Белый «мерседес»

Мальчик. А посмотрите на экран. Ее только что показывали. В обнимку с этим негром. (На экране

— Джо крупным планом, а Сю не видно.) Мать. Не болтай, мальчик, глупостей. У тебя галлюцинации. Что может быть общего у нашей девочки с этим… ну… этим…

Мальчик. Черномазым? Вы так хотели сказать? А я не знал, что вы — расисты.

Отец мальчика. Не болтай глупостей. И не дерзи старшим. Вынь палец из носа! Борец за справедливость.

Отец Сю (вступаясь за мальчика). Это хорошо, что его волнуют такие проблемы. Нам, евреям, это очень близко и понятно.

Он, обняв мальчика за плечи, подводит его к стене в самом видном углу столовой. Там, в раме, висит, вырезанный из бумаги и наклеенный на картон, силуэт дерева, на каждой ветке которого вместо плодов — кружок фотографии с детской головкой. Мальчишечьи и девчоночьи головки.

Отец. Это моя семья. И все так и остались детьми. Фиру убили, когда ей еще не было двух лет. Моей дочери Сюзанне она приходится тетей. А это дядя Сюзанны — Самуил. Ему всегда будет пять лет. И не больше.

Мальчик. А мне кем приходится Самуил?

Отец. Двоюродным дедушкой.

Мальчик. У меня самый юный дедушка в мире!

Мать Сю. У нас,у евреев, все не как у людей.

Отец. Наша история насчитывает тысячелетия. Другие народы, жившие в те времена, давно исчезли. А мы, слава богу, живы. А почему? Потому что не смешались с другими, сохранили себя. Мы — древнейший народ в мире.

Мальчик. А китайцы?

Отец. Когда другие народы еще по деревьям бегали, у нас уже были: единый бог, царь Давид и царь Соломон… Песнь песней.

Мальчик. А когда евреи еще не знали, что они евреи, китайцы изобрели порох.

Мать. Лучше бы они его не изобретали, этот порох. Все! Никаких дискуссий! Прошу к столу. Наша дочь, если опоздает, присоединится к нам.

Зажигают свечи. Мать благословляет хлеб, читает молитву. Гости приступают к трапезе.

7. Станция технического обслуживания.

(День)

«Крайслер» Сюзанны с разбитым передом стоит во дворе станции, приподнятый краном машины техпомощи, приволокшей его сюда с места аварии. Владелец станции, в комбинезоне, выписывает Сю квитанцию.

Владелец станции. Через два дня будет как новая. Возьмите у нас машину, чтобы добраться домой (показывает на старенький красный «Фольксваген»), а когда мы ваш «Крайслер» доставим, вернете нам нашу.

Он вручает Сю ключи от «Фольксвагена».

8. Улица перед домом Сю.

(Поздний вечер)

Сю подъезжает на красном «Фольксвагене», тепло и сентиментально взглядывает на окна родного дома, где светятся огоньки свечей, и, тряхнув головой, изо всей силы давит на клаксон, взорвав патриархальную тишину еврейской улицы в маленьком городке штата Нью-Джерси.

Из дома выбегает отец, за ним — мать. В окнах появляются лица жующих гостей.

Отец. Милая доченька, я рад, что ты, наконец, дома.

Мать. Мы так переволновались.

« Отец. Но почему ты на этой… немецкой машине? Когда мы с твоей мамой после войны живыми выбрались из германского концлагеря в Америку, мы поклялись, что нашей ноги никогда не будет на немецкой земле, никогда не сядем за руль немецкой машины, ничего не купим, что сделано немецкими руками.

9. Спальня Сю в доме родителей.

(Утро)

Сю еще в постели. Пьет кофе и болтает по телефону с подружкой.

Сю. Мюриел! Послушай, я тут произвела форменный переполох. Приехала на немецком «Фольксвагене». Мне его дали, чтоб добраться домой. Наши евреи встали на дыбы. И мои предки — в первую очередь. Слыхано ли? Видано ли? Чтобы еврейская девушка из приличной семьи села за руль машины, сделанной палачами?! Для них все немцы

— палачи, все евреи — жертвы. Весь мир делится на евреев и на остальных. Не жизнь, а сплошное поминовение усопших. Живешь, как на кладбище. Не знаю, как ты, Мюриел, а я больше не могу, не выдержу. Давай махнем на каникулы в Европу. Ну, на Средиземное море… Поживем как все люди. Без дурацких комплексов. Что? Сегодня вечером у твоих друзей вечеринка? Конечно, поеду! Куда угодно! Лишь бы подальше от печальных глаз моих предков. Только ты заезжай за мной. А то мой злосчастный «Фольксваген» под арестом. Отец запер его в гараж и отнял ключи, чтобы я не позорилась перед соседями. Боже, средневековье какое-то!

10. Дом приятелей Мюриел.

(Вечер)

Когда Сю и Мюриел переступили порог дома, их, как в дискотеке, оглушил грохот музыки и ослепили разноцветные вспышки света, перемежавшиеся с полной темнотой, в которой, как угли, тлели зеленые и красные огоньки на радиоаппаратуре. Вспышки света выхватывали из тьмы голые тела, извивающиеся на ковре, на лестнице.

Сю сначала услышала голос женщины, говорящей по телефону, потом увидела ее голову с распущенными волосами и прижатой к уху трубкой.

Женщина (ласковым, воркующим голоском кого-то увещевала на другом конце провода). Милый, я плохо слышу из-за музыки, но через час, от силы два, буду дома. Ты голоден? Бедненький! Возьми что-нибудь в холодильнике. Неужели это проблема — поесть самому, без жены? Я тебя избаловала, милый. Попробуй хоть раз сам накрыть стол, согреть ужин, тогда оценишь мой труд. Ты, как малое дитя. Ладно. Скоро буду.

И только тут Сю разглядела, что женщина раздета донага и сидит верхом на голом человеке, разлегшемся на спине. Сидит на его члене, в ритм с ним поколыхивая телом и телефонной трубкой, прижатой к уху.

Сю привел в себя голос Мюриел.

Мюриел. Здесь одетой быть неприлично.

Сю. А где… раздеваться?

Мюриел. Прямо тут… Бросай на пол. Никто твое не унесет. Тут все из хороших семей.

Сю идет по дому нагой, ведомая за руку таким же, нагим, пареньком. Они переступают через чьи-то тела, ища для себя место, где можно прилечь. Мимо них с визгом промчалась Мюриел, увлекая за собой какого-то черного парня.

Сю. Как тебя зовут?

Парень. Ларри.

Сю. А меня — Сю.

Ларри. Это твое настоящее имя? Или придумала?

Сю. Какая разница? В одежде мы друг друга не узнаем.

Ларри. Тебе весело?

Сю. А тебе?

Они, наконец, нашли место в углу. Сю легла на спину, развела ноги. Он склонился над ней и закачался.

На шее у парня висит металлический крест на цепочке. И каждый раз, когда их головы сближаются, крест царапает Сю нос.

Сю. Веселенькая картинка. Вроде крещения. А мои еще в синагоге молятся. Увидели бы — разрыв сердца на месте.

Ларри. Что? Что ты сказала?

Сю. Ничего. Подумала вслух. Гей, Ларри. Или как тебя? Слезай! Приехали! Ты меня рассмешил.

Ларри. Но я еще не кончил.

Сю. Это твоя проблема.

Ларри. Мне бы еще минуточку. И — все!

Сю. А ты в кулак! Не пробовал? Самое милое дело. Самообслуживание.

Оба поднимаются с пола, и тут Сю видит Мюриел, склонившуюся к телефону и выставившую им свой голый зад.

Мюриел (в трубку). Мамочка! Здесь очень при— личные люди! Студенты. Есть семейные. Читаем стихи. Поем. Не знаю, чего ты беспокоишься?

Сю выразительно кивает Ларри, и он, поняв, вдвигает свой неостывший член Мюриел между ягодиц. Мюриел лишь глаз скосила назад и одобрительно подмигнула Ларри. А он, часто задышав, стал елозить на ее спине. Мюриел же не прерывала разговор с матерью. Вначале голос ее журчал, как прежде, потом она взвизгнула в трубку, застонала и рухнула вместе с рычащим Ларри на столик с телефоном. Из трубки, упавшей на пол, доносится встревоженный голос матери:

— Где ты, Мюриел? Что с тобой, доченька? Я не слышу твоего голоса. У тебя все в порядке?

11. Афинский аэропорт.

Зной.

(День)

Садится американский «Боинг». На трапе среди пассажиров — Сю и Мюриел.

Как рекламные открытки, сменяются виды Афин, островов, прогулочных пароходов, ресторанов и таверн. И всюду мы видим Сю и Мюриел — беззаботных и веселых. Гуляющих и танцующих. И, как на карусели, меняются их партнеры.

12. Греческий курорт.

(Знойный день)

Роскошный «Роллс-Ройс» с откидным верхом делает вираж на крутом серпантине горной дороги и тормозит возле ресторана. Ресторан и стоянка автомобилей разместились на скале над морем. Ресторан без крыши. Столы укрыты от солнца огромными зонтами. Вместо стен — обломки античных колонн и статуй. Хотя оркестр — современный джаз, а публика в курортных модных одеждах.

Из «Роллс-Ройса» выпархивают Сю и Мюриел. С ними два араба: один — сухопарый, в европейском костюме, другой — тучный, с одышкой, в темных очках, в белых восточных одеяниях. Первый явно раболепствует перед вторым.

Столик для них заказан заблаговременно. Он уставлен яствами и винами. Официант почтительно склоняется перед арабами.

Все четверо усаживаются. Сю и Мюриел смущены всеобщим вниманием к их столу.

Тучный араб обозрел стол и недовольно поморщился. Он сгреб угол скатерти, и все, что было на столе, полетело на пол.

Второй араб (официанту). Принеси то же самое, но свежее.

Первый араб (Мюриел). Мой друг Азиз известен на всем Средиземном море своим богатством.

Мюриел. Может купить, если захочет, весь этот ресторан?

Первый араб. Не только ресторан, но и весь остров.

Мюриел (кивая на белый лайнер, застывший у горизонта между небом и землей). И этот пароход?

Первый араб. Не только тот пароход, но все пароходы, какие пройдут мимо острова, пока мы сидим в ресторане.

Второй араб. Пожалуйста, сидите и считайте.

Мюриел (шепотом). Он не женат?

Первый араб. Нет еще. Выбирает.

Сю. А кого предпочитает ваш друг: блондинок или брюнеток?

Второй араб. Я всех люблю. И блондинки. И брюнетки. И американки, и шведки, и итальянки. Всех. Кроме… Израиль. Израиль — мой враг. Смертельный враг моего народа. Я себе скорее член отрежу, чем лягу в постель с еврейкой.

Сю. И даже с очень красивой еврейкой?

Второй араб. С самой красивой. Зарежу. Весь Израиль вырежу.

Мюриел. Не верю. И/маленьких детей тоже?

Первый араб. Мой друг Азиз сказал ясно: всех!

Сю. У вас был предшественник… Покрепче вас.

Второй араб. Кто?

Сю. Адольф Гитлер. Но и ему это сделать до конца не удалось.

Второй араб. Он был дурак… ваш Гитлер и… нищий. А у нас — нефть. Что захотим, то и сделаем. Весь мир пляшет под нашу музыку..

Сю. Весь ли?

Второй араб. И ваши американцы тоже. Все зависит от того, сколько я предложу.

Сю. Вы самонадеянны, Азиз… или как вас там зовут. Мне вас жаль.

Второй араб. Почему?

Сю. Потому что поутру вы могли бы лишиться своего члена.

Второй араб. Вы? Я вас правильно понял?

Сю. Да, и к тому же великодушная еврейка. Поэтому я пошлю вас сейчас к чертовой матери, чтоб вы смогли еще полюбоваться своим членом, если живот вам не помешает. (Обращается к проходящему мимо их столика светловолосому парню.) Эй, молодой человек с нордической внешностью, не откажитесь потанцевать с еврейкой?

Парень (им оказался немец по имени Гюнтер) почему-то смутился, но, поборов смущение, протягивает Сю руку. Она встала. И их тут же поглотил водоворот танцующих. Где-то невдалеке мелькнули лица Мюриел и первого араба.

Гюнтер. Почему вы меня так спросили?

Сю. Как я спросила?

Гюнтер. Соглашусь ли я станцевать с еврейкой.