Злые чары Синей Луны

Капитаны огляделись. Гостиная оказалась просторной, удобной и довольно уютной в приглушенном янтарном свете привернутых газовых ламп под декоративными плафонами. Массивная мебель была сдвинута со своих мест к центру комнаты, а край ковра больше не удерживали гвозди. Здесь что-то искали – и явно безуспешно. Комната молчала.

Что ж, – промолвил Хок, – это было интересно.

– Да, – согласилась Фишер. – По-моему, мы его напугали. Я всегда знала, что у нас репутация суровых ребят, но застращать духа – это новая ступень даже для нас.

– Может, мы видели только увертюру, – предположил Хок. – Он прощупывает нас. Выискивает слабые места. Всяк чего-нибудь да боится. Погоди, еще появится безголовое тело с огромным палаческим топором в руках.

Фишер фыркнула:

– А то я упырей не видала. С зомби легко справиться, главное – не терять головы. И держать под рукой соль и спички.

– Тем не менее, – гнул свое Хок, – ходячие покойники могут причинить массу неприятностей. Соль и огонь не всегда срабатывают. И к тому же... как ты убьешь нечто уже умершее?

– Уж мы-то найдем способ.

Хок невольно улыбнулся:

– Придется.

– Знаешь, – заметила Фишер, – вовсе не обязательно так стискивать мою руку. Я и не подозревала, что ты настолько нервный.

Хок посмотрел на нее:

– Изабель, я вовсе не держу тебя.

На мгновение Фишер смутилась, сообразив, насколько далеко она стоит от мужа. Затем оба опустили глаза и уставились на большую одинокую руку, крепко сжимавшую кисть Фишер. Рука выглядела реальной и плотной. Запястье растворялось в пустоте.

Фишер рыкнула, скривившись от омерзения, и изо всех своих немалых сил стиснула добычу. Неожиданно раздался хруст ломающихся костей. Рука принялась отчаянно вырываться, но Изабель только крепче сжала ее. Еще несколько косточек треснули под железной хваткой.

Внезапно рука растаяла, превратившись в клочья тумана, а где-то в отдалении кто-то завыл от боли. Фишер дернула кистью, стряхивая последние остатки тумана, поднесла пальцы к глазам, затем понюхала.

– Сера, старомодная сера. Как неоригинально. Завывания прекратились. Хок с упреком взглянул на супругу.

– По-моему, ты его расстроила.

– Вот и хорошо. Будет знать, как ко мне подкрадываться... Хок!

– Да?

Глаза на том портрете у тебя за спиной следят за нами.

– Просто игра света. Со всеми портретами так.

– Нет, они на самом деле следят.

Капитан медленно обернулся и, проследив за взглядом Фишер, увидел висящие в неподвижном воздухе глазные яблоки. Сзади из них высовывались какие-то склизкие нити, словно их только что вырвали из глазниц. Огромные зрачки, обрамленные налитыми кровью белками, таращились на Хока, исполненные молчаливой злобы.

– Дразнимся, стало быть.

Капитан взмахнул рукой, сметая глаза ладонью. Вдалеке раздались еще два вопля. Глазные яблоки столкнулись в воздухе, слегка сплющившись от удара, а затем пролетели через всю комнату и отскочили от стены, будто два неудачно посланных теннисных шарика. Хок бросился следом, охваченный внезапным желанием проверить: не удастся ли ему послать их в разные стороны. Но стоило капитану наброситься на них, как они тут же исчезли.

– Больно, наверное, – заметила Фишер.

– По крайней мере, теперь мы точно знаем, что кто-то в доме за нами следит.

Дверь за спиной распахнулась, ударив по стене с оглушительным грохотом. Хок и Фишер развернулись, снова выхватив оружие. Глазам их предстала высокая представительная фигура, с головы до пят завернутая в саван. Густо пропитанная кровью полоса отмечала то место, где туловище рассекли от горла до промежности, пятна поменьше изображали глаза и рот, обозначив схематичное лицо. Из-под пелен медленно высунулась серая, как сам саван, рука с зажатой в ней длинной стальной цепью, с которой на дорогой ковер начали равномерно падать капли крови.

Капитаны переглянулись.

– Традиционно, но эффектно, – одобрил Хок. – Удачное применение кровавых пятен.

– А использование настоящего савана – просто находка, – добавила Фишер. – Однако не пойму, при чем тут цепь.

– Все призраки гремят цепями – этого от них ждут. Это...

– Традиция. Да, я в курсе.

Они неторопливо двинулись навстречу фигуре. Та издала глубокий стон, от которого у нормального человека волосы бы на загривке дыбом встали, и шумно загромыхала цепями.

– Неплохая попытка, – заметил Хок. – Ты уже испугалась, Фишер?

– Ни капельки. А ты?

– И близко нет.

– Славно, – кивнула Фишер. – Посмотрим, нет ли под этой простыней чего-нибудь такого, что я могла бы сломать.

Спеленутая фигура начала отступать. Капитаны ускорили шаг. Призрак припустил бегом и бросил цепь, которая исчезла, не успев коснуться ковра.

Хок поймал конец окровавленной простыни и сорвал ее, обнажив скелет. Тот неуверенно завертелся на месте, а затем остановился. Череп злобно защелкал челюстями, и к капитанам протянулись костлявые руки. Меч и топор нанесли удар одновременно, торопливо и яростно. Еще несколько секунд – и от скелета осталась лишь кучка разбитых и переломанных костей, раскрошенных на ковре.

Хок поддал их сапогом. Вдалеке кто-то громко и грязно ругался. Капитан хмыкнул, а Фишер огляделась в надежде стукнуть еще кого-нибудь. Кости испарились вместе с содранным саваном.

– Знаешь, мне начинает здесь нравиться, – заявил Хок. – Интересно, в каком виде он явится теперь?

– Несомненно, покажет нам что-нибудь замысловатое и архаичное. Должно быть, этот Эплтон Хартли читал те же готические романы, что и ты. Может, на сей раз он примет обличье монашки. Образ монахини очень популярен среди привидений.

– Призрак-трансвестит? По-моему, у него и без того проблем хватает.

Один за другим начали гаснуть светильники. Голубые язычки газового пламени сделались тусклыми и померкли, несколько свечей замерцали и погасли. Плотный сумрак темной волной затопил гостиную. Единственным источником света оставались уличные фонари за окном, но даже их сияние медленно тускнело, как будто что-то загораживало окна. Супруги ближе придвинулись друг к другу.

– Всяк чего-нибудь да боится, – напомнила Фишер. – У нас с тобой имеются веские причины опасаться темноты.

– Это все Черный лес, – согласился Хок. – Но здешние сумерки не идут ни в какое сравнение с Долгой ночью. – Несмотря на эти бодрые слова, голос капитана звучал далеко не уверенно. – Некоторые вещи так никогда и не забываются.

– Здесь становится по-настоящему темно. Нигде ни капли света.

– Эй ты, зажги лампы, не то мы сами что-нибудь подожжем! – громко произнес Хок. – Я серьезно.

– Он серьезно, – подтвердила Фишер. – А тутошняя мебель на вид очень дорогая. Загорится легко.

– Если придется, я сожгу весь этот чертов дом, – снова спокойно и уверенно произнес Хок.

Последовала пауза, а после газовые светильники разом вспыхнули. Капитаны вздохнули с облегчением.

– Так я и думал, – кивнул Хок. – Дом был гордостью и отрадой Эплтона Хартли. Это видно с первого взгляда. Каких только дорогущих антикварных безделушек он сюда ни натащил! Он защищал свой дом от ужасных Леонарда и Мэвис и их попыток разобрать его по кирпичику в поисках пропавших денег. Он не мог позволить разрушить его.

– Прекрасно, – согласилась Фишер. – Как всегда, четко и обоснованно. Наши действия?

– Думаю, самое время присесть всем вместе и поболтать. Эплтон Хартли! Выходи-выходи, где бы ты ни прятался! Или мы придумаем, как позаковыристее разобраться с твоей мебелью и прочим барахлом.

Призрак вошел в открытую дверь держа голову под мышкой. Это могло бы выглядеть весьма внушительно, если бы голове не приходилось скашивать глаза, чтобы видеть, куда ставить ноги. Новая точка зрения – на уровне бедра – явно сбивала Эплтона с толку. Лучший воскресный костюм, в который облачили покойного перед похоронами, видимо, не шел ему и при жизни. Безголовое тело неуверенно остановилось перед озадаченными супругами.

– Это мой дом! – объявила голова высоким, визгливым голосом. На лице покойного читались несомненные признаки морской болезни. – А вы оба нарушаете границы частного владения! Покиньте мою собственность немедленно – или познаете мой ужасный гнев! Моя праведная ярость не будет иметь границ, так что спасайтесь, пока можете. Или с того света вас настигнет мой гнев!

– Как он ухитряется разговаривать в таком положении? – подивился Хок. – Голосовые связки-то у него по-прежнему в горле, так ведь? А если даже и нет – как туда попадает воздух из легких?

– Может, здесь действует какая-то разновидность невидимой для нас эктоплазменной связи, – предположила Фишер. – Тогда все проясняется, и с рукой, и с глазами. Его грудная клетка неподвижна, из чего следует, что легкими он не пользуется...

– Что? – резко переспросила голова. – Говорите внятно! Прекратите мямлить, черт подери!

– Мы не мямлим, – ответил Хок. – Просто у вас одно ухо закрыто рукой, а другое прижато к телу. Удивительно, как вы вообще что-либо слышите в таком положении.

– Ой. Да. Верно. – Голова нахмурилась. Эплтон обдумывал проблему. – Я ведь совсем новичок в этом деле.

– Давай ее сюда, – велела Фишер.

Тело Хартли вынуло голову из-под мышки и протянуло ее вперед, держа обеими руками, словно подношение. К несчастью, движение получилось неловким – пальцы рук теперь загородили глаза. Рот неразборчиво выругался, пальцы шевельнулись, чтобы перехватить ношу поудобнее, и голова, выскользнув из рук, шмякнулась об пол. Раздался деревянный стук, заставивший всех троих поморщиться. Тело заковыляло вперед, вслепую шаря руками, но случайно зацепило голову ногой и отбросило ее через всю комнату.

– Хок, ну помоги же ему! – воскликнула Фишер. – Иначе мы проторчим тут весь вечер.

Ее супруг вздохнул, отодвинул безголовое тулово и не спеша направился к отделившейся голове. Та искательно поглядела на него снизу вверх и попыталась соорудить на бледных устах обаятельную улыбку. Капитан вздохнул, поднял голову за ухо и передал телу, которое тотчас крепко ухватило ее обеими руками – и нечаянно ткнуло пальцем в глаз.

Хок и Фишер с тихим смешком переглянулись. Голова Хартли смерила их неприязненным взглядом и надменно выпятила нижнюю губу. Чтобы не расхохотаться, Хоку пришлось прикусить себе губы. Фишер отвернулась – ее плечи вздрагивали от потаенного смеха.

– Посадите голову обратно на шею, Эплтон, – взмолился Хок. – Пожалуйста.

Призрак выполнил его просьбу, и голова немедленно приросла к шее – без намека на шов на месте стыка. Оба капитана принялись разглядывать воссоединенного Эплтона Хартли, неуверенно стоящего перед ними. Призрак выглядел достаточно плотным, особенно если не обращать внимания на ухо, каким-то образом пришпиленное задом наперед. Хок предпочел не заострять на этом внимания.

– Давайте, – пробурчал Хартли, – смейтесь. Думаете, легко быть привидением? Инструкция, знаете ли, не прилагается. Я еще даже не понял, как проходить сквозь стены. И еще необходимо постоянно сосредоточиваться на поддержании формы, а то начинаешь упускать детали. Представляете, как неудобно? Мертвым быть трудно. Кстати, кто вы такие и что делаете в моем доме?

– Во-первых, мы капитаны городской Стражи, Фишер и Хок, – представился Хок. – А во-вторых, этот дом теперь принадлежит Леонарду и Мэвис Хартли. Вы его им завещали, помните?

– Они не заслуживают моего дома, – набычился Эплтон. – Мой замечательный дом! Они его не ценят. Видели, что они наделали? Вандалы! И что же вы собираетесь предпринять, капитаны? Арестуете меня? Закон применим только к живым. Изгнать меня как нечистую силу у вас тоже не получится, поскольку я – атеист.

– Погодите... – нахмурилась Фишер. – Вы хотите сказать, что не верите в загробную жизнь?

Призрак заколебался.

– Ладно, признаю, что по этому пункту мои позиции пока несколько шатки....

– Что вы здесь делаете? – Хок решил вернуть беседу в более безопасное русло. – Дом действительно был вашим, но вы завещали его Леонарду и Мэвис.

– Только потому, что больше у меня никого не было. Кучка нахлебников. Пока я был живым, они и знать меня не хотели. Я еще в гробу не остыл, а они уже отрывали здесь половицы и переворачивали все вверх дном. Это мой дом, моя вотчина, и я никуда отсюда не уйду. У меня что, никаких прав нет?

– Ну... гм... не то чтобы... – замялся Хок. – Вы умерли. Вам полагается... это... отойти, отрешиться от материального мира.

– И оставить мой ненаглядный дом в руках этих мещан и ханжей? Никогда! Если я не могу забрать его с собой, я не уйду. Здесь я был – здесь и останусь навеки. Посмотрим, кто первым даст слабину.

– Изабель, веди сюда остальных, – вздохнул капитан. – Попробуем найти какой-нибудь компромисс.

– Я бы на это не поставила, – бросила Фишер, направляясь к двери.

Она прошла прямо сквозь призрака – просто чтобы напомнить, кто здесь главный. Эплтона жестоко перекосило.

– Вы не представляете себе, насколько это мерзкое ощущение, – выдохнул он.

* * *

Убедить Леонарда, Мэвис и Фрэнсиса Хартли снова войти в дом оказалось не так-то просто, но Фишер с мечом в руке умела быть крайне убедительной, и на удивление быстро все семейство Хартли собралось в главной гостиной. Хок затруднялся определить, кто кому внушал больше отвращения: мертвый – живым или живые – мертвому.

– У некоторых напрочь отсутствует чувство собственного достоинства, – громко сообщила Мэвис. – Болтаться тут, когда совершенно ясно, что его больше не желают видеть, являться непрошеным... Что подумают соседи! У нас в семье никогда не было... выходцев с того света. И это – после того, как мы ухлопали столько денег на похороны! Профессиональные плакальщицы, слезы по требованию... И настоящий дубовый гроб. С бархатной обивкой и настоящими бронзовыми ручками. Скажи ему, Леонард!

– С настоящими бронзовыми ручками...

– А цветы! Вы хоть знаете, почем нынче венки? Как у них совести хватает деньги брать!

– Профессиональные плакальщицы были весьма недурны, – вставил Фрэнсис. – Некоторые причитания мне особенно понравились.

– Вы называете этот галдеж причитаниями?! – возмутился Эплтон. – Вы прекрасно знали: я желал, чтобы меня кремировали! И чтобы церемония была чисто светской! А вы даже не заказали им спеть на похоронах мою любимую песню.

– Разумеется, нет, – надменно парировала Мэвис. – На публичной церемонии это было бы совершенно неуместно. Подумаешь, застольная песенка, полная непристойных намеков на женщин и этих... части тела...

– Каково это – быть мертвым? – мечтательно поинтересовался у призрака Фрэнсис. – Я столько думал о смерти...

– Будь у меня такие родители, я бы тоже об этом думал, – отозвался Эплтон. – И если будешь продолжать приставать ко мне, парень, я обеспечу тебе личный опыт по этой части.

– Видите! Видите! – побагровела Мэвис. – Он угрожает нам! Сделай что-нибудь, Леонард!

– Что, черт подери, я могу, по-твоему, сделать с призраком?! – взвился наконец Леонард.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, Леонард Хартли!

Леонард устремил на Хока страдальческий и вместе с тем товарищеский взгляд – как один женатый мужчина смотрит на другого, умоляя о понимании.

Хок вздохнул и выступил вперед.

– Мы можем хотя бы определиться, о чем конкретно идет спор? Почему вы так упорно желаете остаться в своем доме, Эплтон, вместо того чтобы... отойти?