В глуби веков

— Сейчас твой путь пойдет через Памфилию. Это соседняя с нами страна. Отсюда ты поднимешься к памфилийскому городу Перге. А оттуда — прямая дорога в Великую Фригию.

— А как ближе пройти в Пергу?

— К Перге можно пройти двумя путями. Один путь — через горы, это путь далекий и очень трудный. Другой путь — по берегу моря, здесь идти ближе и легче. Но сейчас зима, и тебе, царь, придется идти через горы.

— Если берегом короче и легче, то почему же через горы?

— Потому что зимой по берегу не пройти. Сейчас дуют южные ветры, берег залит водой. Ты не пройдешь, царь.

— Я пройду.

— Там скалы и море, царь, а берег всего лишь узкая полоска. Если бы дул северный ветер, он бы отогнал волны. Но дует южный, и волны бьются о скалы. Пройти там сейчас невозможно!

— Невозможно? Я не знаю такого слова!

Наутро, лишь только засветилось над городом нежно-серое небо, Александр тронулся в путь.

Александр разделил армию. Бо́льшую часть пехоты, часть конницы и обоз послал в Пергу через горы.

— Линкестийца отправьте с обозом, — приказал Александр, — и чтобы охрана была крепкой.

И Линкестийца, как раба, повезли в оковах вслед за войском, в котором он так недавно был военачальником блестящей фессалийской конницы.

Сам Александр с остальными отрядами спустился к Памфилийскому заливу.

Залив был окружен горами, тесно подступившими к воде. Желтые и серые скалы поднимались над заливом террасами, как ступенями, одна над другой. Фаселиты называли их лестницей. У их подножия лежала узкая кромка берега, та самая дорога, по которой решил пройти Александр.

Дул сильный ветер с юга, в горах гудело. Зеленые пенистые волны мчались издали, от самого горизонта, и с размаху расшибались о серые скалы. Казалось, все огромное море поднялось, чтобы обрушиться на прибрежную полосу земли. Шум и грохот воды оглушали людей. Берега не было, море закрыло его.

Войско со страхом смотрело, как бушуют внизу волны. Но Александр не замедлил шага. Он спустился с горы и вошел прямо в этот грохочущий прибой. Войско тронулось следом; оно не могло остаться на скалах, когда царь идет впереди. Волны захлестывали Александра, но он не останавливался, и войско шло за ним. Даже у старых, видавших много тяжелых походов воинов замирало сердце. Море — противник жестокий, оно похоронит их всех в это страшное зимнее утро. Но царь идет — и войско идет за ним. Идет, обреченное на неизбежную гибель.

И тут случилось что-то непонятное. Южный ветер вдруг упал, из-за гор поднялся ветер с севера и круто погнал волны обратно в широкое море, в холодную лиловую даль. Береговая полоса обнажилась.

Воины шли по мокрой гальке, пораженные чудом, которое совершилось на их глазах, — море отступило перед их царем! Нет, тут дело не простое — Александру помогают боги. Видно, правда, что он с ними в родстве!

Воинам Александра — македонским горцам, пахарям и звероловам — было очень легко поверить во всякое чудо. Безудержная отвага их молодого полководца, его неизменные удачи при самых опасных положениях, когда он со своим войском выходил невредимым там, где всякий другой встретил бы гибель, — все это поражало воображение. И проще всего им было решить, что тут дело не обходится без вмешательства богов.

Шли целый день, огибая Памфилийский залив. Море порой отступало, далеко обнажая берег, порой возвращалось назад, и тогда македоняне шли по грудь в воде. Вода кипела среди камней, как в котле. Но теперь уже никакая опасность не могла остановить воинов.

К концу дня скалы отошли от берега, и широкая долина Памфилии приняла македонское войско. Отходя в долину, македоняне оглядывались назад, на тот путь, которым они только что прошли.

— Неужели мы были там?

— Неужели мы прошли через эту пучину — и остались живы?

— Это чудо! Царь знал, что боги помогут ему!

Скоро по холмам запестрели палатки. Жарко запылали костры. Море шумело, мерцая вскипающими барашками волн.

В эту ночь измученное войско уснуло мгновенно. Но Александр еще долго не спал. Он сидел с землемерами и географами над картой, составленной ими. Не спали и его близкие друзья, военачальники — необходимо было посмотреть, что получается на карте.

— Где те дороги, по которым мы прошли?

— Вот они, царь… — Указка скользила по чертежу. Города, горы, реки, дороги…

— А узнали вы, далеко ли тянется этот открытый берег?

— Да, царь, узнали. Открытый берег тянется до города Сиды. А там горы снова подойдут к морю.

— Значит, за Сидой персы высадиться уже не смогут?

— Говорят, что там нет стоянок, царь.

Александр удовлетворенно кивнул головой.

— Так. Возьму Сиду, и тогда — берег наш. А персидский флот пускай болтается в море сколько пожелает. Высадиться я персам не дам.

Черный Клит усмехнулся в свою смоляную кудрявую бороду.

— «Я дойду»… «Я возьму»… А мы что будем делать, если ты, царь, один все возьмешь?

Наступила внезапная настороженная тишина. Александр гневно блеснул на него глазами. Но улыбка Клита была добродушна, будто старший брат ласково подшучивал над младшим.

Обижаться было нельзя — Клит ему почти родственник. Он брат его любимой кормилицы Ланики. Но все-таки шутить так не стоило бы. Тем более, что старые этеры, военачальники царя Филиппа, незаметно переглянулись между собой и потупили глаза.

Александр овладел собой и так же шутя ответил:

— Вам я тоже найду дело. Об этом ты, Клит, не тревожься!

А когда покончили с делами, Гефестион спросил:

— Александр, как же ты все-таки сразу ринулся в воду? Разве ты знал, что ветер повернет?

— Другим я сказал бы, что знал. Но тебе скажу правду: я не знал ничего. Просто надо было пройти и захватить берег.

— Но ветер мог и не повернуть?

— Мог. А тогда бы мы прошли по скалам, которые фаселиты называют лестницей.

Гордиев узел

Войско проходило по широким фригийским полям. Вот она, Азия! Теперь Александр занимает уже не эллинские, а коренные азиатские города.

Где-то недалеко его ждет Дарий со своими полчищами. Но где? Долго ли еще Александру искать встречи с ним, чтобы разбить его окончательно?

У ворот города Гордия, что стоит во Фригии, Александра встретил Парменион. Он явился сюда из Лидии, точно выполнив приказ царя. Войско, увидев у стен чужого города македонские шапки, подняло радостный крик. Воины Пармениона откликнулись таким же ликующим воплем. Полководцы окружили царя.

Александр вошел в город, утонувший в садах и рощах, как в свои собственные владения. Небо Азии светилось прозрачной голубизной наступающей весны. Чужая речь слышалась на улицах. Странно одетые люди в штанах и длинных одеяниях стояли по сторонам у желтых глиняных стен своих жилищ и смотрели на македонян…

Македонский лагерь раскинулся и в городе, и вокруг города. И не успели македоняне расположиться, как прибыло новое войско — вернулись молодые воины, отпущенные в Македонию на зиму. Царь сам выехал встречать их. Молодое войско, под начальством полководцев Птолемея, Кена и Мелеагра, явилось прямо из Пеллы.

Александр сидел на своем вороном Букефале и смотрел, как идут его воины. Молодые македоняне прекрасно держали строй, крепкие, бодрые, веселые. Завидев царя, они во весь голос прокричали приветствие, и царь, тоже во весь голос, отвечал им. Три тысячи македонской пехоты прошло перед царем, триста македонских всадников, двести всадников-фессалийцев, сто пятьдесят элейцев, которых вел элеец Алкия…

Александр улыбался. Он был дальновиден — молодые воины провели зиму в своих семьях, отдохнули и вернулись, как приказано царем. И, как приказано, с пополнением.

В тот же вечер Александр призвал к себе полководцев, которых он посылал с молодыми в Македонию. Он хотел послушать о делах на родине, о том, как живут в Пелле, о матери… Казалось, что эти люди, пришедшие из македонской земли, принесли с собой и воздух ее, и шум ее лесов, и прохладное дыхание снегов родной горы Олимпа…

Начал Птолемей, человек гордый, властный, с красивыми, но жесткими чертами лица:

— Трудно было договориться с царицей Олимпиадой. Она никак не хотела отпускать свою охрану — целый отряд молодых этеров прятался у нее во дворце.

— Но ты взял их?

— Почти все здесь.

— Хорошо. А что Антипатр?

— Антипатр здоров, — ответил Мелеагр, старый полководец царя Филиппа, — вот письмо от него. Надо сказать, что ему тоже трудно с царицей Олимпиадой.

— Друзья мои, оставим царицу Олимпиаду в покое. Ну что может сделать слабая старая женщина!

Птолемей отвернулся, сжав тонкие губы, чтобы скрыть усмешку. Слабая женщина! Как она проклинала, как она угрожала ему, Птолемею, а ведь все знают, что угрозы ее не бывают пустыми. Хорошо, что у него с собой был приказ Александра!

— Вы лучше расскажите, друзья, что там, в Элладе?

— В Элладе худо, — осторожно, стараясь подбирать слова, ответил полководец Кен, — в Спарте опять начинаются какие-то безумные замыслы.

— Царь Агис?

— Да. Собирается воевать с Македонией. Поэтому Антипатр держит войска наготове.

— Агис! Тупица, как все спартанцы, — сказал Александр. — Надоело ему носить голову на плечах. Ну, Антипатр поможет ему потерять ее!

— Хуже другое, царь, — хмурясь, продолжал Мелеагр, — в тылу у нас — Мемнон!

Мемнон, опять Мемнон! Александр вспыхнул.

— Что же он там делает, этот проклятый изменник?

— Он подогнал корабли к берегам Афин, взял остров Хиос, оттуда отплыл к Лесбосу и там захватил все города — вот что он там делает! — резко сказал Птолемей. — Он старается отрезать нас от Македонии. И если это ему удастся…

Между бровями царя врезались морщины. Если его оторвут от матери-Македонии, он затеряется здесь, в Азии, со своим войском и, не получая поддержки, погибнет.

— Да. Только Мемнону это не удастся!

— А почему не удастся, царь? — осторожно, после недолгого молчания, спросил Кен.

— Почему? Да потому, что пока Мемнон собирается поднять на меня Элладу, я разобью Дария. Мне только что донесли, что персы уже недалеко. Значит, и победа наша близко. А когда Азия будет в моих руках, кто сможет мне противиться?

«Проклятый Мемнон! — думал Александр. — Когда же я сброшу его со своей дороги?»

— А не напрасно ли ты, царь, — очень осторожно спросил Мелеагр, — распустил наш флот? Мы могли бы задержать Мемнона на море.

— Флот, который у нас был, не смог бы его задержать, — ответил Александр. — Ненужная трата сил и денег. Если понадобится, я могу снова собрать корабли. Но сейчас главное — встретиться с Дарием. Встретиться и победить.

— Не только главное, но и единственное, что нам сейчас остается, — сказал Птолемей.

И все согласились с ним.

Знатные горожане Гордия предложили Александру свои лучшие жилища. Они покорно принимали чужеземцев — царь Дарий далеко, а сила македонян велика. Стараясь расположить к себе Александра, устроили для него и для его войска большой пир. На пиру, среди веселых забав, песен и танцев, слегка захмелевший Александр обратился к фригийским старейшинам:

— Я в детстве слышал странную историю о вашем городе. Правда ли, что у вас есть повозка с узлом на ярме, который никто не может развязать?

— Да, это так, — ответили ему, — у нас есть это чудо.

И рассказали такую историю.

Когда-то, очень давно, молодой поселянин по имени Гордий пахал поле. Он был беден, даже быки у него были чужие — нанял, чтобы вспахать пашню. В то время как он пахал, на ярмо[18] сел орел и сидел так до самого вечера.

Это показалось Гордию удивительным. Он пошел в соседний город к жрецам спросить, не предвещает ли ему что-нибудь этот орел. Недалеко от города он встретил девушку; она доставала из колодца воду. Гордий попросил напиться. Девушка подала ему воды и спросила:

— Куда ты идешь?

— Я иду попросить совета у жрецов.

— О чем же ты хочешь советоваться с ними?

Гордий рассказал об орле. Девушка слушала очень внимательно.

— Не ходи к жрецам, — сказала она, — я и сама могу ответить тебе, почему орел сел к твоим волам на ярмо: я обучена искусству гадания. Так вот слушай: орел предвещал тебе царство!

Гордий от изумления не мог сказать ни слова. А девушка продолжала:

— Я готова остаться с тобой, если ты захочешь взять меня в жены. Потому что я знаю: случится так, как я тебе сказала, — ты будешь царем.

Гордий глядел на нее, не зная, верить ей или не верить. Но девушка была так хороша, что, уж конечно, никогда не согласилась бы стать женой такого бедняка, как он, если бы не была уверена, что он станет царем. Гордий женился на этой девушке, они поселились в его бедном домишке и жили, как все бедные люди в их бедной деревне.

Вскоре после этого во Фригии началась большая смута. Фригийцы так устали от раздора в стране, что пошли к оракулу спросить: когда кончатся у них все эти распри и неурядицы?

Оракул ответил:

— Тогда, когда у вас будет царь.

— Но кого же нам выбрать царем?