Помоги проекту - поделись книгой:
Стрелок склонился над глазницей Шадика, исполинского сторожевого медведя, и заглянул туда.
– Идите сюда, посмотрите, вы оба, – позвал он чуть погодя. – Я покажу вам одно чудо из прежних времен.
– Опусти меня, Эдди, – сказала Сюзанна.
Он сделал, как она просила, и Сюзанна, опираясь на кисти и бедра, проворно подползла к стрелку, склонившемуся над косматой медвежьей мордой. Эдди присоединился к ним. Почти минуту все трое смотрели в напряженной восторженнной тишине, нарушаемой только хриплыми выкриками ворон, что кружились в небе.
Несколько струек густой умирающей крови вытекло из глазницы. И все же Эдди заметил, что это не просто кровь. Вместе с кровавой жижой вытекла жидкость, распространявшая вполне различимый запах: бананов. А в сплетении тонких жилок, образующих глазницу, виднелась матовая паутинка каких-то струн. А за ними, в темных глубинах глазницы, мерцала красная искорка. Она освещала крошечную квадратную пластину, покрытую странными загогулинами… Припой!
– Это не медведь, это гребанный «SONY»-плейер.
Сюзанна подняла глаза.
– Что?
– Ничего. – Эдди повернулся к Роланду. – А если я туда влезу, со мной ничего не будет?
Роланд пожал плечами.
– Думаю, нет. Если в теле его и таился демон, то он теперь улетел.
Эдди протянул мизинец, готовый в любую секунду отдернуть руку, если почувствуется хоть малейший разряд электричества. Прикоснулся сначала к остывающей плоти внутри глазницы размером едва ли не с бейсбольный мяч, потом – к одной из этих непонятных струн. Только это была не струна, а очень тонкая стальная жила. Эдди вытащил палец. Красная искорка подмигнула еще раз напоследок и погасла уже навсегда.
– Шадик, – пробормотал Эдди. – Мне это имя знакомо, но что-то я не могу припомнить. Тебе, Сьюз, ничего оно не говорит?
Она лишь молча мотнула головой.
– Самое странное… – Эдди беспомощно рассмеялся. – У меня оно почему-то с кроликами ассоциируется. Бредятина, правда?
Роланд встал. Суставы в коленях его громко хрустнули.
– Надо перенести лагерь, – объявил он. – Земля здесь испорчена. Та поляна, куда мы ходим стрелять, она как раз…
Он сделал пару шагов, но вдруг ноги его подкосились, и Роланд повалился на землю, сжимая руками голову, упавшую на грудь.
Эдди с Сюзанной испуганно переглянулись, и Эдди рванулся к Роланду.
– Что с тобой, Роланд?
– Мальчик был, – отрешенно проговорил стрелок. Помедлил только мгновение, чтобы сделать вдох, и добавил: – Не было никакого мальчика.
– Роланд? – Подошла Сюзанна и приобняла его за плечи. Его била дрожь. – Роланд, что с тобой?
– Мальчик, – сказал Роланд, глядя на нее невидящими глазами. – Это мальчик. Всегда.
– Какой мальчик? – Эдди в отчаянии перешел на крик.
– Какой мальчик?
– Тогда, значит, иди, есть и другие миры, кроме этого, – сказал Роланд и потерял сознание.
В ту ночь они долго сидели без сна у большого костра, разведенного Эдди с Сюзанною на поляне, которую Эдди именовал «наше стрельбище». Открытая с одного края, эта поляна не подошла бы под лагерь зимой, но сейчас, когда а мире Роланда лето по-прежнему в полном разгаре, здесь вполне можно было расположиться.
Ночное небо выгнулось над головами у них черным сводом, испещренное даже не звездами, а галактиками. Точно на юге, с той стороны реки тьмы, в которую прекратилась теперь долина, Эдди увидел Древнюю Матерь, встающую над далеким невидимым горизонтом. Он покосился на Роланда. Тот сидел, съежившись, у костра, кутаясь в три меховые шкуры, хотя ночь была теплой, а пламя давало достаточно жару. Рядом стояла тарелка с нетронутым ужином. А в руке Роланд сжимал кость. Эдди опять посмотрел на небо, вспоминая легенду, что рассказал им с Сюзанной стрелок за долгие дни перехода от пляжа по холмам, а потом – по дремучему лесу, где они обрели теперь временное пристанище.
Еще до начала времен, рассказывал Роланд, Старая Звезда и Древняя Матерь, оба – юные, страстные и влюбленные, сочетались браком. Но однажды они разругались, и ссора эта была ужасна. Древняя Матерь (которая в те незапамятные времена звалась своим настоящим именем: Лидия) застала Старую Звезду (а его настоящее имя – Апон) с прелестною юной девой по имени Кассиопея. Это был настоящий семейный скандал со швырянием посуды, выцарапыванием глаз и тасканием за волосы. Один из брошенных в запале глиняных горшков стал землей; отбитый черепок – луною; уголек из их кухонной печи – солнцем. В конце концов боги вмешались в драку, пока Апон и Линда, ослепленные гневом, не уничтожили мироздание, которое только еще начиналось. Кассиопею, бойкую красотку, из-за которой, собственно, и началась вся эта заварушка («Ну да, – ввернула тогда Сюзанна, – всегда виновата женщина»), изгнали из сонма богов, положив ей отныне и присно качать небесные качели, сотканные из звезд. Но даже такая крутая мера проблемы не разрешила. Лидия готова была простить и начать все снова, но в упрямом Апоне взыграла горлость. («Ну да, – высказался тогда Эдди, – во всем виноват мужик»). Так они и расстались, и теперь суждено им вечно смотреть друг на друга, исходя ненавистью и томлением, через звездную бездну, в которую рухнуло их супружество. Уже три миллиарда лет, как их не стало, Лидии и Апона, она превратилась в Древнюю Матерь, он – в Старую Звезду. Она – на юге, а он – на севере, и оба тоскуют, и оба стремятся друг к другу… но оба слишком горды, чтобы первыми сделать шаг к примирению… а Кассиопея качается на своих звездных качелях, качается и смеется над ними.
Эдди вздрогнул – кто-то легонько коснулся его руки. Сюзанна.
– Надо бы разговорить его, – сказала она вполголоса. – Пойдем?
Эдди отнес ее к костру, осторожно опустил на землю рядом с Роландом, по правую руку, а сам уселся по левую. Роланд поднял голову, сначала взглянул на Сюзанну, потом – на Эдди.
– Как вы близко, однако, ко мне подсели, – заметил он. – Прямо любовники… или тюремщики.
– По-моему, тебе пора кое-что нам рассказать. – Голос Сюзанны звучал глухо, чисто и мелодично. – Если мы, Роланд, тебе друзья… а так, наверное, оно и есть, нравится это тебе или нет… то пора уже относиться к нам как к друзьям. Скажи нам, что с тобой происходит…
– …и чем мы можем тебе помочь? – закончил за нее Эдди.
Роланд тяжело вздохнул:
– Я даже не знаю, с чего начать. У меня так давно не было ни друзей… ни чего-то, что я мог бы им рассказать…
– С медведя начни, – подсказал Эдди.
Сюзанна подалась вперед и прикоснулась к челюстной кости, которую Роланд держал в руках. Эта штука ее пугала, но она все равно прикоснулась к ней.
– А закончи ею.
– Да. – Роланд поднял кость на уровень глаз, пару секунд посмотрел на нее и уронил себе на колени. – Мы обязательно поговорим о ней. Как же иначе? На ней-то все и закручено.
Но сначала он заговорил про медведя.
– Эту историю мне рассказали, когда я был маленьким, – начал Роланд. – Когда мир был юным, на земле жили Древние, Великий народ… это были не боги, но люди, наделенные знанием богов… они сотворили двенадцать Стражей, чтобы те охраняли двенадцать Врат, ведущих из этого мира в другие миры. Иной раз мне говорили, что врата эти – явления естественные, как созвездия на небе или бездонная пропасть, которую мы называем Драконьей Могилой, ибо каждые тридцать-сорок дней они извергали могучие шквалы пара. Но были люди… одного я помню до сих пор, главный повар в отцовском замке, его звали Хакс… которые утверждали, что Врата создали сами Древние еще в те времена, когда петля непомерной их гордости не затянулась у них же на шее и они не исчезли с лица земли. Хакс говорил, что создание двенадцати Стражей явилось последним деянием Древних, последней попыткой исправить то зло, которое они причинили друг другу и всей земле.
– Врата, – задумчиво пробормотал Эдди. – Двери, ты хочешь сказать. То есть, мы снова вернулись к тому же. А эти двери в другие миры, они все открываются в мир, откуда пришли мы со Сьюз? Как те, что мы видели на берегу?
– Я не знаю, – сказал Роланд. – На каждую вещь, что я знаю, есть сотни вещей, о которых я даже понятия не имею. Вам… вам обоим… придется с этим смириться. Мы говорим, что мир сдвинулся с места. Это как будто отлив на море… отступающая волна, что оставляет после себя лишь обломки кораблекрушения… обломки, которые иногда выглядят точно карта.
– Но есть какие-то у тебя догадки?! – воскликнул Эдди с таким неприкрытым пылом, что стрелку стало ясно: Эдди еще не оставил надежды вернуться в свой мир… и в мир Сюзанны. Даже теперь.
– Не приставай к нему, Эдди, – тихо проговорила Сюзанна. – Человек, как говорится, не предполагает.
– Нет… иногда все-таки предполагает, – возразил Роланд, удивив их обоих. – Когда ему ничего другого, кроме догадки, не остается. Но мой ответ будет: нет. Я не думаю… не предполагаю… что эти Врата как-то связаны с дверьми на пляже. И я не стал бы предполагать, что они открываются в «где» и «когда», которые мы с вами могли бы узнать. Мне кажется, двери на пляже… которые открывались в ваш мир… они как ось в центре детских качелей. Вы себе представляете, что это?
– Такая качающаяся доска? – переспросила Сюзанна и показала руками: вверх-вниз.
– Да! – Роланд как будто обрадовался, что они знают. – вот именно. На одном конце этих качелей…
– Качалки, – улыбнувшись, поправил Эдди.
– Да. На одном конце – мое ка. На другом – ка человека в черном… Уолтера. Двери – ценр, созданный напряжением между двумя противостоящими судьбами. А Врата, о которых я вам говорю, это творение людей, которые были гораздо могущественнее, чем Уолтер, или ваш покорный слуга, или наша команда из трех человек.
– Ты хочешь сказать, – нерешительно уточнила Сюзанна, – что Врата, которые стерегут эти самые Стражи, они – все ка? За пределами ка?
– Я хочу сказать то, что я в это верю, – Роланд улыбнулся. Мимолетный изгиб губ в отблесках от костра. – Это моя догадка.
Он на мгновение замолчал, потом подхватил с земли прутик, расчистил немного места, раздвинув ковер из сосновых иголок, и нарисовал на земле картинку.
– Круг – это мир. Такой, каким мне его обрисовали, когда я был маленьким. Крестики – это Врата, образующие кольцо по его вечному краю. Если соединить их по парам с помощью шести линий… вот так…
Он поднял глаза.
– Видите, линии пересекаются в центре?
Эдди почувствовал вдруг, как его руки покрылись гусиной кожей. Во рту пересохло.
– Это то, что я думаю, Роланд? Это…?
Роланд кивнул. Лицо его стало суровым и жестким.
– В этом узле расположен Великий Портал, так называемые Тринадцатые Врата, которые правят не только этим отдельным миром, но всеми мирами вместе.
Он вдавил кончик прутика в центр круга.
– Это – Темная Башня, которую я искал всю жизнь.
– У каждого из двенадцати меньших Врат Древние поставили по Стражу, – подытожил Роланд. – В детстве я мог перечислить их всех… в стишках, которым меня научила няня… и повар Хакс… но когда оно было, детство? Давным – давно. Помню, Медведь там был, ясное дело… Рыба… Лев… Летучая Мышь. И еще Черепаха… очень важная Черепаха…
Стрелок запрокинул голову к звездному небу и, задумавшись, сморщил лоб. А потом суровые его черты озарились вдруг лучезарной улыбкой, и Роланд продекламировал нараспев:
Роланд озадаченно хохотнул.
– Ему меня Хакс научил. Напевал, помню, замешивая глазировку для торта, а потом дал мне ложку облизать. На ней оставалась глазурь. Такие тягучие капельки. Странная штука – память. Но когда я повзрослел, я перестал верить в Стражей, то есть, в то, что они существуют на самом деле… я стал думать о них как о неких символах, умозрительных, а не вещественных. Однако, похоже, я был не прав.
– Я назвал его роботом, – сказал Эдди, – но это был не совсем чтобы робот. Сюзанна права… роботы не истекают кровью, если в них всадить пулю. Наверное, это был киборг. Так у нас называется существо, состоящие частью из плоти и крови, а частью – из механической и электронной аппаратуры. Есть один фильм… мы же тебе говорили о фильмах и о кино?
Улыбнувшись, Роланд кивнул.
– Ну так вот, фильм называется «Робокоп», и его главный герой мало чем отличается от медведя, которого пристрелила Сюзанна. Но откуда ты знал, куда надо было стрелять?
– Я кое-что еще помню из старых сказок. Хакс в свое время немало мне их рассказал. Если б не он, ты бы, Эдди, сейчас переваривался у медведя в желудке. В вашем мире, если ребенок чего-то не понимает, вы ему говорите, чтобы он надел свою думалку-кепку?
– Да, – сказала Сюзанна. – Говорим.
– И мы тоже. Так вот, выражение это произошло из легенды о Стражах. У людей мозги в голове, а у Стражей – на голове. В такой шляпе. – Стрелок поднял глаза, страшные, затравленные, и опять улыбнулся. – Только оно не похоже на шляпу, верно?
– Нет, – согласился Эдди. – Но все равно эта ваша легенда оказалась достаточно точной, чтобы спасти наши филейные части.
– Теперь мне уже кажется, что я с самого начала искал кого-нибудь из Стражей, – продолжал Роланд. – Когда мы отыщем Врата, которые охранял этот Шадик… а теперь это нам не составит труда, надо просто вернуться по его следам… у нас наконец будет правильный курс, которого мы и станем держаться. Надо лишь встать спиною к Вратам и идти прямо вперед. К центру Круга… где Башня.
Эдди открыл было рот, чтобы сказать нечто вроде: Отлично, давай побеседуем об этой Башне. Давай наконец разберемся с ней раз и навсегда… что это такое, чем она так для тебя важна и, самое главное, что с нами будет, когда мы все-таки до нее доберемся, – но потом передумал. Еще не время… пока еще – нет. Надо дать Роланду время прийти в себя, превозмочь эту боль, что терзает его неотвязно. Не сейчас, когда только отблески от костра сдерживают натиск ночи.
– Теперь мы подходим к самому главному, – продолжал Роланд с горечью в голосе. – Я наконец-то определился, нашел свой путь… после стольких лет… но в то же время, мне кажется, я теряю рассудок. Ощущение такое, как будто он выпадает, и я не могу его удержать… это как земляная дамба, размываемая дождем. Это мне наказание за то, что я допустил смерть парнишки. Мальчик, которого не было. И это тоже – ка.
– Что за мальчик, Роланд? – спросила Сюзанна.
Роланд взглянул на Эдди.
– Ты знаешь?
Тот покачал головой.
– Но я же тебе про него говорил. То есть, я о нем бредил, когда мне стало хуже с моим заражением и я едва там не отбросил копыта. – Тут вдруг голос стрелка сделался на пол-октавы выше. Он так хорошо передразнивал голос Эдди, что Сюзанна невольно поежилась от какого-то суеверного ужаса. – «Если ты не заткнешься сейчас же, Роланд, если не прекратишь поминать этого чертова ребетенка, я тебе сделаю кляп из твоей же рубашки! Меня уже рвет – не могу больше слышать о нем!» Помнишь, Эдди?
Эдди задумался. Во время их долгого и мучительного перехода по пляжу от двери с надписью «УЗНИК» к другой, с надписью «ГОСПОЖА ТЕНЕЙ», Роланд о чем только ни говорил, упомянул, кажется, не одну сотню имен в своем горячечном сбивчивом монологе: Алан, Корт, Жами де Кьюрри, Катберт (его стрелок вспоминал чаще всего), Хакс, Мартин (или Мартен?), Уолтер, Сьюзан, какой-то парень с вообще уже жутким именем – Золтан. В конце концов Эдди устал слушать обо всех этих людях, которых он в жизни не видел (и до которых ему было по барабану), в то время его занимали свои проблемы, причем они вовсе не ограничивались хронической героиновой недостаточностью и глобальным расстройством биоритмов. И, уж если по-честному, он тоже тогда доставал Роланда своими Сказаниями-в-Ломке, как они с Генри выросли вместе и вместе заделались наркоманами.
Но Эдди никак не мог вспомнить, чтоб он грозился заткнуть Роланду рот, если тот не прекратит болтать о каком-то ребенке.
– Неужели не помнишь? – переспросил Роланд. – Вообще ничего?
Что-то такое мелькнуло? Какое-то щекочущее прикосновение, как то ощущение
– Нет, – сказал он. – Извини, дружище.
– Но я же тебе говорил. – Голос Роланда был тих и спокоен, но за этим спокойствием билась настойчивость, словно горящая алая нить. – Мальчика звали Джейк. Я пожертвовал им… я убил его… чтобы добраться до Уолтера и заставить его говорить. Я убил его там, под горами.
– Ну, может быть, так все и было, – теперь Эдди чувствовал себя увереннее, – но ты мне рассказывал по-другому. Ты говорил, что ты шел под горами один, то есть, не шел, а ехал на какой-то там идиотской дрезине. Пока мы с тобой шли по пляжу ты мне всю плешь проел, Роланд. О том, как это жутко, когда ты совсем один.
– Да, я помню. Но я еще помню, как я рассказывал и про мальчика тоже, как он сорвался с моста в ту пропасть. У меня как бы две памяти, и разрыв между ними сводит меня с ума. Рассудок мой рвется надвое.
Поделиться книгой: