И он снова протянул меч. Но Николай никак не мог решится.

— Да бери же, беляк! — вмешался кто-то из красных.

Эти слова словно подтолкнули штабс-капитана. Он протянул руку и принял из рук командира легиона старый меч в потертых ножнах Он меча веяло невероятной древностью. Николай вынул его из ножен и почтительно поцеловал лезвие. Вдруг показалось, что меч принял его и одобрительно улыбнулся. Какое-то наваждение… А потом он вдруг понял, что следует сделать. Николай порезал ладонь и полил меч своей кровью.

— Клянусь тебе, Лар даль Далливан, что я, Николай Александрович Шаронский, не посрамлю твоей памяти! — слова клятвы сорвались с губ сами по себе, никто не сказал ни слова, даже красные, хотя один из них довольно отчетливо фыркнул.

Губы дварх-полковника дернулись, он шагнул вперед и обнял Николая. Потом отступил на шаг и скрипнул зубами.

— Эх, Лар, Лар… — очень тихо сказал он. — Шебутное твое высочество… Говорил тебе, дураку молодому — уходи, пока не поздно, не лезь к центральным отсекам…

— Высочество? — удивленно переспросил Ненашев.

— Однажды в одном королевстве у короля родился сын, — скользнула по губам дварх-полковника грустная улыбка. — Вот только выросши, стал он совсем не похож на других принцев и плевать хотел на власть. Ему нужна была только его гитара и слушатели, поскольку Создатель наградил его высочество божественным голосом. Принц с удовольствием отказался бы от власти, но по законам того королевства корона могла перейти к кому-нибудь только после смерти законного наследника. Король был уже стар, а кузен принца жаждал власти больше жизни. Думаю, всем понятно, что произошло дальше. Окруженному в старой башне с оставшимися в живых двумя друзьями принцу повезло, что в этот момент орден начал Поиск в его мире. Так наследный принц Лар даль Далливан и стал Аарн.

— Да… — протянул Николай и по-новому взглянул на меч. — А он ведь говорил, что в ордене есть бывшие принцы и бывшие рабы. Да только я тогда не понял, что он имел в виду…

— Вы сказали, что у вас коммунизм! — выступил из группы красных болезненно худой человек в круглых очках. — А у вам тут принцы всякие…

— Не коммунизм, — повернулся к нему дварх-полковник, — а некоторые его принципы. Например, каждому по потребностям, от каждого по способностям. Понятия денег, конечно, у нас не существует. Внутри ордена все бесплатно, а каждый из нас всегда отдает свои силы ради остальных.

Потом Аарн посмотрел на ошеломленных его словами белых офицеров.

— И вы, не удивляйтесь, господа, — усмехнулся он. — Наше общество настолько не похоже на другие, что понять его вы сможете только изнутри. К тому же подумайте, если человек получает блага только за деньги, то его начинает снедать корысть. Не каждого, конечно, но все же. А там, где есть корысть, рождаются подлость, жестокость и все остальное. Потому к нам попадают только люди, которые чище других, мы не можем позволить себе принимать желающих зла…

— Какие-то глупые интеллигентские измышления! — фыркнул худой комиссар.

— Да? — приподнял брови дварх-полковник. — Тогда почему вы отказывались участвовать в расстрелах? Вас за это самого чуть к стенке не поставили, но вы все равно не согласились.

— Да… — покраснел комиссар. — Не знаю… Неправильно это, стрелять в безоружных людей! Пускай они хоть сто раз враги, все равно неправильно! Не мог я, чувствовал, что перестану человеком быть, понимаете? Хотя оно и буржуйское чистоплюйство… А…

Он махнул рукой и покраснел еще сильнее. Дварх-полковник только улыбнулся. Николай с удивлением переглянулся с Виктором Петровичем, вот уж не думал, что среди красных могут оказаться такие люди. Такому человеку, несмотря на то, что он красный, враг, не грех пожать руку. Совсем даже не грех. Штабс-капитан Ненашев внимательно присмотрелся к худому комиссару, чем-то тот был знаком, кого-то смутно напоминал. Стой, да это же один из тех троих, которых он отпустил в прошлом декабре. Отпустил, ежели честно, по той самой причине, по которой сам красный не мог расстреливать. Да, это точно он, хотя узнать парня в форме ордена было затруднительно.

— Значит, добрались тогда до своих? — спросил он и подошел поближе. — И как, интересно, вы через наши позиции перебрались?

Комиссар настороженно всмотрелся в его лицо и, кажется, тоже узнал.

— Штабс-капитан… — пробормотал он. — Повстречались снова, значит… А ты тогда так и не ответил, почему отпустил нас. Может сейчас скажешь?

— А по той же причине, что вы расстреливать не могли, — ответил контрразведчик. — Не хотел себя перестать человеком чувствовать.

— Вот видите, — вмешался в их разговор дварх-полковник. — У вас есть кое-что общее. И именно благодаря этим общим качествам вы оба и оказались у нас. Вот вашего полкового комиссара, да и большинство других, любой из нас обошел бы с отвращением десятой дорогой. Они попросту палачи. Вы ведь замечали, что им нравится издеваться над беззащитными людьми?

— Замечал, — буркнул в ответ комиссар, дернув щекой. — Я потому и пошел с вами, что понимаю — где-то у нас что-то не так, не туда мы пошли!

Он с болью посмотрел на Аарн.

— Но как правильно? — мрачно спросил он. — Я надеялся, что вы знаете… А у вас принцы.

— Если захотите, можете просмотреть исторические записи о других попытках построить коммунизм. Из них вы легко поймете, что ваши вожди наступают на те же грабли, на которые наступали их предшественники. Совершают те же самые ошибки. И потому ничего у них не получится.

— Да, — мрачно кивнул комиссар. — Я очень хочу увидеть эти ваши записи и понять в чем ошибка.

— Если коротко, — внимательно посмотрел на него Аарн, — то жестокость. Не построить ничего хорошего на боли и крови. Невозможно, законы равновесия, а это законы природы, все вернут обратно. К тому же, у вас, как и у всех других, за стремящимися добиться справедливости стоят жаждущие власти любой ценой. Можете просмотреть собранные нами в России записи и документы, они не для вас готовились, а для наших социологов и социоинженеров. Эти документы четко показывают кто на самом деле стоит за вами, красными. Кто вами воспользовался.

— Даже так? — закусил губу комиссар. — Тогда получается, что вся гражданская война была затеяна, чтобы убрать тех, кто им мешал?

— Вы это поняли? — изумленно спросил дварх-полковник. — Очень рад, что вы сами это поняли…

— Давно уже подозреваю что-то в этом роде, слишком много ненужной жестокости.

— Значит, господин подполковник был прав, когда говорил, что нас с красными попросту стравили как две стаи обозленных псов? — спросил Ненашев.

— Полностью прав, — согласился Аарн. — Тем, кто хочет получить абсолютную, непререкаемую власть, всегда мешают честные и свободомыслящие люди. Вот они и воспользовались нарастающим недовольством народа в вашей стране, господин штабс-капитан. Часть лучших людей пошла в красные, часть в белые, и две эти группы вцепились друг другу в глотки.

— С этим что-нибудь можно сделать? Это можно как-то исправить?

— К сожалению, нет, — покачал головой дварх-полковник. — Люди вашей страны должны сами опомниться, навязанное со стороны ничего, кроме ненависти к навязавшим, не даст. Такие попытки с нашей стороны уже были, и они приводили к столь страшным социальным катастрофам, что ваша гражданская война по сравнению с ними — детские игрушки. Вы тоже, если хотите, можете посмотреть исторические записи, поговорить с социологами.

— Меня зовут Никита, — протянул комиссар руку контрразведчику.

— Мы тезки, — криво ухмыльнулся Ненашев, пожимая протянутую руку. — Если вы не против, комиссар, буду рад присоединиться к вам в изучении записей, о которых говорил господин дварх-полковник. Очень хочу понять, кто во всем этом кошмаре виноват.

Красный довольно долго смотрел ему в глаза, затем молча кивнул.

— Кстати, — продолжил контрразведчик, — вы на удивление правильно говорите. Вы где-то учились?

— Самоучка, — рассмеялся комиссар. — А если точнее, ссыльные у нас в городке жили, они грамоте и обучили. Правильно говорить тоже. А потом книги и еще раз книги.

Николай смотрел на них и размышлял. Страшноватая истина открывалась, получается, что способные сдержать кошмар вместо того дрались друг с другом. А где-то там, далеко, звери в человеческом обличье дирижировали кровавой вакханалией… Что ж, черт с ними, придет время и они за все заплатят. Бог, в конце концов, не слеп. А Николай отвоевался, хватит, теперь он в этом странном ордене и ему очень хочется понять все, что пока понять не в состоянии. Вдруг он вспомнил, что в красном Петрограде у него остались родители и Даша, младшая сестренка. Вот только живы ли? У всех остальных, насколько он знал, живых родственников не осталось. Взять хотя бы Виктора Петровича, чья жена сгорела от тифа на его руках. Нет, он не может уезжать, не зная в точности, что с семьей.

— Простите, господин дварх-полковник, — обратился он к Релиру. — У меня остались родители и сестра, правда, я не знаю, живы ли они…

— Если живы, найдем, — усмехнулся тот. — Я сейчас попрошу Асиарха, а вы представьте себе как можно точнее ваших родственников.

— Нечего меня просить, я и так все слышу, — раздался неизвестно откуда ворчливый, добродушный голос. — Тем, кто со мной незнаком, представлюсь. Меня зовут Асиарх, я дварх, разум этого крейсера. Если у кого еще есть родственники, которых хотите найти, то говорите сразу. Проникновение в вашу область пространства нелегкая задача, другого случая может и не представиться.

— Я бы брательника забрал младшого, — выступил вперед один из трех красноармейцев, здоровенный парняга с простодушным лицом. — Мамку с тятькой махновцы повесили, я воевать ушел, а ему всего-то двенадцать годков будет. Тяжко малому пацану одному…

— У нас с Петром уси померли з голоду той зимой, — мрачно буркнул один из оставшихся, — потому к красным и подалися… Некого брать.

У белых офицеров тоже не осталось никого живого из родных и каждый только отрицательно покачал головой.

— Что ж, — снова раздался голос Асиарха. — Прошу вас двоих как можно точнее представить себе своих родственников. Это необходимо мне для начала поиска.

Николай закрыл глаза и как мог тщательнее представил себе по очереди мать, отца, Дашу. Почему-то они вспомнились такими, какими он видел их в шестнадцатом году во время вечеринки в честь окончания им юнкерского училища. Какие они все тогда были веселые, счастливые… Да и он сам, тогда ему казалось, что весь мир лежит под его ногами, и молодой офицер вовсю ухаживал за подругами сестры, шутил, смеялся. Кто бы тогда и заподозрил, что через какой-то год вся их жизнь рухнет…

— Благодарю, достаточно! — оторвали его от воспоминаний слова дварха.

Офицер вздохнул и отошел к товарищам. Рука продолжала сжимать меч Лара. Он о чем-то говорил, слушал чей-то рассказ о чем-то. Но ничего не доходило до затуманенного сознания, тоска по прежним счастливым временам оказалась слишком сильна.

— Внимание! — голос Асиарха заставил его встряхнуться. — Ваш брат, Иван, обнаружен. А вот вас, Николай, я вынужден огорчить…

— Они умерли?

— Ваших родителей я найти не смог, по всей видимости, они действительно мертвы. Но ваша сестра жива и находится в городе, который вы знаете под названием Санкт-Петербурга.

Боль хлестанула по нервам, и Николай даже застонал сквозь зубы. Мамы и папы больше нет… Но Дашутка, как она там одна? Она же совсем неприспособлена к жизни… Всегда витала в облаках. Снова перед глазами встала смеющаяся, прелестная шестнадцатилетняя девушка в белоснежном платье и офицер заскрипел зубами.

— Ее можно как-нибудь забрать оттуда? — спросил он.

— Да прямо сейчас и заберем, — пожал плечами дварх-полковник, — ничего трудного. Асиарх только локализует ее местонахождение, откроем гиперканал, пойдете и возьмете ее.

— Внимание! — снова заговорил дварх. — Иван, ваш брат в беде. Мальчика в этот момент страшно избивают.

— Какая гнида?! — взвыл красноармеец. — Да я руки за это повырву!

Перед ними загорелось изображение полутемной, захламленной комнаты. По полу катался оборванный мальчишка лет одиннадцати-двенадцати, весь залитый кровью, и кричал в голос. Толстый, здоровенный бородатый мужик изо всех сил охаживал его кнутом.

— Так это ж Потап, наш мельник… — ошеломленно пробормотал Иван. — Вот же падлюка! Да разве можно пацана малого так бить?! Убьет же…

— Подразделению Дельта-2 боевая тревога! — скомандовал дварх-полковник. — Асиарх, открыть канал!

— Сделано! — прогремел голос дварха, и чуть в стороне завертелась воронка гиперперехода.

Откуда-то вынырнули около десятка Аарн в темно-серых доспехах. Их руки сжимали какое-то никогда не виданное Николаем оружие. Но разъяренный Иван опередил всех и прыгнул в воронку первым. Вслед за ним почему-то пошел штабс-капитан Ненашев. Хотя да, у контрразведчика ведь имелся пунктик, он физически не выносил, когда били детей. Странный, ежели признаться, пунктик. Наверное, ему в детстве здорово доставалось.

Мельник наносил обнаглевшему мальчишке удар за ударом и с каждым зверел все сильнее. Такой же бесполезный паскудник, как и его брательник был. Надо же, работать не хочет толком, а жрать давай! Целый мешок муки рассыпал, скотина малая! Ну, ничо! Получай, гад! Потап снова замахнулся, но в этот момент на его плечо упала чья-то тяжелая рука. Он повернулся и только успел лязгнуть зубами, как кто-то так врезал ему по физиономии, что толстый мельник отлетел к стене и выронил кнут. Чуть опомнившись, Потап выплюнул несколько зубов и захлопал глазами, пытаясь понять, кто же это его так приложил. Напротив него стоял здоровенный детина в черной форме, как бы не в корниловской. Дык откуда ж тут корниловцу взяться, тут уж полгода как красные будут! Присмотревшись внимательнее, мельник даже застонал. Мать-перемать! Этим корниловцем оказался Ванька, старшой брательник оборзевшего мальца. И Ванька злой, что та собака. Ох ты ж, пресвятая Богородице! Щас точно прибьет… Во, какой здоровенный вымахал… И принесло же гада как раз сейчас! Надо ж, кака падлюка, в каратели подался…

— Посмотрите, что с мальчиком! — подошел к скрипящему зубами Ивану еще один офицер в такой же форме. — Я этим мизераблем займусь, не зря же в контрразведке служил.

Тонкие, брезгливые губы искривились во многообещающей ухмылке. Потап при виде этой ухмылки чуть не обделался и завизжал тоненьким голоском. Офицер! Его благородие! Да не просто, перед ним стоял самый страшный кошмар всех, кто имел дело с озверевшим офицерьем, перед ним стоял контрразведчик.

— Встать! — команда была произнесена таким тоном, что мельника буквально вздернуло на ноги. Правда, ноги тряслись и подгибались.

Он, весь дрожа, смотрел на брезгливое лицо офицера и прощался с жизнью. Вдруг к карателю подошел еще кто-то, и Потап вовсе ошалел. Черт! Точно, черт! Весь железный, серый, на страшной морде что-то горит. Мельник затрясся еще сильнее и принялся мелко креститься. А чертяка коснулся своей морды и морда исчезла, вместо нее появилось лицо совсем молодого парня.

— Не стоит марать рук об эту падаль, господин штабс-капитан, — сказал он. — Мы накажем его по-другому. С этого момента он не сможет никого ударить, а если ударит, то ему покажется, что ударили его самого.

— А такое возможно? — приподнял бровь контрразведчик.

— Очень даже просто.

Бывший черт повернулся к Потапу, тот снова тоненько завизжал от ужаса и таки обделался. И было от чего, глаза черта вдруг загорелись желтым адским огнем и мельнику показалось, что в его голову вонзился раскаленный гвоздь. Вонзился и принялся там вертеться. Потап завопил уже в голос и потерял сознание.

Васька скорчился на полу и тихо всхлипывал. Ну за что? Что он этому Потапу сделал такого? Ну, виноват, ну, упал… Ну, рассыпал чуток муки… Так чуток совсем, сил же больше нет проклятые мешки ворочать… Конечно, за сироту-то некому вступиться, мамку с тятькой повесили, Ванька где-то сгинул на войне. А кушать хочется… Да еще и зима, холодрыга страшная, вот и напросился к Потапу в батраки. Кто ж знал, что тот такая гнида? Кормил хуже, чем собаку, а как в зубы, так завсегда. Ой, спасибо тебе, боженька, кажись, устал, не бьет больше. Мальчик заскулил, пытаясь отодвинуться. Он все еще не рисковал открывать глаз, боясь снова увидеть падающий на него кнут.

— Ой, Васята… — раздался над ним очень знакомый голос. — Ой, шо ж он с тобой сотворил, падлюка такая…

Ванька! Ванька вернулся! Васька распахнул глаза. Действительно, над ним склонился Иван. Не убили, значит, вернулся. Ну, теперь он Потапу покажет! Тут взгляд мальчишки скользнул ниже и он даже отшатнулся. Старший брат был одет в офицерскую форму! Черную форму, очень похожую на форму корниловцев, которые однажды пороли их деревню. Только на плече горел какой-то страшный глаз.

— Вань… — растерянно пробормотал он. — Ты шо, в беляки подался?

— Та не, — махнул рукой старший брат, — потом расскажу. С собой тебя забираю, неча тебе тут голодать и холодать самому.

— Пустите, я доктор, — присел рядом с ними еще кто-то в такой-же форме, как и на Иване. — Болит, небось?

— Болит… — согласился Васька, настороженно посматривая на незнакомца, докторов он побаивался после того, как еще до революции заболел, и тятька привез из Серпуховки фельдшера.

— Не боись, сейчас мазью смажем, и сразу перестанет. А на корабль вернемся, так там вообще быстренько тебя на ноги поставим. И следа не останется!

Странный то ли офицер, то ли доктор раскрыл свой баул и достал белую коробку. Васька не успел даже испугаться, как его ловко перевернули на живот и принялись смазывать спину чем-то холодным. И боль сразу проходила! Совсем скоро у него почти ничего не болело. Вот это доктор! Совсем не то, что серпуховский фельдшер. Тот бы так лечил, что Васька орал бы от боли.

— Ну что, пошли? — добродушно усмехнулся доктор, когда Васька встал на дрожащие ноги. — Только Иван…

— Чего? — повернулся к нему тот.

— На крейсере надо его сразу в ти-анх положить, ночь там поспит, а утром совсем здоровым проснется, мазь только боль сняла, не вылечила.

— Надо, так надо, — пожал плечами Иван. — Пошли, Васята.

— А куды, Вань? — спросил тот.

— Там увидишь.

И потянул младшего брата за руку к темному углу. Мальчик не успел ничего понять, ему показалось, что его завертело, растянуло и вдруг они оказались в месте, которое Ваське и в дурном сне присниться не могло.

Николай наблюдал за всем происходящим на экране и только тихонько фыркал, представив себе, что мог подумать злополучный мельник. Иван с младшим братом, тем временем, появились в туманном зале. Здесь их поджидали двое Аарн с висящими в воздухе носилками. Ошеломленного до онемения и потому не сопротивляющегося мальчишку уложили на них и куда увезли.

— А теперь займемся вашей сестрой, Николай, — раздался голос Асиарха. — Вы готовы?

— Да! — вскинулся он.

На экране перед ним возник какой-то захламленный коридор, в нем офицер с трудом узнал коридор дома, где родился и вырос. Его родители никогда не были особо богаты и жили в казенной квартире, предоставленной департаментом, в котором служил отец. Господи, да во что большевики превратили его дом? Николай и представить себе не мог такой грязи, мама всегда отличалась болезненной чистоплотностью. Да и Ксения Ивановна, их старая горничная, никогда бы не позволила появиться даже намеку на этот кошмар. Похоже, нынешние жильцы попросту сваливали мусор на пол, нисколько не заботясь о том, чтобы его вынести. Прямо в коридоре были натянуты веревки с каким-то грязным тряпьем. Видимо, и их квартира не избежала так называемого «уплотнения»… Вдруг заскрипела дверь одной из комнат, и в коридор вышла худенькая, большеглазая девушка. Только внимательно присмотревшись, Николай смог узнать в ней свою сестру. Она затравлено осмотрелась, плотнее закуталась в старую, рваную шаль и осторожно двинулась в сторону кухни, все время со страхом оглядываясь.

Даша осторожно выглянула из двери своей маленькой комнатенки. В прежние времена в этой комнатке жила Ксения Ивановна, их старенькая то ли горничная, то ли нянька. Она была Дашеньке с Николкой второй матерью, и дети попросту обожали старушку. Ведь та постоянно баловала своих любимцев чем-нибудь вкусненьким, рассказывала сказки на ночь, да мало ли что еще, сейчас всего и не вспомнить. Уж как ее бывало уговаривали перебраться в комнату побольше и поудобнее, но она упиралась руками и ногами, утверждая, что ей и тут хорошо. Наверное к лучшему, что Ксения Ивановна умерла в самом начале семнадцатого и не успела увидеть всего этого ужаса. А теперь Даша радовалась, что у нее есть хоть этот угол, что ее саму не выбросили на улицу. Для «товарищей» это ведь запросто. Она вспомнила, как избили до полусмерти и вышвырнули соседа, Алексея Игоревича, одноногого отставного артиллерийского полковника. И чем им помешал несчастный, безвредный старик? Слава богу, ей разрешили приютить беднягу в пустой кладовке, где и повернуться-то было негде. Точнее, увлеченные грызней между собой жильцы попросту не обратили внимания на никогда не выходившего из кладовки нового соседа. Даша уже пятый месяц ухаживала за угасающим на глазах совсем чужим человеком, подкармливая его как могла. Правда, у нее и у самой мало что было, но девушке и в голову не приходило съесть паек самой, не поделившись с голодным стариком. Вот и сейчас она несла ему немного хлеба и кружку кипятку, нагретого на буржуйке в ее комнатушке. Повезло, по дороге домой удалось найти кусок оглобли, и Даша смогла немного протопить и согреть воды. Жаль, что нет сахарину, да только откуда его взять? Может, на следующий месяц в пайке немного дадут. Обещали, по крайней мере. Счастье еще, что она умела печатать и смогла найти работу в непонятной конторе с диким названием. Работать приходилось очень много, но зато ей дали небольшой паек и можно было с трудом, но выжить. Хотя Даша иногда сомневались в необходимости этого самого выживания. Что ждет ее впереди? Девушка не знала, но не думала, что хоть что-нибудь хорошее. Ее даже один раз хватали чекисты, но почему-то отпустили. Возможно, они не знали, что ее брат белый офицер. А сама она, понятно, об этом обстоятельстве не распространялась.

Даша снова осторожно оглянулась и мышкой скользнула к кладовке, в которой умирал Алексей Игоревич. В последние несколько месяцев ее жизнь стала совсем уж невыносимой. На нее положил глаз один из новых жильцов, красномордый, вечно пьяный Илья, и не давал девушке проходу. Каждый раз, когда Даше не везло на него напороться, он зажимал девушку в углу и принимался лапать, говоря всякие скабрезности. За защитой обратиться было не к кому, уходить тоже некуда. Потому Даша старалась избегать его, как только могла. Если она слышала, что Илья заявился домой, то носу не казала из своей комнатки. Ведь девушка прекрасно понимала, что если даже сей скот ее изнасилует, то ничего ему не будет. Спасибо Господу, что пока он все же не решался на подобное. Впрочем, как и все подобные личности, Илья оказался откровенным трусом, Даша видела как он унижался перед любым, обладающим хоть мало-мальской властью. Однажды Даша пригрозила ему, что в случает изнасилования пойдет в ЧК и обвинит его в связях с белогвардейским подпольем. После этого Илья вообще не трогал ее недели две и девушка успокоилась, но переполненное винными парами сознание похотливого «пролетария» не способно было долго предаваться страху. И вскорости все началось снова. Правда, теперь он пытался купить расположение девушки продуктами и рассказывал соседям, что она проститутка. И до того Даша была не в слишком хороших отношениях с подселенными, а теперь стало и вовсе невозможно. В ее сторону чуть ли не плевали, а оправдываться в чем-либо перед этими девушка считала ниже своего достоинства. Предпочли поверить Илье? Бог им судья. Сама Даша прекрасно знала, что скорее умрет с голоду, чем продаст свое тело кому-нибудь. Она привычно постучала в дверь, хотя и знала, что Алексей Игоревич не встает. Однако входить без стука невежливо.

— Здравствуйте, Дашенька! — поприветствовал ее старик и слабо улыбнулся, слегка приподнявшись с кучи тряпья, заменявшего ему постель.

— Здравствуйте, Алексей Игоревич, — поздоровалась девушка. — Я тут вам немного хлеба с кипятком принесла, вы попейте пока не остыло.

— Да что же вы от себя отрываете-то? — слегка покраснел он. — Все возитесь и возитесь со мной, будто я вам отец или дед…

— Мы же люди, а не звери, — грустно улыбнулась Даша. — И не эти…

Она кивнула в сторону двери, подразумевая новую власть и ее представителей, от которых жалости и человечности действительно дождаться было трудно, если вообще возможно.