Опасные тайны

Но она могла поклясться, что узнала этот смех и прозвучавшую в нем неистовую, свободную, манящую интонацию.

Пытаясь справиться с внезапным ознобом, Келси обхватила себя руками за плечи и сделала шаг назад, к машине. Мне нужно только взять куртку, твердила она себе. Просто взять куртку — и все. И тут навстречу ей из-за угла дома вышли мужчина и женщина, которые держали друг друга за руки.

В лучах яркого солнца они выглядели столь потрясающе красивыми, что в первое мгновение Келси подумала, что эта пара ей тоже привиделась.

Мужчина был высок — пожалуй, на целый дюйм выше шести футов — хорошо сложен и обладал той неуловимой быстротой и грацией движений, которая отличает уверенных в себе людей. Его темные, слегка вьющиеся волосы, растрепанные ветром, небрежно падали на воротник выгоревшей байковой рубашки. Лицо мужчины словно состояло из одних углов и теней, но Келси сразу разглядела глубокие темно-голубые глаза, которые при виде ее округлились от легкого удивления.

— Наоми… — Мужчина выговорил это, слегка растягивая гласные на южный манер, отчего его голос приобрел звучность и густоту, и Келси подумала, что он больше всего напоминает хороший, выдержанный бурбон. — У тебя, кажется, гости, Наоми.

Келси перевела взгляд на его спутницу и поняла, что никакие слова отца не в силах были подготовить ее к тому, с чем она столкнулась. Это было все равно что увидеть в зеркале будущую себя. В зеркале, отполированном до такой степени, что его свет слепит глаза. Келси как будто глядела на себя самое, и на краткий миг в сердце ее закралось безумное подозрение, что так оно и есть.

— Добро пожаловать, — протянула Наоми, сильнее сжав в ладони руку своего спутника. Это была неосознанная реакция, которую она не сумела бы скрыть, даже если бы постаралась. — Я не ожидала, что так скоро получу от тебя весточку, не говоря уже о том, чтобы с тобой увидеться…

Простую истину, что в слезах пользы нет, Наоми твердо усвоила уже много лет назад, поэтому, пока она рассматривала дочь, ее глаза оставались сухими.

— Мы как раз собирались попить чаю. Может быть, ты к нам присоединишься?

— Я могу зайти в следующий раз… — начал ее спутник, но Наоми вцепилась ему в руку с такой силой, словно он мог спасти ее, заслонить от какой-то неведомой опасности.

— В этом нет необходимости, — Келси услышала свой собственный голос как бы со стороны. — Я все равно не могу остаться надолго.

— Тогда пойдем в дом. Не станем тратить твое время понапрасну.

Наоми первой поднялась на террасу и провела своих гостей в просторную комнату, столь же ухоженную, как и сама хозяйка. В камине горел невысокий, ленивый огонь, который тем не менее довольно успешно справлялся с прохладой последнего зимнего месяца.

— Пожалуйста, присаживайся, устраивайся поудобнее. Я пойду распоряжусь насчет чая.

Наоми бросила один быстрый взгляд в сторону своего спутника и вышла.

Мужчина, очевидно привыкший к разного рода щекотливым ситуациям, чувствовал себя совершенно свободно. По-хозяйски расположившись в кресле, он достал из кармашка длинную черную сигару и улыбнулся Келси улыбкой профессионального обольстителя, предназначенной для того, чтобы очаровать потенциальную жертву и усыпить ее бдительность.

— Наоми-то наша немного растерялась, — заметил он с заговорщическим видом и подмигнул.

В ответ Келси только приподняла бровь. Хозяйка дома показалась ей сдержанной и спокойной, словно ледяная статуя.

— Вот как? — спросила она.

— Что ж, это вполне понятно, — продолжал мужчина. — Ты устроила ей хорошую встряску. Я и сам был огорошен, — он раскурил сигару, мимолетно задумавшись о том, справится ли Келси с охватившим ее возбуждением, что ясно читалось в ее глазах. — Кстати, мое имя — Гейб Слейтер, я — ее сосед. А ты, очевидно, Келси?

— Откуда это вам известно? — бросила Келси.

Как королева — распоследней деревенщине, подумал Гейб. В любых других обстоятельствах слова, сказанные подобным тоном, заставили бы взвиться на дыбы любого мужчину, но он решил не обращать внимания на оскорбительную интонацию.

— Мы все здесь друг с другом на «ты», — мягко заметил он. — Впрочем, можешь называть меня как тебе привычнее. Что касается того, откуда я тебя знаю… Мне известно, что у Наоми есть дочь, которую зовут Келси, и которую она не видела довольно долгое время. А ты слишком молодо выглядишь, чтобы быть двойняшкой Наоми. — Он скрестил вытянутые вперед ноги, обутые в грубые ковбойские сапоги. Обоим было ясно, что ему пора бы перестать столь беззастенчиво ее разглядывать, но Гейб вовсе не собирался отвести взгляд.

— На мой взгляд, кульминационный акт этой гражданской драмы дался бы тебе гораздо легче, если бы ты села и притворилась, будто расслабилась, — небрежно посоветовал он.

— Спасибо, я постою, — отрезала Келси и подошла к камину в надежде, что огонь поможет ей согреться.

Гейб только пожал плечами и откинулся на спинку кресла. В конце концов, все это его не касалось, если только девочка не начнет прохаживаться насчет Наоми. Не то чтобы Наоми не умела владеть своими чувствами; за всю жизнь Гейб ни разу не встречал женщины, которая настолько преуспела бы в этой нелегкой науке и — как он считал — отличалась столь развитой способностью применяться к любой обстановке, не теряя своей жизнерадостности. Просто Наоми была слишком дорога Гейбу, чтобы он мог позволить кому-то — в том числе и ее дочери — причинить ей боль.

То обстоятельство, что Келси, по-видимому, решила его игнорировать, нисколько не трогало Гейба. Он не торопясь затянулся сигарой и, выпустив колечко дыма, стал молча любоваться открывавшимся ему зрелищем, которое нисколько не портили напряженные плечи и даже, на беглый взгляд, непримиримая спина. Гейб даже подумал, что они, напротив, только подчеркивают мягкие очертания бедер, длину стройных ног и красивую линию шеи.

Потом он задумался о том, насколько легко смутить ее саму и пробудет ли Келси здесь достаточно долго, чтобы он успел испытать ее на прочность.

— Сейчас подадут чай, — сказала Наоми, входя в комнату. Она совладала со своими чувствами, и, хотя взгляд ее был устремлен прямо на дочь, игравшая на губах улыбка была спокойной. — Ты не очень-то уютно себя чувствуешь, да, Келси?

— Не каждый день твоя собственная мать встает из могилы, — парировала Келси. — Неужели это было так необходимо — заставить меня думать, будто ты умерла?

— Тогда мне казалось, что — да. Я оказалась в таком положении, когда главной моей заботой было самой остаться в живых.

Наоми опустилась на стул. Ее светло-бежевый жокейский костюм сидел на ней без единой морщинки и сшит так, словно предназначался для светских приемов.

— Больше всего мне не хотелось, чтобы ты навещала меня в тюрьме. Даже если бы подобное желание у меня и возникло, твой отец все равно не допустил бы ничего подобного. Нам обоим было прекрасно известно, что мне предстояло исчезнуть из твоей жизни лет на десять-пятнадцать.

Что-то неуловимо изменилось в ее лице, и улыбка Наоми стала жесткой.

— Что сказали бы родители твоих товарищей и подруг, если бы они узнали, что твоя мать отбывает срок за убийство? Я сомневаюсь, чтобы после этого все они очень захотели, чтобы их чада водили с тобой знакомство. Боюсь, в этом случае ты росла бы гораздо более одинокой и не слишком счастливой…

Наоми не договорила и повернулась к дверям в коридор, где как раз показалась пожилая женщина с простым, но приятным лицом. Она была одета в серый костюм и белый передник и толкала перед собой сервировочный столик на колесах.

— А это — Герти. Ты ведь помнишь Кел, да, Герти?

— Да, мэм, — глаза горничной наполнились слезами. — Помню. Тогда она была совсем крошкой и все время прибегала ко мне в кухню — выпрашивала печеньице.

Келси промолчала. Ей нечего было сказать этой незнакомой женщине, которая готова была разреветься. Наоми тем временем положила свою ладонь на руку служанки и нежно пожала.

— Испеки немного печенья к следующему разу, когда Келси снова к нам приедет. А теперь иди, я сама разолью.

— Слушаю, мэм. — Поминутно шмыгая носом, Герти повернулась, чтобы уйти, но у самых дверей остановилась. — Она так похожа на вас, мисс Наоми, так похожа! Просто как две капельки…

— Да, Герти, — негромко согласилась Наоми. — Действительно, похожа.

— Я не помню ее! — Голос Келси прозвучал с вызовом, и она сделала два шага по направлению к матери. — Я не помню тебя!

— Я и не рассчитывала на это, — спокойно отозвалась Наоми. — Сахар, лимон? Может быть — сливки?

— Будем вести себя как порядочные, воспитанные люди? — взвилась Келси. — Мать и дочь воссоединяются за чашечкой чая. Ты что, серьезно ждешь, что я буду сидеть здесь и пить с тобой черный чай со сливками?

— Черный? Я думала, это «Эрл Грей». — Наоми пожала плечами. — Честно говоря, Келси, я сама не знаю, чего я ждала. Пожалуй, гнева — у тебя есть все основания сердиться. Ну, еще обвинений, упреков, негодования… — Наоми передала Гейбу чашку с чаем, и Келси не без зависти отметила, что руки матери ни капельки не дрожат. — Честно говоря, я не представляю себе, что ты можешь сказать или сделать такого, чего нельзя было бы оправдать или понять.

— Почему ты написала мне?

Наоми потребовалось лишь одно мгновение, чтобы привести в порядок мысли.

— Тому существует множество причин, некоторые из которых имеют вполне эгоистическую природу, а некоторые — нет. Я надеялась только на то, что ты окажешься достаточно любопытной, чтобы захотеть встретиться со мной. Ты всегда была очень любознательным ребенком, к тому же мне известно, что в твоей жизни наступил не очень приятный момент и ты оказалась на распутье.

— Откуда тебе известны такие подробности?

Наоми подняла на нее взгляд, но по ее глазам нельзя было понять ровным счетом ничего.

— Ты думала, что я умерла, Келси. Я же очень хорошо знала, что моя дочь жива. Я продолжала следить за тобой. Даже в тюрьме мне удавалось узнать о тебе новости.

Ярость заставила Келси шагнуть вперед и сжать кулаки. С огромным трудом она подавила в себе желание сбросить на пол поднос вместе со всеми этими тоненькими чашками и блюдцами. Подобное действие, несомненно, помогло бы ей разрядиться и даже доставило удовольствие, но вместе с тем она выставила бы себя истеричной дурой. Лишь мысль об этом помогла Келси более или менее справиться с собой.

Потягивая крошечными глотками горячий чай, Гейб исподтишка наблюдал за этой тайной борьбой. Нетерпелива, решил он. Нетерпелива и резка, недостаточно умна, чтобы не терять почву под ногами. Пожалуй, она еще больше похожа на мать, чем кажется на первый взгляд.

— Значит, ты следила за мной? — прошипела Келси. — Что же, ты наняла для этого детективов, или как?

— Никакой романтики. — Наоми через силу улыбнулась. — Это делал мой отец. Пока мог.

— Твой отец? — Келси опустилась на стул. — Мой дед…

— Да. Он умер пять лет назад. Твоя бабушка и моя мать скончалась через год после твоего рождения, а я была единственным ребенком в семье, так что ты оказалась избавлена от тетушек, дядюшек и толпы двоюродных братьев и сестер. Как видишь, только я могу ответить на любые твои вопросы, и я постараюсь это сделать. Единственное, что бы мне хотелось, это, чтобы ты не спешила составить обо мне окончательное мнение. Нам обоим необходимо время: тебе подумать, а мне — рассказать тебе все.

На данный момент у Келси был только один вопрос — тот самый, что непрерывно стучал у нее в голове, — и она задала его немедленно, не успев ни обдумать его как следует, ни облечь в подходящую форму.

— Это правда, что ты убила того человека? Ты убила Алека Бредли?

Наоми немного помолчала, потом поднесла к губам чашку с чаем и посмотрела на Келси. Через секунду Наоми медленно опустила чашку на блюдце.

— Да, — сказала она просто, — я убила его.

— Прости, Гейб, — сказала Наоми, стоя у окна и наблюдая за отъезжающей машиной Келси. — Я не должна была ставить тебя в такое положение.

— Я познакомился с твоей дочерью, только и всего.

Негромко засмеявшись, Наоми крепко зажмурилась.

— Ты всегда был сдержан на язык. — Наоми повернулась и сделала шаг вперед, к центру комнаты, где на нее упал поток света из широких французских окон. Казалось, ее нисколько не беспокоит тот факт, что яркое солнце лишь сильнее подчеркнет тонкую сетку морщин возле глаз — безошибочную примету возраста. Слишком долго она была лишена солнечного света, слишком долго была далеко от него.

— А я жутко боялась. Когда я увидела ее, воспоминания просто нахлынули на меня, и их было слишком много. Чего-то я ожидала, но многое оказалось непредвиденным. Я просто не смогла бы справиться со всем этим одна.

Гейб поднялся и, подойдя к Наоми, положил ей на плечи руки, стараясь успокоить.

— Если мужчина не рад помочь красивой женщине, значит, он морально мертв.

— Ты настоящий друг. — Наоми подняла руку и сжала его запястье. — Один из немногих, с кем я могу ни капли не притворяться. Может быть, это потому, что мы оба сидели в тюрьме.

Быстрая улыбка заставила приподняться уголки его губ.

— Ничто так не помогает найти общий язык, как тюрьма.

— Ничто… — согласилась Наоми. — Правда, один из нас угодил в тюрьму за убийство второй степени, а другой — за то, что в юности слишком любил играть в карты, но жизнь за решеткой есть жизнь за решеткой.

— Ну вот, ты и здесь меня перещеголяла. Наоми рассмеялась.

— В нас, Чедвиках, живет дух соперничества. — С этими словами она отошла от него и передвинула стоящую на столе вазу с ранними нарциссами на один дюйм вправо. Этот жест многое сказал Гейбу, и Наоми, кажется, это поняла.

— Что ты о ней думаешь, Гейб?

— Она — настоящая красавица. Точная твоя копия.

— Я думала, что буду к этому готова. Отец говорил мне, к тому же я видела ее фотографии, но видеть это своими собственными глазами — совсем другое дело. В общем, я испытала самое настоящее потрясение. Я-то помню ее совсем ребенком, и все эти годы Келси оставалась для меня ребенком, а она тем временем стала взрослой женщиной… — Наоми нетерпеливо тряхнула головой. С тех пор действительно прошло слишком много лет, и она знала это лучше, чем кто-либо другой. — Но, кроме того… Что ты о ней думаешь?

Она бросила на него быстрый взгляд через плечо.

А Гейб вовсе не был уверен, может ли он подробно рассказывать ей о том, что он думал по поводу Келси. И должен ли. Он принадлежал к тем мужчинам, которых трудно чем-нибудь удивить, однако от встречи с дочерью Наоми он испытал настоящий шок. Красивые женщины появлялись и исчезали из его жизни точно также, как он сам на некоторый срок появлялся в жизни очередной красотки. Гейб не был равнодушен к женщинам: он их ценил, восхищался, желал их, однако при первом же взгляде на Келси Байден сердце его едва не остановилось.

Ему было любопытно разобраться в своих ощущениях, однако Наоми ждала ответа, и он решил, что сможет сделать это позднее. Тем более что его мнение, несомненно, имело для нее значение.

— Она вся соткана из нервов и бешеного темперамента, — проговорил он. — Ей недостает твоего самообладания и власти над своими чувствами.

— Надеюсь, эти качества ей никогда не понадобятся, — пробормотала Наоми, обращаясь больше к самой себе, чем к нему.

— Твоя дочь была в гневе, однако ее сжигало любопытство, и она повела себя достаточно умно. Она сдерживала свои эмоции до тех пор, пока не оценила, так сказать, весь расклад. Будь она лошадью, я бы сказал, что мне необходимо посмотреть ее бег, прежде чем я смогу определить, есть ли в ней выносливость, мужество и красота. Но кровь… от нее никуда не денешься, а она говорит сама за себя. У твоей дочери есть характер и стиль, Наоми.

— Она любила меня, — голос Наоми предательски дрогнул, но она этого не заметила, как не заметила первой слезинки, которая выкатилась из уголка глаза и поползла вниз по щеке. — Тому, у кого никогда не было детей, нелегко объяснить, каково это — быть объектом огромной, всепоглощающей, бескомпромиссной любви. Именно так Келси любила меня и своего отца. Это нам с Филиппом не хватило сил… или любви. Мы любили ее недостаточно сильно, чтобы сохранить нашу семью. Так я потеряла и то, и другое.

Наоми машинально подняла руку к щеке и, поймав слезу на согнутый палец, несколько мгновений смотрела на нее с удивлением, словно энтомолог на только что пойманный и еще никому не известный экземпляр красочного тропического насекомого. Она не плакала с тех пор, как похоронила отца. В слезах не было ни пользы, ни смысла, ни облегчения.

— Никто и никогда не будет любить меня так. До сегодняшнего дня я этого не понимала.

— Ты слишком торопишь события, Наоми. Это на тебя не похоже. Сегодня вы провели вместе четверть часа, и каждая минутка принадлежала тебе.

— А ты видел, какое у нее было лицо, когда я сказала, что убила Бредли? — Наоми повернулась к Гейбу, и на губах ее появилась улыбка — твердая, как стекло зимней ночью, и такая же холодная. — Я видела такое же выражение у десятков других людей. Ужас и отвращение цивилизованного человека перед дикарем. Воспитанные люди не убивают.

— Люди, вне зависимости от воспитания и общественного положения, делают все, что могут, когда дело идет об их собственной жизни.

— Она так не подумает, Гейб. Может быть, Кел и похожа на меня, но воспитал ее отец, и у нее — его моральные принципы. Господи, да есть ли в мире кто-то более высоконравственный, чем профессор Филипп Байден?!

— Или более глупый, коль скоро он позволил тебе уйти.

Наоми снова рассмеялась, и на этот раз ее смех прозвучал более раскованно и живо. Шагнув к Гейбу, она крепко поцеловала его в губы.

— Где ты был двадцать пять лет назад, Гейб? — Она покачала головой и сдержала вздох. — Играл со своими жеребятами…

— Что-то не припомню, чтобы я с ними играл. Вот ставить на них — это да… Кстати, у меня завалялась лишняя сотня, и я готов поставить ее на то, что мой трехлетка опередит твоего на майском дерби.

Наоми слегка приподняла брови.

— А шансы?

— Поровну.

— Согласна. Кстати, почему бы тебе не взглянуть на мою годовалую кобылу, пока ты не ушел? Через пару лет она станет настоящей чемпионкой, и все, что ты против нее поставишь, ты потеряешь.