Убийство на скорую руку

Отец Браун встал, охваченный внезапным предчувствием и машинально сжимая бумаги, представлявшие большую ценность для будущего биографа Джона Рэггли. Вероятно, этот жест подвигнул его друга на дальнейшие разъяснения.

– Да, мы взяли Скорую Руку. Он действительно оказался проворным и неуловимым, как ртуть. Его только что поймали; по его словам, он собрался порыбачить в Оркни. Но это тот самый человек – шотландский торговец недвижимостью, который соблазнил жену Рэггли; тот человек, который пил шотландское виски в баре, а потом уехал на поезде в Эдинбург. Никто бы не узнал о нем, если бы не вы.

– Но я имел в виду… – растерянным тоном начал отец Браун.

В этот момент перед входом в гостиницу раздался лязг и рокот тяжелых автомобилей, и в дверях бара замаячили двое или трое полицейских. Один из них, которому инспектор предложил сесть, подчинился с одновременно довольным и усталым видом. Он с восхищением посмотрел на отца Брауна.

– Да, сэр, мы поймали убийцу, – сказал он. – Тут нет сомнений, потому что он едва не прикончил меня. Раньше мне доводилось задерживать крепких парней, но такой попался впервые: пнул меня в живот, словно лошадь копытом лягнула, и чуть было не удрал от пяти полисменов. На этот раз вы получили настоящего убийцу, инспектор.

– Где он? – осведомился отец Браун.

– В полицейском фургоне, сидит в наручниках, – ответил полицейский. – Лучше пусть остается там до поры до времени.

Отец Браун тяжело опустился, почти рухнул в кресло, и бумаги, которые он нервно тискал в руках, вдруг разлетелись по полу вокруг него, словно пласты слежавшегося снега. Не только выражение лица, но и все его тело создавало впечатление лопнувшего воздушного шарика.

– Ох… ох… – приговаривал он, как будто любое добавление было излишним. – Ох… Опять я это сделал.

– Если вы хотите сказать, что снова поймали преступника… – начал Гринвуд, но священник остановил его шипящим восклицанием, похожим на звук пузырьков в стакане с содовой.

– Я хочу сказать, что это случается постоянно, но не возьму в толк почему. Я всегда стараюсь выражаться ясно, но другие вкладывают в мои слова совершенно иной смысл.

– Теперь-то в чем дело? – воскликнул Гринвуд, охваченный внезапным раздражением.

– Понимаете, я что-то говорю, – произнес отец Браун слабым голосом, который сам по себе передавал незначительность сказанного, – но что бы я ни говорил, в моих словах находят нечто большее. Однажды я увидел разбитое зеркало и сказал: «Здесь что-то случилось», а мне ответили: «Да, вы правы, двое мужчин боролись друг с другом, а потом один выбежал в сад», и так далее. Я этого не понимаю. Для меня «что-то случилось» и «двое мужчин боролись друг с другом» – совершенно разные вещи. Осмелюсь утверждать, я читал старинные трактаты по логике. То же самое происходит и сейчас. Похоже, вы все уверены, что этот человек убийца, но я не называл его убийцей. Я сказал, что это тот человек, который нам нужен. Это действительно так: я очень хочу увидеть его. Он мне нужен как единственный человек, которого у нас до сих пор нет в этом отвратительном деле, – как свидетель!

Полицейские, нахмурившись, смотрели на него, словно пытались осознать новый и неожиданный поворот в споре. После небольшой паузы священник возобновил свои объяснения:

– С первой минуты, когда я вошел в этот пустой бар, или салун, то понял, что все дело в его пустоте и уединении. У любого там была возможность остаться наедине с собой – иными словами, без свидетелей. Когда мы вошли, управляющего и бармена не было на месте. Но когда они были в баре? Какой смысл воссоздавать хронологию событий, если кто угодно мог оказаться где угодно? Сплошное белое пятно из-за отсутствия свидетелей. Я все же полагаю, что бармен или кто-то еще находился в баре незадолго до нашего прихода, поэтому шотландец смог получить шотландское виски. Но мы не можем даже гадать, кто отравил шерри-бренди, предназначенное для бедного Рэггли, пока точно не установим, кто и когда побывал в баре. Теперь я хочу, чтобы вы оказали мне еще одну услугу, несмотря на это глупое недоразумение, очевидно произошедшее по моей вине. Я хочу, чтобы вы собрали всех людей, побывавших в этой комнате, – думаю, всех их можно найти, если только мусульманин не отправился обратно в Азию, – а потом освободить несчастного шотландца от наручников, привести его сюда и расспросить, кто подавал ему виски, кто еще находился в баре и так далее. Он – единственный человек, чьи показания включают тот момент, когда произошло преступление. Не вижу ни малейших причин сомневаться в его словах.

– Но послушайте, – запротестовал Гринвуд, – выходит, мы возвращаемся к персоналу гостиницы? Кажется, вы уже согласились, что управляющий не может быть убийцей. Это бармен или кто-то еще?

– Не знаю, – безучастно отозвался священник. – Я не уверен даже насчет управляющего. О бармене мне вообще ничего не известно. Управляющий, возможно, о чем-то умалчивает, даже если он не убийца. Но я точно знаю, что существует единственный свидетель, который мог что-то видеть. Поэтому я и просил, чтобы полицейские ищейки отправились за ним хоть на край света.

Когда таинственный шотландец наконец предстал перед собравшимися, он оказался внушительным мужчиной, высоким, узколицым, с выступающими скулами, резко очерченным носом и пучками рыжих волос на голове. Он носил не только шотландский плащ-накидку, но и шотландскую шапку с завязывающимися лентами. Его насупленный и враждебный вид был вполне понятен, но каждый мог видеть, что такой человек будет оказывать сопротивление при аресте и не погнушается насилием. Неудивительно, что у него дошло до драки с таким задирой, как Рэггли, а обстоятельства его задержания убедили полицейских в том, что они имеют дело с типичным убийцей. Но он называл себя уважаемым фермером из Абердиншира по имени Джеймс Грант, и каким-то образом не только отец Браун, но даже инспектор Гринвуд – проницательный человек с огромным опытом – вскоре убедился, что сдержанная ярость шотландца была свидетельством его невиновности, а не вины.

– Мистер Грант, – серьезно сказал инспектор, без всяких объяснений принявший учтивый тон. – Мы хотим получить от вас лишь показания по одному очень важному факту. Я глубоко сожалею о недоразумении, из-за которого вы пострадали, но уверен, что вы не откажетесь помочь правосудию. По нашим сведениям, вы зашли в этот бар сразу же после открытия, примерно в половине шестого, и заказали бокал виски. Мы точно не знаем, кто из служащих гостиницы – бармен, управляющий или еще кто-то – находился в баре в это время. Будьте добры, взгляните на этих людей и скажите, есть ли среди них тот, кто подал вам виски.

– Да, он здесь, – произнес Грант с угрюмой улыбкой после того, как обвел присутствующих острым взглядом. – Я узнаю его где угодно, и вы согласитесь – такого здоровяка трудно не заметить. В вашей гостинице все слуги так же важничают, как он?

Взгляд инспектора оставался жестким и неподвижным, а лицо отца Брауна ничего не выражало, но на многих других лицах отразилась тень сомнения. Бармен был не особенно высоким и вовсе не спесивым, а управляющий недотягивал и до среднего роста.

– Мы хотим только опознать бармена, – монотонным, бесцветным голосом произнес инспектор. – Разумеется, нам известно, кто это, но нам нужно получить от вас независимое подтверждение. Итак…

Он внезапно замолчал.

– Да вот же он, – устало отозвался шотландец и указал пальцем.

Одновременно с этим жестом огромный Джукс, князь разъезжих торговцев, вскочил на ноги, словно разбушевавшийся слон, а трое полисменов вцепились в него, словно охотничьи псы в дикого зверя.

– Все достаточно просто, – сказал отец Браун своему другу спустя некоторое время. – Как я уже говорил, в тот момент, когда я вошел в бар, то сразу же подумал: если бармен оставляет зал без присмотра, ничто не помешает мне или вам зайти за стойку и всыпать яд в любую из бутылок, поджидающих своих клиентов. Разумеется, более практичный отравитель поступил бы как Джукс, то есть заменил обычное вино отравленным, потому что это можно сделать мгновенно. Он торгует спиртными напитками, поэтому для него не составляло труда держать наготове бутылочку шерри-бренди точно такого же образца. Конечно, есть одно условие, которое в данном случае удалось обойти. Если отравить пиво или виски, которое пьют многие люди, это приведет к массовой гибели. Но когда известно, что человек пьет что-то одно и не слишком популярное среди других – например, вишневую наливку, – это все равно что отравить его в собственном доме. Даже еще безопаснее, потому что подозрение моментально падет на служащих гостиницы, и даже если кто-то заподозрит одного из сотни клиентов, он ни за что на свете не сможет доказать это. Такое убийство можно назвать едва ли не самым анонимным и безответственным, какое может совершить человек.

– Но почему же убийца совершил его? – спросил инспектор.

Отец Браун встал и аккуратно собрал бумаги, которые уронил на пол в минуту растерянности.

– Разрешите привлечь ваше внимание к материалам будущей биографии под названием «Жизнь и письма Джона Рэггли», – с улыбкой сказал он. – А может быть, лучше обратиться к его собственным словам? На этом самом месте он намекнул, что собирается обнародовать скандал, связанный с руководством гостиниц. Обычное дело – сговор между владельцами и оптовыми продавцами спиртного, дающими взятки, чтобы их бизнес получил монополию на поставку всей выпивки, которую продают в гостинице. Никаких взаимных угроз и шантажа, просто махинация за счет клиентов, которых управляющий якобы должен честно обслуживать. Это уголовное правонарушение. Поэтому находчивый Джукс, знаток местных обычаев, при первой возможности заглянул в пустой бар, зашел за стойку и подменил бутылку. К несчастью для него, в этот момент в бар ввалился шотландец и потребовал виски. Ему поневоле пришлось сыграть роль бармена и обслужить посетителя, и он испытал большое облегчение, когда убедился, что тот лишь зашел выпить на скорую руку.

– Сдается, вы сами можете кого угодно обставить на скорую руку, – заметил Гринвуд, – особенно если говорите, что с самого начала что-то заподозрили в пустой комнате. Вы сразу же заподозрили Джукса?

– Да, он производил впечатление богатого человека, – уклончиво ответил отец Браун. – Знаете, когда у человека глубокий, сочный голос, обычно свойственный богатеям? Вот я и задумался: почему у него такой отвратительно богатый голос, когда все честные работяги вокруг него похожи на бедняков? Но, наверное, последние сомнения развеялись после того, как я увидел его сверкающую галстучную булавку.

– Потому что она была фальшивой? – с сомнением в голосе осведомился инспектор.

– Да нет, потому что она была настоящей, – ответил отец Браун.