Ключ

Он откинулся на спинку стула и пристально взглянул на собеседника, сидевшего по ту сторону массивного стола. Сэру Джорджу было за пятьдесят – умный, хорошо сложенный, с сединой на висках. Между пальцами правой руки он крутил карандаш.

Гарт Олбени быстро спросил:

– О чем я должен с ними поговорить?

Пристальный взгляд не сходил с него.

– Слышали когда-нибудь про человека по имени Майкл Харш?

– Кажется, нет… – Майор нахмурился. – Не знаю… возможно, где-то видел это имя…

Сэр Джордж покрутил карандаш.

– Завтра в Борне состоится дознание по поводу его смерти.

– Да… помню. Я видел фамилию в газетах, но понятия не имел, что он жил в Борне. Иначе я бы читал внимательнее. Кем он был?

– Изобретателем харшита.

– Харшит… вот почему я даже не подумал про Борн. Я и не знал, что Майкл Харш умер. Недели две назад я читал статью про эту штуку, про харшит. Да-да, харшит, какое-то взрывчатое вещество…

Сэр Джордж кивнул.

– Будь у нас немного здравого смысла или логики, мы бы арестовали автора статьи и редактора, который ее пропустил, и расстреляли. Мы, черт возьми, ходим на цыпочках и всячески умалчиваем о проклятом харшите, и вдруг появляется дурацкая статья по пенни за строчку и выдает секрет с головой.

– Статья была довольно туманная, сэр. Трудно сказать, что я оттуда много почерпнул.

– Потому что вы знали недостаточно, чтобы сложить два и два. Но кто-то сложил – и вот теперь ведется дознание. Мы некоторое время общались с Майклом Харшем. Он беженец… немец австро-еврейского происхождения. Не знаю, сколько в нем было еврейской крови, но, видимо, достаточно, чтобы поставить крест на карьере в Германии. Он уехал оттуда лет пять назад. А вот жене и дочери Харша повезло меньше. Дочь умерла в концентрационном лагере. Жену выгнали из дома посреди ночи, зимой, и она так и не оправилась. Харш привез сюда свое единственное имущество – мозги. Я виделся с ним, потому что он показал рекомендательное письмо от старого Баэра. Харш поговорил со мной об этой своей штуке. Он клялся, будто его изобретение даст фору всему остальному, что нам известно. Честно говоря, я решил, что он фантазирует, но Харш мне понравился и я хотел оказать услугу старому Баэру, а потому велел ему наведаться снова. Это было четыре года назад. Он приезжал примерно раз в год и отчитывался в успехах. Я начал верить в его задумку. Потом я приехал, и он показал, как она работает. С ума сойти! Не считая одного недостатка. Вещество оказалось нестойкое, на него чересчур влияли погодные условия. Ни хранить, ни перевозить – ни в каком количестве. Потом Харш приехал еще раз. Сказал, что поборол нестойкость. Он расхаживал туда-сюда по этой самой комнате, в сильнейшем возбуждении, и твердил: «Харшит – вот как оно называется. Мое послание, которое я отправлю тем, кто выпустил на свободу дьявола. Послание, которое он услышит и отправится обратно в ад, где ему и место!» Затем Харш немного успокоился и сказал:

«Остался один шажок – маленький-маленький шажок, – который будет предпринят со дня на день. Последний эксперимент. И он непременно удастся. Я настолько уверен, что могу дать слово. Через неделю я позвоню и скажу, что все в порядке – опыт удался». И он действительно позвонил и сказал именно это. Во вторник. Я собирался в Борн на следующий день, но утром в среду мне позвонили и сообщили, что Харш мертв.

– Что случилось?

– Его нашли убитым – и, вообразите только, в церкви. Говорят, он частенько туда заглядывал, чтобы поиграть на органе. У него был ключ, и он приходил когда вздумается. Харш жил в доме под названием «Прайерз-Энд» вместе с Мэдоком, специалистом по концентратам. Мэдок и позвонил с новостями. Он сказал, что Харш с ними поужинал – в доме живут еще мисс Мэдок, его сестра, и секретарша, – а потом вышел. Харш якобы всегда так делал, если только погода позволяла. Он любил гулять по вечерам. Странная привычка, но, наверное, без этого бедняга не мог заснуть. К половине одиннадцатого он не вернулся, но искать они не пошли. Конечно, легко теперь упрекать, но… так или иначе, они ничего не предприняли. Мэдок с сестрой легли спать. У Харша был свой ключ, и им даже в голову не пришло, что случилась беда.

– И вам, сэр, не так ли?

– О да. В общем, они легли спать. Но девушке-секретарше не спалось. В половине двенадцатого она всерьез перепугалась, взяла фонарик и пошла в деревню. Нигде не найдя Харша, она постучала к церковному сторожу и заставила отправиться вместе с ней в церковь. Она подумала, что Харшу стало плохо. Они нашли тело рядом с органом, с пулей в голове. Пистолет лежал так, как будто вывалился из руки. Все уверены, что Харш покончил с собой. А я так не считаю.

Гарт Олбени спросил:

– Почему?

Сэр Джордж перестал крутить карандаш и положил его на стол.

– Вряд ли он бы на такое пошел. Он ведь договорился со мной о встрече. Харш всегда был очень пунктуален в том, что касалось дела. Он собирался передать мне формулу и свои записи. Вдобавок я планировал приехать с Берлтоном и Уингом. Он бы не стал так нас подводить.

Гарт Олбени кивнул.

– Возможно, на него что-то нашло. Знаете, такое бывает.

– «Самоубийство в состоянии помраченного рассудка», – с иронией процитировал сэр Джордж. – Вот каков будет вердикт после дознания.

Он вдруг стукнул кулаком по столу.

– Весьма вероятно, почти неопровержимо и, черт возьми, абсолютно не соответствует истине! Харша убили. Я хочу разыскать преступника и позаботиться, чтобы он получил по заслугам. И это не просто естественная реакция на убийство. Дело гораздо серьезнее. Если Харша убили, то именно потому, что кто-то решил теперь убрать его с дороги. Не полгода назад, когда харшит был в стадии разработки, не месяц назад, когда Харш уже надеялся, что преодолел нестойкость вещества, но еще не подкрепил свои надежды доказательствами. Ученого убили спустя несколько часов после того, как он получил доказательства. И за несколько часов до назначенного времени, когда он намеревался продемонстрировать харшит мне. Станет ли самоубийца выбирать такое время? Разве не похоже, что выбор сделал преступник? Кто-то очень заинтересован в том, чтобы воспрепятствовать передаче харшита в руки правительства.

Майор Олбени поднял глаза.

– Не знаю. Он долго над ним работал. Наверное, это и придавало Харшу сил. Возможно, когда он закончил, то почувствовал, что больше незачем жить. И даже если его убили, чтобы помешать вам получить формулу… процесс ведь не остановить, не правда ли?

Сэр Джордж снова взял карандаш.

– Увы, мой дорогой Гарт, именно так и произойдет. Потому что три года назад Майкл Харш оставил завещание, в котором назначил Мэдока единственным душеприказчиком и наследником. Ему было нечего завещать, кроме заметок, бумаг, результатов открытий и изобретений. Довольно серьезное «кроме», сами понимаете.

– Но, разумеется, Мэдок…

Сэр Джордж невесело засмеялся.

– Сразу видно, что вы не знаете Мэдока. Этот псих способен пойти на костер за свои убеждения. Иной судьбы он и не желает. Если ему не обеспечат аутодафе, он все устроит сам – сложит хворост и сунет правую руку в огонь, в лучших традициях мученичества. Мэдок – один из самых ярых пацифистов в Англии. Я сам не отказался бы его поддержать. Но он, разумеется, не хочет иметь никакого отношения к военной экономике и занимается исключительно собственными ценными исследованиями в области пищевых концентратов, потому что считает нужным подготовиться к неизбежному послевоенному голоду на континенте. И вы думаете, он кому-нибудь отдаст формулу харшита?

– Хотите сказать, что нет?

– Он просто-напросто пошлет нас всех к черту.

Глава 4

Гарт Олбени вернулся в отель и позвонил мисс Софи Фелл. Однако ему ответило чье-то контральто:

– Мисс Браун слушает. Я компаньонка мисс Фелл.

Он не помнил никакой мисс Браун. Прежнюю компаньонку звали иначе, и она щебетала, тогда как голос мисс Браун наводил на мысль о мраморном зале с катафалком и венками. Не хватало только мрачной музыки. Вряд ли это поднимало настроение тете Софи. Олбени спросил:

– Я могу поговорить с мисс Фелл?

– Она отдыхает. Что-нибудь передать?

– Если она не спит, не могли бы вы меня переключить? Я ее племянник, Гарт Олбени. Я хочу приехать.

Наступила пауза – судя по всему, неодобрительная. Послышался тихий щелчок, и тетя Софи отозвалась:

– Кто говорит?

– Гарт. Как поживаете? Мне дали отпуск, вот я и подумал: отчего бы не заглянуть к вам. Вы ведь не станете возражать?

– Конечно, нет, мой дорогой мальчик. Когда же ты приедешь?

– Отпуск, к сожалению, ненадолго, поэтому чем скорее, тем лучше. Могу добраться как раз к обеду – или к ужину?

– Ну, мы зовем его обедом, хотя едим только суп и что-нибудь экономичное, например яичницу без яиц или суррогатную рыбу…

– Господи помилуй, что такое «суррогатная рыба»?

– Если не ошибаюсь, рис и немножко анчоусового соуса. Флоренс такая умница.

– Просто чудо. Я привезу бекон и что-нибудь еще. Заодно можете пользоваться моим мясным пайком, когда я приеду, мне и так хватает. До встречи, тетя Софи.

В Борне не было станции. Пассажиры выходили в Перрис-Холте и шли две с половиной мили по дороге, если не знали короткого пути, либо милю с четвертью по полям, если знали. Единственным новшеством со времен детства Гарта стали появившиеся на поле высокие опоры с электрическими кабелями, уродливые, но, несомненно, полезные. Сам по себе Борн ничуть не изменился. По-прежнему по обочине деревенской улицы бежал ручеек, через который жители переходили по плоским камням, принесенным с развалин аббатства. Домики с низкими крышами и маленькими окошками были, как всегда, неудобны и живописны. В садиках теснились георгины, настурции, флоксы, подсолнухи, алтей, на задних дворах виднелись аккуратные грядки с морковью, луком, репой, свеклой и капустой, в тени старых фруктовых деревьев, которые сгибались под тяжестью яблок, груш и слив. «Урожайный год», – отметил Гарт.

Было малолюдно – кто-то посмотрел и улыбнулся, кто-то кивнул и поздоровался. Ну и старый Эзра Пинкотт, позор огромной семьи Пинкотт, вразвалку вышел из Церковного проулка, направляясь в паб «Черный бык», где намеревался провести остаток вечера. Гарт подумал, что по крайней мере Эзра не изменился ни на волосок. Впрочем, в худшую сторону меняться было уже некуда, а о лучшей, как все знали, Эзра не задумывался ни на мгновение. Он едва ли мог сделаться еще грязнее и отвратительнее – веселый мошенник, искренне довольный собственной жизнью и репутацией самого ловкого браконьера в целом графстве. Никто ни разу не поймал Эзру на браконьерстве, но он во всеуслышание говаривал, что мясной паек ничуть его не смущает. Лорд Марфилд, председатель суда, однажды высказал мнение, что Эзра уплетает на ужин фазана гораздо чаще, чем он сам.

Гарт окликнул:

– Привет, Эзра!

Тот в ответ закатил глаза и подмигнул, а затем, шаркая ногами, подошел и поздоровался.

– Скверные времена, мистер Гарт.

– Ну, не знаю.

– Скверное пиво, – с горечью продолжал Эзра. – Стоит вдвое дороже прежнего, и, чтобы захмелеть, выпить надо втрое больше. Вот что такое, на мой взгляд, скверные времена. Я сейчас, как ни бейся, не могу напиться.

Он зашаркал дальше, а Гарт собрался перейти на другую сторону. Но тут же Эзра обернулся, подмигнул опять и сказал:

– Как говорил старик священник, если долго мучиться, что-нибудь получится. Но, ей-богу, прямо из сил выбьешься.

Церковь стояла на противоположной стороне улицы, фасадом к домам. Квадратная серая башня, старые покосившиеся надгробия во дворе. Сразу за церковью начинался общественный выгон, по одну сторону которого тянулись деревенские дома, а по другую, за оградой, обитал священник. Там же, в маленьких коттеджах, в пору детства Гарта жили доктор Мид и несколько пожилых дам. Доктор Мид уже умер, и в Мидоукрофте наверняка поселился кто-то другой. Гарт задумался, что поделывает Дженис. Забавная маленькая девочка. Ходила за ним по пятам и сидела тихонько, как мышка, когда он ловил рыбу…

Он повернул направо у церкви и вошел во двор, подумав, в какой ужас пришел бы дедушка, увидев сорняки, поросший мхом гравий и не стриженную много лет поросль, заполонившую дорожку. Как нелепо со стороны тети Софи оставаться тут. Если этот дом слишком велик для нового священника, то, несомненно, велик и для нее… но Гарт не мог вообразить тетю Софи где-то в другом месте.

Он вошел с парадного крыльца, как делал всегда, поставил чемодан и бодро позвал:

– Тетя Софи! Я приехал!

Переваливаясь с боку на бок, из гостиной вышла мисс Софи Фелл – полная старая дама в сером платье с цветочным бело-лиловым узором. Несмотря на внушительные размеры, ее голова казалась непропорционально большой. Круглое лицо, похожее на луну, венчала масса белых кудрей, как будто сделанных из хлопка. У тети Софи были круглые розовые щеки, круглые синие глаза, смешной ротик, похожий на розовый бутон, и по меньшей мере три подбородка. Обнимая тетушку, Гарт почувствовал себя мальчиком, приехавшим из школы на каникулы. Они всегда встречались вот так – он целовал тетю Софи в прихожей. Все равно что поцеловать пуховый матрас, от которого пахло лавандой.

А потом вместо дедушкиного голоса из кабинета сквозь открытую дверь гостиной повеяло чужим присутствием мисс Браун, которую Гарт, по ощущениям, узнал бы где угодно. Он запомнил ее голос до мельчайших подробностей. Она появилась – нечто вроде испанского инквизитора в юбке, с впалыми щеками и глубоко сидящими глазами, высокая властная фигура, худая как скелет. Мисс Браун носила простое черное платье, но превосходного покроя. У нее были красивые руки и ноги, под дряблой кожей угадывались изящные черты. Он подумал: «Пожилая Медуза», – и принялся гадать, что вынудило тетю Софи выбрать мисс Браун.

Мисс Фелл немедленно ответила:

– Это моя компаньонка мисс Браун. В прошлом году мы познакомились в той чудесной водолечебнице. Ты знаешь, я вообще не хотела ехать, но милая, милая миссис Голфорд очень настаивала и мы так давно не виделись, потому я решилась. И была вознаграждена. Я не только прекрасно провела время, но и встретила мисс Браун и убедила переехать сюда и составить мне компанию.

Своим низким скорбным контральто мисс Браун отозвалась:

– Мисс Фелл слишком любезна.

Тем же тоном она произнесла, что ужин в половине восьмого, и намекнула, что Гарту, возможно, пора отправиться к себе.

Просто удивительно, как сильно его раздражала необходимость повиноваться постороннему человеку. Тетя Софи прощебетала:

– Займешь свою старую комнату.

Но раздражение осталось – достаточно долго, чтобы Гарт успел устыдиться.

Если бы мисс Фелл не омрачала ужин, Гарт почувствовал бы себя вернувшимся блудным сыном: подали очень вкусный суп, прекрасное рагу, зеленый горошек из собственного сада и кофейное мороженое. Потом тетя прогулялась с ним к цветнику, чтобы похвалиться поздними флоксами и ранними маргаритками. Гарт обрадовался, что тетя Софи наконец в его распоряжении.

– А я и не знал, что мисс Джонсон уехала. Как давно у вас живет мисс Браун?

Тетя просияла.

– С прошлого года, дорогой. А я думала, ты знаешь – ну конечно, я тебе писала. Я была в то время довольно рассеянна, но все обернулось к лучшему, как часто бывает. То есть, конечно, получилось очень грустно, потому что у мисс Джонсон умерла сестра и ей пришлось поехать к зятю вести хозяйство… У него трое детей-подростков, и он просто с ума сходил от горя. Но потом она за него вышла, вот и оказалось, что все к лучшему.

Она вновь заулыбалась.

– А мисс Браун?

– Дорогой мой мальчик, я ведь тебе уже сказала про водолечебницу и мисс Голфорд… там мы и познакомились. У мисс Браун была временная должность, а я убедила ее поехать сюда.

Тетя Софи положила руку на плечо Гарта и доверительно взглянула на него круглыми синими глазами.

– Знаешь, милый, что-то мною управляло. Я страшно скучала и раздумывала, кого бы пригласить к себе. Я предложила Дженис Мид, но, разумеется, молодой девушке это скучно, и я вполне понимаю, отчего она предпочла мистера Мэдока, хотя он и весьма неприятный тип.

Значит, именно Дженис была секретаршей Харша. Вот неожиданная удача. Гарт попытался представить, какой она выросла, но, прежде чем туман в голове успел рассеяться, тетя Софи вновь заговорила про мисс Браун:

– Понимаешь, это просто чудо. У миссис Голфорд есть подруга… ну, не то чтобы близкая, но они очень подружились… потому что провели целый месяц в водолечебнице, до того как я туда приехала. Ее зовут мисс Перри, и она знает всякие занятные штуки… предсказывать будущее на картах, вызывать духов… конечно, страшная чушь, то есть я раньше так считала, но, право же, очень занимательно. Вязать иногда надоедает, а в библиотеки как будто нарочно привозят такие книги, которые никто не станет читать, поэтому мисс Перри оказалась приятным разнообразием…

Гарт мысленно застонал. К чему клонит тетушка и во что она ввязалась?

Мисс Софи похлопала молодого человека по плечу.

– Дорогой мой мальчик, у тебя лицо точь-в-точь как у дедушки. Сомневаюсь, что он бы это одобрил, но все ведь обернулось к лучшему. Когда я познакомилась с мисс Перри, она гадала на кофейных зернах. Она сказала, что я только что пережила серьезную разлуку. Ничего удивительного: разумеется, миссис Голфорд знала, что мисс Джонсон пришлось уехать. Держу пари, она рассказала мисс Перри.

Гарт расхохотался (тетя Софи отличалась проницательностью, которая порой проявлялась весьма неожиданно) и ответил:

– Да уж не сомневаюсь. Ну и что же было потом?

– На следующий вечер мисс Перри достала карты и сказала миссис Голфорд, что вскоре ей предстоит тревога за родственника. Так оно и случилось, потому что у ее двоюродной сестры сын три недели пропадал без вести, но потом нашелся, слава богу.

– Что еще она вам сказала?

– Теперь будет самое чудесное. Она пообещала, что я встречу человека, который перевернет всю мою жизнь. И меньше чем через сутки я познакомилась с мисс Браун.

– Но каким образом? – спросил Гарт.

– Что?

– Каким образом вы познакомились?