ОНО

— Конечно, — сказал он.

Клоун засмеялся. — Конечно! Это хорошо. Это очень хорошо! А как насчет шарика?

— Ну… конечно! — Джордж потянулся было, но затем нехотя убрал руку.

— Мне не разрешают ничего брать у чужих. Так сказал папа.

— Очень мудро с его стороны, — сказал, улыбаясь, клоун, устроившийся в канаве.

«Как это я мог подумать, что у него желтые глаза?» — недоумевал Джордж. Они были ясными, живыми, голубыми — как у мамы, как у Билла. — Это очень мудро, конечно. Поэтому я хочу представиться. Джордж, я мистер Боб Грей, известный также как Танцующий Клоун Пеннивайз. Пеннивайз, познакомься с Джорджем Денбро. Джордж, познакомься с Пеннивайзом. Теперь мы знаем друг друга. Я тебе не чужой, и ты мне не чужой. Правильно я говорю?

Джордж хихикнул. — Думаю, что да. — Он потянулся снова — и снова убрал руку. — Как вы туда попали?

— Буря сдула меня, — сказал Танцующий клоун. — Она одула весь цирк. Ты чувствуешь запах цирка, Джордж?

Джордж весь подался вперед. Внезапно он почувствовал запах арахиса. Горячие жареные арахисовые орешки! И уксус! Белая масса, которую вы кладете на жаренные ломтики картофеля через отверстие в крышке. Он мог почувствовать запах сладкой ваты и жареных пончиков и слабый, но явственный запах испражнений дикого животного. Он уловил запах свежих опилок. И еще…

И еще при всем при этом был запах потопа и гниющих листьев и мрачных теней. Запах был сырой и затхлый. Запах подвала.

Но другие запахи были сильнее.

— Вы уверены, что я чувствую его? — сказал он.

— Хочешь свой кораблик, Джорджи? — спросил клоун. — Я повторяюсь, так как ты, по-видимому, не очень-то его жаждешь.

Он, улыбаясь, протянул кораблик. На клоуне был мешковатый шелковый костюм с огромными оранжевыми пуговицами. Впереди болтался яркий галстук, на руках были большие белые перчатки, наподобие тех, что всегда носили добрый Микки Маус и Утенок Дональд.

— Да, конечно, — сказал Джордж, глядя в водосток.

— А шарик? У меня есть красные, и зеленые, и желтые, и голубые…

— А они летают?

— Летают? — Лицо клоуна расплылось в улыбке. — Да, конечно! Они летают! А вот сладкая вата…

Джордж потянулся.

Клоун схватил его за руку.

И Джордж увидел, что лицо клоуна изменилось.

То, что он увидел потом, было настолько ужасно, что все его наихудшие представления о подвале в сравнении с этим походили на сладкие грезы; то, что он увидел, помутило его рассудок.

— Они летают, — сказало то, что было в канаве сиплым хихикающим голосом. Оно схватило руку Джорджа мертвой хваткой, оно утащило Джорджа в эту ужасную темноту, где вода бесновалась, клокотала и ревела так, как когда она несет груз обломков после страшнейшей бури в море. Джордж отпрянул от этой кромешной тьмы и начал кричать в дождь, безумно кричать в бледное осеннее небо, которое нависло над Дерри в тот день осенью 1957 года. Крик его был пронзительный и пронизывающий, и все, кто жил на Витчем-стрит — от начала улицы и до ее конца — поспешили к окнам или открыли двери. «Они летают, Джорджи, прорычало ОНО, — они летают, и когда ты спустишься сюда со мной ты тоже полетишь».

Плечо Джорджа ударилось о цемент в основании водостока, и Дейв Гарднер, который в тот день не пошел на работу из-за наводнения, видел маленького мальчика в желтом дождевичке, маленького мальчика, который кричал, извивался в водостоке, грязная вода заливала ему лицо, крики захлебывались и приглушались водой.

— Все здесь плавает, — шипел хихикающий мерзкий голос, затем внезапно раздался звук, какой бывает, когда что-то рвется, вырвалась вспышка агонии, и Джордж Денбро больше ничего не узнал…

Дейв Гарднер прибежал первым, и хотя прошло всего сорок пять секунд после первых криков, Джордж Денбро был уже мертв. Гарднер взял его сзади за дождевичок, вытащил на улицу… и сам закричал, так как тело Джорджа перевернулось у него в руках. Левая сторона плаща у него было ярко-красная. Кровь стекала в сточную канаву из зияющей дыры, где раньше была левая рука. Кусок кости, ужасно яркий кусок кости, торчал из разорванной материи.

Глаза мальчика смотрели в белое небо, и когда Дейв, шатаясь, в полной прострации шел по улице, а другие люди в суматохе бежали по ней, глаза стали наполняться дождем.

Где-то внизу, в бушующей канализации, до предела заполненной нечистотами («Никто не мог там тогда находиться говорил позже с негодованием, почти с яростью репортеру Дерри Ньюз шериф округа, — самого Геркулеса смело бы в том неистовствующем потоке»), кораблик Джорджа продолжал свой путь через темные отсеки и длинные бетонные проходы, в которых ревела и клокотала вода. Какое-то время он плыл бок о бок с мертвым цыпленком, желтые лапки которого стали почти прозрачными, а потом, где-то в восточной части города, цыпленок был снесен течением влево, в то время как кораблик продолжал плыть прямо.

Через час, пока мать Джорджа приводили в чувство в реанимационной палате домашнего госпиталя Дерри и пока Заика Билл сидел ошеломленный, белый и безмолвный в постели, слушая хриплые рыдания отца в гостиной, где мать играла «к Элизе», когда Джордж уходил из дома, кораблик вырвался через лазейку, как пуля из дула ружья, и на огромной скорости устремился к шлюзу и далее в безымянный поток. Когда минут через двадцать он вышел в бурлящую, вспученную реку Пенобскот, вверху на небе явились первые проблески синевы. Буря кончилась.

Кораблик погружался и всплывал, вода затекала вовнутрь, но он не тонул: два брата обезопасили его. Не знаю, где он в конце концов оказался, если это могло произойти; быть может, добрался до моря и плавает там вечно, как сказочный волшебный корабль. Я знаю о нем лишь то, что пересекая черту города Дерри, штат Мэн, он все еще плыл по воде, но с этого момента навсегда уходит из моего рассказа.

Глава 2. ПОСЛЕ ФЕСТИВАЛЯ (1984)

1

Адриан потому носил эту шляпу, позже говорил рыдая его друг в полиции, что он выиграл ее в конкурсе-фестивале как раз за шесть дней до своей смерти. Он гордился ею.

— Он носил ее, потому что ЛЮБИЛ этот дерьмовый городишко, — орал полицейским его друг Дон Хагарти.

— Спокойно, спокойно — нет необходимости в таких выражениях, — сказал Хагарти офицер Гарольд Гарднер. Гарольд был одним из четырех сыновей Дейва Гарднера. В тот роковой день, когда Дейв Гарднер нашел безжизненное, лишенное руки тело Джорджа Денбро, его сыну было шесть лет. А в этот день, спустя почти двадцать семь лет, ему было тридцать два и он начинал лысеть. Сознавая, какую горесть и боль испытывает сейчас Хагарти, Гарольд Гарднер в то же время понимал, что нельзя принимать его горести всерьез. Этот человек, если вообще его можно называть человеком, красил губы и носил атласные панталоны, так плотно его облегавшие, что вырисовывалась каждая складка на его члене. Горе горем, печаль печалью, а все же он без сомнения тронутый. Как и его друг, покойный Адриан Меллон.

— Давай-ка провернем все сначала, — сказал коллега Гарольда, Джеффри Ривз. — Вы вдвоем вышли из Фэлкона и пошли по направлению к каналу. Что потом?

— Сколько раз, идиоты, я вам должен пересказывать это? — продолжал орать Хагарти. — Они убили его! Они сделали из него котлету! И для них это просто обычный день в Мако Сити! Хагарти зарыдал.

— Ну, еще раз, терпеливо повторил Ривз. — Вы вышли из Фэлкона. Что потом?

2

Внизу, в комнате следователей, двое других полицейских разговаривали со Стивом Дубей, юношей семнадцати лет; наверху в комнате для работы с несовершеннолетними еще двое допрашивали Джона Вебби Гартона, которому было восемнадцать; а в кабинете шефа полиции на пятом этаже сам шериф Эндрю Рейдмахер и помощник прокурора округа Том Бутильер допрашивали пятнадцатилетнего Кристофера Унвина. Унвин — на нем были стертые джинсы, засаленная, почти липкая рубашка и саперные ботинки — плакал. Рейдмахер и Бутильер хорошенько взялись за него, так как поняли, что он — самое слабое звено во всей этой цепочке.

— Давай-ка провернем все сначала, — сказал Бутильер в этом кабинете, в то время как те же самые слова говорил Джеффри Ривз двумя этажами ниже.

— Мы совершенно не хотели его убивать, — простонал Унвин. — Это все шляпа. Мы никак не могли поверить, что он еще может… может носить свою шляпу после того, что перед тем сказал ему Вебби. Мы просто хотели припугнуть его.

— За то, что он сказал, — вмешался Рейдмахер.

— Да.

— Джону Гартону, днем семнадцатого.

— Да, за то, что он сказал Вебби. — Унвин залился слезами. — Но мы попытались спасти его, когда увидели, что он в беде… во всяком случае, я и Стив Дубей… мы совершенно не собирались его убивать!

— Ну, ладно, Крис, не заливай, — сказал Бутильер. — Ты бросил тело бедняги в канал.

— Да, но…

— И вы втроем чистосердечно в этом признались. Мы это ценим, не правда ли, Энди?

— В каком-то смысле да. Но каждый должен отвечать за свои поступки, Крис.

— И потому, если врешь нам — нагадишь себе. Итак, ты бросил его в канал и через минуту увидел его, выходившего из Фэлкона со своим приятелем.

— Нет! — горячо запротестовал Крис Унвин.

Бутильер достал пачку «Мальборо», вытащил из нее сигарету, сунул ее в рот, и протянул пачку Унвину.

— Сигарету?

Унвин взял одну. Бутильеру пришлось осторожно поднести спичку к его губам, чтобы дать прикурить; губы Унвина дрожали.

— Но когда ты заметил, что на нем шапка? — спросил Рейдмахер.

Унвин глубоко затянулся, опустил голову так, что его засаленные волосы упали на глаза, выпустил дым из угреватого носа.

— Угу, — сказал он еле слышно.

Бутильер посмотрел на него, нахмурив брови. Но, хотя лицо его было суровым, тон был мягкий.

— Что ты говоришь, Крис?

— Я сказал, да. Кажется, видел. Сбросить его, но не убить. — Он взглянул на них. Лицо безумное и несчастное. Он до сих пор не мог взять в толк, сколь большие перемены произошли с ним с тех пор, как ушел из дома с двумя своими друзьями и затем в 7.30 вечера накануне того дня отправился на праздник дней Канала. — Но не убить! — повторил он. А тот парень под мостом… Я до сих пор не знаю, кто это был.

— Что еще за парень? — спросил Рейдмахер без особого интереса. Они слышали эти россказни и раньше, но никто из них не верил этому — рано или поздно обвиняемые в убийстве вытаскивают этого таинственного другого парня. Бутильер называл это: «Синдром вооруженного человека, в честь старого телесериала «Дезертир».

— Парень в клоунском костюме, — сказал Крис Унвин и затрясся. — Парень с шарами.

3

Фестиваль дней Канала, который проходил с пятнадцатого по двадцать первое июля, проходил с огромным успехом, с этим было согласно большинство жителей Дерри: нужное мероприятие для имиджа города в моральном плане, и… для бумажника. Недельный фестиваль был приурочен к столетию открытия Канала, проходившего через центр города. Этот канал полностью открыл Дерри для торговли лесом с 1884 по 1910 гг. Этот Канал вызвал бум вокруг Дерри.

Город приводили в порядок с востока на запад и с севера на юг. Досаждавшие жителям ямы и колдобины, к которым не притрагивались в течение десяти или более лет, были аккуратно заделаны. Внутри здания ремонтировались, внутри и снаружи их красили свежей краской. Самые непристойные мрачные высказывания типа: УБИВАЙТЕ ВСЕХ ДУРИКОВ или СПИД ОТ БОГА, КРУТЫЕ ПЕДЫ! — были счищены песком со скамеек и деревянных обшивок маленького пешеходного перехода через канал, известного под названием Мост Поцелуев.

В трех пустых витринах магазинов в центре города был устроен музей, посвященный Дням Канала и представленный экспонатами Микаэля Хинлона, местного библиотекаря и любителя-историка. Старейшие семейства города добровольно отдавали на обозрение свои бесценные сокровища, и в течение фестивальной недели около сорока тысяч жителей платили по 25 центов каждый, чтобы посмотреть на ресторанное меню 1890-х годов, топоры лесорубов 1880-х годов, детские игрушки 1920-х годов, а также около двух тысяч фотографий и девять частей кинокартины из жизни города за последние сто лет.

Спонсором музея выступило Деррийское женское общество, которое не пропустило некоторые из предложенных Хинлоном экспонатов и фотографий (например, фотографии банды Брэдли после известного налета). Но все сходились на том, что экспозиция имела огромный успех, а окровавленное старье в общем-то никто особо не хотел видеть.

Куда важнее было подчеркнуть положительное и закрыть глаза на отрицательное, как поется в старой песне.

В Дерри-парке под огромным полосатым тентом каждый вечер играл оркестр. В Бассей-парке был организован карнавал с катанием верхом и играми, в которых участвовали местные жители. Специальный трамвай каждый час колесил по историческим местам города; его маршрут заканчивался в кричащем веселом денежном конвейере.

Именно здесь Адриан Меллон выиграл ту шапку, которая его убьет, бумажный цилиндр с цветком и лентой, на которой было написано: Я ЛЮБЛЮ ДЕРРИ!

4

— Я устал, — сказал Джон Вебби Гартон. Как и два его приятеля, он был одет в подражание — и совершенно при этом неосознанное — Брюсу Спрингстину, хотя, если бы его спросили, он наверняка назвал бы Спрингстина занудой, а восторженно отозвался о таких «крутых» группах металл, как «Деф Леппард», «Гвистид Систер» или «Джудас Прист». Рукава его простенькой футболки порвались, обнажив хорошо развитые мускулы рук. Густые темные волосы спадали на один глаз — это скорее было позаимствовано у Джона Сугара Мелленкампа, чем у Спрингстина. На руках была синяя татуировка — скрытые символы будто нарисованные ребенком. — Я не хочу больше говорить.

— Расскажи нам только о том, что было на ярмарке во вторник днем, — сказал Пол Хьюз.

Хьюз устал, он был шокирован и напуган всей этой омерзительной историей. О финале Дней Деррийского канала знали все, думал он, но никто не осмелился бы поместить сообщение об этом в ежедневную сводку новостей. А если бы осмелился, она выглядела бы так:

Суббота, 9.00 вечера заключительный концерт оркестра (принимают участие оркестр средней школы Дерри и музыканты-любители общества парикмахеров).

Суббота, 10.00: большой праздничный фейерверк.

Суббота, 10.35: ритуальное жертвоприношение.%

Адриана Меллона официально завершает Дни Канала.

— Насрать на ярмарку, — ответил Вебби.

— Только о том расскажи, что ты сказал Меллону и что он тебе ответил.

— О, Боже! — Вебби закатил глаза.

— Давай, Вебби, — сказал коллега Хьюза.

И Вебби Гартон снова начал рассказывать.

5

Гартон увидел их двоих, Меллона и Хагарти; они жеманно держали друг друга за талию и хихикали, как парочка девчонок. Сначала он и вправду подумал, что это девчонки. Но тут узнал Меллона, которого ему показывали раньше. Потом он увидел, как Меллон повернулся к Хагарти… и они поцеловались. «О, люди, я торчу!» — крикнул Вебби, почувствовав отвращение.

С ним были Крис Унвин и Стив Дубей. Когда Вебби указал на Меллона, Стив Дубей сказал, что другого лидера зовут кажется Дон какой-то и что он брал парня из хайхичинга в Дерри и пытался что-то проделать с ним.

Меллон и Хагарти направились к трем мальчикам — в сторону выхода с карнавала. Вебби Гартон потом рассказывал офицерам Хьюзу и Конли, что его «гражданская гордость» была уязвлена зрелищем дерьмового пидера, на котором была шляпа со словами Я ЛЮБЛЮ ДЕРРИ. Это была дурацкая шляпа — бумажная имитация цилиндра с огромным цветком, торчащим сверху и кланяющимся во все стороны. Дурацкая эта шляпа очевидно уязвила гражданскую гордость Вебби даже больше, чем сам Меллон.

Когда Меллон и Хагарти проходили мимо, обняв друг друга за талию, Вебби Гартон крикнул:

— Я заставлю тебя съесть свою шляпу, дерьмовый пед!