похоронен в шестнадцатом веке, в эпоху дикости и варварства, а очнулся в начале двадцать первого, когда мы в космос летаем и клонируем овец. Само собой, он кое-что узнал от своих инициантов, но, что бы они ни наболтали, с этим ему предстояло разобраться. Правда, адаптация у вампиров идет быстро… Или процесс затянулся?.. Все же наш идальго не в Гавану попал, не в центр цивилизации, а в дикие горы Сьерра-Оковалко…

Внезапно я понял, что спутники мои молчат и смотрят на меня. Сказать им, что поиски здесь бесполезны?.. Но стопроцентной уверенности в этом не было – наши клиенты могли скрываться в глубине пещер. Так что я принял соломоново решение:

– Разбейте отряд на две группы, дон Алекс. Вы, капитан и первая группа останетесь здесь и будете наблюдать за входами. Я и дон Луис поведем вторую группу и примемся обыскивать пещеры. Если мы вступим в схватку, поддержите нас.

Полковник кивнул Аррубе:

– Си! Выполняйте!

Через несколько минут я, в сопровождении Барьеги и шести коммандос, очутился в пещере – в самой крайней, считая с запада. Бойцов вел сержант Хосе Гутьеррес, огромный негр лет тридцати, без левого уха и с живописным шрамом на щеке. Включив фонари, мы добросовестно исследовали грот, уходивший в скалу на сотню с лишним метров, но ничего не обнаружили, кроме летучих мышей и их дерьма. Мое ментальное чувство тоже молчало – вампирами здесь не пахло. Пахло другим, и ароматец этот был не очень приятен.

Следующие три часа я бродил с солдатами по подземным ходам и залам, стряхивая с плеч и головы мышиное дерьмо, в изобилии сыпавшееся сверху. Когда вонь становилась нестерпимой, мы ополаскивались у водопада, но все же к концу операции были грязными как черти – если, конечно, в аду имеется служба ассенизации. Что до поисков, то наш археолог оказался прав – не было в этих пещерах кладов, и упырей тоже не было. Ничего примечательного, кроме мышей и их помета.

Вернувшись к машинам, мы отправились в Апакундо. Я заметил, что полковник с капитаном стараются держаться подальше от меня и дона Луиса, делая это с латинской деликатностью – то отодвинутся, якобы рассматривая дорогу, то чихнут или вытрут пот платочком. На подъезде к Апакундо телефон Кортеса запищал, и он, выслушав сообщение, с довольным видом подкрутил усы.

– Информация от наблюдателей с вертолета, дон Педро. Они прочесали с воздуха каньон Сигуэнца, выполнив более двадцати заходов. Сообщают, что обзор местности затруднен, что присутствия людей они не обнаружили, но кое-что подметили. Тени, компанейрос, тени! Очень быстрые тени, мелькающие среди камней… Тени, или силуэты, или что-то в этом роде… Ваше мнение, дон Педро?

– Безусловно не кролики и не козы, – буркнул я, стряхивая с рукавов мышиный помет. – Быстрые, значит… Завтра проверим.

Сегодня мне хотелось только под душ.

Когда мы добрались до города и я поднялся в номер, Анна сморщила носик и заявила, что в ближайший месяц не станет меня соблазнять. Я ее понимал; летучие мыши в тропическом исполнении – это вам не куры и не голуби. Мыться пришлось долго и тщательно. Боюсь, я осквернил мраморную ванну покойного сеньора Пиноса, а также мусорный бак, куда сунул одежду. Одно приятно: мой любимый плащ остался в сундуке и от мышей не пострадал. Но ружье и клинок пришлось чистить.

Вечером мы спустились в ресторан, сели на открытой террасе и навалились на мясо, лепешки с острым перцем и спиртное. Я редко пью, но больно уж грязная была работа, так что желудок нуждался в дезинфекции. Вокруг тоже пили, кушали, болтали и веселились. Полковник обещал субботу – суббота и была, а это в Латинской Америке повод для большого праздника. Как, впрочем, и воскресенье.

На площади снова вспыхнули огоньки, народ повалил из улиц, загремели барабаны и трещотки, взмыли в небо фонтаны фейерверков. Затем появились девицы и прошли, пританцовывая, вокруг площади – и мулатки-шоколадки, и негритянки цвета кофе, и вполне беленькие, все в цветастых юбках и перьях, с большими веерами и кастаньетами, все стройные, с черными очами и улыбкой от уха до уха. У Анны тоже была такая юбка, и ножки ее уже вовсю отплясывали под столом, пиная то меня, то сидевшего рядом полковника. Капитан Арруба тоже вроде бы пританцовывал, поводил плечами, чмокал и улыбался. Полковник сверкал глазами и молодецки крутил усы, одаривая юных сеньорит отнюдь не отеческими взглядами. Даже дона Луиса разобрало – ноздри его длинного носа раздувались, а пальцы отбивали на крышке стола зажигательный ритм самбы. Только я сидел истукан истуканом, переваривал пищу и думал о деле. Почему бы и нет? Я не Педро Домингес, я Петр Дойч, человек северный, с холодной кровью. И пил я не ром, а сок и сухое вино.

В дальнем конце площади грянул оркестр, закружились пары, застучали каблуки, в небесах распустился букет алых, зеленых и белых огней. Апакундо праздновал конец трудовой недели. Над улицами, площадью и бывшим дворцом гранде хомбре Пиноса плыли ароматы фруктов и цветов, звучала музыка, слышался смех и быстрая испанская речь. Люди веселились, и никто, кроме Забойщика Дойча, не думал о монстрах-кровососах, бродящих в ночи.

Анна, отодвинув блюдо с куриными костями, мечтательно вздохнула:

– Ах, румба!..

– Румба, самба, каррамба, – пробормотал я.

– Каррамба – это из другой оперы, милый, – сообщила моя ласточка.

Я склонился к ее розовому ушку и прошептал:

– Хочешь поплясать?

– Конечно! Я ведь юбку купила, и туфли, и…

– Пригласи полковника, дорогая.

– Капитан мне больше нравится. Во-первых, мулат, во-вторых, он моложе, а в-третьих…

– Пригласи полковника, – настойчиво повторил я, и Анна, как послушная супруга, поднялась, одарила Алехандро Кортеса чарующей улыбкой и протянула ему ручку. Полковник расцвел.

Когда они скрылись в толпе танцующих, я уставился на Мигеля Аррубу. Он был не так чтобы пьян, но слегка навеселе. Как раз в том состоянии, когда человек любит пооткровенничать и поделиться всякими тайнами.

– Был у нас разговор, – напомнил я. – Про Лос-Никитос, за которым Лас-Торнадос и Сан-Кристобаль-дель-Апакундо. А дальше что?

Хмель мгновенно слетел с капитана. Он посмотрел на меня, потом – на дона Луиса, и произвел горлом звук, который издает повешенный – в тот момент, когда веревка ломает шею.

– На Кубе есть две государственные тайны, – усмехнувшись, произнес старый археолог. – Первая: сколько лет команданте. Вторая: где он в данный момент обретается.

– При чем тут команданте? – спросил я.

– При том, что кроме дворца у Пиноса была еще вилла в горах за Апакундо, – сообщил дон Луис, насмешливо поглядывая на Аррубу. – Роскошная вилла! Сейчас ее называют гасиендой «Эрмано Майор».[11] Это одна из резиденций команданте.

– И он сейчас там?

– Там, – пробормотал наконец капитан. – Очень, очень старый! Никуда не уезжать. Жить там с доктор. Много доктор, еще помощник и охрана.

Я призадумался. В сущности, что я знал про команданте? Что он герой, живая легенда, и что он в самом деле очень стар – лет, должно быть, за девяносто. Еще вспоминался анекдот советских времен: приходит Фидель к Хрущеву, срывает бороду, срывает парик, падает на колени и стонет: «Все, Никита Сергеевич! Не могу больше!» А наш генеральный секретарь, потрепав Фиделя по плечу, говорит: «Надо, Федя, надо!»

Ну, анекдот анекдотом, но при чем тут вампиры?

– Команданте живет на вилле в горах, – промолвил я. – Дай бог ему здоровья и долгих лет. А с нашими делами что за связь?

Капитан передвинул к себе бутылку с вином:

– Это есть Каримба. – Он положил рядом куриную кость. – Тут, в Каримба, мертвый люди, си… Потом… – Он начал расставлять стаканы и выкладывать рядом косточки: – Дос-Пинтос, Сан-Опонча, Трабахо-Нинья, Лос-Никитос, Лас-Торнадос, Апакундо… Всюду есть мертвый люди, всюду! След вампир… Он не идти в большой город, не идти к берег, он идти в горы, идти к гасиенда «Эрмано Майор». Такой впечатлений. Твой понимать?

– Идет в закрытый район? – переспросил я.

Мигель Арруба кивнул.

– И вы боитесь, что у него есть цель? Что он доберется до команданте?

Новый кивок.

– А что за история со вчерашним налетом на ферму? Она тоже в закрытой зоне?

– Да. Близко к гасиенда. Снабжать команданте свежий фрукт и овощ. Там убит солдат. – Капитан сморщился, вспоминая. – Три… нет, четыре гвардиос и все работник. Много крепкий хомбре, а вампир не убит. Но![12] Ни один!

– Благодарю за информацию, – сказал я. – Жаль, что полковник не сказал мне этого раньше.

– Дон Кортес – гранд начальник, отвечать перед Гавана, – сообщил капитан. – Где начальник, там всегда секрет. Совсем лишний тайна!

– Это верно, – подтвердил дон Луис. – У начальства тайны плодятся, как блохи на собаке. – Закурив сигару, он окутался дымом и спросил: – Вам пригодятся эти сведения, дон Педро?

– Еще не знаю. Надо подумать.

Но раскинуть мозгами я не успел – к столу, отдуваясь, вернулся полковник. На лбу его выступила испарина, усы обвисли.

– Ваша супруга меня… как это по-русски?.. затанцевала! Я еще могу схватиться с диким кабаном или диверсантом из Флориды, но – уфф!.. – вашей сеньоре я не соперник!

– Есть женщины в русских селеньях, – молвил я, отыскивая взглядом ласточку в толпе танцующих.

– Она из села? Никогда бы не подумал! – восхитился Кортес. – У нее манеры настоящей леди!

– Она из университета. Студентка, дон Алекс. А российский студент – самый выносливый в мире, если судить по размерам стипендии.

Мы выпили, потом повторили. С легкой руки дона Луиса затеялась беседа о студенческих днях, всяких проказах и шутках, веселых и не очень. Выяснилось, что из нас четверых лишь я сменил профессию; Кортес и Арруба были военными с младых ногтей, дон Луис учился на историка, а я закончил сельскохозяйственную академию с дипломом пчеловода, но стал Забойщиком. Говоря по правде, судари мои, я уж не помню, с какого конца к пчеле подходить… Зато снести башку вампиру – это мы умеем!

Попивая терпкое вино и поддерживая разговор, я следил за ласточкой. Она крутилась и вертелась как юла, сменив уже трех истекающих потом партнеров. За самбой следовал пасадобль, за пасадоблем – качуча, за качучей – румба, а потом что-то огненное, африканское, приплывшее на Кубу с Берега Слоновой Кости. Оркестр наяривал одну мелодию за другой, Анна плясала без устали, развевалась юбка вокруг ее стройных ножек, звонко щелкали каблучки, и временами народ расступался, давая ей место, люди хлопали в ладоши и что-то одобрительно вопили.

Потом я отвлекся – дон Луис стал рассказывать об испанском галеоне «Сан-Фелипе», набитом золотом и затонувшем где-то в кубинских водах триста лет назад. Слушать об этом было интересно, но английский я понимал с напряжением, а к тому же прикидывал, не поведать ли в ответ историю о Первом Вертикальном банке или о детсаде «Василек». В конце концов, было у меня чем удивить моих амигос-компанейрос! Взять хотя бы Великую Тайну вампиров и кончину папы римского, а также…

Среди танцующих вдруг поднялся визг и вопль, в коем я различил голос любимой жены. Опрокинув стул, я вскочил и бросился на площадь, а за мной – капитан с полковником и старый археолог. Но спасательная экспедиция оказалась лишней, помощь ласточке была не нужна. Сбив партнера с ног – здоровенного парня, должен заметить, – и придавив коленом грудь, моя боевая подруга хлестала его по щекам и приговаривала:

– Я тебе покажу «ай люлю»! Покажу, как под юбку лазить! Покажу, как прижиматься! Тоже петушок нашелся, руки распустил! Я тебе перышки почищу! Я тебе…

Ручка у Анны тяжелая, била она наомашь, и парень уже вконец обалдел. Стоявшие вокруг поощряли русскую сеньору свистом, хохотом и криками: «Белиссимо, эрмана! Эсплендидо!»[13] Наконец оркестр грянул туш. Под эти знаки народного признания я отодрал свою супругу от распростертой жертвы.

– Хватит, счастье мое, ты ему нос свернешь и зубы выбьешь. Хватит, солнышко!

Но она барахталась в моих объятиях и рвалась в бой, норовя лягнуть обидчика. Тогда я напомнил:

– Ты ведь леди, дорогая. Леди лежачих не бьют. Ни руками, ни ногами.

Это ее вразумило. Она изволила вернуться к столу, выпила вина и, чтобы охладиться, съела две порции мороженого. Потом выслушала рассказ дона Луиса про галеон «Сан-Фелипе» и его сокровища и, пожелав нашим амигос буэнос ночес, отправилась наверх. Я поддерживал ласточку под локоток и любовался ее глазками – они сверкали боевым задором. Ко сну она отошла в прекрасном настроении, мурлыкая под нос старинный шлягер: «Уно, уно, дель моменто».

Много ли нужно девушке для счастья?

Облава

Полковник Алехандро Кортес злился. Да что там злился – он просто был вне себя от бешенства! Свидетельством тому являлись усы, торчавшие вверх подобно пикам, глубокие морщины на лбу и хмурое выражение, не сходившее с его лица, пока наши джипы, кренясь на ухабах и урча моторами, пробирались к ущелью Сигуэнца. Причиной такого настроения полковника был приватный разговор, состоявшийся у нас ранним утром, еще до завтрака. Я сообщил, что знаю о закрытой зоне, о вилле «Эрмано Майор» в горах и о грозящих команданте неприятностях, назвав своим информатором дона Луиса. Впутывать в эту историю Аррубу было нельзя; человек он подневольный и за разглашение секретов мог остаться без погон. Это в лучшем случае, а в худшем и к стенке могли прислонить – кубинское правосудие напоминало наше эпохи диктатуры пролетариата. И потому мы договорились с археологом, что Арруба будет в стороне. Что до синьора Барьеги, то справиться с ним не сумели бы десять полковников и пять генералов; он был человеком гражданским и видной фигурой среди кубинской интеллигеции. Профессор – это вам не капитан! Капитана враз к ногтю прижмут, а о профессора зубы обломают! Что и было доказано неоднократно в прошлые и нынешние времена.

Скрывать не буду, нравился мне дон Луис! Чем-то он напоминал магистра – может быть, житейской мудростью, – но был куда мягче и благожелательнее. И в том еще они сходились, что оба знали, для чего живут, и была в них твердая уверенность, что жизни их прошли не зря. Магистр уничтожал вампиров, профессор копался в тайнах истории… Вроде разные занятия, а суть одна: тот и другой – люди цели. Таких я уважаю.

В общем, выложил я полковнику про виллу, а после предъявил претензии. Не дело скрывать от эксперта важную информацию! Тем более что эксперт из дружественной страны и за свои услуги валютный счет не выставляет! А посему – колись, усатый таракан!

Пришлось Кортесу расколоться, и я узнал кое-какие детали: о том, что за охрана на гасиенде «Эрмано Майор» и где она точно расположена, в какие часы команданте гуляет в разбитом при вилле парке и кто при нем находится, кроме врача и санитаров. Выдавил я и подробности позавчерашнего налета на ферму, тоже небесполезные. Кроме огородов и садов был на ферме склад с армейским имуществом, не оружием, а всякой амуницией, палатками, одеждой, сапогами. Склад разграбили подчистую и увели коней – во всяком случае, мертвых лошадок на ферме не обнаружено. Это была интересная подробность! Восемь упитанных кобыл могли снабдить кровью целый батальон вампиров.

Пока мы тряслись по пыльной дороге, пока дон Алехандро дулся и топорщил усы, а капитан помалкивал в тряпочку, меня одолевали тревожные мысли. Гипотез было две: либо продвижение упырьей шайки к вилле чистая случайность, либо есть в нем какой-то загадочный смысл. Первый вариант тривиален, и размышлять тут не о чем, а вот второй… Представьте, судари мои: очнулся от спячки древний вампир, инициировал два или три десятка местных жителей и узнал от них, в какой эпохе нынче обретается. Возможно, сказали ему, что есть в горах усадьба, где обитает президент славной кубинской державы… Ну и что с того? Что ему за дело до этого президента? В город переселяться нужно, туда, где пища и скопление людей! Как я уже упоминал, это типичная реакция вампиров: затеряться в миллионных толпах и отсасывать кровушку по-тихому. Разумеется, не все так просто, особенно в наши времена, когда упыри желают выйти из подполья. Но их Движение Легализации – российская причуда или, если угодно, европейская, об этом можно мечтать лишь в странах политесности, толерантности и коррумпированной демократии. На Кубе таким легализаторам быстро головы снесут и на кол наденут. Так что наш оживший кабальеро не за тем к вилле двигался, чтобы пообщаться с президентом и достичь консенсуса. А для чего? Ну, прикончит он команданте вместе с охраной, а это ведь такое дело, что его не утаишь! Начнется войсковая операция, пошлют в горы пару дивизий, потеряют многих солдат, но в конце концов останутся от упырей рожки да ножки… Совсем не в их интересах такая перспектива!

Я размышлял об этом часа два, пока мы добирались до каньона Сигуэнца, и пришел к выводу, что поведение клиентов нетипично. Это в том случае, если команданте был их целью, что казалось мне сомнительным. Скорее всего маршрут они выбрали случайно или по каким-то другим соображениям. Но о них я не имел никакого понятия.

Анна все-таки растормошила полковника. Устроилась рядом с ним на заднем сиденье, молчала целый час, чтоб дать ему остыть, а потом – слово за слово, смешок за смешком, хи-хи да ха-ха, и вот они уже воркуют, как пара голубков. Женские чары – великая сила! Не зря я ласточку сюда привез! Хотя сегодня лучше бы ей в Апакундо остаться, по лавкам пройтись, приобрести сувениры и съесть мороженое. Но юбку в цветочек она купила, румбу с пасадоблем сплясала и даже надавала кавалеру по мордасам… Не было повода отговорить ее от этой экспедиции!

Мы покинули машины в километре от ущелья. Оттаявший полковник расстелил на капоте карту и принялся объяснять диспозицию. Ущелье тянулось с юга на север, склоны его были крутыми, а дальний северный конец упирался в ненадежную осыпь: камень тронь, лавина покатится. Если перекрыть вход с юга, каньон станет ловушкой – правда, для обычных бандитов, а не для упырей. Этим взобраться на любую крутизну – что два пальца обмочить! И потому, как я присоветовал, над ущельем будет барражировать Ми-8 с пулеметами и ракетами. Вертушка высадит еще один взвод коммандос у входа в каньон, чья задача – держать оборону и отстреливать бегущих упырей. Наша группа входит в ущелье и очищает его, не преследуя тех, кто полезет на склоны, – их достанут с вертолета. К северному концу лучше не приближаться – взрывы гранат и ракет могут вызвать обвал.

На этом полковник закончил, взял автомат и, посмотрев на часы, сказал, что до подлета вертушки двенадцать минут. Эксперт имеет что добавить?.. Нет?.. Буэно! Тогда начинаем движение. Пронто,[14] но тихо и скрытно!

Камней и скал тут хватало, как и горных дубов, травы и кустарника, так что скрытность проблемой не являлась. Точно в назначенное время мы вышли к горловине ущелья, откуда истекал прозрачный ручеек. В небесах затарахтело, Ми-8 опустился за нашими спинами, из него посыпались люди в камуфляже и залегли в кустах. Полковник скомандовал: «Бегом!» – и наша группа, растянувшись цепью, перекрыла южный вход. Мы двигались по берегам ручья; Кортес – на левом фланге, Арруба – на правом, я с Анной и доном Луисом – в центре. Старый археолог по случаю схватки вооружился мачете, но я велел ему и ласточке держаться позади. «Шеффилд» в моих руках был холоден как лед; верный знак, что предстоит работа.

Ширина ущелья была метров восемьдесят, склоны изобиловали трещинами, довольно глубокими нишами и карнизами, что нависали в вышине. Тут царили сумрак и прохлада, неприятные после яркого солнца и теплого воздуха. Деревья в ущелье не росли, но ближе к склонам встречались густой кустарник и плющ, спадавший со скал темно-зеленой завесой. В общем, было где затаиться! Узкая щель в горах и множество укрытий… Немудрено, что с вертолета заметили лишь тени. Только вот чьи?

Когда мы миновали скалу с раздвоенной вершиной, выступавшую из склона, я уже знал ответ. Анна кашлянула за спиной – видно, заметила, как напряглись мои плечи. Не опуская ружье, я проверил, легко ли выходит из ножен клинок, потом ощупал перевязь с метательными ножами. Позади раздался шелест – Анна вытащила катану.

– Они здесь, Петр?

– Да.

– Много их?

– Пока не знаю.

Эманации упырей наплывали на меня потоком из десятков струй. Коснуться каждой и ощутить ее индивидуальность я бы не сумел – мы, Забойщики, вовсе не телепаты, и наш ментальный дар скромен и локален. Разобраться с тремя-четырьмя сигналами я еще могу, однако толпа упырей воспринимается как смесь, в которой трудно выделить ингредиенты. Но разница между десятком и сотней этих тварей все же ощутима, и сейчас, прикинув мощность излучения – или, если угодно, ментального запаха, – я решил, что клиентов больше двадцати, но меньше пятидесяти. Их точное число, при поддержке с воздуха, большого значения не имело, но все же я обернулся и сказал Барьеге и Анне:

– Передайте по цепочке: их тридцать или тридцать пять. Дистанция примерно двести метров. Они знают, что мы пришли.

Еще бы не знать! Забойщики чувствуют вампиров, а вампиры – пищу, что идет к ним своим ходом, на двух ногах. К тому же над нами стрекотал вертолет с ракетами на консолях и обращенными к земле стволами пулеметов. Но это не пугало упырей. Страх перед физическим уничтожением им не чужд, но уверенность в собственной силе и ловкости неколебима. Они бы справились с нашей командой и с теми, кто поджидал у входа в ущелье, перебили бы всех, потеряв, возможно, пять, или шесть, или десять ублюдков. Что до ракет с вертушки, так этим устаканишь упыря только при прямом попадании, чтоб на куски разорвало, а если посечет осколками, это ему лишь небольшая неприятность. В общем, не очень они беспокоились из-за коммандос, а о том, что Забойщик идет, откуда им знать! Не думаю, что вторичные из местных жителей что-то слышали о Забойщиках, а раз не слышали, то и своему вождю-идальго не могли сказать.

Вот его ментальный запах я ощущал определенно и четко! Эманацию первичных ни с чем не спутаешь, она как острый нож в груде железного лома, как пронзительный звук трубы на фоне пиликанья скрипок, как вонь нашатыря, заглушающая смрад гниющих отбросов. Но и среди первичных есть отличия. Я помнил запах жутких древних тварей, Борджа и Малюты, и помнил, как пахли те, что помельче калибром, Джавдет и Генри Форд, мамзель Дюпле и Харви Тейтлбойм, Земской и Дзюба. Да, разница имелась! И нынешний мой клиент скорее походил на Борджа и Малюту, чем на Джавдета и прочую шушеру. Словом, крепкий орешек! Однако и он не знал о Забойщиках. Не было таких умельцев в его времена.

Вертолет кружил над ущельем, солнце пыталось заглянуть в темную щель среди гор, но скалы стояли насмерть, превращая свет в тени, зной – в зябкую прохладу. Чувства мои обострились; я слышал, как шуршат камешки под ногами Анны, как позванивает мачете дона Луиса, как глубоко и ровно дышат коммандос. Сверху – полоска голубого неба, рядом – ручей, чьи воды уже не прозрачны, а темны… Слева – кусты и камни, справа – камни и кусты… С обеих сторон тянуло знакомым запахом. Похоже, нас собирались взять в обхват.

Я остановился, поднял руку и выкрикнул:

– Оружие к бою! По кустам… гранатами… огонь!

Грохнули подствольники. Семь гранат – налево, семь – направо… Брызнули каменные осколки, вспухли огненные шары в кустах, кто-то завопил от боли, кто-то взревел от ярости… Не ожидали, нергалово семя! – подумал я со злорадством и вскинул обрез.

Они появились из-за камней, выскочили из кустов, объятых пламенем, спрыгнули со скал, из-под зеленой завесы плюща. Быстрая и страшная орда! Были людьми, пусть не лучшими, раз превратились в упырей, но ничего человеческого в них больше не осталось. Клыкастые пасти, космы нечесаных волос, грязные лохмотья, скрюченные пальцы с отросшими ногтями… Один с оторванной взрывом рукой, у другого выбит глаз, и многие в крови от осколочных ран. Упырь, оставшийся в пылающих кустах, дергался там, ворочался и орал на все ущелье. Первым залпом уложили мы немногих, может, двоих-троих, но враг лишился преимущества внезапности. Собственно, было оно на моей стороне.