Взломщик в шкафу

— Берни, ты не мог бы прийти сюда? Может, я сошла с ума, но я не знаю, к кому еще обратиться. Мне страшно одной!

Я не сразу ответил, потому что трудно говорить с набитым ртом, и Джиллиан сказала:

— Ладно, позабудь все, что я тебе наговорила. Ты занятой человек, я это понимаю, у тебя свои планы...

— Я сейчас выезжаю.

* * *

Хочу пояснить мотивы своего решения. Я вызвался приехать в офис Крейга не потому, что люблю совать голову в пасть льва, петлю либо другое опасное отверстие, и не потому, что с удовольствием вспоминал приятное ощущение, когда Джиллиан склонилась надо мной, ее пальцы, пахнущие пряностями.

При поверхностном взгляде на вещи может показаться, что у меня должно было быть законное желание держаться подальше от Крейга. В конце концов я вор, а потому в представлении общества Личность Крайне Подозрительная. К тому же я всего-навсего пациент Крейга Шелдрейка, его случайный знакомый и с Джиллиан у меня не такие отношения, чтобы она в тяжелую минуту кинулась за утешением именно ко мне. Да она до сегодняшнего утра меня иначе, как мистер Роденбарр, и не называла. Так что на первый взгляд мне нужно было держаться подальше от этого дела. С другой стороны, — почему-то всегда есть и другая сторона: тот, кто саданул Кристал в сердце, унес дипломат с драгоценностями. Я свыкся с мыслью, что они мои, да и сейчас так считаю, а потому решил получить их обратно.

Если на то пошло, дело не только в драгоценностях. Дорогие камушки, как вы помните, лежали в дипломате, который я принес с собой. Конечно, никто не докажет, что это мой дипломат, хотя бы потому, что он краденый. Но я не берусь утверждать, что внутри чемоданчика — будь он проклят! — нет моих отпечатков пальцев. Снаружи он замшевый, так что и отпечатков на нем нет, как и на запястье Кристал, но внутри он, кажется, виниловый, и на нем могут оказаться отпечатки, как и на металлической отделке снаружи. Я уже мысленно представлял себе такую картину: ко мне заявляются полицейские и спрашивают, каким образом дипломат с отпечатками моих пальцев и драгоценностями Кристал оказался в квартире человека, подозреваемого в убийстве.

Если убийцу сцапают, — я попался. Если же не сцапают, — он уйдет с моей добычей. А если и ловить будет некого, потому что Лучший Зубной Врач в мире совершил самое глупое в мире убийство, то мне от этого не легче. В этом случае он преподнесет полицейским мою голову на блюде: «Я ему рассказывал о дорогих ювелирных изделиях, которые Кристал хранит дома, и он проявил к этому большой интерес, а потом я вдруг вспомнил, что имя Роденбарра попадалось в уголовной хронике: его обвиняли в кражах со взломом, а однажды и в убийстве. Но мне и в голову не приходило, что Роденбарр может обокрасть бедняжку Кристал».

Я мог бы написать для него целый сценарий, и после того, как он заложил меня на прошлой неделе, я не сомневался, что он сможет отлично сыграть свою роль. Возможно, это и не вызволит его из беды, но уж меня утопит обязательно.

Конечно, даже если Крейг и не виноват, он попробует втянуть меня в это дело. Он наверняка запаникует, если других подозреваемых нет. А может быть, он меня подозревает, как и я его, может быть, он решил, что я проник в квартиру Кристал на два дня раньше, чем мы уговорились, — а так оно и было — и, застигнутый врасплох, случайно убил его бывшую супругу. А может быть, опасаясь, как бы наш сговор не раскрылся, он предпочел представить его в выгодном для себя свете?...

А я для себя заключил: куда ни кинь — все клин. Вообще-то Крейг Шелдрейк был мне симпатичен. К тому же, если ты пациент Лучшего Зубного Врача в мире, тебе не так-то просто от него отказаться и перейти к какому-нибудь коновалу, повесившему у себя в окне рекламу о безболезненном удалении зубов. Шелдрейк поддерживал мои зубы в отличном состоянии, пусть занимается мной и дальше.

А Джиллиан просто прелесть! До чего же приятно, когда она называет тебя Берни, а не мистер Роденбарр. Последнее всегда казалось мне чересчур официальным. А ее пальчики так приятны на вкус, и, мне кажется, не только пальчики. Она, несомненно, любовница Крейга, ну и ладно, я не собираюсь наставлять ему рога. Это не в моих правилах. Я краду только наличные и неодушевленные предметы. Можно и не иметь видов на девушку, но приятно чувствовать себя в ее обществе. А если Крейга признают виновным, Джиллиан потеряет работу и любовника, а я — своего дантиста, и тогда нам ничего другого не останется, как утешать друг друга.

Впрочем, к чему строить замки на песке? У какого-то злобного негодяя не дрогнула рука убить Кристал Шелдрейк. И он украл драгоценности, уже украденные мною ранее.

Он еще мне заплатит за свою подлость!...

Глава 5

— Ты просто чудо, Берни.

Не скрою, я представлял в мечтах, как Джиллиан скажет мне эти слова, даже тон был похож. Только при этом (в мечтах) я не клал на рычаг телефонную трубку. Я представлял себя в горизонтальном положении, а сейчас находился в самом что ни на есть вертикальном. Я только что закончил телефонный разговор и положил трубку в приемной Мэрион, регистратора Крейга. Мэрион отпустили, чего не скажешь о Крейге. Он все еще находился за решеткой, и я это выяснил по телефону.

Еще несколько звонков принесли новую информацию. Я выяснил, что адвокат Крейга — некто Карсон Верилл, у которого офис где-то в центре. Верилл обратился к специалисту по уголовному праву Эрролу Блэнкеншипу и просил его вести дело Крейга. (Так мне объяснили в офисе Верилла.) В телефонном справочнике офис Блэнкеншипа на Мэдисон-авеню значился с тридцатых годов. Я позвонил по указанному номеру, но никто не ответил. Если у него и был домашний телефон, то либо он жил не в Манхэттене, либо его номер не был указан в справочнике. Что ж, возможно, Блэнкеншип в суде или отлучился по делам, а его секретарша, пользуясь случаем, устроила себе продолжительный ленч.

Крейга, как выяснилось, арестовали в собственной квартире в половине седьмого утра. В такую рань ничего хорошего не жди. Ему позволили побриться и сменить ночную пижаму на что-нибудь более подходящее для улицы. Я надеялся, что он догадался надеть мягкие туфли типа мокасин, но разве законопослушные граждане думают о такой мелочи? В тюрьме не отнимают шнурки от ботинок, но время от времени какой-нибудь психопат делает вид, что хочет покончить с собой, и вот тогда шлепаешь в сваливающихся с ног ботинках.

Впрочем, это, наверное, его меньше всего беспокоит.

Крейг сейчас находится в тюремной камере очень мрачного здания в центре города. Вряд ли он счастлив по этому поводу. Не знаю никого, кто был бы счастлив. Я поинтересовался, разрешены ли ему свидания, но человек, который говорил со мной по телефону, был не в курсе дела. Возможно, и разрешены, сказал он, но почему бы вам не подъехать туда и не выяснить все на месте? Каковы бы ни были условия его содержания, мне меньше всего на свете хотелось бы наведаться в это мрачное заведение. Мои предыдущие визиты не оставили в душе светлых воспоминаний, и я вовсе не испытывал ностальгии по прошлому.

«Ты просто чудо, Берни!»

Не подумайте, что Джиллиан повторила эту фразу. Я повторяю ее сам, чтобы не потерять нить повествования. А тогда я сказал в ответ: «Глупышка, я вовсе не чудо, мне порой удавалось сделать что-нибудь неординарное в своей области, но в твоем присутствии я еще ничего примечательного не сотворил. Пока».

— Ты могла сама позвонить и получить те же самые сведения, — заметил я. — Просто у тебя нет опыта такого общения.

— Да я просто не представляла, с чего начать!

— Сориентировалась бы по ходу дела.

— Я так смущаюсь, когда разговариваю по телефону, так нервничаю. Я вообще не очень разговорчивая. Порой работаешь с пациентом, и самой неловко, что молчишь. Пациенты, естественно, не могут разговаривать, а я не решаюсь и рта раскрыть.

— Поверь, после трескотни Крейга это приятный отдых.

Джиллиан засмеялась переливчатым смехом. Приятный смех, ничего не скажешь, и это удивило меня не больше, чем солнце, взошедшее на востоке.

— Да, он словоохотливый, — признала она с таким видом, будто я обнаружил трещинку в совершенном творении. — Но он такой только с пациентами. А когда один, он очень тихий и застенчивый.

— Ну, разумеется, я и не предполагал, что он сам с собой разговаривает.

— Извини?

— Наедине с собой все тихие.

Мои слова слегка озадачили Джиллиан, и она очень мило вспыхнула. Какая замечательная модель для художника!

— Я хотела сказать, что он тихий наедине со мной.

— Понятно.

— Ох...

— Я самодовольный осел, извини.

— Ну что ты! Просто я... Голова с утра плохо работает. Так что же мне делать? Как ты думаешь, стоит мне повидаться с Крейгом?

— Да вот только я не уверен, что ему разрешены свидания. Конечно, ты можешь все выяснить на месте, но, по-моему, не стоит пороть горячку, надо лучше разобраться в ситуации. Если бы знать, насколько обоснованно обвинение, можно было бы лучше рассчитать свои шаги.

— А ты думаешь, у них достаточно оснований, чтобы возбудить дело?

— Трудно сказать. — Я пожал плечами. — Хорошо, если бы Крейг доказал свое алиби прошлой ночью. Но мне кажется, имей он такое алиби, он бы уже гулял на свободе. Он, вероятно, э... находился не у тебя?

Джиллиан, разумеется, снова вспыхнула, но уклониться от ответа не могла.

— Да, мы обедали вместе вечером, но у каждого нашлись дела, и мы отправились по домам. Пожалуй, я его видела в последний раз в девять часов. Потом я пошла к себе домой, а он вернулся к себе.

— Ах вот как!

— О, вспомнила! — Лицо Джиллиан просветлело. — Я разговаривала с ним перед сном. Помню, в это время показывали шоу Карсона. Разговор был короткий, мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Крейг говорил из дому. Это алиби?

— Ты ему сама позвонила?

— Нет, он.

— Это не поможет ему доказать свое алиби. Ты же ему на слово поверила, что он звонит из дому. А полиция заявит, что убийце ничего не стоило солгать хорошенькой женщине.

Джиллиан хотела что-то сказать, но осеклась и прикусила нижнюю губу, стерев яркую помаду. Цвет помады был очень красивый, а нижняя губка Джиллиан еще лучше. Я бы сам с удовольствием прикусил ее и стер помаду.

— Берни, ты ведь не думаешь, что он убийца?

— Конечно, нет.

— А почему?

У меня были на то веские основания, но я промолчал.

— Не такой он парень, — сказал я Джиллиан, казалось, ждала от меня этих слов и повела долгий рассказ о Крейге Шелдрейке, Самом Замечательном Парне в мире, и будь я проклят, она его так красочно расписала, что мне и впрямь захотелось с ним познакомиться.

Я решил переменить тему разговора.

— Крейгу ничуть не легче оттого, что мы считаем его невиновным, — начал я. — Вот если бы и полицейские так считали. Проще всего, если найдется другой подозреваемый в убийстве. Один убийца на труп — неписаный закон, если, конечно, вы не путешествуете в Восточном экспрессе[2].

— Ты хочешь сказать, что нам надо самим разобраться с этим преступлением?

Хочу ли я?

— Ну, я бы так далеко вперед не заглядывал. — Тут мне пришлось дать обратный ход. — Но мне бы хотелось знать побольше, чем сейчас. Хорошо бы узнать, когда убили Кристал, с какими мужчинами она в последнее время встречалась и где находился каждый из них, когда кто-то надумал ее убить. Я бы выяснил, кто больше всего заинтересован в гибели Кристал. У Крейга было множество причин желать ей смерти, — это не секрет ни для тебя, ни для меня, ни для блюстителей порядка. Но у женщины, которая вела такую бурную жизнь, как Кристал Шелдрейк, наверняка есть враги. Допустим, у кого-то из ее любовников ревнивая жена или подруга. Масса всяких возможностей, и я пока еще не знаю, с чего начать.

Джиллиан посмотрела на меня с уважением:

— Я рада, что позвонила тебе, Берни.

— Ну, я не знаю, какая от меня особенная помощь...

— Я очень рада.

Она улыбнулась глазами, но потом вдруг наморщила лоб и прищурилась.

— Я вот о чем подумала. Ты собирался забраться в квартиру Кристал в субботу вечером, правда? А если бы убийца выбрал именно это время, чтоб с ней разделаться!

«Давай не будем воображать эту картину, Джиллиан!»

— Но Кристал была дома прошлым вечером, — осторожно напомнил я, переключая скорость и направляя ее мысли в безопасном направлении. — Я никогда бы не наведался к ней, будь она дома.

— Ах да, конечно, я просто подумала...

Что она подумала, осталось тайной навеки, потому что Джиллиан осеклась на полуслове. Послышалось резкое «тук, тук, тук» в темную стеклянную панель наружной двери.

— Откройте! — послышался властный голос. — Полиция!

С моей точки зрения, можно было бы и не уточнять.

Джиллиан побледнела.

Я, в свою очередь, сделал единственно возможное в данной ситуации. Без малейшего колебания я притянул Джиллиан к себе за плечи и страстно поцеловал в губы.

Стук повторился. Вот дьявольщина!

Повторился и поцелуй.

Глава 6

Если Джиллиан и обомлела, то не от радости. На ее лице отразились одновременно удивление, смущение, даже испуг. Я вам не рассказывал, какие у нее глаза? Светло-голубые, цвета много раз стиранной голубой джинсовой ткани. Глаза у нее округлились, стали, как блюдца.

Тук, тук, тук!...

— Берни!

— Откройте, полиция!

Я все еще сжимал плечи Джиллиан.

— Я — твой парень, — прошептал я, — ты не подруга Крейга, ты моя подруга, ты позвала меня сюда, и мы невинно развлекаемся.

— О! — Джиллиан понимающе кивнула головой.

Не успел я показать ей на дверь, как она кинулась открывать. Я выхватил бумажную салфетку из пачки, лежавшей на столе Мэрион, и когда в дверях появилась парочка переодетых полицейских, я старательно стирал с губ салфеткой следы губной помады Джиллиан.

— Извините, что помешали, — сказал более высокий шпик, очень широкоплечий, с широко поставленными глазами.

Казалось, он в утробе матери задумал хорошую шутку — раздвоиться и стать сиамским близнецом, но в последнюю минуту раздумал. Когда в июле выключили электричество из-за аварии в сети, кто-то заметил:

— Темно, правда?

Более бессмысленной фразы мне не доводилось слышать, с ней могла поспорить только эта: «Мы из полиции».

Во-первых, мы уже слышали, что они из полиции, когда шпики стояли за дверью, во-вторых, этих ищеек и так ни с кем не перепутаешь. Тот, что поменьше, был худощавый, с черными вьющимися волосами и неаккуратно подстриженными усиками. Ни один голливудский режиссер не взял бы его на роль полицейского. Он скорее походил на члена банды, который ближе к концу второй части становится осведомителем. Но здесь, в офисе, он тоже гляделся как ищейка, вместе со своим широкоплечим другом. То ли манера держаться, то ли выражение лица, то ли что-то общее, присущее всем полицейским, сразу их выдает.

Парочка представилась. Гранитную глыбу звали Тодрас, скользкого, как ласка, проныру — Нисуондер. Тодрас — детектив, Нисуондер — патрульный, и если у них и были имена, они их нам не сказали. Мы назвали имена и фамилии. Тодрас поинтересовался, как пишется имя Джиллиан, и занес все в свою маленькую записную книжку с загнутыми углами. Потом Тодрас спросил, всегда ли ее величают полным именем, и Джиллиан ответила: «Да».

— Все это так, для порядка, — пояснил Тодрас.

Из этой парочки он был, очевидно, главный и шел напролом, прокладывая путь пролазе Нисуондеру.

— Полагаю, вы слышали про вашего босса, мисс Паар?

— Да, кое-что слышала по радио.

— Так вот, у него, похоже, довольно долго будет много хлопот. Я вижу, вы уже закрыли приемную. Наверное, уж и обзвонили всех, отменили прием?

— Да, на сегодня прием отменен.

Полицейские переглянулись.

— Можно и до конца месяца отменить, — предложил Нисуондер.