Помоги проекту - поделись книгой:
– Нет-нет. Я не сторонник этой теории, хотя и не скажу, что она невероятна. В конце концов, человек питался зернами злаков до введения гидропоники, и если первобытные народы ели зерно, то должны были выращивать злаки в почве. Как иначе они могли это делать?
– Не знаю, но поверю в выращивание из почвы, когда увижу, что кто-нибудь вырастил так что-либо. И поверю в добывание огня путем трения двух кремней друг о друга, если увижу, что кому-то это удалось.
Шуман заговорил примирительно:
– Давайте будем держаться графитики. Это только часть процесса эфемеризации. Транспорт с его громоздкими приспособлениями уступает место непосредственному телекинезу. Средства связи становятся все менее массивными и более надежными. А сравните свой карманный счетчик с неуклюжими машинами тысячелетней давности. Почему бы не сделать еще один шаг и не отказаться от счетчиков совсем? Послушайте, сэр. Проект «Число» – верное дело; прогресс налицо. Но нам нужна ваша помощь. Если вас не трогает патриотизм, то подумайте об интеллектуальной романтике!
Лессер возразил скептически:
– Какой прогресс?.. Что вы умеете делать, кроме умножения? Сумеете вы проинтегрировать трансцендентную функцию?
– Со временем сумею, сэр. Со временем. С месяц назад я научился производить деление. Я могу находить, и находить правильно, частное в целых и десятичных.
– В десятичных? До какого знака?
Программист Шуман постарался сохранить небрежный тон.
– До какого угодно.
Лицо у Лессера вытянулось.
– Без счетчика?
– Можете проверить.
– Разделите 27 на 13. С точностью до шестого знака.
Через пять минут Шуман сказал:
– 2,076923.
Лессер проверил.
– Поразительно! Умножение не мое призвание, оно относится, в сущности, к целым числам, и я думал, что это просто фокус. Но десятичные…
– И это не все. Есть еще одно достижение, пока еще сверхсекретное, о котором, строго говоря, я не должен был бы упоминать. Но все же… Возможно, что нам удастся овладеть квадратными корнями.
– Квадратными корнями?
– Там есть кое-какие занозы, которые мы еще не сумели выровнять, но техник Ауб – человек, изобретший эту науку и обладающий большой интуицией, – говорит, что почти решил эту проблему. И он только техник. А для такого человека, как вы, опытного и талантливого математика, здесь не должно быть ничего трудного.
– Квадратные корни, – пробормотал заинтересованный Лессер.
– И кубические тоже. Идете вы с нами?
Рука Лессера вдруг протянулась к нему.
– Рассчитывайте на меня!
Генерал Уэйдер расхаживал по комнате взад-вперед и обращался к своим слушателям так, как вспыльчивый учитель обращается к упрямым ученикам. Генерал не задумывался о том, что его слушателями были ученые, стоящие во главе проекта «Число». Он был их главным начальником и помнил об этом каждый момент, когда не спал.
Он говорил:
– Ну, с квадратными корнями все в порядке. Я не умею их извлекать и не понимаю метода, но это замечательно. И все-таки нельзя уводить проект в сторону, к тому, что некоторые из вас называют основной теорией. Можете забавляться с графитикой как вам угодно по окончании войны, но в данную минуту нам нужно решать специфические и весьма практические задачи.
Техник Ауб, сидевший в дальнем углу, слушал его с напряженным вниманием. Правда, он больше не был техником: его причислили к Проекту, дав ему звучный титул и хороший оклад. Но социальное различие осталось, и высокопоставленные ученые мужи никак не могли заставить себя смотреть на него как на равного. Надо отдать Аубу справедливость: он не добивался этого. Им было с ним так же неловко, как и ему с ними.
Генерал продолжал:
– Наша цель, джентльмены, проста: мы должны заменить счетную машину. Звездолет без счетчика можно построить впятеро быстрее и вдесятеро дешевле, чем со счетчиком. Если нам удастся обойтись без счетчиков, то мы сможем построить флот в пять-десять раз крупнее денебианского.
И я вижу еще кое-что в перспективе. Сейчас это может показаться фантастикой, простой мечтой, но в будущем я предвижу боевые ракеты с людьми на борту.
По аудитории пронесся шепот.
Генерал продолжал:
– В настоящий момент нас больше всего лимитирует тот факт, что боевые ракеты недостаточно «разумны». Вычислительная машина для управления ими должна быть слишком большой, и потому они очень плохо приспосабливаются к меняющемуся характеру противоракетной защиты. Лишь очень немногие из ракет достигают цели, и ракетная война заходит в тупик – для неприятеля, к счастью, так же, как и для нас.
С другой стороны, ракета с одним-двумя человеками на борту, контролируемая в полете с помощью графитики, будет легче, маневреннее, разумнее. Это даст нам такое преимущество, которое вполне может привести нас к победе. Кроме того, джентльмены, условия войны заставляют нас думать еще об одном: человеческий материал гораздо доступнее вычислительной машины. Ракеты с людьми можно будет направлять в таких количествах и в таких условиях, в каких никакой военачальник не решился бы рисковать, имей он в распоряжении только ракеты со счетчиками…
Генерал говорил еще о многом другом, но техник Ауб больше не слушал.
Потом в тишине своего жилища он долго трудился над письмом, которое хотел оставить, и в конце концов после долгих сомнений и раздумий написал следующее:
"Когда я начал работать над тем, что сейчас называется графитикой, это было только развлечением. Я не видел в этом ничего, кроме интересной забавы, умственной гимнастики.
Когда же был создан проект «Число», то я подумал, что другие окажутся умнее меня; что графитику можно будет использовать на благо человечества – быть может, для разработки практичных телекинетических приспособлений. Но теперь я вижу, что она будет использована только для смерти и уничтожения.
Я не в силах нести ответственность за то, что изобрел графитику".
Окончив писать, техник Ауб тщательно навел на себя фокус белкового деполяризатора. Его смерть была мгновенной и безболезненной.
Они стояли над могилой маленького техника, пока его открытию воздавалась должная честь.
Программист Шуман склонял голову вместе с остальными, но внутренне оставался спокойным. Ауб сделал свое, и нужды в нем больше не было. Может быть, он и изобрел графитику, но, раз появившись, она будет развиваться самостоятельно, приведет к созданию ракет с экипажем и прочим чудесам.
«7, умноженное на 9, дает 63, – подумал Шуман с глубоким удовлетворением, – и чтобы сказать это мне, вычислительной машины не нужно. Вычислительная машина – у меня в голове». От этой мысли он преисполнился чувства гордости и ощущения собственной силы.
Я в марспорте без Хильды
Это рассказ в стиле Джеймса Бонда, написанный до того, как я услышал о Джеймсе Бонде.
Те, кто читал мои произведения, знают, что я никогда не пользуюсь греховными мотивами в своих рассказах. Можете судить по остальным рассказам в этой книге.
Но один издатель – не буду называть его имени – однажды сказал мне, что подозревает, что я не включаю в свои рассказы любовные сцены, потому что не способен их написать. Естественно, я отверг это предположение со всем презрением, какого оно заслуживало, и сказал в сердцах, что только моя прирожденная чистота и высокая нравственность удерживают меня от этого.
Так как на его лице отразилось явное недоверие, я сказал:
– Я вам покажу. Напишу научно-фантастический любовный рассказ, но не для публикации.
Но оказалось, что это тоже рассказ-загадка, и мне он так понравился, что я решил его опубликовать.
Он показывает, на что я способен, если захочу. Просто дело в том, что обычно я не хочу этого.
Все началось как сон. Я ничего не организовывал, ни к чему не притрагивался. Просто смотрел, как все делается само собой. Может, уже тогда мне следовало ощутить приближение катастрофы.
Началось все с моего обычного месячного перерыва между заданиями. Месяц на задании и месяц отдыха – таково обыкновение Галактической Службы. Я добрался до Марспорта, где нужно было три дня ждать короткого рейса на Землю.
Обычно Хильда – Боже благослови ее, лучшей жены не было никогда, – ждала бы меня здесь, и мы спокойно и прекрасно провели бы время. Правда, Марспорт – дьявольская дыра и не подходит для прекрасного проведения времени. Но как это объяснить Хильде?
Но на
Я ответил выражениями любви и сожаления, а также искренним выражением тревоги по поводу ее матери, потом посадка, и вот я здесь.
Я _в _М_а_р_с_п_о_р_т_е _б_е_з _Х_и_л_ь_д_ы_!
Пока все еще ничего, понимаете? Пока только рама от картины, кости женщины. Надо нанести цвета и линии на холст, нарастить кожу и плоть на кости.
Поэтому я позвонил Флоре – (Флора – редкий эпизод из прошлого) и с этой целью использовал видеобудку. Черт возьми все расходы, вперед на полной скорости!
Я считал, что десять к одному ее на месте не окажется, она занята, ее видеофон отключен, она умерла, наконец.
Но она оказалась на месте, видеофон не отключен, и она совсем не выглядела мертвой.
Выглядела она лучше, чем когда бы то ни было. Возраст не может изменить ее бесконечного разнообразия. И одежда, которая на ней была, вернее, которой на ней почти не было, помогала этому.
Рада ли она мне? Она воскликнула:
– Макс! Сколько лет прошло!
– Знаю, Флора. Свободна ли ты? Потому что угадай. Я в Марспорте без Хильды.
Она снова воскликнула:
– Замечательно! Так иди ко мне!
Я вытаращил глаза. Это уж слишком.
– Ты хочешь сказать, что ты свободна?
Вы должны понять, что Флора не бывает свободна без предварительной договоренности. Такая уж она красотка.
Она ответила:
– Ну, у меня есть одно не очень важное свидание, Макс, но я об этом позабочусь. Приходи немедленно.
– Иду, – счастливо ответил я.
Флора – такая девушка… Вот что я вам скажу. В ее квартире марсианское тяготение, 0,4 земного. Машины, избавляющие от марсианской псевдогравитации, дорого стоят, конечно, но говорю вам, дело того заслуживает, а платить ей никогда не было трудно. Если вы когда-нибудь держали в объятиях девушку при тяготении в 0,4 земного, вам объяснения не нужны. А если не держали, мне вас жаль. Тут никакие объяснения не помогут.
А еще говорят о ходьбе по облакам…
И имейте в виду, девушка должна знать, как управляться в низкой гравитации. Флора знала. О себе я не говорю, понимаете, но Флора не стала просто бы так приглашать меня к себе, срывая другие свидания. Даже если бы была свободна. Но она никогда не бывает свободна.
Я кончил разговор. Только перспектива увидеть ее во плоти – и в какой плоти! – заставила меня стереть изображение с экрана так быстро. И вышел из будки.
И именно в этот момент, в это самое мгновение первый порыв катастрофы долетел до меня.
Первым порывом оказалась лысина отвратительного Рога Кринтона из Марсианского отделения, лысина эта возвышалась над бледно-голубыми глазами, бледно-желтым лицом и светло-каштановыми усами. Тот самый Рог Кринтон, со славянской линией предков, о котором все, кто занят полевой работой, думают, что его второе имя Сукин Сын.
Я не встал на четвереньки и не начал биться лбом о пол, потому что отпуск мой начался в ту минуту, как я сошел с корабля.
Со своей обычной вежливостью я сказал:
– Какого дьявола тебе нужно? Я спешу. У меня свидание.
Он ответил:
– У тебя свидание со мной. Есть небольшая работенка.
Я вслух рассмеялся и со всеми анатомическими подробностями указал, куда он может отправиться со своей работенкой. И даже предложил помочь деревянным молотом. Я сказал:
– Я в отпуске, приятель.
Он ответил:
– Тревога первой степени, приятель.
Что означает: никаких отпусков и все прочее. Я не верил своим ушам.
– Вздор, Рог. Имей сердце. У меня у самого тревога первой степени.
– Ничего подобного.
– Рог, – взмолился я, – неужели больше никого нет? Кого угодно?
– Ты единственный агент класса А на Марсе.
– Пошли на Землю. В штаб-квартире агенты валяются грудами.
– Нужно закончить до одиннадцати утра. А в чем дело? У тебя нет трех часов?
Я почесал в голове. Этот парень просто
– Мне нужно позвонить.
Подошел к будке, посмотрел на него и сказал:
Поделиться книгой: