Печать на сердце твоем

Надо было поднять голову, но Згур не спешил. Меч? Нет, слишком мало места! Медленно, вершок за вершком, он потянул за ремень висевший за спиной гочтак. Наконец руки сжали деревянное ложе, нащупали крючок.

— Ты! Бычара! А ну, пусти!

Теперь в голосе чернявого была растерянность, да и доносился он не спереди, а почему-то сверху. Похоже, дела не так и хороши! Згур осторожно поднял голову…

Вначале он ничего не увидел. Слева был толстый ствол, справа — еще один, а посреди колыхалось что-то белое…

— Немедленно отпусти его!

Ага! Вот и Улада! Девушка стояла на тропе, глядя куда-то вверх. Вверх? И тут Згур понял — белые веревки, сплетенные в прочную сеть, эту сеть кто-то подтянул наверх, и не пустую…

— Бычара! Пусти, гад! Пусти!

Згур невольно усмехнулся: чернявый, закутанный в нечто, напоминающее белесый кокон, на миг напомнил попавшего в паутину шмеля. Ловушка? Да, кажется, забрели на охотничью тропу. Подобных сеток Згур насмотрелся еще дома, разве что веревки показались странными — белыми и словно мокрыми. Он облегченно вздохнул и хотел уже встать, дабы вызволить попавшего в силок приятеля, но что-то заставило не спешить. Улада! «Немедленно отпусти его!» К кому она обращается?

Между тем Черемош продолжал извиваться, пытаясь вызволиться из сети, но веревки держали крепко, и парень лишь больше запутывался в белесом коконе. Згуру даже показалось, что веревки непростые. Да и на веревки они не похожи, скорее это…

— Молчи-и-и, челов-е-ек!

Голос прозвучал словно ниоткуда, гулкий, тяжелый. Згур вновь поднял голову — пусто! На мгновение в душе проснулся страх, но тут же исчез. Враг разговорился, а это уже хорошо. Лишнее время не помешает…

— Молчи-и-и, а не то твоя женщина-а-а умре-е-ет! В воздухе легко просвистело что-то узкое, похожее на небольшое копье. Оно пронеслось рядом с головой Чере-

моша и вновь исчезло в полутьме.

— Умре-е-ет!

— Ну ты, болван! — холодно проговорила Улада. — Если со мной что-то…

— Молчи-и-и, челове-е-ек! Не то она-а-а умре-е-ет! И тут Згур ощутил какую-то странность. «Болван», столь ловко пленивший чернявого, обращается не к нему, а почему-то к длинноносой. Уж не принимает ли он дочку Палатина за…

— Отвечай, челове-е-ек, и думай над каждым слово-о-ом! Ибо я — Кру-у-уть Неме-е-ереный, чье дыхание — смерть и чихание — тоже сме-е-ерть! Кто тебе та женщина, что поймал я в свои се-е-ети?

Смеяться было явно не ко времени, и Згур поспешил зажать рот рукой. «Болван», похоже, расставлял сеть для девушки, а поймал… Черемоша! Ну, конечно, в темноте перепутать нетрудно — рост одинаков, а в плечах Улада куда шире своего воздыхателя! Были б волосы, но от кос после Змеева огня мало что осталось…

— Она-а твоя-я жена-а-а? Если не жена-а-а, то сейчас оба вы умре-е-ет-е-е! Умре-е-ете в стра-а-ашных мучения-я-ях! Я — Кру-у-уть Неме-е-ереный, и нет у меня ни стыда-а-а, ни совести-и-и…

— Жена, жена! — поспешил подтвердить из поднебесья чернявый. — Клянусь великим и ужасным Згуром, жена!

Намек был ясен, и Згур невольно хмыкнул. Ничего, друг Черемош, сейчас разберемся! Ни стыда, ни совести, значит?

Темнота молчала, затем послышалось слегка удивленное:

— А где-е-е ты-ы-ы?

Кажется, Немереный тоже начал что-то понимать. Раздался странный звук, несколько напоминающий «гм-м» или «хм-м». Между тем Згур напряженно вслушивался. Стрелять на звук приходилось. Учили — и учили крепко. Но звук шел отовсюду! Нет, не отовсюду, но с двух сторон!

— Тогда-а-а, — Круть явно пытался найти выход, — тогда я-я-я свяжу-у-у ее…

— Только попробуй, скотина, — равнодушно бросила девушка.

В ответ из темноты вновь вынырнуло серебристое копье и метнулось прямо к груди Улады. Девушка не пошевелилась, и копье неуверенно зависло прямо в воздухе.

— Я стра-а-ашный! Я кровожадны-ы-ый! Беспо-щадны-ы-ый!

И тут сквозь сумрак начало проступать что-то большое,

белое. Неярко засветились два огонька. Згур чуть не присвистнул — издали Круть напоминал громадного паука. Правда, у паука не горят глаза, да и лап у него восемь, а не… Не пять! И тут Згур начал что-то понимать. Паук, значит? Круть, значит? Ну-ну!

— Слу-у-ушай меня, челове-ек! Твоя женщина-а-а ос-тане-е-ется у меня-я-я! И все твое серебро тоже останется у меня-я-я! А ты будешь носить мне еду-у-у! Много еды-ы-ы! Сы-ы-ыр! Молоко-о-о! Вино-о-о! Мясо-о-о! И поболь-ше-е-е! Побольше-е-е!

— А не лопнешь? — поинтересовался Черемош из поднебесья, явно не теряя присутствия духа.

Вопрос, похоже, застал Крутя врасплох. Воцарилось молчание. Между тем Згур уже знал, что делать. Медленно, стараясь не дышать, он подтянулся на локтях, стараясь, чтобы толстый ствол оставался между ним и страшилищем. Теперь вперед — не спеша, осторожно, как учил рыжий Отжимайло…

Круть молчал, затем послышалось неуверенное:

— Так вы-ы-ы не боите-е-есь? Я Кру-у-уть Немере-ны-ый! Я стра-а-ашный! Я ужа-аасный!

— Бычара ты, — сообщил Черемош и как следует дернулся. Копье неуверенно поползло вверх, и тут послышался треск. Улада, резко выбросив руку, перехватила «жало» и легко переломила его пополам.

Згур был уже далеко — за деревьями. Оглянувшись, он осторожно привстал. Кажется, здесь… Ага, вот!

Все было так, как он и предполагал. Помост, распорки, на которых болтается большая белая тряпка, две свечи. А вот это и вправду интересно — две большие трубы, расходящиеся в разные стороны. Ну, придумал!

Тот, кто его интересовал, стоял под помостом. Челове-чишка, невысокий, сгорбленный, в драном плаще и лаптях.

— Готовьтесь к сме-е-ерти-и-и! — проревели трубы. — Мно-о-огих, мно-о-огих я погуби-и-ил!

Згур вскинул гочтак, но потом передумал. В конце концов, ничего такого Круть от них и не требовал. Ну, мяса принести, ну, винишка…

— Последни-и-ий раз говорю-ю-ю тебе, челове-е-ек! Твоя жена-а-а умре-е-ет, если-и-и ты не-е-е будешь… Договорить Крутю не удалось. Точный удар — прямо в

затылок, заставил человечишку кулем упасть на землю. Згур наклонился, вытащил из-за веревки, заменявшей пояс, нож и вскочил на помост. Кажется, «паутина» должна крепиться где-то здесь…

Его заметили. Сверху послышался смех:

— Ага, получил, бычара! Згур, ты меня не свали, а то тут высоко!

— Скидывай, скидывай! — вмешалась Улада. — Я тебе «жену» припомню!

Это обещание явно напугало чернявого куда больше, чем завывания «кровожадного и беспощадного», и он тут же умолк. Згур между тем возился с веревками. Узлы оказались толстыми, а главное — добросовестный Круть изрядно промазал сеть клеем. Не без труда трепыхавшегося Че-ремоша удалось спустить на землю. Згур спрыгнул с помоста, сунул чернявому нож, дабы вызволялся сам, а затем повернулся к Уладе.

— Молодец, сиятельная! Сразу сообразила? Девушка только фыркнула и отвернулась.

— А я увидел! Сверху увидел! — сообщил Черемош, возясь со скользкими веревками. — Понимаешь, я вначале пуганулся, а потом смотрю…

Згур кивнул и осторожно поднял с земли сломанное «жало». Оно действительно было тонким, а на конце тускло поблескивал стальной наконечник, от которого странно пахло…

— Яд! Не трогайте! — Згур бросил копье на землю. — Зря ты рисковала!

— А ты где был? — возмутилась Улада. — Я что, должна была стоять и ждать… А почему ты думаешь, что это яд?

Она знакомо притопнула ногой, наклонилась и подняла «жало». Палец потянулся к острию — но дотронуться не успел. Ладонь Згура резко ударила по руке. Послышалось удивленное: «Ай!»

— Я сказал — не трогать! — рявкнул Згур, отбрасывая вновь упавшее копье подальше и, чуть подумав, добавил: — Дура!

Он ждал гневного крика, но девушка только мигнула и потерла ушибленное запястье.

— Извини, Згур, — голос звучал неуверенно, виновато. — Я… Я не подумала.

Сердиться сразу же расхотелось. Дочери Палатина и прежде доводилось извиняться, но на этот раз все произошло как-то слишком быстро.

— Он, гад, бычара, копьё на веревке пристроил! — Черемош, выпутавшийся таки из сети, уже осматривал странное приспособление. — Ну, ловкая сволочь!

Згур кивнул. Сам он догадался почти сразу. Несколько тонких бечевок были протянуты на уровне лица и выше. Каждая, заботливо смазанная чем-то липким, вполне могла сойти за «паутину». Круть основательно подготовился к «охоте».

— Ну чего, — нетерпеливо заметил чернявый. — Тряхнем бычару?

«Бычара» тихо постанывал, но по дрожащим векам стало ясно — Круть уже пришел в себя и просто валяет дурака. Згур хмыкнул и слегка пнул «кровожадного и беспощадного» сапогом.

— Встать!

Допрашивать пленных еще не приходилось, но было ясно — этот запираться не станет. И действительно, Круть поспешно вскочил, суетливо отряхнул портки и угодливо кивнул бороденкой. Последнее, похоже, означало поклон.

— Имя!

Маленькие темные глазки блеснули.

— Круть я… Круть Неме…

Удар получился несильный, но все же ощутимый — прямо в нос. Человечишко сглотнул:

— Понял! Усе понял! Ичендяк я, Ичендяк! Наузник тутошний.

«Ичендяк» звучало еще похлеще «Крутя», но Згур решил не спорить.

— Так как лешак кричит?

— Пу-у! Пу-у! — послушно отозвался Ичендяк. — Только вы, люди добрые, не серчайте, однако. Ну, пошутковал малость…

Тем временем Черемош, покопавшись в куче вещей, сваленных под помостом, молча высыпал на землю несколько связанных тонкой тесьмой серебряных гривен, женские украшения, большую литую тамгу. За ними последовали три дротика с ушками для бечевок. Стальные острия знакомо поблескивали.

— Пошутковал? — Згур еле удержался от того, чтобы

вновь не приложиться к носу наузника. — И оголодал, наверно?

— Ага! Ага! — согласно закивал Ичендяк. — Мяска бы мне, добрые люди! Али рыбки… И винца…

Згур только вздохнул от такой наглости и повернулся к Черемошу, дабы призвать того в свидетели, но тут произошло что-то странное. В глаза словно ударил порыв ледяного ветра. Згур отшатнулся, зажмурился, а когда вновь смог видеть, то смотреть стало не на что. Наузник сгинул, будто и не стоял только что перед ними.

— Ой! — только и смог вымолвить Черемош, а Згур еле удержался, чтобы не помянуть Косматого. Ушел, проклятый чаклун!

— Как же! Как же это? — чернявый растерянно оглянулся, бросился к стене высоких деревьев, заглянул, покрутил головой.

— Извир с ним! — Згур махнул рукой. — Связать надо было сразу!

— Не устерег, сотник? — послышался насмешливый голос Улады. — Или страшно стало?

Згур хотел было возмутиться, но рассудил, что длинноносая права. Не устерег. И страшновато было тоже. Мать не зря учила его обходить чаклунов седьмой дорогой.

Темнота уже окутывала лес, и стало ясно, что до села не дойти. Ночевать возле чаклунской засады не хотелось, и Згур предложил пройти немного вперед по тропинке. Хотелось найти подходящую поляну, а еще лучше — ручей. Запас воды был на исходе, а пить то, что нашлось в большом кувшине Ичендяка, никто не решился.

Им повезло. Не прошло и получаса, как тропа вывела на опушку. Впереди, в серых сумерках, тянулось, на сколько хватал глаз, покрытое высокой травой поле, по полю вилась дорога, а слева темнела небольшая землянка. Ручья не оказалось, но возле дороги удалось найти выложенный камнями родник. Он почти пересох, но все же каждому досталось по нескольку глотков.

В землянке было пусто, но кто-то здесь явно бывал. Земляной пол оказался подметен, веник пристроился тут же, слева от входа, а посреди стояло невысокое деревянное ложе. Згур осмотрел все углы, но ничего подозрительного не обнаружил. И хотя ночевать в подобном месте не особо тянуло, придумать что-нибудь иное было сложно. На всякий случай Згур решил спать по очереди. Поскольку Черемош явно валился с ног от усталости, он отправил чернявого отдыхать, взявшись посторожить в первую смену. Так он обычно поступал и в Учельне: первые часы после заката проходили незаметно, зато под утро спалось особенно сладко.

Сидеть в землянке не имело смысла, и он, закутавшись в плащ, пристроился во дворе, у небольшой печки-каменки. Дрова лежали тут же, но разжигать огонь Згур опасался. Перед глазами стояли отравленные «жала», и он невольно пожалел, что не решился выстрелить. Вот уж кого щадить не стоило!

Ночь выдалась холодной, и Згур несколько раз вставал, чтобы пройтись. Из лесу доносился крик ночных птиц, негромко шумел ветер в близких кронах, но никто — ни человек, ни зверь, не приближался к одинокой землянке. В конце концов Згур решился и, собрав мелких щепок, разжег небольшой костерок. Маленькие яркие язычки огня согрели ладони, и сразу же стало веселее. В который раз уже представилось, что он дома, в Буселе, где-нибудь возле Старого Лога, где они с друзьями так часто жгли костры, когда приходилось ходить в ночное. И потом, приезжая на побывку, он собирал их, уже взрослых, у старых кострищ, яркий огонь прогонял темноту, и они беседовали почти до утра. Правда, теперь рассказывать приходилось главным образом Згуру. Друзьям детства казалось, что в маленьком Буселе, где жизнь тянется от весеннего сева до осенних обжинок, не происходит ничего, о чем стоит говорить. То ли дело Коростень, великий город, сердце земли волотичей! Город Велги, так дорого доставшийся и поэтому столь любимый каждым, кому мил Край…

Вспомнились высокие резные потолки, затейливые узоры на белых стенах, молчаливая стража у входа. За окнами была Моцная площадь, а он, двенадцатилетний мальчишка, жался у дверей, не осмеливаясь подойти ближе. Седая Велга, Государыня Края, стояла у огромного стола, и Згур все не решался заговорить. Но вот прозвучало негромкое: «Подойди!»

Его привел в Палаты дядя Барсак. Зачем, Згур вначале даже не понял. И лишь потом догадался — друг отца не

хотел, чтобы сын Месника всю жизнь косил сено у Старого Лога.Кем ты хочешь стать, Згур? Скажи, я помогу.

— Хочу служить в Вейске, Государыня. Как мой отец!

— Но сейчас нет войны…

Он стоял на своем. Спорить с Правительницей, с самой Велгой, было страшно, но Згур уже твердо решил — его путь не может быть иным. Он не станет героем, как отец, но защищать Край — его, Згура, долг. Странно, ему показалось, что Государыня почему-то огорчилась.

«Сейчас нет войны…» Почему отец во сне сказал ему эти же слова? Может, просто вспомнилось уже слышанное? Но ведь дядя Барсак говорит совсем другое! Война не кончилась, сполоты никогда не смирятся с тем, что Край свободен! А значит… А значит — на войне, как на войне! И если понадобится…

Шаги он услыхал слишком поздно и еле успел отшатнуться в темноту. Рука легла на рукоять меча.

— Это я, Згур! — голос Улады звучал необычно — тихо и очень устало. — Можно, я посижу здесь?

Отвечать не тянуло, но девушка и не стала ждать приглашения. Сев у огня, она подбросила несколько щепок, негромко вздохнула и провела ладонью по неровным обожженным прядям.

— Никак не привыкну! Какая мерзость! А я даже ножницы не захватила. Я ведь и так некрасивая, правда, Згур? Этот Круть принял меня за мужчину. Наверно, тебе было смешно, сотник?

Теперь молчать было уже нельзя, но ответ никак не шел на ум. Врать тоже надо уметь.

— Не говори, знаю… Ладно, не обращай внимания, Згур! Просто поругалась с ним…

«С ним»! Бедный Черемош! Хоть бы по имени назвала!