Андрей Валентинов
Капитан Филибер
Пой, забавляйся, приятель Филибер,
Здесь, в Алжире, словно в снах,
Темные люди, похожи на химер,
В ярких фесках и чалмах.
…………………………………………………
В путь, в путь, кончен день забав,
В поход пора.
Целься в грудь, маленький зуав,
Кричи «ура»!
Он сладко спал, он спал невозмутимо
Под тишиной Эдемской синевы.
Во сне он видел печи Освенцима
И трупами наполненные рвы…
29. III. 2007. 12.24.
Я родился и умер.
Я родился и умер в один и тот же день, 17 марта 1958 года, о чем совершенно не жалею. Впереди целая жизнь, если повезет, даже две. Наверное, их следует прожить совершенно иначе, лучше, но в любом случае я почти счастлив. Говорят, Жизнь — дорога. Может быть, но не шоссе посреди желтой донской степи, а горный серпантин, лента Мёбиуса, рассыпанные файлы в старом компьютере. Что было раньше, что позже — кто подскажет? И есть ли вообще эти «раньше» и «позже»?
Я родился и умер. Завидуйте!
TIMELINE QR -90-0+40
Секретарю 1 Отдела РОВС Его Высокоблагородию Генерального штаба полковнику фон Прицу С.И.
29 апреля 1958 года.
Грустно, Сережа! Лучшие уходят, зато с самого дна всплывает невероятная муть. Герои Гражданской войны плодятся, словно тараканы. Если бы только «красные», пусть их, но и «белые», увы, тоже. Из нынешних претендентов на знак «Сальский поход» можно сформировать Гвардейский корпус по штатам 1945 года. Пока был жив Михаил Гордеевич, их прыть как-то пресекалась, теперь же, когда не стало ни его, ни Филибера, начался самый «ветеранский» разгул. Добро б еще болтали, так ведь и чернила в ход пускают! «Дроздовцы в огне», «Зуавы в огне», «Марковцы в огне»… Скоро и о Вас напишут нечто вроде: «С юнкером Принцем в огне».
Вашего же покорного слугу господа сочинители изъездили вдоль и поперек. Такое выдают, что бумаге самое время испепелиться. Ну, почему бы не изваять подобно новомодному господину Ефремову нечто про Андромедову Туманность или Крабовое Облако? Так нет же, «историко-героическое» им подавай. Как сказал бы Филибер, макабр!
Не поленился и переписал пару страничек очередного опуса. Сережа! Мы оба с Вами были под Глубокой, именно Вы, если память не изменяет, искали сапог для «непобедимого Вождя», когда «Он» размахивал босой пяткой на дне оврага — вероятно, от радости, что «замысел Вождя начал осуществляться». Нет, нет, это не старческий маразм и не, прости Господи, «культ личности». Я, увы, цитирую. Почитайте и рассудите, что из написанного — правда. К сожалению, лет через двадцать и это станет Историей.
Найти бы «мемуариста», поставить по стойке «смирно»… Нельзя же так беспардонно врать! Голубова и то читать приятнее.
Развоевался я сегодня. Так ведь есть из-за чего!
Через неделю, даст Бог, выпишусь из госпиталя — и прямо к Вам. Закажу билет на аэроплан «Туполев-104». Давно мечтал! Если бы не повод…
Ну, до скорой встречи, Сережа!
Ваш В.Ч., пенсионер.
P.S. Читайте, Сережа, читайте:
Василий Чернецов, наш непобедимый Вождь, дал приказ наступать на Глубокую. Обходная колонна под командой только что произведенного в Полковники Вождя состояла из сотни партизан, офицерского взвода, 2-го орудия юнкерской батареи, нескольких разведчиков и телеграфистов, а также двух легких пулеметов.
Нас было мало — но с нами находился Он.
Колонна отправилась перед рассветом — степью без дорог, рассчитывая обойти Глубокую и внезапно атаковать ее с севера. Остальному отряду Полковник Чернецов приказал к двум часам дня подойти к разъезду Погорелово и по условленному высокому разрыву обходного орудия начать наступление на Глубокую с юга. План был дерзок до отчаянности, но вся предыдущая работа доказывала, что только в нем надежда на успех.
Настроение у всех нас было приподнятое. Кто-то уже успел сочинить очередной куплет отрядной песни:
Но сама Природа, казалось, была против нас, помогая врагу. Голодные и замерзшие пешие партизаны не могли двигаться быстро против сильного северного ветра и только к заходу солнца вышли в тыл поселка Глубокое. Полковник Чернецов приказал открыть огонь из орудия и двинул вперед цепи. В ответ наши позиции покрыли ровные очереди 6-й Донской, управляемой кадровым артиллеристом войсковым старшиной Голубовым. Появились густые цепи «красных». Они давно открыли движение колонны, следили за ним и ждали партизан. Темнота прекратила неравный бой.
Вождь не смутился. Он приказал идти в штыки.
Партизаны ворвались на станцию, но, понеся большие потери, были выбиты. Остатки офицерского взвода, потеряв связь с остальным отрядом, пробились через цепи «красных» и в темноте отошли вдоль железной дороги к Каменской. Полковник Чернецов, пользуясь темнотой, решил заночевать в будке церковного сторожа у одиноко стоявшей на окраине селения церкви. Там удалось передохнуть. Части 5-й казачьей дивизии и 6-я Донская батарея под командой Голубова тем временем искали в степи исчезнувший отряд.
Страх проник в сердца малодушных. Но мы знали — Вождь не даст нам погибнуть.
С рассветом партизаны обходной дорогой вышли на Каменский шлях. Желая всполошить «красных», Полковник Чернецов открыл орудийный огонь по станции. «Красные» после первого замешательства густыми цепями вышли из селения, а привлеченный выстрелами отряд Голубова преградил партизанам путь в Каменскую. После утомительного марша усталые бойцы встретили врага. Шесть орудий 6-й Донской батареи прямой наводкой разметали жидкие цепи партизан и заставили замолчать одинокое орудие.
Вождь не смутился. Глядя на него, держались и мы.
По приказу Командира отряд начал отход, преследуемый артиллерийским огнем и густыми лавами казаков. Прямым попаданием гранаты выбило лошадей первых уносов. Далее трехдюймовка шла на корне. При переходе глубокого оврага сломалось дышло, и по приказу Полковника Чернецова юнкера, утопивши подо льдом ручья прицел и угломерный круг, сбросили орудие с крутого склона оврага. Коннице отряда Полковник Чернецов приказал пробиваться на юг, но сам наотрез отказался от лошади. Чудом удалось двум десяткам измученных людей на заморенных упряжных и строевых лошадях уйти от свежих сил врага.
Казалось, наша борьба завершается. Горстка — против орды. Но Вождь оставался спокоен.
На дне оврага возле Полковника Чернецова собралось около шестидесяти человек партизан и юнкеров. Подпустив без выстрела лаву донцов, мы залпом в упор отбросили ее назад. Но вот огнем голубовских пулеметов Полковник Чернецов был ранен в ногу. Пролилась кровь Вождя…
Подъехали два парламентера с белым флагом с предложением сдаться. Превозмогая боль, Вождь сказал им:
— Передайте войсковому старшине Голубову, что мы не сдадимся изменникам.
Он знал. Он верил. Вместе с ними верили и мы.
Еще две атаки были отбиты. Голубовцы готовились к третьей, но внезапно все стихло. Мы недоуменно переглядывались, наконец, кто-то сообразил:
— Батарея!
Грозные пушки 6-й Донской молчали. Но вот издалека послышалось «Ура-а-а!», сперва негромкое, еле различимое.
— Приготовиться! — велел наш Полковник.
Теперь он улыбался, и мы поняли — час пробил. Замысел Вождя начал осуществляться.
На позиции красных упал первый снаряд. Батарея вновь заговорила — но уже совсем по-другому, на понятном и ясном каждому языке. Кто-то не выдержал:
— Наши! Там наши!!!
Второй снаряд, третий. «Ура-а-а!» уже близко, уже рядом. И тут мы услышали песню, известную в те дни всем на Тихом Дону. «В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора!.».
Зуавы! Донские Зуавы!
— В штыки! — приказал Вождь. — В огонь!
(Чернецовцы в огне. — Мюнхен, издательство «Посев», 1958. С. 25–36.).
Лабораторный журнал № 4
9 марта.
Запись первая.
Тот, кто вел Журнал № 1, был изрядным шутником — или откровенным занудой. На первой странице он воспроизвел (и не поленился!) «Правила ведения лабораторного журнала» с введением и семью подробными разделами. Остальные — Журналы № 2 и № 3 — зачем-то последовали его примеру. Правила хороши. Особенно умиляет требование — писать исключительно чернилами. Забавно: археологический дневник, напротив, заполняется только карандашом.
Дабы не порывать с традицией, цитирую начало:
«Полная и своевременная запись хода и результатов анализа или другой выполняемой работы имеет гораздо большее значение, чем может показаться начинающему работнику. На практике часто приходится возвращаться к ранее полученным данным: составлять сводные отчеты, оформлять материал для публикации в печати, анализировать и сопоставлять результаты, полученные в течение определенного периода, или проверять их в сомнительных случаях. Поэтому форма записи экспериментальных и других данных должна содержать ряд обязательных сведений и быть в какой-то мере стандартной».
Кто бы спорил? Аминь!
Лабораторные журналы достались мне в виде файла (на всякий случай сохранил копию на флешке). Первую запись хотел сделать вчера, в Международный День Клары Цеткин, но не смог преодолеть странной робости. Все трое, чьи журналы оказались слиты в один файл, в нашем мире уже мертвы. Начну записи — отправлюсь их дорогой. Разумом все понимаю, но все равно — кисло.
Сегодня решился, еще раз бегло проглядев Журналы моих предшественников. Если помянутая «форма записи» и является стандартной, то лишь «в какой-то мере». Кроме цитирования Правил, все трое (в дальнейшем — Первый, Второй, Третий) достаточно подробно изложили обстоятельства, которые привели их к необходимости вести Журнал. Поддержим традицию?
Итак. В конце мая 1986 года я, в те годы — старший преподаватель нашего Университета, был призван на военные сборы. Честно скажу: не сообразил, хотя следовало бы. 5 июня я уже был в Чернобыльской зоне, в пустом и брошенном городе Припять. Шли дожди, мелкие, очень теплые…
Через двадцать лет, то есть несколько месяцев тому назад, диагноз стал окончательным. Мне советовали призанять денег и ехать в Москву (или в Прагу), дабы врачи еще раз все осмотрели и просветили Х-лучами, но от этой бесполезной мысли я отказался, равно как от операции в нашем онкологическом центре, что в Померках. Чем все заканчивается, я уже видел, причем неоднократно.
Аминь — дважды.
Боль пока переносима, до самого страшного, когда перестанут помогать наркотики, еще пара месяцев. Значит, пора начинать Журнал и стать Четвертым.
Пятый, Шестой и все последующие! Можно на этом прерваться? Детализировать нет ни малейшей охоты.
Перечитав Правила, обратил внимание на следующий пункт: «Работа должна иметь название — заголовок, а каждый ее этап — подзаголовок, поясняющий выполняемую операцию».
Логично.
Q-исследования: результаты и перспективы.
1. Проводник.
Примечание: Термином «Проводник» здесь и далее именуется вещество, применяемое в наших экспериментах. Его подлинное название не так сложно вычислить, но все же будем соблюдать элементарную конспирацию.
Сперва забавное. Из Израиля:
«Комиссия Кнессета по борьбе с наркотиками заслушала сегодня доклад об изнасилованиях женщин, находившихся под воздействием наркотического вещества, получившего название „наркотик для изнасилования“.
„Наркотиками для изнасилования“ называется группа наркотических веществ и медицинских препаратов, которые оказывают снотворное воздействие и отрицательно сказываются на памяти. В больших дозах наркотик может привести к летальному исходу, в малых — вызывает чувство эйфории, сексуального возбуждения и некоторые другие ощущения. Наиболее известными „наркотиками для изнасилования“ являются „Рогипнол“ („Гипнодорм“), „Проводник“ и GHB. „Проводник“ применяется как снотворное для животных, в том числе, коров и лошадей…»
Следовало бы посмеяться, хотя бы потому что Проводник ни в каком случае не вызывает столь желанное «чувство эйфории, сексуального возбуждения». Откровенный бред, равно как и отрицательное воздействие на память. Верно из перечисленного лишь то, что легальное распространение Проводника действительно связано с использованием его в ветеринарии. Это и обеспечивало относительную безопасность Q-исследований. Но очень скоро смеяться стало не над чем. Проводник запретили в Российской Федерации, более того, нескольких безвинных ветеринаров отдали под суд за его применение и даже хранение. «Общественность» повозмущалась, но толком никто ничего не понял. Поняли мы — кто-то очень серьезный занялся нашими делами. Быстро! DP-watchers вкушали покой лет десять, пока их не стали душит. Нам были отпущены всего три года.
Проводник признан наркотиком. «Для изнасилования» — ход почти беспроигрышный в нашем помешавшемся на феминизме мире. Заодно следовало пугнуть доверчивых родителей — что и было сделано. Проводник оказался еще и «клубным наркотиком». Цитирую навскидку:
«В малых дозах препарат вызывает мягкое, красочное ощущение, в то время как в больших дозах он приводит к опыту пребывания „вне тела“ или „приближенности к смерти“, потере сознания, делирию, амнезии, судорогам, а в некоторых случаях и к летальным нарушениям дыхания. Если препарат принимается одновременно с алкоголем, существует серьезная опасность того, что человек может заснуть или потерять сознание, а затем, если его вырвет, захлебнуться рвотными массами».
Не удивлюсь, если Проводник скоро станет «наркотиком Холокоста».
Вывод по Пункту 1. Q-исследования попали под запрет. Негласный, ибо обнародование правды нашим противникам ни к чему. Из трех составляющих «Q-набора» (чип, Проводник и Программа) «они» выбрали «слабое звено». Выслеживать компьютерные программы бессмысленно, а признавать существование Q-чипа — крайне опасно. Не для нас, естественно.
TIMELINE QR -90-0 1–1
Мир был удивительно совершенным.
Маленький, почти игрушечный, он начинался у близкого неровного горизонта, рассеченного резким конусом террикона, заканчиваясь прямо возле ладони, сжимавшей твердую папиросную пачку. В Мире не хватало солнца, ушедшего за низкие серые облака, но это совсем не огорчало. Мир трясло — поезд не спеша поднимался по склону, и пол вагона то и дело вздрагивал. Но и тряска казалась мелочью. Даже отсутствие звуков и запахов нисколько не умаляло совершенство того, что открывалось прямо за распахнутой стальной дверью. Четкая серая врезка, словно иллюстрация в старой книге: небо, неровная застывшая от ранних холодов земля, черный террикон.
Мир двигался — не слишком быстро, вздрагивая на стыках вместе с эшелоном. Где-то впереди, совсем близко была станция — тоже часть мира, но именно это почему-то тревожило, сбивало с мысли.
Станция… Надо подумать… Нет, сначала — прикурить.
Его маленький Мир совершенен. Он жив.
Он щелкнул зажигалкой и удивился — вышло с первого раза, ловко, одним движением большого пальца. Даже не понадобилось прятать в карман твердую картонную пачку с яркой желтой этикеткой. «Salve» — прочел он, вспомнив, что в мундштуке папиросы прячется маленькая ватка. Если разорвать…
Прикурил…
Щелк!