Старичок с Большой Пушкарской

- Я в эфире? - вдруг гаркнул голос так близко, что Санька отшатнулась от трубки.

- Кто ты? - недовольно спросила она.

- Позвони - узнаешь. Мой номер 212 - 85 - 06, - сказал голос. - А твой.

Санька повесила трубку. Так она сразу и сказала! Подумав немного, она набрала 212-85-06.

- Я здесь, - сказал мальчишеский голос.

- В "эфир" выходил? - строго спросила Санька.

- Выходил.

- Зачем?

- Делать нечего. Как тебя зовут?

- А тебя? - спросила Санька.

- Захар, - сказал мальчишка.

- Врешь, - сказала Санька. - Такого имени не бывает.

- Охо-хо! - закричал Захар. - Еще как бывает! Между прочим, так звали слугу Обломова.

- Кого-о? - удивилась Санька.

- Книжки надо читать. Ну, как зовут-то?

- Аграфена, - сказала Санька.

- То-то и видно, что Аграфена, - сказал Захар. - Хотя ты, конечно, врешь. Но мне наплевать. Груня так Груня. В каком классе учишься, Груня?

- В восьмой перешла, - соврала Санька.

- Детский сад, - вздохнул Захар. - Чего в "эфир"-то лезешь в таком возрасте?

- А тебе, что - больше? - обозлилась Санька.

- Я, между прочим, Аграфена, скоро паспорт получу.

- Подумаешь! Ну и целуйся со своим паспортом! - крикнула Санька и повесила трубку.

Несколько минут Санька бурлила по поводу этого неизвестного Захара. Всего на полтора года старше, а воображает! Книжку читал про какого-то Обломова! А сам небось "Круиз" от "Металлики" отличить не может!

Санька со злости распахнула холодильник, увидела вчерашний салат из огурцов со сметаной, что мама оставила. Съела его быстро, чтобы успокоиться. Вытерла рот, села и задумалась.

Тоска, хоть убейся!

- Аграфена! - позвала Санька.

Кошка не показывалась.

Санька нырнула под диван. Аграфена сидела в углу, сверкая желтым глазом. Санька распласталась на полу, вытянула руку что есть силы и выгребла кошку из-под дивана.

- Пошли гулять, Аграфена!

Кошка всем своим видом показывала враждебность. "Еще убежит, - подумала Санька, - Ее на поводке бы вывести!" Но поводка у Саньки не было.

Санька секунду подумала, потом, не выпуская Аграфену из рук, помчалась в кухню, где нашла старую авоську с крупными ячейками. В этой авоське дедушка носил картошку.

Санька принялась запихивать в авоську Аграфену, причем кошка сопротивлялась, будто ее совали в печку. С неимоверным трудом удалось Саньке просунуть четыре Аграфенины лапы в ячейки авоськи, затем ножом разрезать несколько веревочек в том месте, куда тыкалась обиженная морда Аграфены, и просунуть эту морду в образовавшееся отверстие. Последним Санька выпростала хвост.

Теперь туловище Аграфены находилось в авоське, а морда, лапы и хвост - снаружи.

Санька связала узлом ручки авоськи и прицепила к ним одним концом свою старую скакалку. Получился оригинальный поводок. Санька опустила Аграфену на пол. Кошка в сетке снова метнулась под диван, но Санька мигом вытащила ее оттуда за скакалку.

- Не бойся, Аграфена! Очень клевый получился поводок! - И они пошли гулять.

Кошка стремглав припустила по лестнице вниз. Санька едва поспевала за нею. Оцарапанные руки горели. Аграфена оказалась сильной, как трактор. Санька двумя руками вцепилась в скакалку и мчалась за кошкой, точно спортсменка на водных лыжах - за катером.

Они проскочили подворотню и выбежали на улицу.

Было уже довольно поздно, часов около одиннадцати вечера. но на улице было светло, как днем. В небе золотились прозрачные облачка, белая луна всходила над крышами, плавал в воздухе тополиный пух, но Санька ничего этого не замечала, потому что неслась за Аграфеной. Аграфена с безумными глазами, натягивая скакалку, увлекала Саньку куда-то в сторону Большой Пушкарской.

- Девочка, тебе помочь? - посочувствовал дяденька с брюшком, которого они обогнали. Дяденька совершал вечерний бег трусцой,

- Не надо... Спасибо... Мы гуляем... - не оборачиваясь, выдохнула Санька в три приема, но дяденька был уже далеко позади.

Они выскочили на пустынный Большой проспект, пересекли его со скоростью молнии и через пять секунд были уже на Большой Пушкарской.

Внезапно Аграфена остановилась и выгнулась в авоське, зашипев, как проколотая шина. Санька с разбегу налетела на нее и тоже остановилась.

Прямо на них надвигался огромный черный дог, неторопливо ведущий на поводке хозяйку. Дог ощерил пасть и глухо зарычал.

Санька оглянулась по сторонам, увидела рядом телефонную будку и юркнула туда с Аграфеной, плотно притворив дверь.

Женщина с догом проплыли мимо.

И тут только Санька заметила, что они с Аграфеной в телефонной будке не одни. В уголке, плотно прижавшись к стеклу, вытянулся в струнку старичок, похожий на гнома. Ростом не выше Саньки, с длинной белой бородой и смуглым морщинистым лицом. Одет Он был в длинную зеленую рубаху, перепоясанную бумажным шпагатом.

Старичок смотрел на Саньку с Аграфеной с нескрываемым любопытством, но очень доброжелательно.

- Здравствуйте... - пролепетала Санька.

- Добро, пожаловать, - наклонил голову старичок.

Глава 3 ДОЛОЙ КОРРОЗИЮ!

Санька вернулась домой в первом часу ночи. Она вошла в темную пустую квартиру, в глубине которой глухо урчал холодильник. Аграфена понуро следовала за Санькой на поводке. Однако, едва дверь за ним закрылась, как Аграфена выгнула спину и издала резкий крик. Санька вздрогнула.

Из дедушкиной комнаты исходило бледное сияние Саньке показалось, что она слышит шаги и тихое бормотанье, и остановилась в испуге. Внезапно кошка метнулась к дедушкиной комнате, вырвав поводок и: Санькиных рук. Скакалка волочилась за Аграфеной, как длинный хвост, стукая рукояткой по паркету.

Из дедушкиной комнаты донеслись шепоток и мурлыканье Аграфены. Потом сияние исчезло.

Санька пересилила страх и заглянула туда. Аграфена лежала на дедушкиной кровати, завернувшись в скакалку. В комнате никого не было.

Санька стала бегать по квартире и везде включать свет. Через минуту квартира засияла, как праздник. Но беспокойство не прошло. Всему виной была встреча со странным старичком, наговорившим Саньке кучу удивительных вещей,

Спать совсем не хотелось. Санька взялась за трубку и набрала номер Захара.

- Слушаю вас, - сказал сонный голос.

- Захар, это ты? Говорит Аграфена. Ты не спишь? - тихо и быстро произнесла Санька в трубку.

- Ну , ты даешь, Груня... - проворчал Захар. - Позже ты не могла? Что там у тебя стряслось?

- Захар, слушай меня внимательно... Я познакомилась с пришельцем, сообщила Санька.

- С кем, кем - удивился Захар.

- С инопланетянином! Он - старик, живет в телефонной будке. Прилетел сюда умирать! Захар, надо что-то сделать!

- И для этого ты меня разбудила? Я сказок не читаю давно. Я их прочел в первом классе. Спокойной ночи!

- Не вешай трубку! - закричала Санька так, что кошка подпрыгнула на постели. - Я правду говорю! Его зовут Альшоль.

И Санька, сбиваясь и спеша, принялась выкладывать Захару то, что она только что узнала от старичка по имени Альшоль.

Когда-то давным-давно, еще мальчишкой, он был взят с Земли космической экспедицией инопланетян и попал на планету Фассия. А там такой состав атмосферы, что все живые существа становятся бессмертными. Там все умеют мыслить - даже камни, деревья и дожди. На Фассии мысль обладает энергией, она может двигать предметы, рыть каналы и строить дома. Причем выстроенные дома тоже начинают мыслить.

- Представляю, какая там неразбериха... - иронически заметил Захар.

- Слушай дальше! - оборвала его Санька.

Альшоль, по его словам, плохо помнил, откуда его увезли на Фассию. Кажется, он жил где-то на севере, в дикой каменистой стране с горами и ледниками, с потухшими вулканами и полями застывшей каменной лавы. Холодное море билось о скалы и ревело во время шторма. Жители этой страны обитали в землянках и питались рыбой, а на плоскогорьях жили великаны, которые питались жителями. Это происходило по ночам, а днем великаны обращались в скалы.

- Знаешь, как звали великанов? Тр[cedilla]тли! - выпалила Санька.

- Все понятно, Груня. Твой старикашка жил в Исландии, - сказал Захар.

- А ты откуда знаешь?

- Я же тебе говорил, Груня, книжки надо читать, - наставительно сказал Захар. - Только я не пойму - на каком языке ты с ним разговаривала?

- Как "на каком"? На русском, конечно!

- Откуда же твой Альшоль знает русский язык, если он исландец?

- Он не только русский знает! Он все языки знает! На Фассии умеют принимать мысли с других планет на всех языках. Вот он постепенно и выучился. Времени у него было навалом! Семьсот пятьдесят лет!..

- Ты все сказала? - спросил Захар. - Теперь послушай меня. Я очень рад, что твой старичок сохранил буйство фантазии. Однако он врет, как сивый мерин...

- Как кто?! - вытаращилась на трубку Санька.

- Ты не знаешь... Скорей всего, он убежал из сумасшедшего дома. Его отловят и заберут обратно.

- Даже если так... Тебе его не жалко?

- А чего мне его жалеть?

- Ну и читай свои книжки! Ты все знаешь! Ты скучный-скучный! - со слезами воскликнула Санька и бросила трубку на рычажки.

"Бедненький Альшоль! Сидит там сейчас в телефонной булке скорчившись. Никого V него нет. Готовится умереть...

Какая разница - с Фассии или из сумасшедшего дома?"

- Санька всхлипнула, выволокла из кладовки стремянку и полезла с фонариком на антресоли. Она всегда делала так, когда была дома одна или хотела о чем-то подумать.

На этих антресолях, расположенных над коридором в кухню, находилась Санькина металлическая коллекция, поскольку Санька считала себя металлисткой. Так же считала и ее подруга Кроша.

Санька и Кроша дружили с первого класса. В шестом выяснилось, что Саньке больше всего нравятся чугунное литье и сварные конструкции, а Кроше больше всего - непротивление злу насилием, не считая булочек с изюмом. Она и сама была, как булочка, - маленькая и пухлая. И ненавидела свою пухлость. Каждый раз, подходя к зеркалу, приходила в уныние. Она считала, что поборнице справедливости следует быть худой и бледной.

Кроша хотела сеять добро, а Санька убеждала ее искоренять зло.

- Где ты возьмешь столько добра, чтобы его посеять? - спрашивала она у Кроши. - А вот зла кругом - сколько хочешь. Искать не надо. Если уничтожить все зло, и добра не потребуется. Будет и так хорошо.

В рассуждениях Саньки логика была железная. Недаром же она была металлисткой! Жаль только, что металлическую коллекцию приходилось держать на антресолях, чтобы не волновать семью.

Санька с мамой и дедушкой жили в трехкомнатной квартире, в старом доме с высокими потолками, неподалеку от проспекта Щорса, а Санькин папа жил в другом городе и звонил Саньке по телефону. Но речь здесь не о папе, а об антресолях. Они были такими высокими, что Санька могла стоять там во весь рост. Она забиралась по стремянке наверх, распахивала дверцы, зажигала фонарик и осматривала свои сокровища.

По стенам антресоли тянулись деревянные полки, на них раньше лежал всякий хлам, но после ремонта хлам выбросили, оставили зачем-то только старый папин портфель, перевязанный электрическим шнуром. Санька никогда в него не заглядывала.

На освободившихся после ремонта полках стали потихоньку накапливаться железные и чугунные вещи: фреза, напильник, болты и гайки, гирька от стенных часов, колено водопроводной трубы, топор без топорища, старинный литой утюжок, железная цепь от собаки. блестящие шарики разной величины и кое-что другое. Здесь же висели фотографии металлистов с остроугольными гитарами, похожими на ласточкин хвост. Металлисты были с длинными волосами и в черной коже, усеянной шипами и заклепками. Санька была вынуждена повесить их здесь после того, как дедушка, рассердившись на одного, металлиста из группы "Айрон Мейден", назвал его фашистом и хотел выкинуть в мусорное ведро. То есть не его, а фотографию. Жили они теперь в полной темноте, свирепо взглядывая на Саньку, когда она освещала их карманным фонариком.

С Коллекцией вообще было много хлопот.

Во-первых, ее нужно было держать в секрете от дедушки и отчасти от мамы. Дедушка был отставным полковником, насмотрелся на железо вовремя войны в своих танковых частях, теперь ему железо на фиг было не нужно. Мама, напротив, преподавала хореографию во Дворце культуры Ленсовета, была весьма далека от железа, но почему-то считала, что девочкам оно ни к чему.

Во-вторых, железо имело обыкновение ржаветь, исключая никелированные шарики от старых кроватей. Экспонаты потихоньку покрывались рыжеватой пыльцой, про которую Санька вычитала в учебнике химии для седьмого класса, что она есть окисел железа. С тех пор она это слово возненавидела. Окисел! Жутко противно... Всех неприятных лиц мужского пола Санька про себя называла "окислами", а женщин - "окисями". Заодно она не любила молочный кисель, считая его окислом молока.

В целях борьбы с окислами Санька проштудировала учебник химии для седьмого, когда сама училась еще в шестом. В том же учебнике она нашла слово "коррозия", которое стала применять ко всем явлениям жизни, вызывающим отвращение.

Например, сбор макулатуры и пионерский сбор считались у Саньки явлениями коррозии, в окислах ходили Раймонд Паулс, Юрий Антонов и почти все персонажи "Утренней почты". В душе она считала окислом даже Гребенщикова, но никогда его так не называла, чтобы не обидеть Крошу, потому что Кроша тащилась на "Аквариуме" с детского сада.

С обыкновенными химическими окислами, то есть со ржавчиной, Санька расправлялась просто. Раз в месяц, обычно по субботам, когда мама уходила на занятия балетного кружка, а дедушка на заседание Совета ветеранов, Санька забиралась в антресоль с тазиком мыльной воды и масленкой от маминой швейной машины. Там она тщательно промывала каждый экспонат, протирала его сухой тряпочкой и смазывала машинным маслом. Закончив работу, Санька усаживалась под фотографией того самого металлического фашиста из "Айрон Мейден" и любовалась своим богатством, отливавшим влажным синеватым блеском. В антресоли приятно пахло машинным маслом, проклятые окислы тихо лежали на дне тазика; чугунный утюжок, цепь от собаки, фреза - все было тяжеленьким, чистеньким, опасненьким, прямо прелесть.

Иногда к Саньке присоединялась Кроша - и они сидели рядышком, каждая в своем хайратнике: у Кроши в виде вязаной шерстяной ленточки, а у Саньки в виде кожаного ремешка, прошитого заклепками.