Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт! Принять и закрыть
Читать: Нерв (Стихи) - Владимир Семенович Высоцкий на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит
Помоги проекту - поделись книгой:
" ЗАРЫТЫ В НАШУ ПАМЯТЬ НА ВЕКА... " Зарыты в нашу память на века И даты, и события, и лица, А память как колодец глубока, Попробуй заглянуть - наверняка Лицо - и то - неясно отразится. Разглядеть, что истинно, что ложно, Может только беспристрастный суд. Осторожно с прошлым, осторожно, Не разбейте глиняный сосуд. Одни его лениво ворошат, Другие неохотно вспоминают, А третьи даже помнить не хотят, И прошлое лежит, как старый клад, Который никогда не раскопают. И поток годов унес с границы Стрелки - указатели пути, Очень просто в прошлом заблудиться И назад дороги не найти. С налета не вини - повремени! Есть у людей на все свои причины. Не скрыть, а позабыть хотят они: Ведь в толще лет еще лежат в тени Забытые заржавленные мины. В минном поле прошлого копаться Лучше без ошибок, потому Что на минном поле ошибаться Просто абсолютно ни к чему. Один толчок - и стрелки побегут, А нервы у людей не из каната, И будет взрыв, и перетрется жгут... Ах, если люди вовремя найдут И извлекут до взрыва детонатор! Спит земля спокойно под цветами, Но когда находят мины в ней, Их берут умелыми руками И взрывают дальше от людей.
ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО
ДАЛЬНИЙ РЕЙС Мы без этих колес, словно птицы без крыл. Пуще зелья нас приворожила Пара сот лошадиных сил И, наверно, нечистая сила. Говорят, все конечные пункты земли Нам маячат большими деньгами. Километры длиною в рубли, Говорят, остаются за нами. Хлестнет по душам нам конечный пункт. Моторы глушим и плашмя на грунт. Пусть говорят - мы за рулем За длинным гонимся рублем, Да, это тоже, но суть не в том. Нам то тракты прямые, то петли шоссе. Эх, еще бы чуток шоферов нам! Не надеюсь, что выдержат все Не сойдут на участке неровном. Но я скатом клянусь - тех, кого мы возьмем На два рейса на нашу галеру, Живо в божеский вид приведем И, понятно, в шоферскую веру. И нам, трехосным, тяжелым на подъем И в переносном смысле и в прямом. Обычно надо позарез, И вечно времени в обрез! Оно понятно - далекий рейс. В дальнем рейсе сиденье - то стол, то лежак, А напарник считается братом. Просыпаемся на виражах, На том свете почти, правым скатом. На колесах наш дом, стол и кров за рулем Это надо учитывать в сметах. Мы друг с другом расчеты ведем Общим сном в придорожных кюветах. Земля нам пухом, когда на ней лежим, Полдня под брюхом что-то ворожим. Мы не шагаем по росе Все наши оси, тонны все В дугу сгибают мокрое шоссе. Обгоняет нас вся мелкота, и слегка Нам обгоны, конечно, обидны. Но мы смотрим на них свысока, А иначе нельзя из кабины. Чехарда дней, ночей, то лучей, то теней... Но в ночные часы перехода Перед нами стоит без сигнальных огней Шоферская лихая свобода. Сиди и грейся, болтает, как в седле, Без дальних рейсов нет жизни на земле. Кто на себе поставил крест, Кто сел за руль, как под арест, Тот не способен на дальний рейс. ДОРОЖНАЯ ИСТОРИЯ Я вышел ростом и лицом (Спасибо матери с отцом), С людьми в ладу - не понукал, не помыкал, Спины не гнул - прямым ходил, И в ус не дул, и жил, как жил, И голове своей руками помогал. Дорога, а в дороге "МАЗ", Который по уши увяз. В кабине тьма, напарник третий час молчит. Хоть бы кричал, аж зло берет: Назад 500, вперед 500, А он зубами "Танец с саблями" стучит. Мы оба знали про маршрут, Что этот "МАЗ" на стройке ждут, А наше дело - сел, поехал - ночь, полночь! И надо ж так - под Новый год, Назад 500, вперед 500, Сигналим зря, пурга, и некому помочь. "Глуши мотор, - он говорит, Пусть этот "МАЗ" огнем горит! Мол, видишь сам, что больше нечего ловить, Куда не глянь - кругом 500, И к ночи, точно, занесет, Так заровняет, что не надо хоронить! "Я отвечаю: "Не канючь!" А он за гаечный за ключ И волком смотрит, он вообще бывает крут. А что ему - кругом 500, И кто кого переживет, Тот и докажет, что был прав, когда припрут. Он был мне больше чем родня, Он ел с ладони у меня. А тут глядит в глаза, и холод по спине. А что ему - кругом 500, И кто там после разберет, Что он забыл, кто я ему и кто он мне. И он ушел куда-то вбок. Я отпустил, а сам прилег, Мне снился сон про наш веселый оборот: Что будто вновь кругом 500, Ищу я выход из ворот, Но нет его, есть только вход, и то не тот. Конец простой - пришел тягач, И там был трос, и там был врач, И "МАЗ" попал, куда положено ему, И он пришел - трясется весь, А тут опять далекий рейс... Я зла не помню, я опять его возьму. ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО Не космос - метры грунта надо мною! Здесь в шахте не до праздничных процессий. Но мы владеем тоже внеземной И самою земною из профессий. Любой из нас - ну, чем не чародей?! Из преисподней наверх уголь мечем. Мы топливо отнимем у чертей Свои котлы топить им будет нечем! Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Да, сами мы, как дьяволы, в пыли. Зато наш поезд не уйдет порожним. Терзаем чрево матушки-земли, Но на земле теплее и надежней. Вот вагонетки, душу веселя, Проносятся, как в фильме о погонях. И шуточку: "Даешь стране угля!" Мы чувствуем на собственных ладонях. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Воронками изрытые поля Не позабудь - и оглянись во гневе! Но нас, благословенная земля, Прости за то, что роемся во чреве. Не бойся заблудиться в темноте И захлебнуться пылью - не один ты! Вперед и вглубь! Мы будем на щите! Мы сами рыли эти лабиринты. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. " НАШ ФЕДЯ С ДЕТСТВА СВЯЗАН БЫЛ С ЗЕМЛЕЮ... " Наш Федя с детства связан был с землею, Домой таскал и щебень и гранит. Однажды он домой принес такое, Что мама с папой плакали навзрыд. Студентом Федя очень был настроен Поднять археологию на щит, Он в институт притаскивал такое, Что мы кругом все плакали навзрыд. Привез он как-то с практики Два ржавых экспонатика И утверждал, что это древний клад. Потом однажды в эллипсе Нашел вставные челюсти Размером с самогонный аппарат. Диплом писал про древние святыни, О Скифах, о языческих богах, При этом так ругался по-латыни, Что Скифы эти корчились в гробах. Он древние строения Искал с остервенением И часто диким голосом кричал, Что есть еще тропа пока, Где встретишь питекантропа, И в грудь себя при этом ударял. Он жизнь решил закончить холостую И стал бороться за семейный быт. Я, говорил, жену найду такую От зависти заплачете навзрыд. Он все углы облазил В Европе был и в Азии, И вскоре раскопал свой идеал, Но идеал связать не мог В археологии двух строк, И Федя его снова закопал. ТЮМЕНСКАЯ НЕФТЬ Один чужак из партии геологов Сказал мне, вылив грязь из сапога: "Послал же бог на головы нам олухов! Откуда нефть, когда кругом тайга?! Сколь денег - в прорву!.. Лучше бы на тыщи те Построить детский сад не берегу! Вы ничего в Тюмени не отыщите, В болото вы вгоняете деньгу!" И шлю депеши в центр из Тюмени я: "Дела идут, все боле-менее! Мол, роем землю, но пока у многих мнение, Что меньше "более" у вас, а больше "менее". А мой рюкзак Пустой на треть, А с нефтью как? - Да будет нефть! Давно прошли открытий эпидемии, И с лихорадкой поисков - борьба. И дали заключенье в академии: "В Тюмени с нефтью - полная труба!" Нет бога нефти здесь - перекочую я. Раз бога нет, то нет и короля. Но только вот нутром и носом чую я, Что подо мной не мертвая земля. И шлю депеши в центр из Тюмени я: "Дела идут, все боле-менее". Мне отвечают, что у них сложилось мнение, Что меньше "более" у нас, а больше "менее". Пустой рюкзак Доели снедь. А с нефтью как? - Да будет нефть! И нефть пошла, мы, по болотам рыская, Не на пол-литра выиграли спор! Тюмень, Сибирь, земля Хантымансийская Сквозила нефтью из открытых пор. Моряк, с которым столько переругано, Не помню уж, с какого корабля, Все перепутал и кричал испуганно: "Земля! глядите, братики, земля!" И шлю депеши в центр из Тюмени я: "Дела идут, все боле-менее". Мне не поверили, и оставалось мнение, Что меньше "более" у нас, а больше "менее". Но подан знак: "Бурите здесь!" А с нефтью как? - Да будет нефть! И бил фонтан и рассыпался искрами. При свете их я бога увидал, По пояс голый, он с двумя канистрами Холодный душ из нефти принимал. И ожила земля, и помню ночью я На той земле танцующих людей. Я счастлив, что, превысив полномочия, Мы взяли риск и вскрыли вены ей. И шлю депеши в центр из Тюмени я: "Дела идут, все боле-менее". Что прочь сомнения, что есть месторождение, Что больше "более" у нас и меньше "менее". Так я узнал: Бог нефти есть, И он сказал: "Да будет нефть!" Депешами не простучался в двери я, А вот канистры в цель попали, в цвет. Одну принес под двери недоверия, Другую внес в высокий кабинет. Я доложил про смену положения: Отрекся сам владыка тьмы и тли, Вчера я лично принял отречение И вышел в нефтяные короли! ПЕСНЯ О МОРЯКАХ Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты, И хрипят табуны, стервенея, внизу. На глазах от натуги худеют канаты, Из себя на причал выжимая слезу. И команды короткие, злые Зимний ветер уносит во тьму: "Концы за борт!", "Отдать носовые!" И "Буксир, подработать корму!" Капитан, чуть улыбаясь, Все, мол, верно, молодцы, От земли освобождаясь, Приказал рубить концы. Только снова назад обращаются взоры, Крепко держит земля, все и так, и не так. Почему слишком долго не сходятся створы, Почему слишком часто моргает маяк? Все в порядке, конец всем вопросам, Кроме вахтенных, всем отдыхать. Но пустуют каюты - матросам К той свободе еще привыкать. Капитан, чуть улыбаясь, Молвил только: "молодцы!" От земли освобождаясь, Нелегко рубить концы. Переход двадцать дней, рассыхаются шлюпки, Нынче утром последний отстал альбатрос. Хоть бы шторм! Или лучше, чтоб в радиорубке Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS. Так и есть: Трое - месяц в корыте, Яхту вдребезги кит разобрал. Да за что вы нас благодарите? Вам спасибо за этот аврал. Капитан, чуть улыбаясь, Бросил только: "Молодцы", Тем, кто, с жизнью расставаясь, Не хотел рубить концы. И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао, И еще черти в ступе, и бог знает что, И красивейший в мире Фиорд Мильфорсаун, Тот, куда я ногой не ступал, но зато Пришвартуетесь вы на Таити И прокрутите песню мою, Через самый большой усилитель Я про вас на Таити спою. Скажет мастер, улыбаясь, Мне и песне: "Молодцы!" Так, на суше оставаясь, Я везде креплю концы. И опять продвигается, словно на ринге, По воде одинокая тень корабля. В напряженьи матросы, ослаблены шпринги, "Руль полборта налево!" - и в прошлом земля. ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК Хорошо, что за ревом не слышалось звука, Что с позором своим был один на один... Я замешкался возле открытого люка И забыл пристегнуть карабин. Мне инструктор помог - и коленкой пинок Перейти этой слабости грань. За обычное наше "Смелее, сынок!" Принял я его сонную брань. И оборвали крик мой, И обожгли мне щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И звук обратно в печень мне Вогнали вновь на вдохе Веселые, беспечные Воздушные потоки. Я попал к ним в умелые, цепкие руки. Мнут, швыряют меня, что хотят, то творят. И с готовностью я сумасшедшие трюки Выполняю, шутя, все подряд. Есть ли в этом паденьи какой-то резон, Я узнаю потом, а пока То валился в лицо мне земной горизонт, То шарахались вниз облака. И оборвали крик мой, И выбривали щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И кровь вгоняли в печень мне, Упруги и жестоки, Невидимые встречные Воздушные потоки. Беспримерный прыжок из глубин стратосферы. По сигналу "Пошел!" я шагнул в некуда. За невидимой тенью безликой химеры, За свободным паденьем, айда! Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму, Хоть условья паденья не те, Даже падать свободно нельзя, потому Что мы падаем не в пустоте. И обрывают крик мой, И выбривали щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. На мне мешки заплечные, Встречаю, руки в боки, Прямые, безупречьные Воздушные потоки. Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно: "Не тяни за кольцо, скоро легкость придет!" До земли триста метров, сейчас будет поздно... Ветер врет, обязательно врет. Стропы рвут меня вверх, выстрел купола... стоп! И как не было этих минут. Нет свободных падений с высот, но зато Есть свобода раскрыть парашют. И обрывают крик мой, И выбривали щеки, У горла старой бритвой Уже снуют потоки. И жгут костры, как свечи мне, Я приземлился в шоке, Бездушные и вечные Воздушные потоки. И рванул я кольцо на одном вдохновеньи, Как рубаху от ворота или чеку. Это было в случайном, свободном паденьи Восемнадцать недолгих секунд. А теперь некрасив я, горбат с двух сторон, В каждом горбе спасительный шелк. Я на цель устремлен, и влюблен я, влюблен В затяжной, неслучайный прыжок. Мне охлаждают щеки И открывают веки. Исполнены потоки Забот о человеке. Глазею ввысь печально я, Там звезды одиноки, И пью горизонтальные Воздушные потоки. ХОЛОДА Холода, холода... От насиженных мест Нас другие зовут города, Будь то Минск, будь то Брест... Холода, холода... Неспроста, неспроста От родных тополей Нас суровые манят места, Будто там веселей. Неспроста, неспроста... Как нас дома ни грей, Не хватает всегда Новых встреч нам и новых друзей, Будто с нами беда, Будто с нами теплей. Как бы ни было нам Хорошо иногда, Возвращаемся мы по домам. Где же наша звезда? Может, здесь... может, там... " КТО СТАРШЕ НАС НА ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА... " Кто старше нас на четверть века, тот Уже увидел близости и дали. Им повезло - и кровь, и дым, и пот Они понюхали, хлебнули, повидали. И ехали в теплушках, не в тепле, На стройки, на фронты и на рабфаки. Они ходили в люди по земле И в штыковые жесткие атаки. Но время эшелонное прошло. В плацкартах едем, травим анекдоты. Мы не ходили - шашки наголо, В отчаянье не падали на ДОТы. И все-таки традиция живет, Взяты не все вершины и преграды. Не потому ли летом каждый год Идем в студенческие наши стройотряды. Песок в глазах, в одежде и в зубах. Мы против ветра держим путь на тракте, На дивногорских каменных столбах Хребты себе ломаем и характер. Мы гнемся в три погибели, ну что ж, Такой уж ветер. Только, друг, ты знаешь, Зато ничем нас после не согнешь, Зато нас на равнине не сломаешь. КАНАТОХОДЕЦ Он не вышел ни званьем, ни ростом. Не за славу, не за плату, На свой необычный манер, Он по жизни шагал над помостом По канату, по канату, Натянутому, как нерв! Посмотрите! Вот он без страховки идет! Чуть правее наклон - упадет. Пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти! Но зачем-то ему очень нужно пройти Четыре четверти пути! И лучи его с шага сбивали, И кололи, словно лавры, Труба надрывалась, как две. Крики "Браво!" его оглушали, И литавры, а литавры Как обухом по голове! Посмотрите! Вот он без страховки идет! Чуть левее наклон - упадет. Пропадет! Чуть правее наклон - все равно не спасти! Но спокойно. Ему остается пройти Уже три четверти пути! Ах! Как жутко... Как смело. Как мило! Бой со смертью три минуты! Раскрыв в ожидании рты, Из партера глядели уныло... "Лилипуты, лилипуты!" - Казалось ему с высоты. Посмотрите! Вот он без страховки идет! Чуть правее наклон - упадет. Пропадет! Чуть левее наклон - все равно не спасти! Но спокойно. Ему остается пройти Всего две четверти пути! Он смеялся над славою бренной, Но хотел быть только первым. Такого попробуй угробь! Не по проволоке над ареной, А по нервам, по нервам, по нервам Он шел под барабанную дробь! Посмотрите! Вот он без страховки идет! Чуть левее наклон - упадет. Пропадет! Чуть правее наклон - все равно не спасти! Но - замрите! Ему остается пройти Не больше четверти пути! Закричал дрессировщик. И звери Клали лапы на носилки... Но прост приговор и суров: Он уверен был или растерян- Но в опилки, но в опилки Он пролил досаду и кровь! И сегодня другой по канату идет. Тонкий шнур под ногой. Упадет, пропадет. Вправо, влево наклон - все равно не спасти... Но зачем-то ему тоже нужно пройти Четыре четверти пути!
БАЛЛАДА О ЛЮБВИ
БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ Все года и века и эпохи подряд Все стремится к теплу от морозов и вьюг. Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено только на юг? Слава им не нужна и величие. Вот под крыльями кончился лед, И найдут они счастие птичие, Как награду за дерзкий полет. Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, Это редко бывает, сиянья - в цене. Тишина. Только чайки - как молнии. Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук. Как давно снятся нам только белые сны, Все иные оттенки снега замели. Мы ослепли давно от такой белизны. Но прозреем от черной полоски земли. Наше горло отпустит молчание. Наша слабость растает, как тень. И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день. Север. Воля. Надежда. Страна без границ. Снег без грязи, как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц, Потому что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть, Тем в награду за одиночество Должен встретиться кто-нибудь. ДАЛЬНИЙ ВОСТОК Долго же шел ты, в конверте листок, Вышли последние сроки. Но потому он и Дальний Восток, Что далеко на востоке. Ждешь с нетерпеньем ответ ты, Весточку в несколько слов. Мы здесь встречаем рассветы Раньше на восемь часов. Здесь до утра пароходы ревут Средь океанской шумихи. Не потому его тихим зовут, Что он действительно тихий. Ты не пугайся рассказов о том, Будто здесь самый край света. Рядом еще Сахалин, а потом - Круглая наша планета. Что говорить, здесь, конечно, не рай, Но невмоготу переписка, Знаешь мол... милая, ты приезжай, Дальний Восток - это близко. Скоро получишь ответ ты Весточку в несколько слов. Вместе мы встретим рассветы Раньше на восемь часов. ЛИРИЧЕСКАЯ Здесь лапы у елей дрожат на весу, Здесь птицы щебечут тревожно. Живешь в заколдованном диком лесу, Откуда уйти невозможно. Пусть черемуха сохнет бельем на ветру, Пусть дождем опадают сирени. Все равно я отсюда тебя заберу Во дворец, где играют свирели. Твой мир колдунами на тысячи лет Укрыт от меня и от света. И думаешь ты, что прекраснее нет, Чем лес заколдованный этот. Пусть на листьях не будет росы поутру, Пусть луна с небом пасмурным в ссоре. Все равно я отсюда тебя заберу В светлый терем с балконом на море. В какой день недели, в котором часу Ты выйдешь ко мне осторожно? Когда я тебя на руках унесу Туда, где найти невозможно? Украду, если кража тебе по душе. Зря ли я столько сил разбазарил? Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, Если терем с дворцом кто-то занял. " ДЕНЬ-ДЕНЬСКОЙ Я С ТОБОЙ, ЗА ТОБОЙ... " День-деньской я с тобой, за тобой, Будто только одна забота, Будто выследил главное что-то, То, что снимет тоску как рукой. Это глупо - ведь кто я такой? Ждать меня - никакого резона, Тебе нежен другой и покой, А со мной - неспокойно, бессонно. Сколько лет ходу нет - в чем секрет?! Может, я невезучий? Не знаю! Как бродяга, гуляю по маю, И прохода мне нет от примет. Может быть, наложили запрет? Я на каждом шагу спотыкаюсь: Видно, сколько шагов - сколько бед. Вот узнаю, в чем дело, - покаюсь. " ЗАПОМНЮ, ЗАПОМНЮ, ЗАПОМНЮ ТОТ ВЕЧЕР... " Запомню, запомню, запомню тот вечер, И встречу с любимой, и праздничный стол. Сегодня я сам самый главный диспетчер, И стрелки сегодня я сам перевел. И пусть отправляю я поезд в пустыню, Где только барханы в горячих лучах, Мои поезда не вернутся пустыми, Пока мой оазис совсем не зачах. И вновь отправляю я поезд по миру, Я рук не ломаю, навзрыд не кричу. И мне не навяжут чужих пассажиров Сажаю в свой поезд кого захочу. " ОНА БЫЛА ЧИСТА, КАК СНЕГ ЗИМОЙ... " Она была чиста, как снег зимой. В грязь соболя! Иди по ним по праву. Но вот мне руки жжет ее письмо, Я узнаю мучительную правду. Не ведал я: страданья - только маска, И маскарад закончился сейчас. На этот раз я потерпел фиаско, Но я надеюсь, что в последний раз. Подумал я: дни сочтены мои, Дурная кровь в мои проникла вены. Я сжал письмо, как голову змеи, Сквозь пальцы просочился яд измены. Не ведать мне страданий и агоний, Мне встречный ветер слезы оботрет, Моих коней обида не нагонит, Моих следов метель не заметет. Итак, я оставляю позади Под этим серым неприглядным небом Дурман фиалок, наготу гвоздик И слезы вперемешку с талым снегом. ОНА БЫЛА В ПАРИЖЕ Наверно, я погиб, глаза закрою - вижу. Наверно, я погиб, робею, и потом, Куда мне до нее, она была в Париже, И я вчера узнал: не только в нем одном. Какие песни пел я ей про север дальний! Я думал: вот чуть-чуть - и будем мы на "ты", Но я напрасно пел о полосе нейтральной, Ей глубоко плевать, какие там цветы. Я спел тогда еще, я думал, это ближе, Про счетчик, про того, кто раньше с нею был, Но что ей до меня, она была в Париже, Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил. Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе, Засел за словари на совесть и на страх, Но что ей до меня? Она уже в Варшаве, Мы снова говорим на разных языках. Приедет, я скажу по-польски: "Проше, пани, Прими таким, как есть, не буду больше петь... " Но что ей до меня, она уже в Иране, Я понял: мне за ней, конечно, не успеть. Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле... Да, я попал впросак, да, я попал в беду. Кто раньше с нею был и тот, кто будет после, Пусть пробуют они, я лучше пережду. В ДУШЕ МОЕЙ Мне каждый вечер зажигает свечи И образ твой окуривает дым... Но не хочу я знать, что время лечит, Что все проходит вместе с ним. Теперь я не избавлюсь от покоя, Ведь все, что было на душе на год вперед, Не ведая, взяла она с собою Сначала в порт, потом - на пароход... Душа моя - пустынная пустыня. Так что ж стоите над пустой моей душой? Обрывки песен там и паутина. Все остальное увезла с собой. Теперь в душе все цели без дороги, Поройтесь в ней - и вы найдете лишь Две полуфразы, полудиалоги, Все остальные - Франция, Париж. Мне каждый вечер зажигает свечи, И образ твой окуривает дым... Но не хочу я знать, что время лечит. Оно не исцеляет, а калечит, Ведь все проходит вместе с ним. " ЛЮБЛЮ ТЕБЯ СЕЙЧАС... " Люблю тебя сейчас Не тайно - напоказ. Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, Но я люблю сейчас, А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю. В прошедшем "я любил" Печальнее могил. Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: - Я Вас любил, любовь еще, быть может... Так говорят о брошенном, отцветшем И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем, Стремленье, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к "я люблю". Люблю тебя теперь Без обещаний: "верь!" Мой век стоит сейчас - я вен не перережу! Во время - в продолжении "теперь" И прошлым не дышу и будущим не грежу. Приду и вброд и вплавь К тебе - хоть обезглавь! С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после "я люблю" добавил я и "буду". Есть в этом "буду" горечь, как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступления в запас, Бесцветный яд на самом дне стакана И, словно настоящему пощечина, Сомненье в том, что я люблю сейчас. Смотрю французский сон С обилием времен, Где в будущем - не так и в прошлом - по-другому. К позорному столбу я пригвозден, К барьеру вызван я языковому. Ах, - разность в языках! Не положенье - крах! Но выход мы вдвоем поищем и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах, И в будущем, и в прошлом настоящем! БАЛЛАДА О ЛЮБВИ Когда вода всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На сушу тихо выбралась любовь И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков. И чудаки - еще такие есть Вдыхают полной грудью эту смесь, И ни наград не ждут, ни наказанья, И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья... Только чувству, словно кораблю, Долго оставаться на плаву, Прежде чем узнать, что "я люблю", То же, что дышу или живу! И вдоволь будут странствий и скитаний, Страна любви - великая страна! И с рыцарей своих для испытаний Все строже станет спрашивать она, Потребует разлук и расстояний, Лишит покоя, отдыха и сна... Но вспять безумцев не поворотить, Они уже согласны заплатить Любой ценой - и жизнью бы рискнули, Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить Волшебную невидимую нить, Которую меж ними протянули... Свежий ветер избранных пьянил, С ног сбивал, из мертвых воскрешал, Потому что, если не любил, Значит, и не жил, и не дышал! Но многих, захлебнувшихся любовью, Не докричишься, сколько не зови... Им счет ведут молва и пустословье, Но этот счет замешан на крови... Давай поставим свечи в изголовье Погибшим от невиданной любви... Их голосам дано сливаться в такт, И душам их дано бродить в цветах, И вечностью дышать в одно дыханье, И встретиться со вздохом на устах На хрупких переправах и мостах, На узких перекрестках мирозданья... Я поля влюбленным постелю, Пусть поют во сне и наяву! Я дышу - и, значит, я люблю! Я люблю - и, значит, я живу!
БЕГ ИНОХОДЦА
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В АФРИКЕ В желтой жаркой Африке, В центральной ее части, Как-то вдруг вне графика Случилося несчастье. Слон сказал, не разобрав: "Видно, быть потопу..." В общем, так: один жираф Влюбился в антилопу. Тут поднялся галдеж и лай, И только старый попугай Громко крикнул из ветвей: "Жираф большой, ему видней!" "Что же что рога у ней, Кричал жираф любовно, Нынче в нашей фауне Равны все поголовно. Если вся моя родня Будет ей не рада, Не пеняйте на меня, Я уйду из стада". Папе антилопьему Зачем такого сына. Все равно, что в лоб ему, Что по лбу - все едино. И жирафов зять брюзжит: "Видали остолопа!" И ушли к бизонам жить С жирафом антилопа. В желтой жаркой Африке Не видать идиллий. Льют жираф с жирафихой Слезы крокодильи. Только горю не помочь - Нет теперь закона. У жирафа вышла дочь Замуж за бизона. Пусть жираф был не прав, Но виновен не жираф, А тот, кто крикнул из ветвей: "Жираф большой, ему видней!" ПЕСНЯ ПРО МАНГУСТОВ - Змеи, змеи кругом - будь им пусто, Человек в исступленьи кричал И позвал на подмогу мангуста, Чтобы, значит, мангуст выручал, И мангусты взялись за работу. Не щадя ни себя, ни родных, Выходили они на охоту Без отгулов и без выходных. И в пустынях, степях и в пампасах Даже дали наказ патрулям Игнорировать змей безопасных И сводить ядовитых к нулям. Приготовьтесь, сейчас будет грустно, Человек появился тайком И поставил силки на мангуста, Объявив его вредным зверьком. Он наутро пришел, с ним собака, И мангуста запрятал в мешок, А мангуст отбивался, и плакал, И кричал: я полезный зверек! Но мангустов в порезах и ранах Все швыряли в мешок, как грибы, Одуревших от боли в капканах, Ну, и от поворота судьбы. И гадали они: в чем же дело, Отчего нас несут на убой? И сказал им мангуст престарелый С перебитой передней ногой: "Козы в Бельгии съели капусту, Воробьи рис в Китае с полей, А в Австралии злые мангусты Истребили полезнейших змей!" Это вовсе не дивное диво Раньше были полезны, и вдруг... Оказалось, что слишком ретиво Истребляли мангусты гадюк! Вот за это им вышла награда От расчетливых умных людей. Видно, люди не могут без яда, Ну, а значит, не могут без змей. - Змеи, змеи кругом - будь им пусто, Человек в исступленьи кричал, Снова звал на подмогу мангуста, Чтобы, значит, мангуст выручал... БАЛЛАДА О КОРОТКОМ СЧАСТЬЕ Трубят рога: "Скорей, скорей!" И копошится свита. Душа у ловчих без затей Из жил воловьих свита. Ну и забава у людей: Убить двух белых лебедей! И соколы помчались... У лучников наметан глаз... А эти лебеди как раз Сегодня повстречались. Она жила под солнцем - там, Где синих звезд без счета, Куда под силу лебедям Высокого полета. Вспари, едва крыла раскинь В густую трепетную синь. Скользи по божьим склонам В такую высь, куда и впредь Возможно будет залететь Лишь ангелам и стонам. Но он и там ее настиг И счастлив миг единый. Но только был тот яркий миг Их песней лебединой. Крылатым ангелам сродни, К земле направились они, Опасная повадка. Из-за кустов, известно всем, Следят охотники за тем, Чтоб счастье было кратко. Вот отирают пот со лба Виновники паденья: Сбылась последняя мольба - Остановись, мгновенье! Так пелся этот вечный стих, В пик лебединой песни их, Счастливцев одночасья. Они упали вниз вдвоем, Так и оставшись на седьмом, На высшем небе счастья. ПОГОНЯ Во хмелю слегка Лесом правил я. Не устал пока, Пел за здравие. И умел я петь Песни вздорные: "Как любил я вас, Очи черные..." То плелись, то неслись, То трусили рысцой, И болотную слизь Конь швырял мне в лицо. Только я проглочу Вместе с грязью слюну, Штофу горло скручу И опять затяну: "Очи черные, Как любил я вас..." Но прикончил я То, что впрок припас. Головой тряхнул, Чтоб слетела блажь, И вокруг взглянул, И присвистнул аж. Лес стеной впереди - Не пускает стена, Кони прядут ушами, Назад подают... Где просвет, где прогал? Не видать ни рожна. Колют иглы меня, До костей достают. Коренной ты мой, Выручай же, брат! Ты куда, родной, Почему назад?! Дождь - как яд с ветвей Не добром пропах. Пристяжной моей Волк нырнул под пах. Вот же пьяный дурак, Вот же налил глаза. Ведь погибель пришла, И бежать не суметь. Из колоды моей Утащили туза, Да такого туза, Без которого смерть. Я ору волкам: "Побери вас прах!.." А коней пока Подгоняет страх. Шевелю кнутом, Бью крученые, И ору причем: "Очи черные..." Храп, да топот, да лязг, Да лихой перепляс - Бубенцы плясовую Играют с дуги. Ох вы, кони мои, Загублю же я вас, Выносите, друзья, Выносите, враги! От погони той Вовсе хмель иссяк, Мы на кряж крутой На одних осях, В хлопьях пены мы, Струи в кряж лились, Отдышались, отхрипели Да откашлялись. Я лошадкам забитым, Что не подвели, Поклонился в копыта До самой земли, Сбросил с воза манатки, Повел в поводу... Спаси бог вас, лошадки, Что целым иду. " МЫ ДРЕВНИЕ, ИСПЫТАННЫЕ КОНИ " Мы древние, испытанные кони. Победоносцы ездили на нас, И не один великий богомаз Нам золотил копыта на иконе. И рыцарь-пес и рыцарь благородный Хребты нам гнули тяжестию лат. Один из наших, самый сумасбродный, Однажды ввез Калигулу в сенат. БЕГ ИНОХОДЦА Я скачу, но я скачу иначе, По камням, по лужам, по росе. Говорят: он иноходью скачет, то значит - иначе, чем все. Но наездник мой всегда на мне, Стременами лупит мне под дых. Я согласен бегать в табуне, Но не под седлом и без узды. Если не свободен нож от ножен, Он опасен меньше, чем игла. Вот и я оседлан и стреножен, Рот мой разрывают удила. Мне набили раны на спине, Я дрожу боками у воды. Я согласен бегать в табуне Но не под седлом и без узды. Мне сегодня предстоит бороться. Скачки. Я сегодня фаворит. Знаю, ставят все на иноходца, Но не я - жокей на мне хрипит. Он вонзает шпоры в ребра мне, Зубоскалят первые ряды. Ох, как я бы бегал в табуне... Там не под седлом и без узды. Пляшут, пляшут скакуны на старте, Друг на друга злобу затая, В исступленье, в бешенстве, в азарте, И роняют пену, как и я. Мой наездник у трибун в цене, Крупный мастер верховой езды. Ой, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды. Нет, не будут золотыми горы, Я последним цель пересеку. Я ему припомню эти шпоры, Засбою, отстану на скаку. Колокол!.. Жокей мой на коне, Он смеется в предвкушенье мзды. Ох, как я бы бегал в табуне, Но не под седлом и без узды. Что со мной, что делаю, как смею?! Потакаю своему врагу. Я собою просто не владею, Я прийти не первым не могу! Что же делать остается мне? Вышвырнуть жокея своего И бежать, как будто в табуне. Под седлом, в узде, но без него. Я пришел, а он в хвосте плетется, По камням, по лужам, по росе... Я впервые не был иноходцем, Я стремился выиграть, как все. КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ В заповеднике, вот в каком - забыл, Жил да был козел рога длинные. Хоть с волками жил не по-волчьи выл, Блеял песенки все козлиные. И пощипывал он травку, и нагуливал бока. Не услышишь от него дурного слова. Толку было с него, правда, как с козла - молока, Но вреда, однако, тоже никакого. Жил на выпасе он возле озерка, Не вторгаясь в чужие владения, Но заметили скромного козлика И избрали в козлы отпущения. Например, медведь, баламут и плут Обхамит кого по-медвежьему, Враз козла найдут, приведут и бьют По рогам ему и промеж ему. Не противился он, серенький, насилию со злом, А сносил побои весело и гордо. Сам медведь сказал: "Ребята, я горжусь козлом, Героическая личность козья морда!" Берегли козла, как наследника. Вышло даже в лесу запрещение С территории заповедника Отпускать козла отпущения. А козел себе все скакал козлом, Но пошаливал втихомолочку Как-то бороду завязал узлом, Из кустов назвал волка сволочью. А когда очередное отпущенье получал (Все за то, что волки лишку откусили), Он как-будто бы случайно по-медвежьи зарычал, Но внимания тогда не обратили. Пока хищники меж собою дрались, В заповеднике крепло мнение, Что дороже всех медведей и лис Дорогой козел отпущения. Ускакал козел да и стал таков. "Эй вы, бурые, - кричит, светло-пегие! Отниму у вас рацион волков И медвежие привилегии. Покажу вам козью морду настоящую в лесу, Распишу туды-сюды по трафарету. Всех на роги намотаю, всех по кочкам разнесу, Всех ославлю по всему я белу свету. Не один из вас будет землю жрать, Все подохните без прощения. Отпускать грехи кому - мне решать, Это я - козел отпущения". В заповеднике, вот в каком - забыл, Правит бал козел не по-прежнему. Он с волками жил и по-волчьи взвыл, И рычит теперь по-медвежьему. А козлятушки-ребятушки засучили рукава И пошли шерстить волчишек в пух и клочья. А чего теперь стесняться, если их глава От лесного льва имеет полномочия. Ощутил вдруг он остроту рогов И козлиное вдохновение. Росомах и лис, медведей, волков Превратил в козлов отпущения. БАЛЛАДА О ВОЛЧЬЕЙ ГИБЕЛИ Словно бритва. Рассвет полоснул по глазам, Отворились курки. Как волшебный Сезам, Появились стрелки, на помине легки. И взлетели стрекозы с протухшей реки И потеха пошла в две руки. Мы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап, Тот, кого даже пуля догнать не могла б, Тоже в страхе взопрел, и прилег, и ослаб. Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал. Зря мы любим ее, однолюбы. Вот у смерти - красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы. Улыбнемся же волчьей улыбкой врагу, Псам еще не намылены холки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивленные морды задрав: Либо с неба возмездье на нас пролилось, Либо свету конец и в мозгах перекос... Только били нас в рост из железных стрекоз. Кровью вымокли мы под свинцовым дождем И смирились, решив: все равно не уйдем! Животами горячими плавили снег. Эту бойню затеял - не бог - человек! Улетающих - влет, убегающих - в бег... Свора псов, ты за стаей моей не вяжись, В равной сваре за нами удача. Волки мы! Хороша наша волчья жизнь. Вы - собаки, и смерть вам - собачья. Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу, Чтобы в корне пресечь кривотолки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! К лесу! Там хоть немногих из вас сберегу, К лесу, волки! Труднее убить на бегу! Уносите же ноги! Спасайте щенков. Я мечусь на глазах полупьяных стрелков И скликаю заблудшие души волков. Те, кто жив, - затаились на том берегу. Что могу я один? Ничего не могу. Отказали глаза. Притупилось чутье. Где вы, волки, былое лесное зверье? Где же ты, желтоглазое племя мое?! Я живу. Но теперь окружают меня Звери, волчьих не знавшие кличей. Эти псы - отдаленная наша родня, Мы их раньше считали добычей. Улыбаюсь я волчьей улыбкой врагу, Обнажаю гнилые осколки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки!
МОЙ ГАМЛЕТ
" ВОДОЙ НАПОЛНЕННЫЕ ГОРСТИ... " Водой наполненные горсти Ко рту спешили поднести. Впрок пили воду черногорцы И жили впрок - до тридцати. А умирать почетно было От пуль и матовых клинков И уносить с собой в могилу Двух-трех врагов, двух трех врагов. Пока курок в ружье не стерся, Стреляли с седел и с колен. И в плен не брали черногорца - Он просто не сдавался в плен. А им прожить хотелось до ста, До жизни жадным, - век с лихвой, В краю, где гор и неба вдосталь. И моря - тоже - с головой. Шесть сотен тысяч равных порций Воды живой в одной горсти... Но проживали черногорцы Свой долгий век до тридцати. И жены их водой помянут, И спрячут их детей в горах До той поры, пока не станут Держать оружие в руках. Беззвучно надевали траур, И заливали очаги, И молча лили слезы в травы, Чтоб не услышали враги. Чернели женщины от горя, Как плодородные поля. За ними вслед чернели горы, Себя огнем испепеля. То было истинное мщенье. Бессмысленно себя не жгут! Людей и гор самосожженье Как несогласие и бунт. И пять веков как божьей кары, Как мести сына за отца Пылали горные пожары И черногорские сердца. Цари менялись, царедворцы, Но смерть в бою всегда в чести... Не уважали черногорцы Проживших больше тридцати. Мне одного рожденья мало, Расти бы мне из двух корней... Жаль, Черногория не стала Второю родиной моей. МОЙ ГАМЛЕТ Я только малость объясню в стихе, На все я не имею полномочий... Я был зачат, как нужно, во грехе, В поту и в нервах первой брачной ночи. Да, знал я, отрываясь от земли: Чем выше мы, тем жестче и суровей; Я шел спокойно прямо в короли И вел себя наследным принцем крови. Я знал - все будет так, как я хочу. Я не бывал внакладе и в уроне. Мои друзья по школе и мечу Служили мне, как их отцы - короне. Не думал я над тем, что говорю, И с легкостью слова бросал на ветер. Мне верили и так, как главарю, Все высокопоставленные дети. Пугались нас ночные сторожа, Как оспою, болело время нами. Я спал на кожах, мясо ел с ножа И злую лошадь мучал стременами. Я знал, мне будет сказано: "Царуй!" Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег. И я пьянел среди чеканных сбруй, Был терпелив к насилью слов и книжек. Я улыбаться мог одним лишь ртом, А тайный взгляд, когда он зол и горек, Умел скрывать, воспитанный шутом. Шут мертв теперь... " Аминь! бедняга Йорик!" Но отказался я от дележа Наград, добычи, славы, привилегий: Вдруг стало жаль мне мертвого пажа... Я объезжал зеленые побеги. Я позабыл охотничий азарт, Возненавидел и борзых, и гончих. Я от подранка гнал коня назад И плетью бил загонщиков и ловчих. Я видел: наши игры с каждым днем Все больше походили на бесчинства. В проточных водах по ночам, тайком Я отмывался от дневного свинства. Я прозревал, глупея с каждым днем, И - прозевал домашние интриги. Не нравился мне век, и люди в нем Не нравились. И я зарылся в книги. Мой мозг, до знаний жадный как паук, Все постигал: недвижность и движенье, Но толку нет от мыслей и наук, Когда повсюду им опроверженье. С друзьями детства перетерлась нить. Нить Ариадны оказалась смехом. Я бился над словами - "быть - не быть", Как над неразрешимою дилеммой. Но вечно, вечно плещет море бед. В него мы стрелы мечем - в сито просо, Отсеивая призрачный ответ От вычурного этого вопроса. Зов предков слыша сквозь затихший гул, Пошел на зов, - сомненья крались с тылу, Груз тяжких дум наверх меня тянул, А крылья плоти вниз влекли, в могилу. В непрочный сплав меня спаяли дни, Едва застыв, он начал расползаться. Я пролил кровь, как все. И, как они, Я не сумел от мести отказаться. А мой подъем пред смертью - есть провал. Офелия! я тленья не приемлю. Но я себя убийством уравнял С тем, с кем я лег в одну и ту же землю. Я Гамлет, я насилье презирал. Я наплевал на датскую корону. Но в их глазах - за трон я глотку рвал И убивал соперника по трону. Но гениальный всплеск похож на бред. В рожденье смерть проглядывает косо. А мы все ставим каверзный ответ И не находим нужного вопроса. " КТО-ТО ВЫСМОТРЕЛ ПЛОД... " Кто-то высмотрел плод, что наспел, наспел. Потрусили за ствол - он упал, упал. Вот вам песня о том, кто не спел, не спел И что голос имел - не узнал, не узнал. Может, быть с судьбой нелады, нелады И со случаем плохи дела, дела, А тугая струна на лады, на лады С незаметным изъяном легла. Он начал робко с ноты "до", Но не допел ее, не до... Не дозвучал его аккорд И никого не вдохновил. Собака лаяла, а кот Мышей ловил. Смешно, не правда ли, смешно?.. А он шутил - не дошутил, Не дораспробовал вино, И даже не допригубил. Он пока лишь затеивал спор, спор Неуверенно и не спеша, не спеша. Словно капельки пота из пор, из пор, Из-под кожи сочилась душа, душа. Только начал дуэль на ковре, на ковре, Еле-еле, едва приступил. Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре, И судья еще счет не открыл. Он знать хотел все от и до, Но не добрался он, не до... Ни до догадки, ни до дна, Не докопался до глубин И ту, которая одна, Не долюбил, не долюбил. Смешно, не правда ли, смешно? А он спешил - не доспешил. Осталось недорешено Все то, что он не дорешил. Ни единою буквой не лгу, не лгу. Он был чистого слога слуга, слуга, Он писал ей стихи на снегу, на снегу... К сожалению, тают снега. Но тогда еще был снегопад, снегопад И свобода писать на снегу, И большие снежинки, и град, и град Он губами хватал на бегу. Но к ней в серебряном ландо Он не добрался и не до... Не добежал бегун - беглец, Не долетел, не доскакал. А звездный знак его - Телец Холодный Млечный путь лакал. Смешно, не правда ли, смешно, Когда секунд недостает, Недостающее звено, И недолет, и недолет. Смешно, не правда ли? Ну вот, И вам смешно, и даже мне... Конь на скаку и птица влет По чьей вине, по чьей вине, по чьей вине?.. МАСКИ Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал, Меня, должно быть, ловко разыграли: Крючки носов и до ушей оскал Как на венецианском карнавале. Что делать мне? Бежать, да поскорей? А может, вместе с ними веселиться? Надеюсь я - под маскою зверей У многих человеческие лица. Все в масках, париках - все, как один. Кто сказочен, а кто - литературен. Сосед мой справа - грустный Арлекин, Другой - палач, а каждый третий - дурень. Я в хоровод вступаю хохоча, Но все-таки мне неспокойно с ними, А вдруг кому-то маска палача Понравится, и он ее не снимет? Вдруг Арлекин навеки загрустит, Любуясь сам своим лицом печальным? Что, если дурень свой дурацкий вид Так и забудет на лице нормальном? Вокруг меня смыкается кольцо, Меня хватают, вовлекают в пляску. Так-так, мое обычное лицо Все остальные приняли за маску. Петарды, конфетти! Но все не так... И маски на меня глядят с укором. Они кричат, что я опять не в такт, Что наступаю на ноги партнерам. Смеются злые маски надо мной, Веселые - те начинают злиться, За маской пряча, словно за стеной, Свои людские подлинные лица. За музами гоняюсь по пятам, Но ни одну не попрошу открыться: Что, если маски сброшены, а там Все те же полумаски-полулица? Я в тайну масок все-таки проник. Уверен я, что мой анализ точен: И маска равнодушья у иных Защита от плевков и от пощечин. Как доброго лица не прозевать, Как честных угадать наверняка мне? Они решили маски надевать, Чтоб не разбить свое лицо о камни. БАЛЛАДА О БОРЬБЕ Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф. Детям вечно досаден Их возраст и быт. И дрались мы до ссадин, До смертных обид. Но одежды латали Нам матери в срок, Мы же книги глотали, Пьянея от строк. Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой странно от фраз, И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших стекая на нас. И пытались постичь Мы, не знавшие войн, За воинственный клич Принимавшие вой, Тайну слова "приказ", Назначенье границ, Смысл атаки и лязг Боевых колесниц. А в кипящих котлах прежних войн и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов. Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов. И злодея слезам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить, И, друзей успокоив И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя. Только в грезы нельзя насовсем убежать, Краткий миг у забав, столько воли вокруг. Попытайся у мертвых ладони разжать И оружье принять из натруженных рук. Испытай, завладев Еще теплым мечом И доспехи надев, Что почем, что почем?! Разберись, кто ты - трус Иль избранник судьбы, И попробуй на вкус Настоящей борьбы. У когда упадет, весь израненный, друг, И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг Оттого, что убили его - не тебя, Ты поймешь, что узнал, Отличил, отыскал По оскалу забрал Это смерти оскал. Ложь и зло - погляди, Как их лица грубы, И всегда позади Воронье и гробы. Если путь прорубая отцовским мечом, Ты соленые слезы на ус намотал, Если в жарком бою испытал, что почем, Значит, нужные книги ты в детстве читал. Если мяса с ножа Ты не ел ни куска, Если руки сложа Наблюдал свысока И в борьбу не вступил С подлецом, палачом, Значит, в жизни ты был Ни при чем, ни при чем! БАЛЛАДА О ВОЛЬНЫХ СТРЕЛКАХ Если рыщут за твоей Непокорной головой, Чтоб петлей худую шею Сделать более худой, Нет надежнее приюта, Скройся в лес, не пропадешь, Если продан ты кому-то С потрохами не за грош. Бедняки и бедолаги, Презирая жизнь слуги, И бездомные бродяги, У кого одни долги, Все, кто загнан, неприкаян, В этот вольный лес бегут, Потому что здесь хозяин Славный парень, Робин Гуд. Здесь с полслова понимают, Не боятся острых слов, Здесь с почетом принимают Оторви-сорви-голов. И скрываются до срока Даже рыцари в лесах. Кто без страха и упрека, Тот всегда не при деньгах. Знают все оленьи тропы, Словно линии руки, В прошлом слуги и холопы, Ныне - вольные стрелки. Здесь того, кто все теряет, Защитят и сберегут. По лесной стране гуляет Славный парень, Робин Гуд. И живут и поживают Всем запретам вопреки И ничуть не унывают Эти вольные стрелки. Спят, укрывшись звездным небом, Мох под ребра положив. Им, какой бы холод ни был, Жив, и славно, если жив. Но вздыхают от разлуки: Где-то дом и клок земли, Да поглаживают луки, Чтоб в бою не подвели. И стрелков не сыщешь лучших. Что же завтра, где их ждут? Скажет лучший в мире лучник, Славный парень, Робин Гуд. БАЛЛАДА О ВРЕМЕНИ Замок временем скрыт и укутан, укрыт В нежный плед из зеленых побегов, Но развяжет язык молчаливый гранит, И холодное прошлое заговорит О походах, боях и победах. Время подвиги эти не стерло. Оторвать от него верхний пласт Или взять его крепче за горло, И оно свои тайны отдаст. Упадут сто замков, и спадут сто оков, И сойдут сто потов с целой груды веков, И польются легенды из сотен стихов Про турниры, осады, про вольных стрелков. Ты к знакомым мелодиям ухо готовь И гляди понимающим оком. Потому что любовь - это вечно любовь, Даже в будущем нашем далеком. Звонко лопалась сталь под напором меча, Тетива от натуги дымилась, Смерть на копьях сидела, утробно урча, В грязь валились враги, о пощаде крича, Победившим сдаваясь на милость. Но не все, оставаясь живыми, В доброте сохранили сердца, Защитив свое доброе имя От заведомой лжи подлеца. Хорошо, если конь закусил удила И рука на копье поудобней легла, Хорошо, если знаешь, откуда стрела, Хуже, если по-подлому, из-за угла. Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом. Ведьмы вас не пугают шабашем? Но не правда ли, зло называется злом Даже там, в светлом будущем нашем. И во веки веков, и во все времена Трус-предатель всегда презираем. Враг есть враг, и война все равно есть война, И темница тесна, и свобода одна, И всегда на нее уповаем. Время эти понятья не стерло. Нужно только поднять верхний пласт И дымящейся кровью из горла Чувства вечные хлынут из нас. Нынче присно, во веки веков, старина, И цена есть цена, и вина есть вина, И всегда хорошо, если честь спасена, Если духом надежно прикрыта спина. Чистоту, простоту мы у древних берем, Сами сказки из прошлого тащим Потому, что добро остается добром В прошлом, будущем и настоящем. " ПРОДЕЛАВ БРЕШЬ В ЗАТИШЬЕ... " Проделав брешь в затишье, Весна идет в штыки, И высунули крыши Из снега языки. Голодная до драки, Оскалилась весна. Как с языка собаки, Стекает с крыш слюна. Весенние армии жаждут успеха, Все ясно, и стрелы на карте прямы, И войны в легких небесных доспехах Врубаются в белые рати зимы. Но рано веселиться! Сам зимний генерал Никак своих позиций Без боя не сдавал. Тайком под белым флагом Он собирал войска И вдруг ударил с фланга Мороз исподтишка. И битва идет с переменным успехом: Где свет и ручьи - где поземка и мгла, И воины в легких небесных доспехах С потерями вышли назад из котла. Морозу удирать бы, А он впадает в жар: Играет с вьюгой свадьбу- Не свадьбу, а шабаш. Окно скрипит фрамугой - То ветер перебрал. Но он напрасно с вьюгой Победу пировал. Пусть в зимнем тылу говорят об успехах И наглые сводки приходят из мглы, Но воины в легких небесных доспехах Врубаются клиньями в царство зимы. Откуда что берется! Сжимается без слов Рука тепла и солнца На горле холодов. Не совершиться чуду - Снег виден лишь в тылах, Войска зимы повсюду Бросают белый флаг. И дальше на север идет наступленье, Запела вода, пробуждаясь от сна. Весна неизбежна, ну, как обновленье, И необходима, как просто весна. Кто сладко жил в морозы, Тот ждет и точит зуб И проливает слезы Из водосточных труб. Но только грош им, нищим, В базарный день цена. На эту землю свыше Ниспослана весна. Два слова войскам: - Несмотря на успехи, Не прячьте в чулан или старый комод Небесные легкие ваши доспехи. Они пригодятся еще через год. Я НЕ УСПЕЛ Свет новый не единожды открыт, А старый - весь разбили на квадраты. К ногам упали тайны пирамид, К чертям пошли гусары и пираты. Пришла пора всезнающих невежд, Все выстроено в стройные шеренги. За новые идеи платят деньги, И больше нет на "эврику" надежд. Все мои скалы ветры гладко выбрили, Я опоздал ломать себя на них. Все золото мое в Клондайке выбрали, Мой черный флаг в безветрии поник. Под илом сгнили сказочные струги, И Могикан последних замели. Мои контрабандистские фелюги Сухие ребра сушат на мели. Висят кинжалы добрые в углу Так плотно в ножнах, что не втиснусь между, Мой плот папирусный - последнюю надежду - Волна в щепы разбила о скалу. Вон из рядов мои партнеры выбыли. У них сбылись гаданья и мечты. Все крупные очки они повыбили И за собою подожгли мосты. Азартных игр теперь наперечет. Авантюристы всех мастей и рангов По прериям пасут домашний скот, Там кони пародируют мустангов. И состоялись все мои дуэли, Где б я почел участие за честь. И выстрелы, и эхо - отгремели... Их было много - всех не перечесть. Спокойно обошлись без нашей помощи Все те, кто дело сделали мое. И по щекам отхлестанные сволочи Фалангами ушли в небытие. Я не успел произнести: "К барьеру!" А я за залп в Дантеса все отдам. Что мне осталось? Разве красть химеру С туманного собора Норт-Дам?! В других веках, годах и месяцах Все женщины мои отжить успели, Позанимали все мои постели, Где б я хотел любить - и так, и в снах. Захвачены все мои одры смертные, Будь это снег, трава иль простыня. Заплаканные сестры милосердия В госпиталях обмыли не меня. Ушли друзья сквозь вечность-решето. Им всем досталась лета или прана. Естественною смертию - никто: Все противоестественно и рано. Иные жизнь закончили свою, Не осознав вины, не скинув платья. И, выкрикнув хвалу, а не проклятье, Спокойно чашу выпили свою. Другие знали, ведали и прочее, Но все они на взлете, в нужный год Отправили, отпели, отпророчили... Я не успел. Я прозевал свой взлет. СОН Сон мне: желтые огни, и хриплю во сне я; Повремени, повремени, утро - мудренее. Но и утром все не так, нет того веселья, Или куришь натощак, или пьешь с похмелья. В кабаках зеленый штоф, белые салфетки. Рай для нищих и шутов, мне ж - как птице в клетке. В церкви смрад и полумрак, дьяки курят ладан. Нет, и в церкви все не так, все не так, как надо. Я на гору впопыхах, чтоб чего не вышло. На горе стоит ольха, под горою вишня. Был бы склон увит плющом - мне б и то отрада, Хоть бы что-нибудь еще - все не так, как надо. Я по полю вдоль реки. Свет и тьма. Нет бога. В чистом поле васильки, дальняя дорога. Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами, А в конце дороги той плаха с топорами. Где-то кони пляшут в такт, нехотя и плавно. Вдоль дороги все не так, а в конце подавно. И ни церковь, ни кабак - ничего не свято... Нет, ребята, все не так, все не так, ребята! " ДУРАЦКИЙ СОН КАК КИСТЕНЕМ..." Дурацкий сон как кистенем Избил нещадно. Невнятно выглядел я в нем И неприглядно Во сне я лгал и предавал И льстил легко я... А я и не подозревал В себе такое. Еще сжимал я кулаки И бил с натугой. Но мягкой кистию руки, А не упругой. Тускнело сновиденье, но Опять являлось. Смыкались веки, и оно Возобновлялось. Я не шагал, а семенил На ровном брусе, Ни разу ногу не сменил, Трусил и трусил. Я перед сильным лебезил, Пред злобным гнулся. И сам себе я мерзок был, Но не проснулся. Да это бред! Я свой же стон Слыхал сквозь дрему, Но это мне приснился он, А не другому. Очнулся я и разобрал Обрывок стона. И с болью веки разодрал, Но облегченно. И сон повис на потолке И распластался. Сон в руку ли? И вот в руке Вопрос остался. Я вымыл руки - он в спине Холодной дрожью. Что было правдою во сне, Что было ложью? Коль это сновиденье - мне Еще везенье. Но если было мне во сне Ясновиденье? Сон - отраженье мыслей дня? Нет, быть не может! Но вспомню - и всего меня Перекорежит. А вдруг - в костер?! и нет во мне Шагнуть к костру сил. Мне будет стыдно, как во сне, В котором струсил. Иль скажут мне: - Пой в унисон, Жми что есть духу!.. И я пойму: вот это сон, Который в руку. ДВЕ СУДЬБЫ Жил я славно в первой трети Двадцать лет на белом свете по влечению. Жил безбедно и при деле, Плыл - куда глаза глядели по течению. Думал: вот она, награда, Ведь ни веслами не надо, ни ладонями. Комары, слепни да осы Донимали, кровососы, да не доняли. Слышал, с берега вначале Мне о помощи кричали, о спасении... Не дождались, бедолаги, Я лежал чумной от браги, в расслаблении. Заскрипит ли в повороте, Крутанет в водовороте - все исправится. То разуюсь, то обуюсь, На себя в воде любуюсь - очень нравится! Берега текут за лодку, Ну а я ласкаю глотку медовухою. После лишнего глоточку, Глядь, плыву не в одиночку - со старухою. И пока я удивлялся, Пал туман, и оказался в гиблом месте я. И огромная старуха Хохотнула прямо в ухо, злая бестия. Я кричу - не слышу крика, Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я. На ветру меня качает. - Кто здесь? - Слышу, отвечает: - Я, нелегкая! Брось креститься, причитая, Не спасет тебя святая богородица! Тех, кто руль и весла бросит, Враз нелегкая заносит - так уж водится. Я впотьмах ищу дорогу, Медовуху - понемногу, только по сто пью. А она не засыпает, Впереди меня ступает тяжкой поступью. Вот споткнулась о коренья, От большого ожиренья гнусно охая, У нее одышка даже, А заносит ведь туда же, тварь нелегкая. Вдруг навстречу нам живая Колченогая кривая морда хитрая. - Ты, - кричит, - стоишь над бездной, Я спасу тебя, болезный, слезы вытру я. Я спросил: - Ты кто такая? А она мне: - Я, кривая. Воз молвы везу. И хоть я кривобока, Криворука, кривоока, я, мол, вывезу. Я воскликнул, наливая: - Вывози меня, кривая, я на привязи. Я тебе и жбан поставлю, Кривизну твою исправлю - только вывези. И ты, нелегкая, маманя, На-ка истину в стакане, больно нервная! Ты забудь себя на время, Ты же, толстая, в гареме будешь первая! И упали две старухи У бутыли медовухи в пьянь-истерику. Ну а я за кочки прячусь, Озираюсь, задом пячусь Лихо выгреб на стремнину В два гребка на середину. Ох, пройдоха я! Чтоб вы сдохли, выпивая, Две судьбы мои - кривая да нелегкая! " БЕДА!... " Беда! Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой. Всегда Как будто в очередь встаю за судьбой. Дела! Меня замучили дела - каждый миг, каждый час, каждый день. Дотла Сгорело время, да и я - нет меня, только тень. Ты ждешь. А может, ждать уже устал и ушел или спишь... Ну что ж, Быть может, мысленно со мной говоришь. Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить. Поверь, Мы будем много говорить. Опять Все время новые дела у меня, все дела. Догнать, Или успеть, или найти - нет, опять не нашла. Беда! Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой. Всегда Как будто в очередь встаю за тобой... Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить. Поверь, Мы будем много говорить. Подруг Давно не вижу, все дела у меня, все дела... И вдруг Сгорели пламенем дотла - не дела, а зола. Весь год Он ждал, но больше ждать ни дня не хотел, И вот Не стало вовсе у меня добрых дел. Теперь Ты должен вечер мне один подарить, подарить Поверь, Что мы не будем говорить. СЛУЧАЙ Мне в ресторане вечером вчера Сказала с юморком и с этикетом, Что киснет водка, выдохлась икра И что у них ученый по ракетам. И, многих помня с водкой пополам, Не разобрав, что плещется в бокале, Я, улыбаясь, подходил к столам И отзывался, если окликали. Вот он, надменный, словно Решелье, Почтенный, словно папа в старом скетче. Но это был директор ателье И не был засекреченный ракетчик. Со мной гитара, струны к ней в запас, И я гордился тем, что тоже в моде. К науке тяга сильная сейчас, Но и к гитаре тяга есть в народе. Я выпил залпом и разбил бокал. Мгновенно мне гитару дали в руки. Я три своих аккорда перебрал, Запел и запил от любви к науке. И, обнимая женщину в колье И сделав вид, что хочет в песню вжиться, Задумался директор ателье О том, что завтра скажет сослуживцам. Я пел и думал: вот икра стоит, А говорят, кеты не стало в реках... А мой ученый где-нибудь сидит И мыслит в миллионах и в парсеках... Он предложил мне позже на дому, Успев включить магнитофон в портфеле: "Давай дружить домами". Я ему Сказал: "Давай, мой дом - твой дом моделей". И я нарочно разорвал струну, И, утаив, что есть запас в кармане, Сказал: "Привет, зайти не премину, Но только если будет марсианин..." Я шел домой под утро, как старик. Мне под ноги катились дети с горки, И аккуратный первый ученик Шел в школу получать свои пятерки. Ну что ж, мне поделом и по делам, Лишь первые пятерки получают... Не надо подходить к чужим столам И отзываться, если окликают. " МНЕ СУДЬБА - ДО ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ, ДО КРЕСТА " Мне судьба - до последней черты, до креста Спорить до хрипоты, а за ней - немота, Убеждать и доказывать с пеной у рта, Что не то это вовсе, не тот и не та... Что лабазники врут про ошибки Христа, Что пока еще в грунт не влежалась плита, Что под властью татар жил Иван Калита И что был не один против ста. Триста лет под татарами - жизнь еще та, Маета трехсотлетняя и нищета. И намерений добрых, и бунтов тщета. Пугачевщина, кровь и опять - нищета. Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, Повторю, даже в образе злого шута... Но не стоит предмет, да и тьма не та: "Суета всех сует - все равно суета". Только чашу испить - не успеть на бегу, Даже если разлить - все равно не смогу. Или выплеснуть в наглую рожу врагу? Не ломаюсь, не лгу - не могу. Не могу! На вертящемся гладком и скользком кругу Равновесье держу, изгибаюсь в дугу! Что же с ношею делать - разбить? Не могу! Потреплю и достойного подстерегу. Передам, и не надо держаться в кругу, И в кромешную тьму, и в неясную згу, Другу передоверивши чашу, сбегу... Смог ли он ее выпить - узнать не смогу. Я с сошедшими с круга пасусь на лугу, Я о чаше невыпитой здесь ни гугу, Никому не скажу, при себе сберегу. А сказать - и затопчут меня на лугу. Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу. Может, кто-то когда-то поставит свечу Мне за голый мой нерв, на котором кричу, За веселый манер, на котором шучу. Даже если сулят золотую парчу Или порчу грозят напустить - не хочу! На ослабленном нерве я не зазвучу, Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу! Лучше я загуляю, запью, заторчу! Все, что за ночь копаю,- в саду растопчу! Лучше голову песне своей откручу, Чем скользить и вихлять, словно пыль по лучу. Если все-таки чашу испить мне судьба, Если музыка с песней не слишком груба, Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, Я уйду и скажу, что не все суета! Я НЕ ЛЮБЛЮ Я не люблю фатального исхода, От жизни никогда не устаю. Я не люблю любое время года, Когда веселых песен не пою. Я не люблю холодного цинизма, В восторженность не верю, и еще: Когда чужой мои читает письма, Заглядывая мне через плечо. Я не люблю, когда наполовину Или когда прервали разговор. Я не люблю, когда стреляют в спину, Но, если надо, выстрелю в упор. Я ненавижу сплетни в виде версий, Червей сомненья, почестий иглу, Или когда все время против шерсти, Или когда железом по стеклу. Я не люблю уверенности сытой, Уж лучше пусть откажут тормоза. Досадно мне, коль слово "честь" забыто И коль в чести наветы за глаза. Когда я вижу сломанные крылья, Нет жалости во мне, и неспроста: Я не люблю насилья и бессилья, Вот только жаль распятого Христа. Я не люблю себя, когда я трушу, И не терплю, когда невинных бьют, Я не люблю, когда мне лезут в душу, Тем более, когда в нее плюют. Я не люблю манежи и арены, На них мильон меняют по рублю, Пусть впереди большие перемены - Я это никогда не полюблю. " ЕСЛИ ГДЕ-ТО В ЧУЖОЙ НЕЗНАКОМОЙ НОЧИ... " Если где-то в чужой незнакомой ночи Ты споткнулся и ходишь по краю, Не таись, не молчи, до меня докричи - Я твой голос услышу, узнаю. Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи? Потерпи - я спешу, и усталости ноги не чуют. Мы вернемся туда, где и воздух и травы врачуют, Только ты не умри, только кровь удержи. Если ж конь под тобою, ты домой, доскачи. Конь дорогу отыщет буланый В те края, где всегда бьют живые ключи, И они исцелят твои раны. Где ты, друг, - взаперти или в долгом пути, На развилках каких, перепутьях и перекрестках?! Может быть, ты устал, приуныл, Заблудился в трех соснах И не можешь обратно дорогу найти?.. Здесь такой чистоты из-под снега ручьи, Не найдешь - не придумаешь краше. Здесь цветы, и кусты, и деревья - ничьи, Стоит нам захотеть - будут наши. Если трудно идешь, по колено в грязи, Да по острым камням, босиком по воде по студеной, Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный, Хоть какой доберись, добреди, доползи. КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю Я коней своих нагайкою стегаю - погоняю. Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю, Чую с гибельным восторгом: "Пропадаю, пропадаю!" Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть. Что-то кони мне попались привередливые... Я дожить не смогу, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою, Хоть мгновенье еще постою на краю. Сгину я: меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром. Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь. Что за кони мне попались привередливые! И дожить я не смог, и допеть - не успеть. Я коней напою, я куплет допою, Хоть мгновенье еще постою на краю!.. Мы успели. В гости к богу не бывает опозданий. Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани. Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть. Что-то кони мне попались привередливые?! Коль дожить не успел, так хотя бы допеть! Я коней напою, я куплет допою, Хоть мгновенье еще постою на краю! " ЧТУ ФАУСТА ЛИ, ДОРИАНА ГРЕЯ ЛИ... " Чту Фауста ли, Дориана Грея ли, Но чтобы душу дьяволу - ни-ни! Зачем цыганки мне гадать затеяли? День смерти называли мне они. Ты эту дату, боже сохрани, Не отмечай в своем календаре - или В последний час возьми и измени, Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли И ангелы чтоб жалобно не бреяли, Чтоб люди не хихикали в тени, Скорее защити и охрани! Скорее! ибо душу мне они Сомнениями и страхами засеяли. ...Немногого прошу взамен бессмертия: Широкий тракт, да друга, да коня. Прошу, покорно голову склоня, В тот день, когда отпустите меня, Не плачьте вслед, во имя милосердия!