— Пошел вон, — прошипел он. — Проклятый ренегат.
Что-то толкнуло меня в спину. И это не было его рукой. Ему не потребовалось повторять толчок. Моя собственная паника выбросила меня за дверь, в темноту.
На улице кто-то поймал меня за руку. Я обернулся, рука сжалась в кулак, а глаза остановились на вялом лице, на пустых выгоревших глазах. Гидран произносил какие-то слова так невнятно, что я даже не понял, на каком языке он говорил.
Я высвободился, весь в поту, и двинулся дальше, не разбирая дороги, только бы уйти от этого места.
К тому времени, когда мои мысли достаточно прояснились, чтобы осознать, что я делаю, я заблудился. В том районе, где располагалась закусочная, на зданиях попадались вывески, по которым я мог бы ориентироваться. Тут же не было ничего подобного. Улицы не освещались, и единственная луна Убежища еще не появилась на небе. Если здесь и имелись какие-нибудь магазины, то они были закрыты и ничем не отмечены. Здания оказались достаточно высокими, чтобы заслонить мост — единственный ориентир для возвращения назад.
Кроме меня, на улице никого не было. Я почувствовал скорее облегчение, нежели беспокойство, когда осознал, как одинок я здесь. Я не мог надеяться на помощь, даже если бы истекал кровью.
Я выругался сквозь зубы. Прожив столько лет в таком месте, где сама возможность выжить зависела от знания улиц, я заблудился! В общественном пользовании Тау не было карт Фриктауна, и лента данных не могла подсказать мне, где я нахожусь и как отсюда выбраться. Какого дьявола я вообще пришел сюда? Хотел подтвердить давно известное: я не нужен никому и не принадлежу ни к одному народу?
Я пошел обратно, ссутулясь, с опущенной головой, дрожа от холода, молясь о том, чтобы выбрать правильные повороты и найти мост до его закрытия.
В конце концов я увидел мост на порядочном расстоянии, услышал звуки человеческих голосов, идущих мне навстречу. Я завернул за очередной угол, переходя на медленный шаг, и столкнулся с кем-то бегущим, да так, что мы оба едва не повалились на землю.
Женщина. Она закричала, когда я подхватил ее, не дав упасть. Что-то вонзилось в мой разум — нож мысли. Мой мозг инстинктивно блокировал вторжение, и в тот же момент я понял, что женщина держит на руках ребенка.
Она вскрикнула снова —
— Все хорошо, я не причиню тебе зла, все хорошо, — стараясь заставить ее услышать и понять. — Что случилось? Тебе нужно помочь?
Она прекратила борьбу, словно мои слова наконец дошли до нее. Ее тело обмякло. Ребенок, зажатый между нами, не издал ни звука, когда она, задыхаясь, повисла у меня на руках. Даже через одежду я чувствовал, что у нее жар.
Она подняла голову, и я наконец увидел ее лицо: обреченное, зеленоглазое лицо гидранки, золотистую кожу, ореол спутанных светлых волос… Обыкновенное лицо, лицо инопланетянки, знакомые линии, но каждая черточка отзывалась в сердце так, как могло бы отозваться лицо потерянной возлюбленной.
— Я… Я знаю тебя? — прошептал я, оцепенев от внезапно вспыхнувшей догадки. — Как… — Под моими мыслями распахнулся люк, и я провалился в него…
У женщины вырвался слабый возглас недоверия, ее рука приподнялась, чтобы коснуться моего лица.
— Нэшиертах?.. — выдохнула она. — Ты. Ты… — В ее глазах тоже сквозили изумление и страх, зеркально отражая мое состояние.
Я медленно поднял руки, желая дотронуться до ее лица.
— Что угодно… — пробормотал я, будто вся моя жизнь сконцентрировалась в этом единственном моментальном контакте. — Все, что угодно.
— Всегда. Навечно. — Ее глаза наполнились слезами, руки опустились. — Нэшиертах…
— Что? — прошептал я, не понимая.
Она внезапно уставилась в землю, словно глаза мои слепили, как прожекторы.
— Помоги мне, — сказала она на чистом стандарте, но ее голос дрожал, она едва владела им. — Пожалуйста, помоги. Они хотят забрать моего ребенка. — Она оглянулась. Легкое эхо танцевало вдоль фасадов домов невдалеке, ниже по улице.
— Кто? — спросил я.
— Они! — Она кивнула мне, со взглядом полуотчаяния, полунепонимания. — Из Федерации…
И в глубине ее зеленых глаз, вертикальные зрачки которых расширились, способные уловить малейший проблеск света, я увидел другую глухую ночь: другая гидранка с ребенком на расстоянии световых лет отсюда, целую жизнь назад — и не к кому им было обратиться, и никто не мог спасти их из гнилых закоулков Старого города, где их мир прекращал свое существование в крови и боли.
— Пожалуйста… — сказала она и вложила что-то мне в руку. Зажав в кулаке то, что она дала мне, я кивнул, не взглянув на этот предмет, и позволил ей уйти. Она скрылась в боковой улочке, ранее не замеченной мной.
Я стоял, оцепенев, и слушал, как стучит в висках кровь. Мой ошеломленный мозг пытался сопровождать ее в ночи, и все мое тело умоляло меня высвободить его. Вдруг те, кто преследовал ее, появились невдалеке передо мной. Они кричали. Я увидел огни, увидел оружие — и побежал, будто за мной по пятам гналась сама смерть.
Я услышал позади себя:
— Безопасность корпорации!
Черт побери! Я побежал быстрее.
Впереди с неба спускались огни. Флайер Службы безопасности приземлился на улице.
Не успел я замедлить шаги, как что-то невидимое толкнуло меня, подобно приливной волне, и я погрузился в темноту…
Глава 3
Когда я вновь открыл глаза, в них ударил ослепительный свет. Комната для допросов. Я зажмурился:
— Черт. — Но произнес я совсем не это слово. То, что слетело с моих губ, звучало совершенно неузнаваемо.
Лицо саднило, видимо, я поранил его. Зажим для волос потерялся, волосы растрепались, были полны грязи и лезли мне в глаза. Каждый нерв моего тела искрился, как живой провод, но шок прошел.
Однако вовсе не из-за этого с моими губами творились такие чудеса. Я знал, хотя не ощущал его, что службисты налепили мне на шею наркотический пластырь, чтобы уменьшить мою пси-способность, которой я мог бы воспользоваться, если бы она у меня была. Тошнота, невнятная речь — результаты искусственного повреждения мозга. Я пытался собраться, удостовериться, что действительно на шее есть пластырь…
Но не мог поднять рук. Посмотрев вниз, я увидел, что прикован к тяжелому металлическому сиденью, а руки прижаты к подлокотникам. Я уставился на руки, чувствуя, как растет во мне паника.
С полдюжины службистов ожидали, когда я очнусь, как будто у них была уйма времени, как будто они запаслись терпением всего мира.
— Где он?
Я взглянул на говорившего.
Боросэйж был массивным и тяжелым, он начинал полнеть, как будто достиг такого уровня, где уже не должен призывать проклятья на чью-либо голову. Но в его глазах не было ничего мягкого. Они были суровыми и коварными, как рыхлый лед. Сверкающая искусственная полусфера закрывала левую половину его головы. Грубые щупальца из какого-то сплава окружали глазницу и исчезали в черепе, словно неизвестный инопланетный паразит вонзился в его мозг.
Я не мог представить себе, как такое повреждение оставило его в живых, да еще с таким видом. Возможно, он сделал это нарочно, чтобы запугивать заключенных до смерти. Я опустил глаза, когда он поймал мой взгляд, и посмотрел на его руки: их суставы были покрыты более густой сеткой шрамов, чем мои. Я знал, как появляются подобные шрамы. Они пугали меня больше, чем лицо.
Я с трудом оторвал взгляд от его рук и посмотрел на браслет на своем запястье — на неоспоримое доказательство того, что я являюсь гражданином Федерации Человечества, а не безымянным куском мяса.
— Я требую адвоката, — сказал я.
То, что вырвалось из моего рта, больше походило на кашу, нежели на слова. Легионеры расхохотались. Я сделал еще один медленный вдох, сжав кулаки.
— Я. Требую.
Смех стал громче. Боросэйж покрыл пространство между нами в один шаг и поднес кулак к моему носу.
— Ты хочешь получить совет, зеленоглазый ублюдок? Давай я тебе посоветую: отвечай на вопросы, а то с каждым лишним словом тебе будет труднее делать это.
— Не гидран! Зарегистрированный… граж'нин, — сказал я, брызгая слюной на его кулак. — Я. Имею. Права.
— Все твои права на этой стороне реки, урод, поместятся и на булавочной головке.
— Лента д'ных, — моя рука дернулась, пытаясь освободиться. Холодный пот просочился сквозь рубашку.
Он сделал шаг назад, убрав кулак. Я выдохнул с облегчением. Он посмотрел на мою руку, ткнул в ленту данных, и она загудела. Он пытался стянуть ее с моей руки, пока я не выругался.
— Это твоя? — сказал он наконец, тяжело глядя мне в глаза. — Ты пытаешься сказать, что ты человек?
Я кивнул. Мне свело челюсть, пока я ждал изменения выражения на его лице.
Он посмотрел на остальных. На его лице появилась усмешка.
— Что ты об этом думаешь, Фахд? — он повернул голову к лейтенанту, вытянувшемуся у двери. — Наш заключенный провозглашает себя полноправным гражданином. Пытается подтвердить свои слова лентой данных.
Фахд уставился на меня:
— Знаете, при этом освещении он выглядит почти как человек. — Он пододвинулся поближе. — Но глаза у него, как у тех ренегатов. — Он ухмыльнулся. — И никто, кроме уродов, не высказывается подобным образом, когда им на шею лепят такой пластырь.
— Я думаю так же. — Боросэйж обернулся ко мне, и его усмешка скисла. — Ну что, парень? Ты полукровка? — Он провел большим пальцем вдоль моей челюсти. — Ты выглядишь, как полукровка…
Я пытался не слушать, что они говорили потом о моей матери, об отце, о шлюхах и групповом изнасиловании и о том, почему приличные люди еще терпят в живых такую мразь, как я… Я сидел не двигаясь, вдыхая спертый горячий воздух, покуда они не исчерпали свои идеи.
После этого Боросэйж освободил мое запястье — то, на котором была лента данных. Недоверие билось рыбой внутри меня. Другую руку он не тронул.
— Взгляни на себя, — произнес он, приподнимая мой рукав. — Одет как член правления. Носишь ленту данных. Пытаешься сойти за человека. Как ты думаешь, кто поверит тебе? Мы? Знаешь, что я думаю, урод? — продолжал он, не выпуская мою руку. — Я думаю, что ты украл этот браслет. — Он вытянул мою руку, и один из легионеров вручил ему считыватель.
Я выругался про себя. У меня когда-то был такой же. Считыватель может миновать личный код ленты данных быстрее, чем владелец запоминал его. Это было так же незаконно, как и все то, что они вытворяли со мной. Я увидел, как поток данных пронесся по Цифровому дисплею и внезапно иссяк. На дисплее горело «НЕТ ДОСТУПА» так ярко, что видно было даже мне.
Боросэйж выругался. Я вновь начал дышать, радуясь — и не в первый раз, — что поставил пальцевый замок на свой браслет. Если я не прикоснусь большим пальцем к определенной точке, его можно будет снять с моего запястья, только отрезав руку. Я принял дополнительные меры предосторожности, поскольку знал, как легко взломать обыкновенные замки.
— Что ты сюда напихал? — Боросэйж ткнул моей рукой мне в лицо.
—
Ничего не изменилось — процессоры не узнали мой голос. На лице Боросэйжа появилось отвращение, словно я только что доказал, что браслет был украден. Я пытался увидеть, который час. Это мне не удалось — он снова привязал мою руку.
Я внушил себе, что наверняка кто-нибудь уже удивляется, куда это я запропастился. Они могут найти меня, пока браслет у меня на запястье. Кто-то придет за мной. Я должен только продержаться достаточно долго, чтобы эти ублюдки не изувечили меня, пока кто-нибудь не подоспеет.
Покрытой шрамами рукой Боросэйж взял меня за челюсть.
— Знаешь, урод, ты действительно влип. Чем раньше ты расскажешь нам все, что тебе известно, тем раньше я подумаю о том, чтобы позволить тебе сделать звонок или хотя бы сходить в туалет. — Он отпустил мою голову таким движением руки, что я хрюкнул. Опять засаднило лицо. — Где мальчик?
— Какой мальчик? — пробормотал я. Я напрягся, когда он замахнулся на меня, но это не смягчило удар. Моя голова откинулась на спинку кресла. Во рту был привкус крови, теплая струйка потекла из уголка рта.
— Похищение ребенка, — услышал я его слова сквозь звон в ушах. — Это серьезное обвинение. Я говорю о человеческом ребенке, его браслет мы нашли у тебя. Джеби Натаза, возраст три стандартных года, сын Линг и Бурнелла Натаза. Он был похищен гидранкой, нанятой, чтобы смотреть за ним. Мы почти поймали ее этой ночью, но вместо нее в наших руках оказался ты. — Он наклонился ко мне. — И знаешь, что я об этом думаю? Я думаю, что за всем этим стоит политика. — Он отступил на шаг, стягивая с себя форменную куртку. — Ты собираешься и дальше говорить мне, что ничего не понимаешь?
Но эта не была моей матерью. Даже ребенок не был ее сыном. Я оказался просто доверчивым простаком, позволив ей всучить мне этот браслет. Внезапно меня удивило, для чего она делала все это, почему она не телепортировалась вместе с ребенком, оставив легионеров ни с чем?
Я не мог найти ответ на этот вопрос, равно как и на вопросы Боросэйжа. Я находился под арестом в мире, где не знал никого, где не имел никаких прав. Я был в дерьме по самые уши и не представлял себе, каким способом я собираюсь вылезти из него.
Боросэйж еще раз ударил меня, когда я не ответил на его вопросы.
— Не знаю! — Я потряс головой. — Проверьте… детектором лжи!
— Он не влияет на псионов. Только одной вещью можно вытянуть правду из гидрана. — Боросэйж протянул руку, и один из легионеров вложил что-то в нее. На этот раз — раскаленный металлический прут. Боросэйж раскрыл его.
У меня перехватило дыхание. Мне не нужна была демонстрация того, что может делать эта штука. Шрамы на спине постоянно напоминали мне о ней.
— Верно. Пора начать корчиться, юный насильник мозгов, — сказал Боросэйж. — Ты в курсе, что я с помощью этой штуки могу с тобой сделать. Правление Тау надерет мне задницу за это похищение. Они заставили меня каждый час докладывать о происходящем. Они хотели, чтобы еще вчера ребенок был возвращен, ты понимаешь, о чем я? Они доверили это дело мне. Сказали: «Делай все, что нужно». Что я и собираюсь делать…
Щуп поцеловал мою ладонь. Я выругался, дергаясь, не в силах вырваться, когда его жало прожигало себе дорогу в моей плоти.
Боросэйж махнул рукой. Фахд подошел, расстегнул мою дорогую куртку и рубашку. Я услышал треск рвущейся ткани.
— Ты понял меня?
Я кивнул, чувствуя, как мышцы груди и живота напряглись в ожидании. Во мне росло желание пнуть его по яйцам. Если бы я не знал, что он со мной сделает за это, я бы поддался этому желанию.
— Я собираюсь услышать от тебя все, что ты знаешь, парень, — сказал Боросэйж. — Или твои стоны. — Его глаза просили меня простить его.
Я выругался про себя, недоумевая, какое из девяти миллиардов имен Бога сказать ему. Хуже того, как я вообще смогу выговаривать хоть кому-либо понятные слова своим языком.
Чей-то браслет загудел слишком громко в агонизирующей тишине. Я взглянул на свой, сердце мое было готово выпрыгнуть из горла: функция звонка была выведена из строя.
Боросэйж накрыл рукой свой браслет и поднес к лицу:
— Что?
Где-то в мире за пределами этой комнаты голос произнес:
— Беспокоятся о заключенном, сэр.
— Проклятье! — воскликнул Боросэйж. — Скажи им, что он не здесь. Я велел, чтобы никто не беспокоил нас во время допроса.
— Администратор…
Боросэйж прервал связь на полуслове. Он выругался, когда браслет снова загудел.
— Здесь шеф безопасности Дракона, администратор, — заявил голос, не дожидаясь, когда Боросэйж снова отключит связь.
— Что? — На лице Боросэйжа медленно проступило недоверие. — Какого черта ты сразу не сказал об этом? Веди его сюда. — Он оглянулся на меня и закрыл щуп. — Ты слышал это, уродец? Возможно, до тебя уже дошло, что ты попал в беду. Но вот сейчас вся компания твоей матери станет тебе поперек горла, понял, безродный насильник мозгов?