Из варяг в хазары

— Жарко. — Ирландец пожал плечами. — Если б было чуть попрохладней, парень бы давно поправился.

Найдена вытащили из леса Снорри с Радимиром, когда вместе с ладожским кузнецом Онфимом Лосем неудачно преследовали неизвестных злодеев. Впрочем, что значит — неудачно? Пропала лишь одна девушка — племянница кузнеца Ладислава, а ведь могло быть гораздо хуже! Найден тоже так считал, когда, слабым голосом попросив напиться, поведал о том, что произошло на поляне у лесного озера. Правда, он утаил, что узнал тех двоих, пришедших за девчонками, уж слишком страшной и кровавой была та тайна, и Найден чувствовал, что лучше ее оставить при себе. Узнав о том, что спасшие его варяги собираются покинуть Ладогу с хазарским купцом, он через Радимира попросился к Хельги в спутники. Опасался возможной встречи с теми двумя… Да и, что немаловажно, в купеческом караване можно было и подзаработать. Найден клялся, что не будет обузой, и первые два дня работал веслами наравне с другими гребцами, а потом вот слег. Напекло ушибленную голову, хорошо хоть череп не был пробит, лишь временами кружило голову да вздулась на затылке огромная шишка.

Зачем Хельги-ярл согласился взять его? Тому было несколько причин. Во-первых, Найден — по его же словам — хорошо знал пути к Белоозеру, — и пренебрегать этим не следовало — мало ли, как там всё сложится, может, придется срочно возвращаться обратно, а никто из людей молодого ярла здешних мест не знал. Во-вторых, этот ильменский парень неплохо говорил на языке хазар и волжских болгар и, как почти каждый местный человек, естественно, мог объясняться по-варяжски.

Было еще и в-третьих. Найден проговорился, что знает какую-то страшную тайну, касающуюся не последних людей в Киеве-Кенугарде. Хельги нюхом чуял, что тайна сия стоит того, чтобы ради нее оказать небольшую услугу Найдену, тем более что особых хлопот он до последних дней не доставлял. Да и сейчас дела у раненого явно шли на поправку — он уже сидел, а не лежал пластом, как раньше.

— Смотрите-ка, что это? — Брат Никифор указал на узкий мыс, даже, скорее, песчаную отмель, поросшую редкими кустиками. На отмели, у самой воды, шагах в десяти от медленно плывущей ладьи, что-то блестело.

— Неужто золотой ромейский солид?

— Я сплаваю, посмотрю, ярл?

— Давай. — Хельги кивнул. — Только быстро.

Вмиг скинув штаны и сутану, монах бросился в воду. Не успели лодки проплыть и нескольких сажен, как он уже вернулся, запрыгал на одной ноге, выбивая из ушей попавшую воду, и протянул ярлу найденную на отмели вещь:

— Вот.

Хельги с Ирландцем вздрогнули. Это была изящная золотая фибула с изображением Слейпнира — восьминогого коня Одина и двумя рунами с обратной стороны — «Сиг» и «Альф». Такие фибулы с инициалами хозяев делали в Скирингсалле, городе, расположенном неподалеку от Бильрест-фьорда.

— Если б я нашел подобную вещь в Халогаланде, я бы точно знал, чья она, — поглядев на руны, задумчиво произнес ярл.

— «Сиг» и «Альф», — понимающе кивнул Ирландец. — Скъольд Альвсен!

— Но откуда здесь взяться Скъольду? — натянув рясу прямо на мокрое тело, изумленно воскликнул Никифор.

— Скъольду, конечно, неоткуда. А вот его людям… — Конхобар повертел фибулу в руке. — Очень похоже, что ее не так давно потеряли. Даже не успело занести песком.

— И какая-нибудь сорока или галка тоже не успела утащить ее в свое гнездо, — согласно кивнул Хельги. — Неприятная находка. Люди Скъольда вряд ли наши друзья. Следует быть осторожными… Если эти руны действительно означают то, что мы подумали, всё может быть.

Приложив руку к глазам, ярл пристально вгляделся вперед, словно ожидая увидеть за ближайшей излучиной паруса боевых ладей своего старого врага Скъольда.

— О, боги, так и знал, что вчера оставил ее там, у воды. — Набросив на плечи плащ, Лейв Копытная Лужа обнаружил отсутствие застежки. — А ведь дядя Скъольд подарил ее мне на счастье! Что же теперь — и счастья не видать?

С самым скорбным видом он посмотрел на двух проводников — длинного вислоусого варяга и тощего славянина с круглым, как бубен, лицом.

— Да, уж если сам Скъольд решился на такой щедрый подарок, значит, и вправду желал тебе удачи, Лейв, — кивнул вислоусый Альв Кошачий Глаз. Альв был родом из Халогаланда и когда-то неплохо знал Бьярни Альвсена, младшего брата Скъольда, отличавшегося буйным нравом и совсем не дружившего с головой, пустой, как котел. Бьярни, убитого на поединке молодым Хельги, так многие и звали до самой смерти — Пустой Котелок, тогда как его старшего братца Скъольда за глаза называли Жадиной.

— Вот вернусь, а дядюшка спросит: «Где же моя фибула?» — продолжал канючить Лейв. — И что же я ему отвечу? Сказать — потерял? Не поверит. Начнет всякие гнусности измышлять, типа того, что в кости ее проиграл или обменял на падших женщин.

— Не переживай, Лейв. — Альв Кошачий Глаз покровительственно похлопал юношу по плечу. — Скажи слугам, пусть еще на ладье поищут, может, под скамью закатилась?

— Кстати, ладожские кузнецы делают вещи не хуже, — поднял вверх палец кругломордый Истома Мозгляк. — Вернемся, закажешь — сделают. Этот ваш Скъольд и не отличит.

— Ага, не отличит. — Лейв захлюпал носом — несмотря на жару, успел где-то простудиться и теперь кутался в плащ. — Да и Альдейга эта сгорела, откуда ж там теперь кузнецы?

— О, не говори так, благородный витязь. — Истома растянул губы в улыбке. — Полгода-год, и отстроится город — краше прежнего. Леса-то вокруг полно.

— Интересно, отчего там пожар случился? — несколько успокоившись, почесал голову Лейв. — Наверняка из-за чьей-нибудь кузницы. Всё не по-людски у этих славян: понастроят кузниц в самом граде — потом вот горят. Нет чтоб где-нибудь на окраине кузницы ставить, как у нас, в Бильрест-фьорде, но куда там, ума не хватает, не зря ведь позвали к себе конунгом Рюрика Ютландца.

— Навряд ли из-за кузницы загорелось, — усмехнулся Мозгляк. — Люди говорят — подожгли город пришлые варяги.

— Так там и пришлых-то вроде не было, кроме нас…

— Да нет, Лейв, были. Некий Хельги с малой дружиной прибыл чуть позже тебя, вслед за Рюриком.

— Хельги? — Лейв вздрогнул. — Не молодой ли это бильрестский Хельги-ярл, сын старого Сигурда?

— Сигурда я знал, — кивнул Альв Кошачий Глаз. — А Хельги… Нет, не знаю такого. Впрочем, говорят, он из Вика.

— Из Вика? Точно не из Халогаланда?

— Да точно никто не скажет. А что тебе этот Хельги?

— Да так… — Лейв Копытная Лужа махнул рукой и встал на ноги. — Пойду-ка поищу лучше фибулу.

Он вышел из шатра. Ночь была хоть и не непроглядно темная, но уже и не такая светлая, какие были в июне. Было слышно, как на быстрине плескалась рыба. На черной речной воде виднелись ладьи, вытащенные носами на берег. Многие гребцы и слуги спали прямо в ладьях, завернувшись в плащи, а некоторые — в шалашах на берегу, там же были поставлены шатры для помощников и воинов Лейва, вернее, Скъольда Альвсена — именно он снарядил эту экспедицию, прослышав о баснословных прибылях восточных купцов. Несмотря на всю свою скупость, Скъольд не был глуп и, когда нужно, шел на возможный риск, если прибыль с лихвой перекрывала затраты. Вот как в этом случае. Отправив проштрафившегося племянника с глаз долой, Скъольд давал ему возможность реабилитироваться, причем не столько в собственных глазах, сколько в глазах Свейна Копителя Коров, который на предварительной беседе не возражал против того, чтобы выдать за Лейва свою внучку, красавицу Ингрид. Правда, только в том случае, если Лейв проявит мужество и смекалку, а главное, покажет способности в торговле. Бедняге Лейву ничего не оставалось делать, как, понурив голову, отправиться в дальние страны во главе экспедиции. Хорошо хоть, Скъольд на этот раз не пожадничал — выделил людей щедро, и сильных — для охраны, и умных — для торговлишки. Только гребцов пришлось искать на месте.

Как ни жаль было Лейву оставлять у пристани Альдегьюборга надежный широкогрудый кнорр, а пришлось нанять плоскодонные ладейки — не проплыл бы кнорр по здешним рекам, да и волоком его тащить весьма проблематично. С проводниками тоже загвоздка вышла — спохватились, уже когда отплыли. Хакон — старый Скъольдов слуга, бывший в здешних местах лет двадцать назад, речные пути, как выяснилось, запомнил плохо — не раз и не два ладьи садились на мели, правда, стаскивали их быстро — всё ж плоскодонные, не килевые.

Хорошо хоть, на одной из стоянок вооруженные слуги привели двоих незнакомцев. Сказали, что те вышли из лесу и изъявили желание видеть главного. Лейв Копытная Лужа подозрительно осмотрел пришельцев. Один — высокий вислоусый викинг — вроде бы производил неплохое впечатление, но вот второй… Мелкий, круглолицый, увертливый. Глазки так и бегают, так и шарят. Ну, сказали, что здешние места знают неплохо. Тем более викинга узнал Хакон — Альв Кошачий Глаз когда-то гостил у Бьярни Альвсена, вернее, не просто гостил, а скрывался от мести. Убил кого-то в Трендалаге, вот и скрывался. Отсиделся да и свалил куда-то за море вместе с Бьярни, тогда еще совсем молодым парнем. Впрочем, Хакон не стал вдаваться в подробности, сказал только, что хорошо знает Альва. В общем, Лейв махнул рукой и согласился взять этих двоих в дружину. Впрочем, дружина — это громко сказано. Вряд ли можно так назвать толпу вооруженных слуг, людей явно неблагородных и не особо горевших желанием сложить жизни за хозяйское добро. Даже к обязанностям часовых относились они спустя рукава, что было чревато. Альв Кошачий Глаз, как настоящий викинг, конечно, терпеть подобное разгильдяйство не стал. Наладил-таки охрану: по его совету Лейв однажды проверил караул и прилюдно предал казни виновных. Это произвело надлежащее действие, повысило как сознательность слуг, так и авторитет Альва. С тех пор Лейв привык на него полагаться, хоть до конца так ему и не верил.

Оглянувшись на шатры, Лейв Копытная Лужа осторожно подошел к крайней ладье, где ютились прикованные к скамьям рабы.

— Грюм, — тихонько позвал он.

В ладье послышалось шевеление, и над бортом показалась лысая голова.

— Звал, хозяин?

— Звал, звал… — Лейв поманил слугу пальцем. — Знаешь, чего мне хочется, Грюм? — Он кивнул на спящих рабов, и слуга понятливо осклабился.

— Которую из двух? — деловито осведомился он. — Чернявую или немую?

— Мальчика!

— Мальчика? — Грюм гнусно захихикал. — Как скажешь, хозяин. Шалаш я выстроил, как ты просил. Какого мальчика?

Лейв Копытная Лужа заглянул в ладью. Задумался, придирчиво выбирая.

— Вон того, светленького, — решился он наконец. Губы его похотливо раздвинулись, по углам рта стекали слюни. — Приведешь в шалаш, свяжешь, я позже подойду. Сам будешь на страже.

— Слушаюсь, хозяин, — поклонился слуга. С бритым лицом, лысый, тощий, но жилистый, сильный, он, казалось, был безраздельно предан Лейву, исподнял любое его желание. На самом же деле Грюм являлся доверенным человеком Свейна Копителя Коров — именно его Свейн когда-то подарил своему приятелю Скъольду, чтобы знать всё, что тот замышляет. Мало ли, пригодится. Грюм сумел быстро стать нужным — расторопный, понятливый, молчаливый — чудо, а не слуга. Его-то и выбрал Скъольд для пригляда за племянником, пообещав по возвращении свободу. Свейн Копитель Коров, в свою очередь, тоже обещал кое-что…

Проводив молодого хозяина взглядом, Грюм бесшумно нырнул обратно в ладью. Рабов было не так и много — сколько смогли сторговать в Скирингсалле. Две женщины, темноволосая тощая фризка и немая славянка с тупым забитым взглядом, за бесценок купленная уже здесь, в Альдегьюборге, да полдесятка мальчиков-франков. Кто-то из морских конунгов, кажется Железнобокий Бьорн, недавно хорошо потрепал побережье франкского королевства — рабов в Скирингсалле и Бирке продавали уж совсем за смешные цены. На мальчиков этих Лейв возлагал определенные финансовые надежды. Женщины, правда, ценились дороже, да только не те, что были у Лейва, — уж больно страшные, таких в гарем ни за что не купят. Грюм покачал головой. Да, пожалуй, и сам он на месте молодого хозяина тоже выбрал бы мальчика… А может, и попробовать после Лейва?

— Эй, как там тебя? Карл, вставай, поднимайся. Сейчас, выдерну цепь… Вот так… Да не греми ты… И не скули — бить не буду. Заткнись, я сказал! — Угрожающе зашипев, Грюм пнул мальчишку в бок и, выкинув из ладьи, потащил к лесу.

— Будешь приводить его ко мне каждую ночь! — выйдя из шалаша уже ближе к утру, приказал слуге Лейв Копытная Лужа. На губах его застыла усмешка. Из шалаша раздавался слабый детский плач.

— Сделаю, как ты скажешь, хозяин, — заверил слуга и, дождавшись, когда кругленькая фигура Лейва скроется за деревьями, снова заполз в шалаш.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? Карл? Ну, иди же сюда, Карл, не хнычь… Нет, не надевай тунику…

На торжище в Белоозере было довольно людно. На дворе стоял серпень-август, заканчивался сезон, и многие восточные купцы останавливались здесь для отдыха и мелкого ремонта после трудного перехода по озеру-морю Нево, Свири-реке, Онежскому озеру, Мологе…

Почти сорок домов насчитывалось в Белоозере, не считая тех, что за тыном, да не учитывая усадеб на том берегу Шексны-реки. Население — словене, а больше — весь — занималось ремеслом да охотой, иные кормились обслуживанием купеческих караванов либо торговлей мехами — «мягкой рухлядью». Этим в основном и жили. Жита почти не сеяли — обменивали привозное на шкурки соболей, куниц, белок. Хлеб сюда везли с юга. Почти по всему посаду дымили кузницы — местные кузнецы частенько в них же и жили, просто пристраивали к жилой половине дома бревенчатое место для горна и наковальни. Железо выплавляли в обычных домашних печах, используя большие горшки. Славились и белоозерские ювелиры, — чего только они не делали! Височные кольца, подвески — треугольные, с разным зверьем, что так нравились веси, бубенцы, игольники, браслеты, богато изукрашенные цветными каменьями шейные гривны, серебряные, золотые, медные перстни, фибулы, пряжки. По домам же многие хозяева лепили горшки, резали из кости гребни, правда, иногда и покупали привозные, фризские, те считались получше, вон их сколько на торгу — все прилавки завалены. А еще — ткани: и восточные — парчовые, атласные, шелковые, и из полуночных стран — разноцветное сукно тонкой шерсти, и местные — льняные. Тут же рядом булгарские купцы торговали изумительно красивыми кувшинами и тарелками из цветной глины — серыми, желтыми, красными, сделанными с помощью гончарного круга — новшество, еще не появившееся в здешних краях, — да огнивами с тяжелыми бронзовыми рукоятками.

У пристани покачивались на светло-серых волнах Шексны торговые суда, булгарские, хазарские, словенские. Средь них и плоскодонные ладьи молодого варяжского купца Лейва Копытной Лужи. Сам Лейв, в сопровождении верного слуги Грюма и Альва с Истомой Мозгляком, неспешно прохаживался по торговым рядам. Приценивались, торговались, спорили, крича и ругаясь. Как ни искал, так и не нашел Лейв подходящей золотой фибулы. Похожие были, но только бронзовые, а это, ясно, совсем не то. Вызнали и цены на рабов — можно было б и продать здесь всех скопом тем же булгарам, да только подозревал Лейв, что восточные купцы специально занижают цены, да и старый Хакон советовал пока повременить с продажей — уж раз взялись дойти до Булгара-города или вообще до самого Итиля, то чего уж…

Взяв в руки узкий кинжал в изящных сафьяновых ножнах, предложенный в числе прочих товаров горбоносым темноликим купцом в белой чалме и полосатом халате, Лейв подкинул его в руке, спросил цену. Узнав, нахмурился… И услыхал вдруг за спиной знакомую речь. Явно говорил норманн-варяг. Интересно, много их тут? Молодой купец обернулся… и тут же быстро отвернулся. Это был его давний обидчик, Снорри из Бильрест-фьорда. Тот самый, что когда-то на глазах у всех пнул его, опрокинув в лужу, и кому он, Лейв, прозванный с той поры Копытной Лужей, поклялся отомстить. Оставив Альва с Истомой любоваться молодыми рабынями, которыми торговал один из купцов, Лейв отошел в сторону и кивком головы подозвал Грюма:

— Видишь во-он того парня, светловолосого, в синем плаще?

— Да, господин.

— Незаметно пойди за ним и вызнай всё, что сможешь.

— Сделаю, господин. — Грюм поклонился и исчез в толпе.

— Вот мы и встретились, глупый и нахальный Снорри, — прошептал Лейв. — А ты думал, я прощу тебе свой позор? Ну, нет… Похоже, теперь моя очередь.

Снорри между тем еще потолкался по рынку, чуть не поругался с каким-то вислоусым варягом из-за серебряного перстня. Перстень понравился обоим, и никто не хотел уступать. Слово за слово, дело дошло до ссоры. Снорри схватился за меч, и только вмешательство стражи — воинов местного конунга — предотвратило возможное кровопролитие. А перстень, по совету подошедшего бильрестского ярла, решено было поставить на кон. Нашлись и кости. Метнули… Увы, изящная серебряная вещица с овальным голубым камнем досталась вислоусому.

— Что ж, когда-нибудь повезет и тебе, парень! — насмешливо улыбаясь, произнес он и зашагал прочь в компании какого-то круглолицего.

— Вот нидинг, — в сердцах бросил Снорри. — Зря ты помешал мне, ярл. Я б ему живо отрезал уши.

— И попал бы на суд местного князя. Ты стал слишком задирист, Снорри. — Хельги-ярл рассмеялся.

Снорри обиженно надул губы, совсем как в детстве.

— Понимаешь, Хельги, есть в Вике одна девушка…

— Ах, вот оно что! Ну, не дуйся, найдешь еще что подарить своей девушке. Пошли-ка лучше поищем, где здесь можно выпить доброго пива.

— И искать не надо, ярл, — на этот раз захохотал Снорри. — Я уже вызнал — во-он за той усадьбой. Ирландец с Радимиром давно уже там. А вот Трэ… Никифор отказался, обозвал корчму каким-то вертепом и сказал, что лучше просто посмотрит город. Кстати, Халиса, хозяйская дочка, тоже с ним увязалась. Видно, наш купец, узнав, что Никифор монах, проникся к нему доверием. И этот, Найден, с ними — он же говорит по-хазарски. Ну что, идем мы наконец в корчму, ярл, или нет?

— Идем, идем, Снорри.

Друзья покинули рынок и пошли по неширокой дороге, огибающей холм с деревянным укреплением-детинцем. Следом за ними, таясь, поспешил и лысый Грюм, верный слуга Лейва Копытной Лужи.

— Скажи Халисе, что всё, что она рассказывает о Хазарии, весьма интересно, — попросил Найдена Никифор. — Вот только я не совсем понял, кто у них главный — каган или этот, шад?

Найден перевел. Он уже совсем оправился от полученного когда-то удара и рад был предложить услуги своим спасителям, к коим он теперь причислял не только Снорри с Радимиром, но и всех ближайших друзей варяжского ярла Хельги.

— Конечно, главный — каган, — ответила Халиса. — Он царствует. Но шад — правит.

Нижнюю часть лица девушки скрывала полупрозрачная вуаль из зеленого шелка; длинное, до самой земли, платье, ярко-голубое, как майское небо, было расшито по подолу и вороту тяжелой золотой нитью. Порывы легкого ветерка, дующего с реки, играли иссиня-черными волнистыми волосами хазарской красавицы. Все втроем, охраняемые четверкой преданных слуг Вергела, они неспешно прогуливались по окрестностям посада.

— А где… где же ваш князь? — остановившись на вершине холма, как бы между прочим спросила вдруг Халиса.

— Думаю, ярл решает сейчас важные торговые вопросы, — важно сдвинув брови, ответил монах, хотя на самом-то деле так не думал, знал наверняка: в вертеп отправился ярл вместе с друзьями — пить хмельное пиво да смотреть на бесстыдные танцы полуголых булгарских рабынь.

— Жаль. — Девушка покачала головой. — А мне бы так хотелось его повидать.

В черных, с золотистыми искорками, очах ее на миг промелькнула досада, но умела владеть собой Халиса, умела скрывать гнев и маскировать ненависть — еще бы, ведь была она дочерью богатого торговца и единственной его наследницей. Знала — надо выбирать жениха, и не варяжскому ярлу быть им, а… может быть, как ведает Иегова, самому шаду? Что же касается этого красивого северного князя, Хельги-ярла, так, кажется, его зовут, то… То почему бы не вскружить ему голову? А ему — почему бы не ответить на призыв взбалмошной хазарки, до поры до времени таящей вулкан своих страстей под непроницаемым покровом обычаев и обрядов?

С вершины холма, поросшего высокой травою, открывался великолепный вид на близкий посад, на сверкающую на солнце речную гладь, на большое озеро далеко за лугами и на бескрайнюю полосу леса. Стоящие у пристани ладьи казались отсюда маленькими смешными корабликами, что мастерят иногда дети.

— Чьи это корабли, Хакон? — поинтересовался Истома Мозгляк.

— Какого-то хазарского купца. А что?

— Да нет, ничего. — Истома сплюнул в воду. — Только, похоже, у этого хазарина те же товары, что и у нас.

— И что с того? — заволновался Лейв Копытная Лужа. Он уже знал, что Истома никогда ничего не посоветует зря.

— А то, что они могут оказаться в Булгаре раньше нас либо одновременно с нами, что одинаково плохо.

— Чем же?

— Они же собьют нам цены, сынок! — не выдержал тупости Лейва Хакон. — Мы зря не продали здесь рабов, вряд ли в Булгаре возьмем за них хорошую цену.

— И что же делать? — понял наконец Копытная Лужа. — Надо что-то придумывать: либо расторговаться поскорее здесь, продав всё лишнее, с чем много хлопот, либо… либо…

— Либо — надолго задержать купца здесь, — продолжил Истома. — Это хорошая мысль, вот только как ее исполнить? Подумаем.

Он думал долго, до самого вечера. Советовался с Хаконом, с Альвом, с другими приказчиками, бегал к хазарским судам, о чем-то выспрашивал артельщиков. За это время Лейв Копытная Лужа успел еще раз пройтись по торгу, вернуться обратно, перекусить печенной на костре рыбой и выслушать вернувшегося с докладом Грюма.

Затем вновь все собрались в шатре Лейва, и Истома Мозгляк поведал то, что ему удалось узнать. Оказывается, хазарин отправился в путь не один, а с дочкой-красавицей, которую побоялся оставить в Хазарии без присмотра. Выходит, дочку он любит, души в ней не чает и наверняка строит насчет нее какие-то планы. Скорее всего — мечтает выдать замуж за какого-нибудь знатного человека. А если эта красавица-дочка вдруг исчезнет именно здесь, в Белоозере? Что купец будет делать — искать дочку, или спокойно продолжит путь?

— Но как же мы ее украдем, если она всё время на ладье? — выслушав Истому, пожал плечами Альв Кошачий Глаз.

— Всё время на ладье, говорите?! — вдруг усмехнулся Лейв. Глаза его зажглись. Сейчас собравшиеся поймут, что и он, Лейв Копытная Лужа, сам по себе тоже чего-нибудь да стоит, несмотря на молодой возраст.

— Дочку хазарина зовут Халисой, она до сих пор гуляет меж холмов в компании какого-то поклонника распятого бога и четырех вооруженных слуг, — важно поведал Лейв. — У хазарина еще есть и наемники-норманны, людишки известного многим здесь молодого бильрестского ярла Хельги, сына старого Сигурда.