— Я так рад, что вы зашли, — гудел он. — Но по твоему звонку я понял, что у вас какие-то неприятности.

— Мы надеемся, ты нам поможешь успокоиться, — отозвалась Бетти.

Я же чувствовал некоторое раздражение. Разумеется, Адзель был отличным парнем, но, мне кажется, мы с Бетти вполне могли утешить друг друга. Последние несколько недель мы виделись так редко.

Тем временем Адзель накрыл на стол, если так можно выразиться. В его чайнике было пять литров, и, вероятно, именно потому, что он прошел курс микрометрии, он так свободно обращался с крошечными чашками и провел церемонию чаепития на высшем уровне. Последовало приличествующее случаю молчание. Я зажег сигарету. Возможно, это очаровательная традиция, но разве не из-за восточных обычаев на меня обрушились тридцать три несчастья?

Наконец Адзель включил музыку, уселся перед нами, согнув ноги в коленях, и предложил:

— Расскажите мне о ваших бедах, друзья.

— О, мы сыты ими по горло, — отозвалась Бетти. — Я приехала сюда в надежде обрести покой.

— О, ну конечно, — пробормотал Адзель. — Я счастлив попытаться угодить вам. Не желаете ли составить мне компанию в сеансе трансцендентальной медитации?

Тут мое терпение лопнуло.

— Нет! — заорал я. Они оба уставились на меня. — Прошу прощения, — промямлил я. — Но… хаос, все так плохо и…

Гигантская четырехпалая рука стиснула мое плечо, крепко, но в то же время мягко, как могла бы это сделать моя мать.

— Рассказывай, Джимми, — очень низким голосом произнес Адзель.

Меня буквально прорвало — вся эта невеселая, нелепая ситуация стала теперь известна минимум двум друзьям.

— Фримен Снайдер, — закончил я, — никак не может понять, что я не в состоянии выучить все уравнения, весь оставшийся материал за какие-то несколько дней.

— Неужели не можешь?

— Ты же знаешь, зазубрить, конечно, может каждый дурак. Но мне необходимо впитать все знания. К тому же мне дадут задачи, требующие оригинального мышления. Должны дать. Иначе как они смогут определить, способен ли я действовать в непредвиденных обстоятельствах, если таковые возникнут в космосе?

— Или на новой планете. — Удлиненная голова утвердительно качнулась.

— Да-а-а.

— Это не для меня, — сказал я устало. — Я никогда не позволю надеть на себя ярлык торговца-авантюриста.

Бетти сжала мою руку.

— Хотя, в общем, и фрахтовщики иногда ведут себя не лучшим образом.

Некоторое время Адзель пристально глядел на меня, затем наконец пророкотал:

— Одно лишь слово нужным людям — стало быть, вот как действует ваша Техническая цивилизация, нет? Цокх. Есть у тебя хоть какая-то надежда, что ты быстро справишься с этим заданием и сможешь поскорее вернуться к основной работе?

— Нет. Фримен Снайдер намекнул на какую-то платформу или выставку. Ну вот, мне нужно погрузиться в культурное наследие, выработать схему и согласовать ее с местным комитетом, разработать сценарий представления, которое должно быть не только зрелищным, но и этническим, поставить его, проверить, обнаружить в сценарии дефекты, переделать его и… И вообще я не художник. Даже если я сумею создать необычайно умную машину, внешне она будет ничем не примечательной.

Внезапно Бетти воскликнула:

— Адзель, ты гораздо больше его знаешь о древнем Востоке! Не мог бы ты дать совет?

— Возможно, возможно… — Войтанит поскреб подбородок; при этом раздался звук, похожий одновременно на шелест бумаги и на шорох песка. — Основная идея… Дайте подумать.

Он вытащил с полки книгу и принялся ее листать.

— Они обычно языческого происхождения… В буддийском… Что же касается христианского искусства… Гр-р-ррр-м… Бетти, милая, пока я ищу, пожалуйста, отведи уж и ты душу…

Она сцепила пальцы и опустила глаза. Я понял, что ее лучше не злить. Поднявшись с циновки, я заглянул через плечо Адзеля, точнее, через его локоть.

— Моя проблема — это фактически проблема моего отца, — начала Бетти.

— И, возможно, мы ее уже решили. Это зависит от того, окажется приемлемым или нет один из найденных нами вариантов. Если нет — где взять время на дальнейшее исследование? Его осталось совсем мало. Ведь надо собрать труппу, провести репетиции, утрясти все технические детали… — Она заметила смущение Адзеля и слегка усмехнулась. — Извини, это уже выходит за рамки моей истории. Мы…

— Эй! — перебил я. Моя рука скользнула к одной из страниц. — Что это?.. Э… Прости, Бетти.

Она улыбнулась, и я понял, что прощен.

— Ты что-нибудь нашел? — вскочила она.

— Н-не знаю, — запинаясь, произнес я, — н-н-но, Адзель, вот эта штука здесь на картинке — почти твоя копия. Что это?

Он скосил глаза на иероглифы:

— Ланг.

— Дракон?

— Так ошибочно называли его западные писатели. — Адзель с явным удовольствием начал читать нам лекцию. — Дракон был персонажем европейской мифологии и почти всегда изображался зловредным чудовищем. А в китайском и родственных ему обществах эти существа представляли силы добра. Ланг обитал на небе, ли — в океане, чиао — в болотах и в горах, а в каких-нибудь других местах встречались и другие разновидности. Преобладающим типом был ланг, и его изображения всегда использовались на различных церемониях…

Задребезжал видеофон.

— Бетти, будь добра, посмотри, кто там, — попросил Адзель, не желая отвлекаться. — Полагаю, это извещение об изменениях в расписании. Так вот, Джимми, обрати внимание на когти, расположенные на задних и передних лапах. Точное их число — отличительная черта…

— Папа! — воскликнула Бетти. Скосив глаза на видеофон, я увидел на экране Джона Рифенстола, совершенно удрученного.

— Я надеялся, что найду тебя здесь, дорогая, — устало проговорил он. В последние дни Бетти редко уходила из дома, не оставив списка номеров, по которым ее можно было найти. — Только что закончилось трехчасовое совещание с представителями совета, — тяжело вздохнув, продолжил отец. — Они наложили вето на все наши предложения до единого.

— Уже? — прошептала она. — Но, ради бога, почему?

— По разным причинам. Они считают, что «Кармен» — произведение, слишком ограниченное в пространстве и времени; едва ли сегодня кто-нибудь поймет, почему так действовали ее персонажи. «Альфа Центавра» рассказывает о космическом путешествии, то есть как раз о том, чего мы должны избегать. «Травиата» недостаточно зрелищна. Они признали, что «Геттердэммерунг» не лишен мифического смысла, чего бы им и хотелось, но слишком зрелищен. Современная аудитория не воспримет его, если только мы не обеспечим реализма эффектов, но это отвлечет внимание от живых исполнителей, что недопустимо на Фестивале Человека. И так далее, и так далее.

— Скопище сумасбродов!

— Это не просто сумасброды, а сумасброды, наделенные властью, дорогая. Может быть, соберемся с силами и просмотрим еще несколько кассет?

— Ну что ж, попробуем.

— Прошу прощения, фримен Рифенстол, — вмешался в разговор Адзель. — Не имею чести быть с вами знакомым, но являюсь давним вашим почитателем. Если позволите, я хотел бы спросить: не пытались ли вы обратиться к китайской опере?

— Это сделают сами китайцы, фримен… э… — Директор заколебался.

— Адзель. — Мой друг подвинулся к видеофону, чтобы его изображение появилось на экране. Клыки его устрашающе сверкали.

— Имею честь представиться, сэр… ах… сэр?..

Джон Рифенстол, который при виде этой милой мордашки едва не поперхнулся и смертельно побледнел, вытер лоб дрожащей рукой.

— И-из-извините меня, — проговорил он, заикаясь. — Я вас не понял… То есть где-то в подсознании у меня возникла мысль о Вагнере, но потом, когда передо мной предстал сам Фавн…

Этих имен я не знал, но контекст был ясен. Мы с Бетти одновременно посмотрели друг на друга и издали радостный вопль.

Не сомневаясь в реакции Симона Снайдера, я настоял на непосредственной встрече. Он сидел за письменным столом, в окружении компьютеров, коммуникаторов и информационных ретриверов, и, когда я вошел, натянуто улыбнулся мне.

— Ну, — сказал он, — у тебя появилась какая-то идея, Джим? Мне кажется, сутки — слишком короткий срок для решения столь важного вопроса.

— Этот срок оказался вполне достаточным, — ответил я. — Мы посоветовались с главой Китайско-Американского комитета, и ему наша идея понравилась.

— «Мы»? — Мой наставник нахмурился. — У тебя появился партнер?

— Да, сэр, именно он и есть мой проект. Ну какой китайский парад без дракона? И какой искусственный дракон может сравниться с настоящим? В общем, я хочу просто взять этого войтанита, приделать ему гриву и усы, наклеить когти поверх копыт, покрыть лаком чешую…

— Нелюдь? — Лицо Снайдера стало еще более сердитым. — Джим, ты разочаровываешь меня. Ты жестоко меня разочаровываешь. Я ожидал от тебя большего — самоотдачи, приложения всех твоих талантов. На Фестивале, посвященном твоей расе, ты хочешь показать чужака! Нет, боюсь, я не могу согласиться…

— Сэр, пожалуйста, не торопитесь с решением, пока я не познакомлю вас с Адзелем. — Я вскочил со стула, толкнул ладонью дверь, выходившую в огромный холл приемной, и позвал: — Входи.

И он начал входить — метр за метром, пока кабинет не заполнили его роговые щитки, чешуя, хвост, клыки. Поймав руку Снайдера, Адзель осторожно пожал ее своими ручищами, уставился прямо ему в лицо и прогрохотал:

— Как я рад, что мне представилась такая возможность, сэр! Нельзя придумать более подходящего случая, чтобы выразить все мое восхищение земной культурой, ведь я смогу поспособствовать прославлению вашей замечательной расы!

— М-м-м, ну… да, — слабым голосом проговорил фримен Снайдер.

Я заранее предупредил Адзеля, что не стоит упоминать о его принадлежности к пацифистам. Он продолжал:

— Очень надеюсь, вы одобрите блестящую идею Джима, сэр. Честно говоря, я не столь уж бескорыстен. Если я буду участвовать в представлении, местная ассоциация владельцев ресторанов, как мне думается, не откажется кормить меня во время репетиций. Стипендия у меня весьма скудная, и… — Высунув длинный язык, он облизнулся в двух сантиметрах от носа Снайдера. — Иногда я чувствую, что так проголодался…

Все, что он сказал, было истинной, хоть и не полной, правдой.

Не испытывая ни малейших угрызений совести, я прошептал на ухо своему наставнику:

— Адзель немного раздражителен, но, если его не расстраивать, он абсолютно безопасен.

— Ну что ж. — Снайдер откашлялся. Незаметно отодвигаясь вместе с креслом назад, он наткнулся на компьютер и откашлялся снова. — Ну что ж. Ах… да… Да, Джим, твой подход, несомненно, оригинален. В нем есть… — он поморщился, но все же выдавил: — …определенная особенность, говорящая о том, что ты… — на мгновение у него перехватило горло, — …далеко пойдешь в жизни.

— И вы, безусловно, желаете зафиксировать ваше мнение, не так ли? — вкрадчиво спросил Адзель. — В досье Джима? Прямо сейчас?

Я приложил все усилия, чтобы как можно быстрее покончить с оставшимися церемониями. У моего друга, моей девушки и ее отца была назначена встреча с представителем совета Оперной компании Сан-Франциско.

Парад удался на славу. Местные торговцы были очень довольны и решили время от времени возрождать древнюю традицию празднования Нового года по Лунному календарю. Адзелю предстояло быть звездой этой церемонии в течение всего оставшегося срока его пребывания на Земле. Взамен, поскольку наплыв туристов с лихвой окупал все расходы, он получил нелимитированный обеденный талон в «Китайской кухне Серебряного Дракона» и во «Дворце Чоп Суэй».

Еще более грандиозный успех имела постановка оперы «Зигфрид» Рихарда Вагнера. По крайней мере, на последнем спектакле сам директор Объединения сказал, что это весьма значительная работа.

— Гений Джона Рифенстола не только возродил музыкальный шедевр, который в течение стольких веков незаслуженно обходили вниманием, — помпезно ораторствовал он, — но и придал Фестивалю небывалый размах путем подбора труппы.

Он напомнил нам о том, что в поисках своих корней и желании сохранить свое достоинство мы не должны становиться шовинистами. Нельзя также забывать, что наш долг — протянуть руку дружбы братьям по разуму во всей Вселенной. (Иначе, добавлю от себя, вряд ли они будут заинтересованы в том, чтобы тратить свои деньги на Земле.) Тем не менее такая точка зрения не лишена определенной идеалистической привлекательности. Кроме того, спектакль стал своего рода сенсацией. В течение, вероятно, многих последующих лет его будут ставить то тут, то там по всей Федерации, и фримен Рифенстол как главный режиссер будет ездить на гастроли, а Адзель сможет за кругленькую сумму исполнять арию Фавна, когда только им захочется.

Чем все это кончится, я не узнаю, поскольку на Земле меня уже не будет. Когда все утряслось, Адзель, Бетти и я закатили шикарный пир в его новой квартире. После пятой двухквартовой бутыли шампанского он слегка затуманенным взором посмотрел на меня и сказал:

— Джимми, до сих пор несмотря на все усилия мне не удавалось доказать тебе свою любовь и хоть чем-то отплатить тебе за доброту.

— А, ерунда, — промямлил я, когда у него кончился наконец приступ вулканической икоты.

— В любом случае, — Адзель помахал огромным пальцем, — друзья познаются в беде. — Он опять икнул, выбил еще одну пробку и наполнил наши бокалы и свою пивную кружку. — Я вот что хочу сказать, Джимми: я знал, как ты стремишься попасть в космос, и притом не как простой рейсовик, а как первооткрыватель, пионер. Неясно было одно: сумеешь ли ты сориентироваться в непредвиденных обстоятельствах?

Я изумленно смотрел на него. Сердце, как колокол, бухало у меня в груди. Бетти взяла меня за руку.

— Ты убедил меня, что сумеешь, — продолжал Адзель. — Так что фримен Снайдер мог бы и не давать тебе своей пылкой рекомендации в Академию. Но дело не в этом. Ум и стойкость, проявленные тобой при решении этой проблемы, убедили меня, Джимми, в том, что ты относишься к типу людей, наиболее способных к выживанию.

Опрокинув еще пол-литра, он развязал усыпанный звездами бант на какой-то коробке:

— Поскольку Лига выплачивает мне стипендию, у меня есть там кое-какие связи. Мы переписываемся. Один мой знакомый капитан торгового корабля скоро прилетит на Землю, чтобы набрать новых учеников, и одним из них, если хочешь, станешь ты. Ну, что скажешь?

Я бросился в объятия Бетти. Она заверила меня, что найдет способ последовать за мной.