Будет револьвер — будем путешествовать (сборник)

— Вот что я тебе скажу, — проговорил он, скаля зубы. Вид у него был мерзкий и ненормальный. Я стиснул в кармане револьвер, в то время как он обошел меня и оказался спиной к улице. — Я тебя порешу, приятель, — добавил он. — Теперь уж точно порешу.

У него был вид и тон сумасшедшего, и я начал вынимать из кармана револьвер, удивляясь про себя, почему он обошел меня вокруг. Внезапно до меня дошло, что у меня за спиной переулок. Я хотел обернуться — и в этот же момент услышал позади какой-то шорох и движение. Я круто развернулся, вскинул револьвер и увидел почти рядом подростка с крысиным лицом и его дружка, который, держа в руке какой-то предмет, высоко взмахнул им над головой.

Тут же его рука опустилась, направляясь ко мне, и я отпрянул, но огромный кулак Чака ударил меня сзади по голове и отбросил вперед. Этого было достаточно. Устремленная вниз дубинка обрушилась на мою голову и ошеломленный я упал на колени. Мне казалось, что я очень долго падаю, я почувствовал только легкий толчок, когда мои колени коснулись асфальта. Я попытался двинуться, поднять руку с револьвером и не мог. Что-то опрокинуло меня и швырнуло на спину, чья-то нога выбила из руки револьвер. Прямо надо мной появилось дикое, искаженное лицо Чака. Его кулак ударил меня в подбородок, и мне показалось, что моя голова вдавилась затылком в асфальт. На какой-то миг перед тем, как на меня хлынула темнота, холод внезапного страха проник в мое сознание. Я увидел над собой безумные, звериные черты и подумал, что это нечеловеческое лицо обезумевшего человека, готового на убийство...

* * *

Кто-то тряс меня за плечо. Сначала я все видел не в фокусе: в черепе пульсировала боль. Потом увидел склонившееся надо мной лицо полицейского.

— Вы живы? — спросил он.

Я медленно приподнялся и огляделся.

— Что произошло? — спросил я.

— Да вот, ехал мимо в патрульной машине и увидел этих парней. Они бросились бежать в переулок. Я побежал за ними, но они удрали. Я вернулся поглядеть, что с вами.

— Кажется, со мной все о'кей. — Мне удалось подняться на ноги и опереться о кирпичную стену. Меня стошнило.

— Сколько времени я был без сознания?

— Всего пару минут.

Потом он предложил мне проехать с ним в полицейский участок и подать официальную жалобу. Я показал ему свое удостоверение и сказал, что сотрудничаю с капитаном Сэмсоном по делу об убийстве. Он хотел остаться и помочь мне, но я не согласился. Я был настолько взбешен действиями Чака и его банды, что хотел разделаться с ними самолично.

Я прислонился к кирпичной стене, подавляя подступившую к горлу тошноту, и сунул руку в карман за револьвером. Потом я вспомнил, что чья-то нога выбила у меня его из руки. Мои поиски в переулке и на углу ни к чему не привели. Должно быть, они забрали револьвер. Возможно, пристрелили бы меня, если бы их не осветили фары полицейской машины.

Кроме револьвера, все было на месте, в том числе ключи от машины. Я вернулся к своей машине и отпер багажник. Автомобиль все равно, что передвижная мастерская. В нем я всегда держу различные инструменты, которые могут мне понадобиться в той или иной ситуации. Но среди них не было того, что мне в этот момент нужно было больше всего на свете — револьвера.

Шаря среди этих вещей, я нашел молоток. Конечно, против револьвера молоток — почти ничего, но он может раскроить череп, если человек окажется на достаточно близком расстоянии. Я понимал, что не могу вернуться в клуб. Эти юные чудовища — потенциальные убийцы, а может быть, уже убийцы. Но с молотком в руке я чувствовал себя спокойнее, понемногу приходя в себя, собираясь с силами и стараясь обуздать свой гнев, который иначе мог толкнуть меня на какой-нибудь безрассудный поступок.

Я услышал, как возле клуба затарахтел мотор, потом к нему присоединился второй. Я осторожно выглянул из-за угла. Один из мотоциклистов сорвался с места и умчался прочь, и сразу за ним — второй. Потом тронулась машина, набитая до отказа подростками. Это был обычный разъезд завсегдатаев клуба. Вскоре перед домом осталась только одна машина — Чака Дорра.

Потом в окнах клуба погас свет. Во тьме с крыльца сошли четыре смутные тени и, держась тесной группой, направились к машине. Я узнал Чака по его высокому росту, блондинку — по фигуре. Двое других были ниже ростом. Все четверо сели в машину, она тронулась и, сделав разворот, покатила по слабо освещенной улице в противоположную от меня сторону.

Я бросился к своей машине, завел мотор и поехал вслед за ними. Чак не включил сигнальные огни, но я видел его машину квартала на три впереди. То есть я надеялся, что это его машина и что они еще не свернули на какую-нибудь другую улицу. Я увеличил скорость, чтобы удостовериться, поневоле положившись на то, что они не знают моей машины, да у меня и не было другого выхода. Я догнал их и проскочил вперед. Я был прав: это была та машина. Чак сидел за рулем, остальные трое сидели сзади. Помня пышногрудую наглую блондинку, я живо представил себе, чем они там занимаются.

Я обогнал их на два квартала и стал держаться на этом расстоянии, следя за ними в зеркальце заднего обзора. Если я буду ехать впереди, они вряд ли заподозрят, что я их преследую. Так мы проехали почти две мили, и в это время я старался вспомнить все, что закралось в мои мысли тогда, в переулке, прежде чем меня сбили с ног и я потерял сознание. Тогда я не успел додумать до конца. Я вспомнил искаженное лицо Чака... И то, что тогда было смутно, вдруг прояснилось, и я содрогнулся.

Я не просто подозревал его теперь, не просто догадывался — я знал!

Я вспомнил, как дрогнуло и налилось гневом лицо Чака, когда я показал ему фотографию Пэм. Ту, что была снята в морге. Я сделал это просто для того, чтобы вывести его из равновесия, но, когда он посмотрел на нее, выражение его лица и его слова подсказали мне, что убил ее он. Я видел изувеченное лицо Пэм в морге и на посмертной фотографии: она совсем не походила на себя. Чак не стал рассматривать фото, пока не овладел собой, но с первого, мгновенного взгляда он понял, что это — Пэм. Он мог узнать ее только в одном случае — если именно он был тем, кто сделал это.

Внезапно машина, за которой я следил, свернула налево. Я нажал на тормоз, развернулся и помчался обратно до поворота. Я догнал их, между нами было несколько сот ярдов. Я не представлял себе, куда они направляются, потому что впереди начиналась пустынная местность. Огни города мы оставили далеко позади, а луна снова скрылась за тучами.

Мысль о том, что теперь меня легко заметить, беспокоила меня. Впереди показалась одиноко стоявшая заправочная станция, и я подумал, что для меня это, может быть, последний шанс связаться с капитаном Сэмсоном и попросить его послать мне людей в помощь. Против меня — трое, и у одного из них револьвер, мой револьвер. Какая-то неясная мысль промелькнула у меня в голове, но справа уже возникла заправочная станция. Если я остановлюсь, я могу упустить Чака, но я должен пойти на риск.

Я остановился, подбежал к телефону, сунул в автомат монетку и набрал номер полиции. Трубку снял Сэмсон.

— Сэм? Это Шелл. Чак Дорр — тот, кто нам нужен.

Я кратко рассказал ему обо всем, что произошло.

— Я следую за ними, — сказал я. — Их четверо: Чак, его красотка и еще два парня. Направляются на равнину — одному мне их не взять. Направь несколько человек.

— Какая красотка? — прервал он меня.

— Какая-то платиновая блондинка — девочка Дорра. У них была маленькая потасовка, но сейчас все, видимо, о'кей. Они выехали на равнину...

— Ты где?

Он так завопил, что я испугался. Я выпалил все данные о моем местонахождении и об их маршруте.

— Господи, Шелл! — сказал он взволнованным и напряженным голосом. — Ведь она — из полиции!

Меня бросило в жар, и тут же внутри все похолодело. Я услышал, как он бросил трубку и что-то кому-то сказал. Кажется, эта новость не должна была меня удивить, но я больше чем удивился, я был ошеломлен. Сэм отсутствовал лишь несколько секунд, но за это время я вспомнил все, что он говорил мне при нашем свидании. «Мы положили глаз на „Черную банду“... Я буду в курсе твоих дел...» и еще многое другое, что должно было подготовить меня и открыть глаза на истинное значение ссоры Чака с девушкой.

Сэмсон снова взял трубку.

— Шелл, слушай меня внимательно. Я сказал тебе тогда, что не очень тебя обнадеживаю, не хотел, чтобы ты потерял бдительность. Я не мог тебе сказать про нее, потому что даже ты, увидев ее там, мог бы нечаянно выдать, что знаешь, а я не мог подвергать ее риску в таком месте. Но она знала, что ты туда явишься, вот почему я позволил тебе пойти в этот притон. У нее есть пистолет, стреляет она гораздо лучше тебя и могла бы тебя прикрыть. Шелл, как ты думаешь, есть хоть малейшая опасность, что Дорр догадается, что она из полиции?

Прежде чем ответить, я вдруг вспомнил недоуменное выражение в ее карих глазах, когда я кивком пригласил ее выйти на улицу. Она-то знала, кто я. Возможно, она подумала, что я хочу передать ей что-нибудь от Сэмсона. Теперь я понял, каким образом Сэм узнал, что Чак не имеет алиби на вчерашний вечер. Это она сказала Сэму. И даже зная, что Чак наверняка убийца Пэм, она решилась выйти ко мне, забыв в тревоге свою сумку, в которой Чак нашел ее пистолет и, может быть, ее удостоверение или что-нибудь в этом роде. И тут же вслед за этим меня избили и, вероятно, должны были убить. А потом они покинули клуб и привезли ее в это безлюдное место.

— Сэм, — крикнул я, — он знает!

Вешая трубку, я слышал его проклятия.

Я бросился в машину. Спидометр показывал почти девяносто. Проехав миль пять или шесть, я очутился у перекрестка: узкая дорога пересекала шоссе, уходя в разные стороны. Я выругался и помчался дальше, но ни одна машина не попадалась в свете моих фар. Раздумывать о том, в какую сторону они свернули, было некогда, я повернул налево на ухабистую неровную дорогу и остановился, потом выключил фары, вышел из машины и открыл багажник. Я нашел инфракрасный прибор для ночного видения и снова сел за руль. Если бы они увидели меня на этой темной безлюдной дороге, мне была бы крышка и ей тоже. Я медленно ехал с выключенными фарами, вглядываясь в темноту через маленькую трубку. Глядя в нее, я мог на расстоянии двухсот-трехсот футов видеть очертания любых предметов, невидимых в темноте простому глазу. Ведя машину, я представил себе лицо Чака, когда он меня ударил; лицо Пэм в морге и лицо Люсиль. Я вспомнил, как мне пришло в голову, что, если бы не толстый слой косметики и не эти металлические волосы, Люсиль, возможно, была бы очень хорошенькой.

Я был готов уже повернуть обратно и попробовать в другом направлении, как вдруг я увидел в трубке моего прибора отчетливые очертания автомобиля. Он стоял у самой дороги справа от меня, и я остановился, не доехав сотню футов, прошел их пешком, захватив с собой молоток. Автомобиль принадлежал Чаку, но в нем никого не было.

Ночь была черной, безмолвной, тучи на небе скрывали луну, но, глядя в трубочку, я различил очертания разбросанных тут и там деревьев и кустов. Но мои четверо, как будто, сквозь землю провалились. Они оставили машину справа от дороги, поэтому я пошел направо.

И вдруг я их увидел; четыре отчетливые фигуры ярдах в пятидесяти от меня. Что они делали, было непонятно. Я бросился к ним, стараясь не производить шума, который мог бы привлечь их внимание. Потом я остановился и пошел медленно, крадучись, пока не услышал голос Чака. Я все еще не мог разглядеть их невооруженным взглядом, но через трубку увидел, как длинная рука Чака схватила Люсиль за блузку и рывком разорвала ее донизу. Двое других стояли позади нее и держали ее за руки. Я подобрался поближе, сжимая в руке молоток.

Теперь я уже видел их собственными глазами. Я слышал напряженный голос Чака, злобные, дикие, грязные слова, которые он швырял в Люсиль, красочно расписывая ей, что он и два его товарища сделали с Пэм вчера вечером. Потом он сказал ей, что они собираются сделать с ней.

Я был так близко, что мог бы схватить их, и вслушивался в то, что говорил Чак, так напряженно и внимательно, что не заметил, как луна выглянула из-за туч. И вдруг лунный свет все посеребрил вокруг мягким, но ярким сиянием. Я тут же заметил и узнал двух спутников Чака: это были Крыс и Коротышка. Крыс меня заметил.

Еще прежде, чем он успел крикнуть, я увидел в руке Чака пистолет, увидел, как он поднял руку и ударил Люсиль пистолетом по голове, как она, согнувшись, упала на землю, услышал, как подросток закричал:

— Берегись, Чак! Это...

Я бросился к ним, размахивая тяжелым молотком.

Чак круто повернулся, и из дула пистолета вырвалось пламя. Я увидел, как те двое бросились мне навстречу. Чак целил мне в лицо и готов был выстрелить второй раз. Но я швырнул в него молоток. Услышал, как попал в него, и в то же мгновение, упершись в землю левой ногой, повернулся и прыгнул на тех двоих. Один не успел отскочить в сторону, и мой левый кулак угодил ему в живот, вдавив его чуть ли не до позвоночника. Когда он падал, я ударил его ребром ладони по шее. Второй, тот, что поменьше, оказался в двух ярдах от меня, и в руке у него был револьвер. Я оттолкнулся и прыгнул ногами вперед, изогнувшись всем телом влево. Пуля пролетела у моей головы, и я, приземлившись и скользя по траве, ударил его в ногу правой ступней. Он тяжело упал на спину, а я поднял ногу и что было силы ударил его пяткой в пах.

В лунном свете я увидел, что Чак Дорр, скорчившись, тычется руками в землю, пытаясь встать. Очевидно, молоток повредил ему плечо, и он выпустил из рук пистолет. Поднявшись, слегка сгибаясь, опустив длинные мощные руки, он пошел на меня.

Я ждал. Но как только он приблизился, он внезапно упал и схватил меня за щиколотки. Я почувствовал, как его щека задела мое колено. Потом он обхватил меня за ноги и рывком опрокинул наземь. Я тяжело упал набок. Он хрипел, резкие отрывистые звуки вылетали из горла, его кулак уперся мне в спину и прошелся по позвоночнику, в то время как я пытался откатиться от него. Он прыгнул на меня, и его кулаки заколотили по моей голове и лицу. Я ударил его в челюсть и перевернулся на спину, лягнув его в лицо, в то время как он, подобравшись ко мне на четвереньках, пытался схватить меня за горло.

Моя нога задела его подбородок и ударила в плечо. Он перевернулся, а я, подобрав под себя ноги, попытался подняться, но он, удержав равновесие, ринулся на меня. Его руки обхватили мою шею и сдавили ее, большими пальцами уперлись в ямку под горлом, наверное, так же, как они сдавливали горло Пэм. Подняв, однако, руки, он оставил незащищенными грудь и живот. Я откинул назад правую руку, раскрыл ладонь, вытянул и напряг пальцы и нацелился ему в солнечное сплетение. Его пальцы все глубже впивались мне в шею, и черные круги колыхались перед моими глазами, но, собрав все силы, я выбросил вперед правую руку, направляя ему в живот.

Мой удар пришелся слишком высоко и наткнулся на твердое ребро. Я почувствовал, как под моими руками треснула кость. Он вскрикнул от боли и ослабил свою хватку. Я сжал руки в кулаки и устремил их кверху, поддав запястьями его руки. Он оторвал пальцы от моего горла, и я, раскрыв ладони, ребром их ударил его по шее с обеих сторон.

Его руки бессильно опустились и, когда он обнаружил, что не может поднять их, было уже поздно. Я выиграл массу времени и наотмашь ударил его в зубы, вложив в этот удар весь вес своего тела. В то время как он отшатнулся, готовый упасть, я сгреб его, притянул к себе и снова ударил по зубам. Он был уже готов, но я на всякий случай еще раз ударил его в челюсть и дал упасть.

Низкорослого подростка, которого я ударил в пах, рвало. Я пошарил вокруг, нашел молоток и револьвер, подошел к нему и стукнул его молотком по голове. Он упал. Крыс тихо стонал, так что я стукнул его тоже. Потом подошел к Чаку, надеясь, что он пошевелится и даст мне повод врезать ему еще раз. Он не двигался. «Что за черт!» — подумал я и все-таки ударил его. Может быть, я извлекал из этого слишком много удовольствия, но я думал о Пэм и о том, хотя бы малом удовлетворении, которое, может быть, доставлю мистеру Франклину, когда расскажу ему, кто изнасиловал и убил его дочь. В конце концов Чак получит свое. Он попадет в газовую камеру. Люсиль и я услышали вполне достаточно для того, чтобы бросить его в камеру смертников.

Люсиль!

Я обернулся. Она лежала без сознания. Ее блуза превратилась в лохмотья. Я встал на колени и нащупал ее пульс. Нормальный! На голове у нее вздулась большая шишка, но, благодаря волосам, кожа была цела. Впервые я видел ее лицо естественным и спокойным и был вынужден отказаться от первоначального мнения об этой девушке. Когда она сотрет с лица всю косметику и смоет с ресниц густые комки краски, она будет высший класс. Это первый полицейский, о котором я подумал, как об очаровательной женщине.

Прошло минуты три или четыре, она застонала, и сознание начало медленно возвращаться к ней. В глазах появилось осмысленное выражение. Но она приподнялась и быстрым движением протянула руку с длинными, согнутыми крючком пальцами, готовыми вцепиться мне в лицо.

— Эй! Эй! — завопил я. — Это я! Это я!

Она замерла, села прямо и, удивленно мигая, уставилась на меня.

— О! — произнесла она. — Мистер Скотт! Как...

Она все еще была ошеломлена. Я бегло объяснил ей ситуацию и сказал, что теперь все в порядке.

Она огляделась.

— И все это сделали вы один?

С минуту я не отвечал, я как будто испытывал еще один шок. Ее голос! Он был совсем не гнусавым! В нем был мед и теплое вино, он ласкал слух своей мелодичностью, и я почувствовал приятный трепет. Как же это я не сообразил! Ведь она играла, как актриса, и тот голос был частью ее игры.

Наконец я обрел дар речи.

— Ну да, — сказал я и чуть не добавил — моим молоточком.

Она передернулась.

— Ух, больно голове.

— Погодите, вот очнутся эти юнцы.

Я невольно усмехнулся. Похоже, что у всех, с кем я имел дело, пострадали головы. Мы разговаривали уже несколько минут и мне ни разу не пришло в голову, как нелепо все это выглядит: красивая, почти обнаженная девушка и я — в пустынной местности, среди чуть ли не настоящих трупов.

Я выяснил, что она — сотрудник отдела по расследованию краж и ограблений и уже три недели охотится за «Черной бандой». Она уже собрала множество улик относительно четырех ограблений, которые совершили подростки под предводительством Чака. Этих улик вполне достаточно для того, чтобы Чак, Крыс и Коротышка да еще с полдюжины членов шайки были задержаны. А тут еще дело Франклина, и преступники — та же «Черная банда». Люсиль удалось войти в доверие к Чаку, и она согласилась остаться с этой бандой еще некоторое время.

Она сказала:

— Простите, что была вынуждена дать вам пощечину, мистер Скотт...

— Шелл.

— ...но дело в том, что Чак мог в чем-то проговориться, только если бы был во мне уверен. Я должна была завоевать его доверие, мистер Скотт, и...

— Шелл.

— ...и потом, я не могла не засмеяться. У вас действительно был смешной вид, мистер Скотт.

— Шелл.

Видимо, она совершенно не представляла, какой у нее самой вид. Впрочем, она не видела себя со стороны.

— Мне пришлось держать при себе мой жетон и пистолет, — продолжала она, — иначе я не смогла бы произвести арест. И Чак их обнаружил. У него кончились все сигареты, и он полез в мою сумку, надеясь найти что-нибудь у меня. А вместо сигарет нашел совсем другое! Когда он выбежал к нам из клуба, у него в кармане был мой пистолет. Но до этого я с успехом его дурачила. — Она сделала гримасу. — Я даже позволила ему целовать меня, иначе было нельзя, но он ни разу... — Она запнулась. — Бог мой! — прошептала она. — Только что, перед тем как меня ударить, он сказал, что собирается сделать со мной... собирается меня... — Казалось, она не может выговорить, что именно, и сначала я даже не понял, что она имеет в виду. — Собирается... может, он...

И тут до меня дошло.

— Нет, нет! Я видел, как он вас ударил. А через две секунды я обрушился на него, как гром. Он не... он не... ну, словом, он не успел ничего такого.

Чувство огромного облегчения отразилось на ее лице, и она вздохнула. О господи, она глубоко вздохнула, и у меня отвалилась челюсть. То ли потому, что наш разговор принял такой оборот, то ли потому, что мы сидели так близко друг от друга, но только теперь она осознала, что Чак содрал с нее блузку.

Она тихонько ахнула и закрыла грудь руками, вспыхнув, и прошептав при этом:

— О, господи, боже!

Я усмехнулся: «Да, в самом деле».

Сегодня я столько раз рисковал, что решил пойти еще на один маленький риск. Сработало нормально.

— О, — сказала она, — о, Шелл.

С минуту ничего больше не случилось. Я был так близко, что мог коснуться ее, и мы смотрели друг на друга, откинув головы. Медленно, но это созрело. Не было никаких электрических искр, и земля не покачнулась и не разверзлась, нам просто стало жарче, чем в аду. Ее лицо смягчилось, я обнял ее за плечи и притянул к себе. Ее теплое дыхание коснулось моих губ, и я почувствовал, что сейчас растаю и просочусь сквозь землю.

А потом ее лицо придвинулось еще ближе, губы приоткрылись и коснулись моих, прильнули к ним, и она больше не прикрывалась руками, ей это было не нужно. Она была такая теплая и удивительная, лежа в моих объятиях, что мы оба стали фактически радиоактивны. Это длилось до тех пор, пока я не осознал, что мне следует сделать еще один обход с молотком в руках.

Как раз тогда, когда дело снова стало принимать интересный оборот, я услышал вой сирены, и среди деревьев вспыхнули и закачались лучи фар.

Я приподнялся и сказал:

— Ну и хорошее время они выбрали, дьяволы.

Через несколько минут появились Сэм и его два мальчика. Они живо упрятали Чака и его дружков в машину.

Сэм снял мундир и отдал его Люсиль. Даже в этой, свободно висевшей на ней одежде, она была прекрасна в моих глазах. Потом Сэм протянул мне руку, в то время как Люсиль, улыбаясь, стояла рядом.

— Мы оба многим обязаны тебе, Шелл. И мистер Франклин тоже. Теперь этим юнцам крышка.

Я не находил слов, мой пульс все еще гнал, как сумасшедший, и я не мог отвести глаз от Люсиль, когда она примостилась рядом с Сэмом в его машине.

Потом она сказала:

— Это было такое удовольствие, Шелл.