Помоги проекту - поделись книгой:
— Тогда, может, он внизу дожидается?
— И там его нет, — буркнул шпион, впившись взглядом в лицо хозяина. Но лицо сурового шотландца оставалось вежливо-непроницаемым. Шпион понял, что ничего не добьется от упрямого шотландца, дальнейшие расспросы лишь насторожат его, и добыча ускользнет у него из рук.
— Что же, подожду, — бросил он и неспешно направился в зал, где сидел раньше.
Маклин поклонился и спустился вниз по лестнице. Шпион наблюдал за ним, все еще лелея надежду. Но ей не суждено было сбыться. Маклин ни разу не обернулся, и шпион окончательно разуверился в успехе: подобное безразличие, вероятно, свидетельствовало о спокойной совести. Возможно, он не знает, что в его гостинице проходит встреча заговорщиков. Во всяком случае, не было оснований сделать другое заключение.
Шпион прошелся по коридору, приникая ухом к каждой двери, но ничего подозрительного не услышал. В самом конце коридора он заметил приоткрытую дверь. Слегка толкнув ее, он обнаружил за ней узкую лестницу. Заглянув вниз, он убедился, что лестница ведет в кухню и в садик на задворках гостиницы. С досадой он понял, что это запасной выход, о существовании которого он не подозревал. Вероятно, пока он попусту тратил время в пивном зале справа от лестницы, хозяин, поняв, что перед ним ищейка, благополучно выпроводил заговорщиков. Шпион повернулся и задумчиво побрел обратно. Навстречу ему снова шел хозяин.
— Ваш друг — высокий пожилой джентльмен с красноватым лицом? — спросил он.
— Да, — кивнул шпион. — Судя по описанию, это он.
— Тогда он в пивном зале внизу.
Поблагодарив хозяина, шпион спустился по лестнице. Но он был не из тех, кого легко одурачить. Пусть хитрый шотландец роет ему яму, сам же в нее и попадет. Шпион вошел в пивной зал, но тут же выглянул за дверь, проверяя, куда свернет хозяин. Тот снова исчез в комнате налево.
Соглядатай тут же выскочил из гостиницы и поспешил к своим подручным. Те все еще сидели за деревянным столом, потягивая эль. Шпион, человек хитрый и расчетливый, наперед знал, что произойдет дальше. Он отвел своих головорезов в садик на задворках, они спрятались за живой изгородью из лавра. Наступавшие сумерки должны были способствовать успеху операции.
Тем временем Маклин проник наконец в заднюю комнату, где собрались заговорщики. Он сообщил, что правительственный шпион уже идет по пятам, у него даже хватило наглости осведомиться о сэре Томасе Ли.
— Внизу засела целая шайка бандитов, все, конечно, его люди, — сказал он, — Воспользуйтесь черным ходом, сейчас самое время. Я пустил ищейку по ложному следу.
Заговорщики тотчас вскочили: им не терпелось поскорее выбраться из западни.
— В конюшне стоят оседланные лошади. Мой сын ждет вас. Поторопитесь, господа!
Заговорщики устремились было к двери, но капитан задержал их.
— Простимся здесь, — сказал он. — Я выжду, пока вы благополучно покинете дом. Если мне удастся скрыться, завтра в полдень я буду в клубе «Уайтс»
— Может быть, сначала уйти вам, капитан? — предложил мистер Патридж.
— Нет, нет! запротестовал тот, — Я еще должен кое-что предпринять, пока нахожусь на свободе. Уходите поскорее. Удачи вам!
Оставшись один, капитан Гейнор взял свечу с каминной полки, запалил ее и сжег бумаги, которые прятал в ножнах шпаги. Когда они обратились в пепел, он тяжело вздохнул: как печально закончилась его миссия! Заговор раскрыт, в бумагах сейчас нет нужды, поскольку ему самому угрожает арест, необходимо было их уничтожить.
Оставив на каминной решетке кучку пепла, капитан вышел из комнаты, пересек переднюю и, убедившись, что в коридоре пусто, направился к запасному выходу. Не повстречав на своем пути ни одной души, он приоткрыл дверь и уже собрался сбежать вниз по лестнице, но замер как вкопанный: внизу слышался шум схватки. Невнятный гул голосов перекрыл приказ:
— Стоять на месте, или я стреляю!
Капитан выругался. Его друзья попали в засаду! Дом, разумеется, окружен, или оба выхода охраняются. Капитану оставалось утешаться тем, что его не арестовали вместе со всеми. Стычка, судя по всему, возобновилась: послышался выстрел, затем крики, постепенно шум голосов стих. Но вскоре началась суматоха у дверей: посетителей и постояльцев встревожила схватка. Капитан слышал голоса, топот ног по коридору и благодарил судьбу, что тьма укрыла его от чужих глаз. Главное, чтобы его не схватили здесь, в гостинице, ведь среди преследователей наверняка есть правительственные ищейки.
Гейнор увидал справа от себя дверь и, не задумываясь, повернул ручку. Дверь отворилась, он проскользнул внутрь, затем, тихо притворив дверь, запер ее на ключ, торчавший в замочной скважине. Он огляделся и обнаружил, что находится в спальне. Сейчас она пустовала, но доказательств, что в номере были постояльцы, было предостаточно: плащ, брошенный на спинку стула, пара туфель на высоких каблуках, нижняя юбка и шаль, валявшиеся на кровати, полураскрытый, битком набитый саквояж на полу, из которого торчали ленты и кружева.
Из окна, выходившего на восток, в мягком сумеречном свете открывался вид на поля, на заросли шиповника и серую громаду герцогского замка Боуфорт вдали. Вдруг из скрытой портьерами ниши послышался звонкий молодой голос:
— Наконец-то ты вернулся, Генри!
Капитан Гейнор вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки. Его приняли за Генри, и он мгновенно отозвался:
— Да.
— Где ты пропадал так долго? — в голосе женщины прозвучали капризные нотки. — Ты же знаешь, что тебя ждут. Я давно проголодалась и...
Портьеры раздвинулись, из-за них появилась женщина. Увидев постороннего, она невольно осеклась. Гейнор сильно опасался, что она полуодета и вмиг поднимет крик от испуга и смущения. К огромному облегчению, он убедился, что туалет незнакомки имеет вполне законченный вид, если не считать очаровательного беспорядка в прическе и отсутствия шемизетки на белоснежной шее. Перед ним в эффектном обрамлении портьер из пурпурного бархата стояла красивая, царственно величавая женщина. Картина, сама по себе радующая взор, отнюдь не обрадовала капитана Гейнора.
Бледная от испуга незнакомка смотрела на незваного гостя расширившимися от ужаса глазами, а он, опережая ее действия, склонился в галантном поклоне:
— Приношу вам глубочайшие извинения и молю о снисхождении. Простите мое невольное вторжение, мадам!
Спокойный тон и хорошие манеры незнакомца немного успокоили даму, но в ней чувствовалась настороженность.
— Кто вы? — спросила она звенящим от волнения голосом, — Что вы здесь делаете?
— Я перепутал двери и попал в другой номер, — объяснил капитан Гейнор.
— Но вы заперли дверь на ключ, — укоризненно напомнила она, снова поддавшись испугу.
— Просто я не хотел, чтобы меня беспокоили.
— Но вы... вы отозвались на имя Генри! — воскликнула она.
— Меня зовут Генри.
Последовало молчание. Дама нахмурила брови и спросила несколько вызывающе:
— Почему же вы не уходите?
Она направилась к шнурку с колокольчикам.
— Я жду, когда вы разрешите мне покинуть вас, мадам.
— Ждете моего разрешения? — удивленно переспросила она. — Немедленно уходите, сэр!
— Сию минуту, мадам! — смиренно ответил он и, к ужасу дамы, решительно прошел в комнату. — С вашего разрешения, — добавил он холодно, — я предпочел бы покинуть вас через окно.
— Через окно? — недоумевающе переспросила она и с беспокойством подумала, уж не сумасшедший ли перед ней.
В коридоре по-прежнему слышался топот ног, звучали приглушенные голоса.
— Подумайте, мадам! — сказал капитан, махнув рукой в сторону коридора. — Надеюсь, вы не считаете меня совсем пропащим? Я уважаю доброе имя женщины и не могу позволить, чтобы меня увидели выходящим из ее спальни. Согласитесь, окно предпочтительней.
Дама, сузив глаза, преградила ему путь. Капитан восхитился ее смелостью, как прежде — красотой.
— Вы знаете, кто я, сэр? — спросила она. — Я — леди Треш. Мой муж — Генри Треш, один из судей в Мидлсексе.
— Сэру Генри можно позавидовать, мадам, — ответил Гейнор без тени смущения.
Ситуация становилась смешной. Капитан Гейнор отвесил леди Треш церемонный поклон, прижав шляпу к груди.
— Я бы предпочел, мадам, быть представленным вам при других обстоятельствах, но и сейчас эта встреча для меня большая честь.
Капитан снова поклонился, но вовсе не спешил уйти — ни через дверь, ни через окно. Он решил для себя: чем дольше он здесь пробудет, тем лучше. Беготня в коридоре прекратилась.
— Немедленно отоприте дверь, сэр! — леди Треш, точно королева в трагедии, вытянула руку с указующим перстом, подчеркивая настоятельность приказа.
— Это было бы неблагоразумно, — воззвал к ее разуму капитан. — А выпрыгнуть из окна очень удобно: высота здесь не более двенадцати футов
Царственная грудь леди Треш вздымалась от волнения.
— Скажите наконец, кто вы! — потребовала она.
Капитан пожал плечами, в его глазах промелькнула грустная усмешка. Он чуть было не назвал свое имя, полагая, что в его положении лучше всего сдаться на милость победителя, как вдруг на лице леди Треш появилось выражение растерянности, и она невольно прижала руку к груди.
В коридоре слышались чьи-то тяжелые шаги. Леди Треш поняла, что вернулся муж. Шаги замерли у двери, щелкнула ручка. Потом в дверь постучали, и ворчливый голос произнес:
— Кейт!
— Мой муж! — прошептала, словно выдохнула, леди Треш.
Капитан Гейнор сочувственно развел руками.
— Я же говорил, — прошептал он в ответ, — мне придется выпрыгнуть в окно.
Леди Треш стиснула пальцы, глядя на него с отчаянием и злостью.
— Я погибла! — простонала она.
— Не бойтесь!
Капитан на цыпочках прошел мимо нее к окну и распахнул его настежь.
Тем временем стук в дверь становился все настойчивей и громче. Снова щелкнула ручка, послышался ворчливый голос:
— Открой же, Кейт!
— Это ты, Генри? — отозвалась она.
Незваный гость уже стоял на подоконнике.
— А кого еще ты ждешь? Черт побери, что за привычка запираться!
Леди Треш медленно прошла по комнате и повернула ключ. Капитан Гейнор исчез.
Он прыгнул вниз и, пролетев добрых четырнадцать футов, приземлился. В голове у него шумело, но медлить было нельзя. Он промчался через конюшенный двор и укрылся в конюшне, прежде чем сэр Генри наверху пересек порог комнаты. В конюшне капитана ждал сильно обеспокоенный Маклин-младший. Увидав Гейнора, шотландец возблагодарил Бога.
— Конь оседлан, — сказал он вместо приветствия. — Пойдемте, сэр!
От сына хозяина капитан узнал, что пятеро его друзей арестованы. Их отправили в Лондон в наемных экипажах в сопровождении правительственных сыщиков. Сэр Томас Ли, обороняясь, выхватил шпагу, ему прострелили руку. Мистер Дайк тоже пытался оказать сопротивление, ему разбили голову. Хозяин гостиницы на свободе, он найдет ответ на любой каверзный вопрос, заверил капитана Маклин-младший.
Выслушав его, капитан Гейнор решил оставить своего коня в конюшне Маклина до следующего приезда. А сейчас он попросил почтовую лошадь.
Коварный удар правительства по якобитскому движению болью отозвался в душе капитана, но он не терял присутствия духа. К ночи он добрался до Чаринг-кросс, отвел лошадь на почтовую станцию и занялся претворением придуманного им плана в жизнь.
Через полчаса он уже сидел неподалеку от Уайтхолла
Сильный запах бренди, исходивший от засопи, убедил сторожа, что он пьян мертвецки. Надо напомнить, что еще при покойной королеве
Сначала он очень тщательно обшарил карманы капитана. Их содержимое находилось в явной диспропорции с капитанским мундиром: Гейнор предусмотрительно спрятал все ценное подальше от жадных пальцев воров, и старый негодяй заключил, что карманы успели обшарить до него. Потом сторож трещоткой привлек к себе внимание констебля
Капитана Гейнора препроводили в ближайшую тюрьму — Гейтхаус
Прислонившись спиной к стене и вытянув ноги, Гейнор провел в камере одну из кошмарнейших ночей в своей жизни. Но он утешался сознанием того, что все идет так, как он задумал. Капитан почти не сомневался, что последующие события щедро вознаградят его за муки.
Глава X
ДВА ПИСЬМА
Помощник министра Темплтон завтракал в столовой своего роскошного особняка. Это была просторная солнечная зала с белыми панелями и с обилием позолоты. Длинные французские окна, сейчас открытые, выходили на террасу. Балюстраду из серого камня оживляли герани и розы.
Государственный муж чувствовал себя весьма непринужденно в халате из голубой парчи. Стриженые волосы стягивал шелковый платок, яркость которого подчеркивала болезненную бледность его длинного породистого лица. За круглым столом напротив него сидела миссис Темплтон, маленькая, склонная к полноте женщина. У нее был желтоватый, нездоровый цвет лица. Время оставило на нем свои следы. Хищное, с орлиным носом, оно считалось красивым в дни молодости. Между супругами сидел кузен мистера Темплтона сэр Ричард Толлемах Темплтон, вчера вернувшийся из заграничного путешествия.
Баронет был лет на десять моложе помощника министра, — сэру Ричарду едва перевалило за тридцать, — тем не менее мистер Темплтон, державшийся высокомерно с подчиненными и посетителями, проявлял к сэру Ричарду должное уважение как к титулованной особе и главе рода. Помощник министра почитал за честь для себя принадлежать по праву рождения к семейству Темплтонов. Семья была его религией, в общении с родными он отбрасывал всякую чопорность и порой даже выказывал симпатию, как, к примеру, сегодняшним утром. Он даже пустился в философские рассуждения на эту тему.
— В этом мире, мой дорогой Толлемах, — он счел, что Ричард — слишком фамильярное обращение к человеку, занимающему в свете столь высокое положение, — в этом мире истинное величие весьма редко получает признание. Вульгарная, неразборчивая толпа всегда принимает на веру то, что ей говорят. Она не имеет собственных суждений, собственных понятий. Она почитает великим того, кто сам себя провозглашает великим. Ей не понять, что для истинного величия такое самовосхваление в высшей степени отвратительно... э-э-э... в высшей степени отвратительно...
— Я что-то не чувствую подобного отвращения в тебе, Эдвард, — заметала хозяйка дома, и в ее бесцветных глазах зажглись недобрые огоньки.
— Моя дорогая, милая моя! — голос мистера Темплтона выражал решительное неприятие обидного подтекста. — Да будет мне позволено здесь, в священной интимности своего домашнего очага... э-э-э... разоблачиться.
— Тебе больше пристало оставаться в халате! — отрезала жена, досадуя на его излишне цветистую риторику.
Сэр Ричард невольно улыбнулся.
— Я имею в виду не телесное, а духовное, интеллектуальное разоблачение, — продолжал муж. — Неужели человек за своим столом, в присутствии своей жены и главы нашего славного рода, а своих пенатах не может свободно высказать свои мысли, не рискуя показаться... э-э-э... нескромным? Скромность — публичное одеяние приличного человека. Но публика, понятия не имеющая о приличиях, почитает истинно великим того, кто обходится без прикрытия скромностью. — И он вернулся к предмету разговора, от которого отвлекся из-за вмешательства жены: — Так вот, Толлемах, с одной стороны — лорд Картерет, с другой — я. У лорда Картерета огромный доход, перед ним лебезят и низкопоклонничают. Король дарит его своей улыбкой, осыпает почестями, в его тени мне остается лишь работать, приумножая его славу. Сам же лорд Картерет палец о палец не ударит, чтоб ее заслужить... палец о палец не ударит...
Мистер Темплтон раздраженно помешал ложечкой свой шоколад.
— Будет и на твоей улице праздник, Нед, — добродушно утешил его сэр Ричард.
Мистер Темплтон поднял ложку в знак несогласия с кузеном.
— А кто мне это гарантирует? — он коротко и зло рассмеялся. — Вижу, ты плохо представляешь себе, каким образом милорд утверждает свое величие. Позволь, я объясню тебе, Толлемах... позволь, я объясню... В государственных делах милорд Картерет маячит передо мной, как.., э-э-э... как носовая фигура корабля перед штурманом. Впрочем, нет, это чересчур всеобъемлющая метафора. Будь оно так, все было бы хорошо... все было бы хорошо... Я не очень удачно использовал этот образ.
— Твоя речь была бы намного вразумительней, если бы ты обходился без образов, — заявила жена, — Вероятно, ты имел в виду, что стоишь у штурвала государственного корабля, а лорд Картерет присваивает себе твои заслуги.
Поделиться книгой: