Фаун коснулась отметин на шее.

– Это я видела.

Дор нахмурил брови.

– Насколько близко к нему ты была?

Фаун вытянула руку и прищурилась.

– Примерно на половину длины руки, наверное. – А руки у нее не были особенно длинными…

– Дор, – сказал Даг мягко, – если ты еще не понял, повторяю: Фаун вонзила мой заряженный нож в Злого в окрестностях Глассфорджа, и я могу утверждать на основании богатого личного опыта, что она была намного, намного ближе к твари, чем рискнул бы любой разумный человек.

Дор смущенно откашлялся, не отрывая глаз от лежащего у него на коленях ножа.

– Почему вы не можете использовать Дар умирающих животных, чтобы отравить Злого? – вырвалось у Фаун прежде, чем она сумела себя остановить.

Даг слегка улыбнулся, но Дор нахмурился, глубоко оскорбленный, и сухо ответил:

– Они не обладают силой. Только Дар Стража Озера, добровольно им пожертвованный, убивает Злого.

– А нельзя ли было бы использовать многих животных?

– Нет.

– А такие попытки делались?

Дор нахмурился еще сильнее.

– Животные не годятся. Крестьяне не годятся тоже. – Губы Дора искривила злобная улыбка. – Сама найдешь тут связь.

Фаун стиснула зубы: до нее начало доходить, насколько оскорбительно высказался Дор, назвав ее свинкой.

Даг сурово и предостерегающе взглянул на брата, но сказал только:

– Это не только вопрос силы, хотя отчасти и силы тоже. Дело еще и в сходстве.

– В сходстве? – Фаун сморщила нос. – Ладно, не важно. Что произошло с моей… со вторым ножом Дага? – Она кивком указала на клинок.

Дор вздохнул, словно был не особенно уверен в том, что собирается сказать.

– Ты должна понять: Злой – колдун. Его рождает земля, до первой линьки он неподвижен, но все равно остается более могущественным колдуном, чем любой человек в отдельности, и со временем делается все сильнее. Итак… Во-первых, Злой похитил Дар твоей нерожденной дочери.

Воспоминание родило печаль.

– Да. Мари сказала, что никому не было известно, будто Злые способны разделять мать и дитя. Это важно? – Было бы некоторым утешением, если бы пережитый кошмар дал знание, способное в будущем кому-то помочь.

Дор пожал плечами.

– Мне пока неясно, имеет ли это какое-то практическое значение.

– Зачем Злым младенцы?

Дор вытянул вперед руку и перевернул ее ладонью вверх.

– Тут происходит обратное тому, что делает разделяющий нож. Нерожденные и в меньшей степени совсем маленькие дети наиболее активно творят самую сложную часть своего Дара. Злой, готовящийся к линьке – к главной части своего самосоздания или воссоздания, – жаждет такой пищи.

– А не может он воровать Дар беременных животных?

Дор поднял бровь.

– Возможно, и мог бы, если бы стремился обрести тело животного, а не человека.

– Злые на такое способны и делают это, – вмешался Даг. – Злой на Волчьем перевале не мог раздобыть достаточное количество людей, так что он отчасти использовал для своей цели волков. Я слышал от тех дозорных, кто участвовал в уничтожении того Злого, что его форма была весьма… весьма странной, а он уже давно пережил свою первую линьку.

Фаун позволила своему беспокойству отразиться на лице; то же, как она заметила, сделал Дор.

– Во-вторых, – продолжал Дор, – ты вонзила в тварь незаряженный нож Дага.

– В бедро, – кивнула Фаун. – Он сказал – «куда угодно». Я не знала…

– А потом так и оставила нож, верно?

– Да. Это случилось, когда привидение… когда Злой схватил меня во второй раз, за шею. Я думала, он разорвет меня на части, как цыпленка.

Дор взглянул на отметины на шее Фаун и отвел глаза.

– И тогда ты вонзила уже заряженный нож.

– Я подумала, что нужно торопиться. Нож сломался… – Фаун поежилась, вспомнив пережитый ужас, и левая рука Дага крепче ее обняла. – Я решила, что испортила его. Но тут Злой выронил меня и… и вроде как растаял. От него воняло.

– Тут годится простейшее объяснение, – сказал Дор решительно. – Человек, который несет что-то драгоценное для себя, если спотыкается и падает, старается уберечь свое сокровище, даже ценой увечья. Злой получил драгоценный для него Дар, и тут же, через несколько секунд, оказался приобщен к смерти. В момент падения он слепо попытался спрятать этот Дар в безопасное место: в незаряженный нож. Злой, несомненно, обладал достаточной для этого силой, он не был вынужден… Конечный результат оказался таким: Злой был уничтожен, а в незаряженный нож ненамеренно помещен Дар. – Дор задумчиво пососал губу. – Возможно, существует и более сложное объяснение, но я не услышал ничего, что говорило бы о его необходимости.

– Хм-м… – протянул Даг. – Так все-таки будет этот нож работать как разделяющий или нет?

– Дар, который в нем, – странный. Он был пойман и связан в момент наиболее интенсивного самосоздания и в то же время самого абсолютного распада. Что ж, это, в конце концов, всего лишь Дар крестьянки. – Он бросил на Фаун пристальный взгляд. – Если только в ребенке было что-то, о чем мне не сказали… Смешанная кровь, например. – Вопросительный взгляд, который Дор устремил на брата, был холоден и не особенно почтителен.

– Это был крестьянский ребенок, – тихо сказала Фаун, глядя в землю. Перед крыльцом в грязь было втоптано несколько древесных стволов… Рука Дага снова обвила Фаун.

– Тогда Дар не имеет сходства со Злым, и нож бесполезен. Незаряженный нож, оказавшийся оскверненным, иногда может быть очищен и посвящен заново, но не в этом случае. Моя рекомендация такая: сломай нож, чтобы освободить бесполезный крестьянский Дар, и сожги или отправь родичам Каунео, придумав пристойное объяснение, – а потом начни все сначала с новым ножом. – Голос Дора стал более мягким. – Мне жаль, Даг. Я знаю, что ты носил этот нож с собой на протяжении двадцати лет не для того, чтобы ему выпал такой бесславный конец. Но, знаешь ли, такое иногда случается.

Фаун оглянулась на Дага.

– Верни мне его, – сказала она Дору упрямо и протянула руку.

Дор вопросительно посмотрел на Дага, не получил поддержки и неохотно отдал ножны с клинком Фаун.

– Очень многие ножи так никогда и не используются, – сказал Даг, притворяясь незаинтересованным. – Не вижу особой необходимости спешно уничтожать этот. Если он не служит никакой цели целым, то уж тем более не послужит сломанным.

Дор поморщился.

– Для чего тогда ты будешь его хранить? Как украшение на стене? Как устрашающее напоминание о твоем маленьком приключении?

Даг улыбнулся Фаун, и она подумала, что выглядит сейчас, должно быть, унылой. Ей было холодно.

– Одной цели он по крайней мере послужил, – сказал Даг. – Он свел нас вместе.

– Тем больше оснований его сломать, – мрачно проговорил Дор. Фаун вспомнила такое же предложение Дага, сделанное им давно, еще на ферме Хорсфордов. «Мы могли бы сэкономить много сил». Как могли два одинаковых предложения восприниматься как полные противоположности? Доверие и недоверие… Она надеялась, что скоро сможет остаться с Дагом наедине, спросить его, принимает ли он суждение брата полностью или отчасти или не принимает совсем и им нужно будет искать совета другого мастера. На лице Дага ничего нельзя было прочесть. Фаун снова спрятала мешочек с ножом за пазуху.

Даг встал и потянулся.

– По-моему, наступает время ужина. Ты пойдешь и посмотришь на представление, Дор, или спрячешься здесь?

Фаун начинала мечтать о том, чтобы они с Дагом могли спрятаться, потом, взглянув на колеблемые ветерком кости, решила, что лучше не здесь. Но хоть где-нибудь…

– О, я пойду, – сказал Дор, поднимаясь, чтобы отнести внутрь хижины резец и готовые чаши. – Можно разделаться с этим раз и навсегда.

– Оптимист, – усмехнулся Даг, уступая дорогу поднимающемуся на крыльцо брату.

Фаун увидела сквозь дверь опрятную рабочую комнату, стол с аккуратно разложенными инструментами и маленький очаг у противоположной стены. Дор снова вышел наружу, поправляя надетую рубашку и не обращая никакого внимания на ту легкость, с которой его пальцы застегивали пуговицы… запер дверь и расторопно закрыл ставни на окнах.

Зеленый свет в лесу приобрел более угрюмый оттенок – пришедшие с северо-запада облака заполнили все небо. Стаккато падающих на землю орехов напомнило Фаун треск суставов Дага ненастным утром. Фаун прильнула к левой руке мужа; мускулы его были все такими же твердыми. Фаун стала шире шагать, чтобы идти с ним в ногу, и, к своему удивлению, обнаружила, что особенно стараться нет необходимости.

4

За поляной, где располагались хижины-шатры, по потемневшей воде озера бежали волны с белыми пенными гребнями. Фаун слышала, как они плещут о берег; рогоз шуршал под усиливающимся ветром. Только одна узкая лодка еще виднелась вдалеке; двое гребцов в ней отчаянно гребли к дальнему берегу. На севере воздух стал серым, как графит, и сверкающие вилки молний вонзались с небес в землю; гром еще не долетал до острова. Похожее на крупную жемчужину из-за затянувших небо облаков солнце, клонящееся к западу, на глазах Фаун скрылось за темной тучей, и на окрестности опустился сумрак.

Под навесом правой хижины рядом с грудой сумок и седел стояла худая, прямая, непреклонная женщина в юбке, тревожно глядя на дорожку, по которой спускались Даг и Фаун. Позади нее в хижине, прислонившись к столбу и скрестив руки на груди, виднелась Омба в своих штанах для верховой езды.

– Что ты собираешься сказать? – взволнованно прошептала Дагу Фаун.

– Ну, в зависимости…

– От чего?

– От того, что скажет она. Если слухи дошли до нее давно, она уже успела переключиться с радости по поводу моего спасения на другие вещи. И еще многое зависит от того, кто, помимо Омбы, напел ей в уши: она может быть уже на взводе.

– Ты же оставил наши вещи на виду – она поняла, что ты вернулся, даже без рассказа Омбы.

– Конечно.

Да есть ли у него какой-нибудь план? Фаун начала сомневаться в этом.

По мере того как они приближались, женщина выпрямлялась все сильнее; ее руки только один раз протянулись к Дагу, потом она решительно уперла их в бедра. Камбия Редвинг носила свои седые волосы свернутыми в простой траурный пучок. Ее сухая кожа была темной, хоть и не такой загорелой до цвета меди, как у Дага, и производила впечатление яркого контраста с серебристыми волосами. Фаун могла бы счесть ее здоровой семидесятилетней женщиной, если бы не знала, что ей на два десятка лет больше. Глаза Камбии были цвета чая; они пристально смотрели на Фаун из-под грозно насупленных серебряных бровей. Фаун подумала, что на ярком свету глаза Камбии были бы такими же золотыми, как у Дага.

Когда прибывшие подошли к навесу, Камбия выпятила подбородок и рявкнула:

– Даг Редвинг Хикори, у меня нет слов!

Позади Дага и Фаун Дор пробормотал:

– Ну еще бы! – В ответ брови Дага только чуть заметно дрогнули.

Камбия тут же доказала, что Дор был прав, воинственно продолжая:

– Правила известны: что бы вы, дозорные, ни подобрали на дороге, домой вы это не тащите. Ты не можешь притащить свою крестьянскую шлюшку в мой шатер.

Словно не слыша этих слов, Даг подтолкнул вперед смущенную Фаун и сказал:

– Мама, это моя жена, Фаун Блуфилд.

– Как поживаете, мэм. – Фаун сделала книксен, отчаянно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из тех сотен отрепетированных слов, которые она готовила к встрече. Она не рассчитывала, что ей придется знакомиться в грозу. Она вообще ни на что подобное не рассчитывала.

Даг опередил ее. Он протянул из-за спины Фаун свой крюк, предусмотрительно повернутый вниз острием, и поднял ее левую руку.

– Видишь? Жена. – Он и свое левое предплечье приподнял, показывая свадебный браслет.

Глаза Камбии расширились в ужасе.

– Ты не мог… – Давясь словами, она выдохнула: – Срежь их немедленно!

– Нет, мэм, – странно любезным тоном сказал Даг. Улетел, подумала Фаун. Улетел в то место, куда он отправляется, когда ситуация смертельно опасна, когда все происходит слишком быстро: он обращается к той части себя, которая способна справиться… или нет.

– Даг, если ты не сожжешь эту гадость и не вернешь девчонку туда, откуда ты ее взял, ты никогда больше не войдешь в мой шатер. – Может быть, Камбия тоже репетировала? Ее подзуживали взволнованные сплетники? Камбия явно испытывала глубокое неудобство, как будто ее глаза и губы одновременно пытались сказать совершенно разные вещи. Даг, наверное, мог определить это своим Даром, если только не закрылся, как скорлупа ореха.

Даг улыбнулся – по крайней мере губы его весело изогнулись, хотя глаза выдавали напряжение; это делало его странно похожим на мать.

– Прекрасно, мэм. – Он повернулся к пораженным слушателям. – Омба, Дор, рад был снова повидаться. Фаун, собирай сумки. За седлами мы кого-нибудь пришлем завтра. Омба, если она выбросит седла под дождь, ты не могла бы их убрать?

Омба, безмолвно вытаращив глаза, только кивнула.

Как это?

– Но, Даг…

Даг наклонился, подцепил крюком сумки Фаун и вручил ей, потом перекинул через плечо свои сумки. Фаун неловко прижала к себе тяжелый груз; Даг обнял ее за талию и развернул прочь от дома. Упали первые крупные капли дождя, громко стуча по листьям деревьев и сухой земле.

– Но, Даг, никто… ей не нужно… я не… – Резко оборвав себя, Камбия сказала: – Даг, ты же не можешь уйти, начинается гроза!

– Пошли, Искорка, – поторопил ее Даг.

Несколько тяжелых капель, как чьи-то жесткие пальцы, стукнули Фаун по голове, холодные струйки потекли по ее волосам.

– Но, Даг, она же не… у меня даже не было возможности… – Фаун обернулась через плечо, снова сделала книксен и отчаянно пискнула: – Было приятно познакомиться, мэм.

– Куда вы пойдете? – воскликнула Камбия, словно подслушав мысли Фаун. – Спрячься от дождя, дурак!

– Продолжай двигаться, – уголком губ пробормотал Даг. – Не оглядывайся, иначе все начнется сначала. – Проходя мимо большой корзины, он вонзил свой крюк в крупный темный кругляш и прихватил его с собой. Шаги Дага стали длиннее. Фаун пустилась вприпрыжку, чтобы не отстать.