Подземный огонь

К середине дня я уже проклинал себя, Граскааль, тяжелые санки и вообще все, что попадалось на глаза. Из-за обвалов мне приходилось забираться все дальше и дальше к полуночи, а набухшие тучи прорвались бешеной снежной круговертью. Вскоре мне пришлось честно признаться – я не знаю, куда иду. В горах это – самое худшее. Если потерял дорогу – лучше остановись, укройся где-нибудь, пережди. В такую метель запросто можно нырнуть вниз головой в бездонную пропасть или загреметь вниз по камнепаду. Вдобавок из-за этого треклятого землетрясения теперь все не на месте.

Я бы спрятался, но где? Вокруг надрывно свистел и бросался снежными хлопьями ветер, и все, что я видел – близкую каменную стену, уходившую куда-то вверх. Я забрел в какое-то незнакомое ущелье, и понятия не имел, где в нем можно найти хоть какое-то укрытие.

Метель швырнула мне в лицо град холодных колючих снежинок. Стоять на месте было без толку. Стой – не стой, лучше не станет. Пойду осторожно вперед, может, наткнусь на какую пещеру.

Гном на санках зашевелился. Иногда он действительно садился, и я уже начинал надеяться, что все обошлось и он опомнился. Но стоило посмотреть на него – и все становилось ясно. Ему просто что-то мерещилось. Однако сейчас он сумел неуверенно сесть и стал оглядываться по сторонам. Я подошел и присел рядом, загораживаясь от ветра:

– Ты чего? Сейчас передохну и дальше пойдем. Лежи.

– Где мы? – вполне здравомысляще спросил он.

– Понятия не имею, – честно сказал я. – Где-то над дорогой в Хезер. Метет здорово, но ничего, выкарабкаемся…

– Неправильно идешь, – кажется, он даже не услышал, что я ему говорю. – Не идти надо, прятаться. Впереди через два раза по сотне шагов – развилка. Иди налево вверх, там пещера.

Я промолчал о том, что эту пещеру могло давно завалить и что я вряд ли сумею в такую круговерть отсчитать два раза по сотне шагов. И о том, что пещера могла присниться ему в очередном страшном сне. Просто молча кивнул и затопал вперед, пытаясь считать шаги и пережидая внезапно налетавшие порывы ветра со снегом.

Примерно через двести шагов стена оборвалась и я разглядел тропинку наверх. Я успел взобраться по ней прежде, чем ветер окончательно взбесился, перемешав вместе небо, горы и снежные хлопья.

Пещера, как ни странно, оказалась там, где говорил гном. Длинная пещерка с низким входом и карнизом шириной в пару шагов перед ним. Внутри хватило бы места человек на десять, а в глубине обнаружилась пара вязанок хвороста. Правда, он изрядно подгнил, но развести костер из него было можно. Снаружи раздавался вой бурана, скалы иногда вздрагивали от ударов разошедшегося ветра, и было невозможно понять – день сейчас или ночь.

А внутри тела горы было тепло и даже почти уютно. И неважно, что сидеть приходилось на острых и холодных камнях. Горел, негромко потрескивая костер, на котором жарились остатки козлятины и зайчатины, и мне иногда казалось, что ничего не случилось. Не было никакого землетрясения, и Райта стоит на своем исконном месте, а меня просто застал буран и я пережидаю его, чтобы потом вернуться домой. Тогда я смотрел на молчавшего гнома и повторял себе, что больше ничего не будет, как прежде. Согласится ли кто-нибудь в Хезере пустить меня жить у себя? А если нет, что, скорее всего, и будет, куда мне податься? И вдруг уже никакого Хезера нет?

– Зря ты это сделал, – голос гнома прозвучал настолько неожиданно, что я вздрогнул. Подгорный житель неотрывно смотрел в пламя разведенного в углу пещеры костра и говорил спокойно, даже чуточку равнодушно. – Не стоило тебе меня спасать.

– Почему? – несколько растерянно спросил я.

– Ведь это по нашей вине случилось… все, – он медленно поднял руку и обвел пещеру кругом.

– Землетрясение? – на всякий случай переспросил я. Вот, значит, оно как… Значит, это гномы растолкали спавших под горами великанов? – Это сделали вы?

– Наверное, – с трудом выговорил гном. – Мы… – он надолго замолчал, и я решил, что сейчас он опять заснет. Однако он заговорил, и спросил совсем о другом:– Куда ты хочешь добраться?

– В Хезер, – буркнул я. – В большую деревню на Гиперборейском тракте.

– Я знаю это поселение людей, – кивнул гном. – А куда пойдешь потом?

– Не знаю, – мне почему-то стало совсем тоскливо.

– Мне нужно в столицу, – непререкаемым голосом заявил гном и я озадаченно посмотрел на него. – Ты поможешь мне?

– Зачем тебе в столицу? – не понял я.

– Поговорить с вашим правителем, – неспешно ответил гном. – Я должен рассказать ему кое-что. А потом могу умереть.

– Умереть? Зачем тебе умирать? – я окончательно растерялся. Нет, я понимал, что необходимо доставить гнома к нашему королю – он наверняка знает что-то о случившемся под горами, но к Нергалу-то чего торопиться? Все там будем, рано или поздно…

– Никого больше не осталось, – отстраненно проговорил гном. – Из клана Фрерина никого нет в живых… Значит, мне тоже незачем жить.

– Но ведь не все же ваше племя погибло! Кто-нибудь наверняка спасся! – я попытался убедить его, но гном меня не слышал. Он сказал все, что считал нужным и снова замкнулся в себе. Я попытался выспросить у него, что же стряслось под Граскаалем, что растревожили гномы, но не услышал больше ни слова. Что ж, придется из Хезера как-то добираться в столицу. Главное – чтобы гном не умер по дороге. Или он точно решил дожить до встречи с королем? Ну хорошо, как-нибудь я смогу привезти его в столицу, но я совершенно не представляю, как можно увидеть короля… Ладно, потом разберемся как-нибудь. Нам бы сейчас уцелеть.

Мы просидели в пещере остаток дня и всю ночь. Наутро буран улегся. Я выбрался наружу и огляделся. Вокруг было тихо до звона в ушах и бело. Пещерка лепилась к краю скалистого обрыва (и как я вчера в темноте и под таким ветром с него не сверзился?), внизу было ущелье и какое-то строение. Большое, непроглядно-черное, с парой высоких башенок по бокам. Мне оно показалось на редкость мрачным и неприветливым.

Неподалеку от пещеры торчал высокий камень, черный с красными прожилками. Было похоже, что его специально там установили. То ли знак какой, то ли веха для путников.

Я забрался обратно в пещеру, развел из остатков хвороста костерок и спросил у гнома, не знает ли он, что это за камень и что за здание громоздится в конце долины. Я не ждал, что он отзовется, но получил ответ:

– Черный дом – брошенный храм какого-то старого бога. Камень – могила. Под ним лежит женщина, погибшая в этом храме. Три года назад люди и хирд гномов уничтожили здесь стаю бешеных оборотней.

Вот, оказывается, где это случилось… Я бы выспросил еще что-нибудь, но гном явно исчерпал запас слов на сегодня.

Буран смел часть снега и идти стало гораздо легче. Вскоре я уже смог прикинуть, куда забрался, и свернул вниз, к холмам. Перевалил через низкую каменную гряду, спустился вниз и нырнул под тяжелые еловые лапы, покачивающиеся под навалившимся на них снегом.

В лесу было тепло. Идти, правда, тяжеловато – под деревьями снегу намело по колено, а то и выше. Потом я выбрался на дорогу, но и там было не легче – вчера ее хорошо засыпало. До Хезера оставалось около трех лиг. Если повезет – к вечеру дойду.

Я шел и шел, везя санки и глядя по большей части себе под ноги. Мимо проплывали заснеженные ели, волокуша с каждым шагом становилась все тяжелее и тяжелее… Я понял, что вымотался до предела, но мне нужно было дойти до деревни. Там я смогу упасть и больше не вставать.

До меня не сразу дошло, что за мной уже довольно долгое время кто-то идет. Под осторожными шагами тихо похрустывал снег, пару раз до меня долетел приглушенный вздох. Преследователь особо не скрывался, и в другой день я бы давно его услышал. Но не сегодня, когда все, о чем я думал – как бы не упасть.

Это мог быть кто угодно. Может, грабитель, решивший поживиться за счет одинокого путника. И все же я остановился и оглянулся, на всякий случай потянувшись за ножом.

Шагах в пяти от меня стоял здоровенный волк. Седовато-серебристая зверюга с широко распахнутой пастью, из которой вывалился красный длинный язык. Волк ничего не делал, просто стоял и глядел эдак оценивающе. Затем переступил с лапы на лапу и сделал крохотный шажок ко мне.

Ну почему все шишки валятся именно на меня? Откуда принесло этого пса-переростка? Если волк сейчас прыгнет, то наверняка собьет меня с ног…

Волк приблизился еще на шажок. Толстый пушистый хвост поднялся вверх и качнулся из стороны в сторону. Затем еще раз. Он что, издевается? Хвостом виляет, прежде чем вцепиться?

В густой шерсти на груди зверя что-то ярко блеснуло. Цепь. Толстая золотая цепь с красными камешками.

И тут я не выдержал. Сел прямо на дорогу и остался сидеть. Волк с цепью на шее преодолел последний шаг между нами, ткнул в меня холодным черным носом, тщательно обнюхал, затем подошел к лежавшему на санках гному, обнюхал его тоже и, видно, что-то уяснил для себя. Покрутился рядом, поднял зубами брошенную мной веревку от волокуши и попытался сдвинуть санки с места, кося на меня яркими синими глазами.

Волк, тоже мне… Можно было сразу догадаться. Оборотень, он и есть оборотень.

ДОКУМЕНТ

Лист дневника путешествия Хранителя путевых карт королевства Аквилонского Евсевия Цимисхия в земли королевства Пограничного и горы Граскаальские, кои королевство помянутое от земель Гиперборейских отделяют.

«…По прошествии же двух месяцев после деяний славных, свершенных королем нашим Конаном I в провинции, лежащей на полночь и восход от Тарантии, вновь снарядился я в путь, ибо немало есть еще краев и государств в Хайбории, где я не бывал, и вскоре прибыл в пустынную и суровую страну, исстари именуемую королевством Пограничным.

Страна сия находится на полночь и восход от Гандерланда, а от Киммерии на восход и вершинами, имя носящими по стране сей Киммерии данное, крутыми и высокими вельми, от оной отделена. Земли здешние (королевства Пограничного) унылы и бедны, почвы же засолены обильно, что для возделывания хлеба и иных плодов и злаков представляет затруднение великое. По той же причине нет здесь и лесов широколиственных, как в Аквилонии или полуденном королевстве Зингарском, но только густые рощи сосновые произрастают там, где воды свежей толика обнаружится. На полночь же земля сия также горами окружена высоты замечательной, именуемыми Граскаалем, кой частью хребта Эйглофиатского является. За сим неодолимым хребтом на полночь лежит страна Гиперборея, о коей в прежних сочинениях моих и трудах писано подробно весьма.

В сих горах селятся люди в деревнях малых, дома же их сложены из грубого камня и дерева, а еще делают они хижины из прутьев и веток и обмазывают глиной оные, и там содержат овец и коз своих и живут сами.

А горы те преизобильны многими рудами и камнями самоцветными, и оттого гномы, паки до богатств сих жадны, обитают в пещерах подгорных во множестве.

И се, в осень года 1288 посетил я горы сии в сопровождении правителя помянутого королевства Эрхарда, начальника стражи дворцовой Веллана и слуг их, направляясь к поселению, именуемому Хезер, и был очевидцем событий престранных, в сравнении с коими чудеса стран на полдень и восход лежащих меркнут и умаляются весьма. И мнится мне ныне, что таинства и дива земель полночных вельми заманчивее и удивительнее, и тому рассказ мой порукою и свидетельством послужит.

Ввечеру, будучи в виду высочайшей части гор Граскаальских, расположившись станом и предполагая уже отойти ко сну, любуясь на вершины, лунным светом осиянные, наблюдал я, как взметнулись в единый миг над скалами сими острыми вдали, что, как дошло до нас позже, великим благом было, фонтаны огня зеленого на высоту превеликую. Пламя сие яркостию и блистанием премногим отличалось, разум восхищая и взгляд радуя. По прошествии же времени дошел до слуха нашего грохот престрашный и треск оглушительный преизрядно. Почва же под стопами нашими еще ранее того содрогнулась, и дрожь сия, не унимаясь ни мало, длилась долго весьма. Пламя же извержение свое из недр горных продолжало, и в чем была причина сего, того никто из нас не ведал вовсе. А форму имело оно фонтанов, и дерев с кроною раскидистой, и столпов, и колонн, и колес крутящихся и иные многие, кои каждому разумение его и воображение подсказывали. И красота зрелища оного вельми прельстительна была. И се, отсиявши и отгремевши, исчезло пламя то, в глубинах земных сокрывшись и почив.

Король же Эрхард, после исчезновения пламени дар речи вновь обретя, мысль изрек сколь разумную, столь же и печальную о том, что по причине сотрясений и взрывов пламени сильных и жестоких ущерб селениям горным нанесен будет тяжкий весьма.

И было по словам его, ибо следующими днями, отыскав короля своего, гонцы прибыли и рекли, яко пять деревень обвалами, в горах происшедшими от сотрясений и корчи земной, сметены, и людей в них погибло до трех сотен и еще пятидесяти человек, и разрушения престрашные на дорогах горных и мостах причинены. А еще явились от владык гномьих посланцы и рекли, яко в селищах подгорных события сии к последствиям прегорестным привели, ибо пещер обрушено было преизрядно и сокровищ ценных, и гномов заживо под землею, а ино запасов жидкости горючей, и угля погребено и пламенем подземным зеленым, и припасов горючих от оного возгоревшихся, пожжено, и сие превеликой жалости достойно…»

Свидетельствую и руку к сему приложил Хранитель путевых карт королевства Аквилонского Евсевий Цимисхий.

Глава четвертая

ЭВИСАНДА, ПЕРВЫЙ РАССКАЗ

Аквилония, королевский дворец в Тарантии

28 день первой осенней луны, 1288 г. Полдень и далее.

«…Порой судьба выбирает в качестве вестников, долженствующих сообщить о ее решениях, либо весьма необычных существ, либо самых заурядных. И в том, и в другом случаях люди часто не в силах предугадать, какие последствия грядут за полученными ими известиями, а потому поступают так, как подсказывает благоразумие – то есть не предпринимают никаких действий, ожидая не то наития от богов, не то подсказки со стороны. Для Аквилонии подобным вестником послужил мелкопоместный дворянин из Гандерланда и его слуги, доставившие ко двору короля невиданного доселе зверя, со многими опасностями изловленного ими на границах земель Ямурлака, и несколько гонцов, посланных лазутчиками в Немедии и принесших странные и пугающие слухи…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

– Эви, отвяжись ты от меня… Спать хочу.

И это – ответ на все старания! В конце концов, мне требовалось не столь уж и много – всего лишь капелька внимания. Кажется, я так и не добьюсь желаемого. Осуждающие и многозначительные взгляды успеха не имели – очень трудно заметить чей-либо взгляд, если отвернуться от собеседника, да еще накрыть голову подушкой. Но я с детства отличалась упрямством, а потому сделала вторую попытку:

– Ваше величество, а не угодно ли…

– Не угодно! – приглушенно донеслось в ответ. – Иди погуляй в саду! Или где-нибудь еще! Только уйди отсюда!

– Фи, какой грубиян, – вздохнула я, усаживаясь на краю огромной постели. Ну хорошо же, варварская душа, у маленькой Эви отыщется замечательный способ заставить тебя уделить мне немного твоего драгоценного времени. Сам напросился, незачем было делать вид, будто меня здесь нет!

– Между прочим, о мой повелитель, – небрежно сообщила я, – герцог Просперо, выпивший вчера не меньше тебя, проснулся с первой стражей и уже…

Договорить мне не дали. Упоминание о герцоге, как я и рассчитывала, подействовало безотказно – из-под подушки появилась всклокоченная черноволосая голова и Конан нетерпеливо осведомился:

– Ну? И что – уже?

– Герцог Пуантенский… – вкрадчивым кошачьим голоском продолжила я, – недавно заходил сюда, убедился, что разбудить тебя невозможно, и отправился делать то, чем должен заниматься ты…

Кстати, это было правдой. Пуантенец действительно заглядывал незадолго до десятого послеполуночного колокола, издевательски-учтиво пожелал мне доброго утра и пригласил к завтраку. Я ответила, что, если мне не удастся разбудить короля, то никакого завтрака не состоится, да и обеда, пожалуй, тоже. А виновных в этом печальном обстоятельстве далеко искать не надо. Кто вчера превратил мирный ужин в разгульную пьянку? И я совершенно правильно поступила, что ушла, не дожидаясь, пока загулявшую компанию посетит очередная сногсшибательная идея и они примутся ее осуществлять…

– Это что же? – нарочито суровым голосом осведомился король, приподнимаясь на локте. – Утешать некую хорошо знакомую мне светловолосую красавицу, мающуюся одиночеством?

Очень остроумно. Иштар Великая, когда же он уразумеет, что мне вполне хватает его одного! Я же не враг себе, чтобы строить глазки кому-либо еще… давая тем самым повод Его величеству выставить меня за дверь, а придворным – животрепещущую тему для сплетен на ближайший месяц.

– Господин Просперо занят важными государственными делами, – сердито сказала я. – И прекрати ревновать!

На лице короля выразилось плохо скрываемое отвращение и он снова рухнул на кровать. Зря я с утра упомянула «важные государственные дела». Знаю же, что нынешний правитель Аквилонии ненавидит это занятие больше всего на свете. Возня с многочисленными бумажками наводит на Конана беспросветную тоску, а прогоняет ее король единственным хорошо известным ему способом – устраивает почти каждый вечер «малый прием» для друзей. Последствия таковых приемов налицо – похмелье, головная боль, нежелание разговаривать, вставать и вообще жить… Может, рискнуть и намекнуть Его величеству, что стоит уменьшить количество ежевечерних возлияний, и что сорок лет – отнюдь не двадцать? Никто ведь не спорит, что король способен перепить любого из придворных, и совсем не обязательно это всякий раз доказывать!

– …Эви, ты все еще здесь? – вывел меня из задумчивости страдальческий голос. – Вот и хорошо. Сделай доброе дело – спаси аквилонскую монархию. Принеси пива, а? Лучше светлого.

Мне осталось только горько вздохнуть, встать и, как верной подданной, отправиться выполнять свой долг перед государством и его правителем. Высказывать свое мнение о подобном способе справляться с утренней головной болью я не стала – все равно не послушает.

Вечно у меня все не так, как у нормальных людей. Правильно говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой». С первым мне повезло, а второго что-то совершенно не замечается. Муж – безответная тряпка, какого-никакого положения в столице я добилась сама. Да только много ли оно стоило, это положение при дворе старого полубезумного короля? Что со мной случится завтра – я даже не загадываю.

– Ну за что мне такое наказание? – вопросила я у мраморной львиной маски на стене. Разумеется, ответа я не дождалась. Впрочем, я прекрасно знала его – сама виновата, дорогая. Решила поиграть с огнем – теперь не жалуйся.

Вот я и не жалуюсь. Другая бы на моем месте давно возмутилась – мол, я не служанка, чтобы бегать туда-сюда, а я помалкиваю. Именно поэтому многочисленные юные, не слишком умные особы, пытающиеся исподтишка избавиться от меня, так и не достигли успеха.

Конечно, мне пришлось кое-чем пожертвовать и многое потерять, но за любой успех приходится платить. Я выполнила требование моего благоверного, раз в жизни набравшегося достаточной смелости и решившегося возразить против моих поступков – покинуть его добропорядочный дом и не пятнать своим недостойным поведением его безупречную репутацию. Я переживу и злорадные шепотки за спиной, и прозвище «Ночная королева», и произносимое вполголоса «варварская подстилка». И смирюсь с тем, что все мои знакомые теперь либо предпочитают не замечать меня, либо прозрачно намекают – не могла бы я замолвить за них словечко-другое?

Впрочем, насчет своих знакомых я не заблуждалась с самого начала. Люди, постоянно обитающие в королевском дворце – особенно в таком огромном и запутанном, как Тарантийский – давно создали свой обособленный мирок, с раз и навсегда установленными правилами, неписаными законами и уложениями. Выбившийся наверх всеми правдами и неправдами обязан тянуть за собой всех имеющихся родственников. Фаворит или фаворитка правителя должны оказывать покровительство всем, кто хоть чем-то помог им в достижении цели. Открыто выражать свое мнение – дурной тон… И так далее до бесконечности.

Я пренебрегла большинством этих требований. Видимо, сказалось влияние короля, которому вообще нет дела ни до каких местных порядков и всей нашей мышиной возни внутри дворца. Его куда больше интересуют дела страны, столь необычным способом доставшейся ему нынешней весной, общество его друзей… и немного – я. Спасибо и на этом.

В конце концов, невелика трудность – спуститься на этаж вниз и заглянуть в малую кухню. Там уже успели изучить королевские привычки, а потому мне даже ждать не приходится. С ледника торопливо притаскивается бочонок, часть содержимого переливается во вместительную кружку, каковая торжественно вручается мне. Можно с чистой совестью идти обратно.

Сегодня я решила слегка отомстить Его величеству за небрежение ко мне. Кружку я выбирала сама, и сосуд, который мне приглянулся, изображал странное пузатое существо на кривых ножках. Существо жизнерадостно ухмылялось во все четыре имевшихся зуба и сжимало в поднятой лапке подобие бутылки. Не представляю, кто это мог быть, но чем-то веселый уродец мне понравился. Интересно, а король разделяет мое мнение? Вот и узнаем…

Иногда меня так и подмывает сыпануть в утреннюю опохмельную кружку чего-нибудь безвредного, но достаточно противного на вкус. Говорят, есть какое-то кхитайское средство, очень способствующее отвыканию от привычки к горячительным напиткам. Только, если таковое снадобье действительно существует, мне понадобится целый мешок. И, наверное, не один…

Когда я вернулась, меня встретили очень серьезно заданным вопросом:

– Эви, а ты не помнишь, что мы такое вчера отмечали?

– Годовщину разгрома на холмах Либнум, – съязвила я. Вообще-то на холмах Либнум, что в Шеме, никогда не происходило ни единой битвы. Там выращивают лучший из известных сортов винограда, а вчерашнее сражение с шемскими винами было безусловно проиграно.

Моего намека не поняли. Король озадаченно посмотрел на меня, почесал в затылке и решительно заявил:

– Нет, что-то другое… Случаем, не день рождения Паллантида?

– Его вы праздновали в прошлом месяце, – напомнила я. – И мне помнится, что все вчерашние речи велись о каком-то недавно купленном доспехе… Кстати, мой король, вот твое пиво.

Я поставила поднос с кружкой на кровать и очень вежливо осведомилась:

– Как только можно пить такую гадость?

– Много ты понимаешь… – долетело до меня в кратких промежутках между торопливыми бульканиями.

Столь жуткий способ борьбы с головной болью, как ни странно, оказался действенным. Ибо, опустошив сосуд, король заинтересованно оглядел оловянного уродца, хмыкнул и уже нормальным голосом поинтересовался: