Маскарад для убийства

Рекс Стаут

Маскарад для убийства

(Из сборника повестей «Занавес для троих»)

В тот день мне пришлось изрядно попотеть. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, так это выйти на свежий воздух, но для такого шага во мне было слишком много благоразумия. Поэтому я лишь изредка позволял себе спускаться в кабинет, прикрыв за собой дверь, ведущую в прихожую, устроиться в кресле, закинув ноги на стол, закрыв глаза, и глубоко вздохнуть.

Я сделал два промаха. Когда Билл Мак-Наб, цветовод и издатель «Газетт», предложил Ниро Вулфу в один из дней пригласить к себе членов Манхэттенского Цветочного Клуба, чтобы дать им полюбоваться его орхидеями, я должен был представлять, чем это мне грозит.

Когда они назначили день и разослали приглашения, мы договорились с Вулфом, что Фриц и Сол будут встречать гостей у парадного входа, а я останусь с Вулфом и Теодором развлекать гостей в оранжерее. Будь у меня в тот момент хоть капля здравого смысла, я должен был решительно воспротивиться такому раскладу. Но не сделал этого и в результате был вынужден битых полтора часа слоняться в толпе гостей Ниро Вулфа, раскланиваясь направо и налево и всем своим видом выказывая восторг и блаженство… «Что вы, сэр, это вовсе не „Брассо“, а „Лейлия“… Совершенно верно, мадам, вы случайно задели рукавом этот цветок. Теперь он зацветет только в следующем году».

Все было бы не так скверно, если бы среди гостей нашлись те, на ком взгляд мог отдохнуть. Без сомнения, Манхэттенский Цветочный Клуб весьма разборчив в вопросах приема в свои ряды, но при этом, очевидно, его критерии слишком разительно отличаются от моих. Мужчины, впрочем, были еще ничего, как обычно. Но женщины! С какой изуверской нежностью они набрасывались на цветы только потому, что те не могли ответить им взаимностью.

Впрочем, одна все же оказалась ничего себе — но всего одна. Я мельком увидел ее в другом конце заполненного людьми прохода, когда надумал заглянуть в холодное отделение. На расстоянии десяти шагов она казалась вполне привлекательной, и когда мне, искусно лавируя среди цветоводов, удалось подойти к ней достаточно близко, чтобы ответить на вопросы, если таковые у нее появятся, у меня на этот счет не осталось сомнений.

Первый быстрый взгляд, который она искоса бросила на меня, ясно свидетельствовал о том, что ей не составляет труда заметить разницу между цветком и мужчиной, но она лишь улыбалась и качала головой, проталкиваясь вперед вместе со своими спутниками — пожилой дамой и двумя мужчинами. Чуть позже и с тем же успехом я предпринял еще одну попытку, а еще позже, чувствуя, что улыбка может примерзнуть к моему лицу, если я не дам себе передышку, решился на самовольную отлучку, незаметно пробрался к дальнему концу теплого отделения и боком выскользнул из него.

Гости продолжали прибывать, хотя было уже четыре часа. На моей памяти, на которую у меня не было поводов жаловаться, старый особняк Ниро Вулфа на Западной стороне Тридцать пятой улицы еще никогда не принимал столько посетителей сразу. Я зашел в свою спальню за пачкой сигарет; спустившись этажом ниже, свернул в коридор — убедиться, что дверь в спальню Вулфа заперта.

В просторной прихожей внизу я на секунду задержался, чтобы взглянуть, как Фриц Бреннер справляется одновременно с приемом и проводами гостей, и увидел, что Сол Пензер с чьей-то шляпой и пальто появляется из гостиной, которая сегодня использовалась под гардероб. После того, как уже было сказано, пробрался в кабинет и, прикрыв за собой дверь, устроился с ногами за своим столом, откинувшись в кресле, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.

Я провел в кабинете минут восемь или, может быть, десять и уже успел расслабиться и почувствовать себя менее уставшим, как вдруг дверь открылась и она вошла в кабинет. На этот раз одна, без спутников. Пока она притворяла дверь и поворачивалась ко мне, мне удалось вскочить на ноги и дружелюбно начать.

— Я как раз сидел здесь, обдумывая…

Увидев ее лицо, я запнулся. В нем не было ничего необычного, но все же что-то сообщало ему обеспокоенное выражение. Она сделала несколько шагов ко мне, но на полпути остановилась и опустилась в одно из желтых кресел:

— У вас найдется что-нибудь выпить?

— Разумеется, — сказал я, подошел к буфету и достал из него бутылку виски.

Ее руки дрожали, принимая бокал, но она не пролила ни капли и осушила его двумя глотками.

— Как мне недоставало этого!

— Еще?

Незнакомка отрицательно покачала головой. Ее карие блестящие глаза от виски стали влажными, и она вдруг ответила мне долгим и внимательным взглядом.

— Вы Арчи Гудвин, — утвердительно произнесла гостья.

Я кивнул.

— А вы, судя по всему, королева Египта?

— Я предводительница бабуинов, — объявила она. — Только не знаю, как они научили меня говорить. — Она поискала взглядом, куда поставить бокал, я сделал шаг и принял его из ее рук. — Посмотрите, как дрожат мои руки, — пробормотала она.

Предводительница бабуинов вытянула руку вперед, я заключил ее в свои ладони и мягко, по-дружески пожал.

— Вы выглядите немного расстроенной, — сказал я.

Гостья отдернула руку.

— Мне необходимо увидеться с Ниро Вулфом. Увидеться сейчас, пока я не передумала. — Она уставилась на меня своими блестящими карими глазами. — Конечно, я влипла в прескверную историю. Но выход есть. Нужно только уговорить Ниро Вулфа помочь мне выпутаться из нее.

Я заметил, что ей это вряд ли удастся, пока прием не закончится.

Она огляделась по сторонам.

— Сюда могут войти?

Я ответил отрицательно.

— Можно еще выпить? Будьте добры.

Я сказал, что для начала ей лучше успокоиться, но вместо возражений она поднялась и налила себе сама. Я сел и, нахмурясь, наблюдал за ней. Для члена Манхэттенского Цветочного Клуба или даже дочери одного из них моя посетительница производила слишком странное впечатление. Она вернулась к своему креслу, села и посмотрела на меня. Разглядывать ее и считать это занятие неплохим способом приятного времяпрепровождения можно было только в том случае, если у меня оставался какой-нибудь шанс на заключение контракта.

— Я могла бы рассказать вам, — задумчиво произнесла она.

— Многие так и поступают, — скромно потупился я.

— Пожалуй, мне лучше выговориться сейчас.

— Хорошо. Начинайте.

— О'кей. Меня можно обвинить в мошенничестве.

— Этого недостаточно, — возразил я. — Чем вы занимаетесь? Передергиваете в канасту?

— Я говорила вовсе не о шулерстве, — она нервно закашлялась, — а только о мошенничестве, напомните мне как-нибудь при случае, чтобы я рассказала вам историю своей жизни. О том, что моего мужа убили на войне и мне пришлось опуститься до этого. Мои слова не разжигают вашего любопытства?

— Разумеется, разжигают. Так чем же вы занимаетесь — разворовываете орхидеи?

— Нет. Плохо быть бедной и плохо быть нечестной — так я привыкла думать раньше. Но однажды мне вдруг пришлось убедиться, что это не так просто. В жизни случается сталкиваться с разными людьми и подчиняться их влиянию. Два год назад мы вчетвером выманили сто тысяч у одной состоятельной дамы. Я могу рассказать вам, как нам это удалось, даже назвать имена, потому что вряд ли ей придет в голову разоткровенничаться.

Я кивнул.

— Жертвы шантажа редко бывают способны на это.

— Я не вымогатель!

— Приношу свои извинения. Мистер Вулф часто говорит, что я опережаю события.

— Сейчас именно такой случай. — Она кипела от негодования. — Вымогатель хуже мошенника. Но дело не в этом. Самое отвратительное для мошенника состоит в том, что другие мошенники толкают его на низость, хочет он того или нет. Заставляют его малодушничать — вот что хуже всего! Когда-то у меня была подруга настолько близкая, насколько возможно мошеннику в его положении. Но ее убили. Если бы я выложила все, что мне известно, убийцу наверняка бы поймали; но я тряслась от страха перед полицейскими, и поэтому он все еще на свободе. Но ведь она была моей подругой! Я чувствую, что опускаюсь на самое дно.

— Слишком низко, — согласился я, наблюдая за ней. — Видите ли, я почти не знаю вас. Мне трудно представить, как вы поведете себя после двух бокалов виски. Может быть, ваше любимое занятие — водить за нос частных детективов.

Она пропустила мое замечание мимо ушей.

— Я давно поняла, — продолжала она, как будто читала монолог, — что совершила ошибку. С год назад я решила покончить с этим. Самый верный путь — рассказать все кому-нибудь, как я рассказываю сейчас вам, но у меня не хватило сообразительности сделать это.

Я кивнул.

— Да, я понимаю.

— Поэтому я все откладывала решительный шаг. В декабре мы провернули неплохое дельце, и я укатила отдыхать во Флориду, но по дороге встретила одного типа с клиенткой на поводке. Только неделю назад мы вернулись сюда. Вот чем я сейчас занята и почему оказалась здесь. Тот человек… — Она внезапно остановилась.

— Ну, — подбодрил я ее.

Она выглядела совсем подавленной, не просто встревоженной — нет, тут было что-то другое.

— Я ничуть не преувеличиваю насчет него, — сказала она. — И ничем ему не обязана. Он просто противен мне. Но все это касается только меня и никого больше. Мне нужно лишь объяснить, почему я здесь. Как бы я желала не приходить сюда вовсе!

У меня не было никаких сомнений относительно ее искренности, даже в том случае, если эта сцена репетировалась перед зеркалом.

— Все это подтолкнуло вас к беседе со мной, — напомнил я.

Она уставилась взглядом в какую-то точку позади меня.

— Если бы только я не пришла! Если бы только я не встретила его!

В волнении она наклонилась ко мне.

— Я соображаю либо слишком быстро, либо слишком туго, и это мой недостаток. Когда до меня дошло, что я знаю его, мне нужно было отвести глаза и сразу отвернуться, — еще до того, как он повернулся и прочитал все в моих глазах. Но я была так потрясена, что не смогла сделать это. Я стояла, не спуская с него глаз, и думала, что не узнала бы его, окажись он без шляпы, и тут он вдруг взглянул на меня и понял, что произошло. Но было уже слишком поздно. Я умею управлять своим лицом в присутствии кого угодно при каких угодно обстоятельствах, но сегодня это оказалось выше моих сил. Заминка получилась настолько заметной… Миссис Орвин спросила, что со мной. Только тогда я попыталась взять себя в руки. После того, как я увидела Ниро Вулфа, мне пришла в голову мысль поговорить с ним; но, естественно, невозможно было осуществить ее прямо там, среди гостей. Потом вы вышли, и как только мне удалось отделаться от своих спутников, я бросилась разыскивать вас.

Она попыталась улыбнуться мне, но улыбка вышла какой-то жалкой.

— Сейчас мне немного лучше, — с надеждой сказала она.

Я кивнул.

— Это неплохое виски. Вы намерены держать в тайне, кого вы узнали?

— Нет. Я расскажу о нем Ниро Вулфу.

— Все же вы решились довериться мне. — Я прищелкнул пальцами. — Поступайте, как вам удобнее. Кому бы вы ни рассказали, какой вам от этого прок?

— Как же, тогда он не сможет ничего сделать мне.

— Почему?

— Не рискнет. Ниро Вулф предупредит его, что я все рассказала, поэтому, если со мной что-нибудь случится, он будет знать, кто сделал это, — я имею в виду, Ниро Вулф будет знать и вы тоже.

— Мы будем знать только в том случае, если раздобудем его имя и адрес. — Я внимательно изучал ее. — Должно быть, это и в самом деле еще тот субъект, если он так напугал вас. Кстати, если уж мы заговорили об именах, как вас зовут?

Она издала какой-то звук, который мог означать смех.

— Что вы скажете насчет Марджори?

— Неплохо. Под каким именем вы записаны сейчас?

Она заколебалась.

— Ради всего святого, — запротестовал я, — вы же не в безвоздушном пространстве, и я, в конце концов, детектив. Мы записывали имена при входе.

— Синтия Браун, — сказала она.

— Вы пришли с миссис Орвин?

— Да.

— Она и есть ваша сегодняшняя клиентка? Поводок, за который вы ухватились во Флориде?

— Да. Но с этим… — она сделала неопределенный жест. — С этим покончено. Я вышла из игры.

— Понимаю. Тем не менее остается еще одна вещь, о которой вы мне ничего не сказали. Кто тот человек, которого вы узнали?

Синтия скосила глаза в сторону двери, потом осмотрелась более обстоятельно.

— Нас могут услышать? — спросила она.

— Нет. Вторая дверь ведет в гостиную, сегодня это гардероб. Ко всему прочему, стены кабинета — звуконепроницаемые.

Синтия снова оглянулась на дверь, ведущую в прихожую, потом повернулась ко мне и произнесла, понизив голос:

— Все должно получиться так, как я задумала.

— Почему бы и нет?

— Я была с вами не до конца откровенной.

— Я и не ждал другого от мошенника. Попробуйте еще раз.

— Я хочу сказать… — она закусила губу. — Дело не в том, что я боюсь за себя. Разумеется, я боюсь, но Ниро Вулф нужен мне не только для того, чтобы обезопасить меня. Мне надо поговорить с ним о том убийстве, но он не должен упоминать моего имени. Мне вовсе не улыбается объясняться с полицейскими — а сейчас особенно. Если ему не удастся выполнить это условие… или вы уверены, что ему удастся?

Я почувствовал, как по спине пробежала легкая дрожь. Такое бывало со мной только в самых редких случаях, но сегодняшний, без сомнения, принадлежал к их числу. Я посмотрел на нее строгим взглядом и не позволил дрожи проникнуть в голос.

— Он возьмется за дело, если вы заплатите ему. Какими доказательствами вы располагаете? Или у вас их нет?

— Я видела его.

— Вы имеете в виду сегодня?

— Я имею в виду то, что видела его тогда. — Она крепко сцепила руки. — Вам уже известно, что у меня была подруга. В тот день я навестила ее. И как раз собиралась уходить — Дорис отправилась в ванную, — а когда подошла к входной двери, вдруг услышала, как снаружи в замке поворачивается ключ. Я остановилась, дверь открылась, и вошел мужчина. Увидев меня, он тоже остановился. Мне раньше не доводилось встречать содержателя Дорис — ей это вряд ли пришлись бы по вкусу. Поскольку у него был свой ключ, я подумала, что ему просто захотелось сделать ей сюрприз, поэтому я пробормотала что-то насчет того, что Дорис в ванной, и вышла.

Синтия замолчала. Чуть расслабила руки, но потом опять крепко сжала их.

— Я сжигаю за собой мосты, — сказала она, — но всегда могу отказаться от своих слов, если потребуется. Итак, от Дорис я отправилась в коктейль-бар, а позже я позвонила ей, чтобы спросить, остается ли в силе наша договоренность насчет обеда, имея в виду визит ее содержателя. Никто не снял трубку, поэтому я вернулась к Дорис, позвонила в дверь и снова не услышала ответа. У нее в доме был лифт без лифтера и коридорных, и спросить оказалось не у кого.

Ее горничная обнаружила труп только на следующее утро. Газеты сообщили, что Дорис убили днем раньше. Тот человек убил ее! Но о нем в газетах не было ни слова — никто не видел, как он входил или выходил из дома. И я даже рта не раскрыла! Подлая, малодушная тварь!

— И сегодня он неожиданно для вас появился здесь, среди любителей поглазеть на орхидеи?