Банальное убийство

— Практически почти не знакомы, хотя я зову его Карлом, а он меня Арчи. Вы же знаете, как это бывает. Пару раз мы с ним одновременно проводили уик-энд у мисс Роувен. Но вообще я встречался с ним только тогда, когда бывал у мисс Роувен.

— Знаете ли вы, почему его фамилия с пометкой могла попасть в записную книжку Кеннета Фабера?

— Не знаю и не берусь догадываться.

— Хотите, чтобы я увязал с этим Сюзен Мак-Леод, прежде чем спрошу про нее?

Я ждал этого вопроса, как только услыхал имя Карла Хийдта. Поскольку записная книжка находилась в руках полиции целых четыре часа, им хватало времени на установление всяческих связей. То, что меня не вызвали сразу же в управление, а Кремер сам к нам явился, являлось, конечно, комплиментом, но не столько по моему адресу, сколько Вулфа.

— Не утруждайте себя, инспектор, я сам способен увязать. В первый же раз, когда Кеннет Фабер приехал сюда с кукурузой шесть недель назад, а именно тогда я с ним познакомился, он по собственной инициативе поведал мне, что Сью Мак-Леод уговорила отца предоставить ему работу у себя на ферме. Кеннет был необычайно разговорчив, объяснил, что по профессии он карикатурист, не связанный с определенной редакцией, но на эти заработки не проживешь, ему нужен свежий воздух и солнце, а для мускулов физическая нагрузка. Сью Мак-Леод часто проводил каникулы на отцовской ферме, так что все будет очень мило… Так что теперь спрашивайте меня о Сьюзен Мак-Леод.

Кремер буквально пожирал меня глазами.

— Вас не назовешь тугодумом, Гудвин, не правда ли?

Я подмигнул:

— Я изо всех сил стараюсь шевелить мозгами, инспектор.

— Только не перестарайтесь… Как давно вы стали с ней близки?

Я удивился.

— Ну, слово «близки» можно понимать по-разному. Что именно вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете.

Мои плечи слегка приподнялись:

— Раз вы не желаете уточнять, мне придется догадываться.

Плечи опустились.

— Если вы подразумеваете самое скверное — или самое лучшее, в зависимости от того, как смотреть на это дело, тут прочерк. Я знаком с ней три года, увидел впервые, когда она привезла сюда початки. Вы сами ее видели?

— Да.

— Значит вам известно, как она выглядит. Таким образом, ваши предположения можно посчитать за комплимент. Девушка не из кротких овечек. Возможно, она и хотела бы выглядеть скромницей, но она не может не кокетничать, потому что это у нее в крови. Ведь она не выпросила себе ни глаз, ни голоса, ни фигуры, ими наделила ее природа. Ее речь — нечто особенное, ты не только никогда не знаешь, что она тебе скажет, она сама этого не знает. Однажды вечером я ее поцеловал, поцеловал от всей души, а когда отпустил, она мне и говорит: «Один раз я видела, как лошадь целует корову». Но она очень скверно танцует, а после шоу, матча, какого-нибудь соревнования я люблю часок-другой потанцевать под оркестр. Поэтому в этом году мы с ней редко виделись. Последний раз встретились пару недель назад на какой-то вечеринке. С кем она туда пришла, не знаю, только не со мной. Что касается наших с ней «близких» отношений в том смысле, как это понимаете вы, чего вы ждете? Этого нет, но даже если бы и было, мы-то с вами не настолько близки, чтобы я стал вам про такое трепаться… Что еще?

— Очень многое. Вы устроили ее на работу к этому Карлу Хийдту, вы же нашли ей квартиру всего в шести кварталах отсюда.

Я вскинул голову:

— Кто вам все это наговорил, Карл Хийдт?

— Нет, она сама.

— И она не упоминала имени мисс Хийдт?

— Нет.

— В таком случае честь ей и хвала. Вы накинулись на нее в отношении убийства, а она не пожелала втягивать в эту историю мисс Роувен. Так вот, однажды, это было во второе лето, как Сью стала нам привозить кукурузу, она мне сказала, что хотела бы найти для себя работу в Нью-Йорке, и попросила ей помочь. Поскольку ни один из моих приятелей не смог бы предложить ей ничего подходящего, я посоветовался с мисс Роувен, и та принялась за дело. Начать с того, что она нашла двух порядочных девушек, с которыми Сью сняла одну квартиру на троих не в шести, как вы сказали, а всего лишь в пяти кварталах отсюда. Мисс Роувен заплатила за курс обучения Сью в Мидтаун-студии, позднее Сью с ней за это рассчиталась, и, наконец, рекомендовала Карлу Хийдту испробовать девушку в качестве манекенщицы. Как я слышал, сейчас Сью считается одной из самых популярных манекенщиц в Нью-Йорке, получает по сто долларов в час, но это всего лишь разговоры… Я не видел ее портретов на обложках модных журналов, И я не находил ей ни работы, ни места для жилья. Но я знаю мисс Роувен лучше, чем ее знает Сью, и уверен, что она не рассердится за то, что я назвал ее имя инспектору полиции… Есть еще вопросы?

— Очень много. Когда и как вы узнали, что Кеннет Фабер вытеснил вас и сам занял ваше место при мисс Мак-Леод?

Я буквально подпрыгнул от негодования:

— Чепуха!

И повернулся к Вулфу:

— Ваша честь, я категорически возражаю против данного вопроса на том основании, что он оскорбительный, наглый и внушающий отвращение. Он допекает, что меня можно «вытеснить» даже оттуда, где я никогда не бывал.

— Возражение принято.

Уголки губ Ниро Вулфа слегка приподнялись:

— Вам придется иначе сформулировать свой вопрос, мистер Кремер.

— Черта с два!..

Глаза Кремера были прикованы ко мне.

— Не советую вам запираться, Гудвин. У нас имеется подписанное мисс Мак-Леод заявление… Что произошло между вами и Фабером, когда тот приезжал сюда неделю назад?

— Что произошло? Он передал мне кукурузу.

— Не поясничайте! Мне не до каламбуров… О чем вы говорили?

— Дайте припомнить.

Я сжал губы, изображая глубокое раздумье.

— Раздался звонок, я пошел отворить дверь, увидел Фабера и сказал… Цитирую: «Привет. Как обстоят дела на ферме?» Передавая мне картонку Фабер ответил: «Паршиво, благодарю вас. Жара, к тому же я натер себе волдыри на руках». Я возразил. «Какие могут быть волдыри, если вы прирожденный сельский житель?» Он послал меня к черту и ушел, а я запер дверь.

— И это все?

— Все.

— О'кей.

Кремер поднялся:

— Вы не носите шляпу. Вам достаточно минуты на сборы. Захватите зубную щетку и идемте.

— Послушайте!

Я поднял руку ладонью вверх: это любимый жест Вулфа, когда он говорит о чем-то семейном.

— Я способен махнуть рукой на собственные удобства в случае необходимости, но сейчас этого нет. Время близится к ночи. Если мои показания в чем-то расходятся с заявлением Сью, разумеется, вам желательно поработать со мной до того, как я с ней встречусь. Валяйте, я к вашим услугам. Спрашивайте и уточняйте.

— Даю вам минуту. Собирайтесь.

Я продолжал сидеть.

— Нет, теперь у меня все основания возмущаться, и я возмущаюсь. Вы должны обосновать законность вашего требования.

— Вы воображаете, что я не смогу это сделать?

Во всяком случае мне удалось вывести его равновесия.

— Вы задерживаетесь в качестве основного свидетеля.

Я не спешил.

— У вас, конечно, нет ордера, но я не стану скандалить…

И повернулся к Вулфу:

— Если я вам завтра понадоблюсь, вы можете позвонить Паркеру.

— Позвоню…

Он повернулся:

— Мистер Кремер, зная ваши незаурядные таланты, я частенько поражаюсь вашей самодовольной негибкости. Вы настолько захвачены мыслью о том, как бы вам посильнее зацепить мистера Гудвина на крючке, что полностью игнорировали те важные факты, на которые я обратил ваше внимание.

Он указал пальцем на три кучки початков на письменном столе.

— Кто срезал эти початки, а?

— Это ваша забота, — разъярился Кремер, — меня же заботит нечто куда более серьезное: кто убил Кеннета Фабера. Пошли, Гудвин!

Глава 2

В двадцать минут двенадцатого дня в среду, стоя у обочины Леонард-стрит вместе с Натаниэлем Паркером, я произнес:

— Конечно, в известном смысле это комплимент. В последний раз залог равнялся жалким пяти сотням, а нынче они потребовали две тысячи. Прогресс.

Паркер кивнул:

— Это один путь смотреть на данное дело. Он вообще сначала запросил шесть тысяч, еще с трудом удалось снизить сумму до двух. Вы понимаете, что это значит. Арчи? Они фактически… Ага, вот и машина!

Возле нас остановилось такси.

Уже после того, как мы уселись и я сообщил водителю адрес, Паркер возобновил разговор, предусмотрительно понизив голос.

Просто ничего не скажешь! Вообще-то водители действительно умеют даже лучше прислушиваться к разговорам пассажиров, нежели болтать, а этот мог к тому же казаться осведомителем, подосланным нам сотрудниками окружной прокуратуры. Так что предосторожность Паркера не была излишней.

— Фактически они предполагают, что этого человека могли убить вы. Это очень серьезно, Арчи. Я сказал судье, что сумма залога, затребованного ими, может быть оправдана лишь в том случае, если они располагают достаточными уликами, чтобы предъявить вам обвинение в убийстве, а если так, то вас вообще нельзя освобождать под залог. Судья согласился. В качестве вашего поверенного я должен вам посоветовать быть готовым к такому обороту дела, они способны вас арестовать в любой момент. Мне не понравилась позиция, занятая Мандельбаумом.

Кстати Вулф распорядился отправить на этот раз счет нам, а не ему. Сказал, что это ваша афера, она его не касается… Не беспокойтесь, я многого не потребую.

Я поблагодарил его.

Я уже выяснил что помощник окружного прокурора Мандельбаум, а, возможно, и Кремер тоже, рассматривали меня как реального кандидата в виновники преступления.

Кремер отвез меня к себе в Южный Отдел по убийствам, там, промучившись со мной полчаса, передал лейтенанту Роуклиффу. Тот выдержал беседу со мной почти в течение часа, на этот раз мне не удалось за пятнадцать минут довести его до заикания, но все же он отправил меня в прокуратуру под стражей, где за меня принялся Мандельбаум, явно решивший посвятить этому занятию всю ночь.

Что он и привел в исполнение с помощью двух следователей из прокуратуры. Ему, разумеется, позвонили и Кремер, и Роуклифф, и с самого начала было ясно, что он убежден, что я не только утаиваю сведения, которые могли бы оказаться полезными, дабы избавить себя от лишних хлопот либо кого-то другого от крупных неприятностей. Нет этот тип видел во мне подозреваемого номер один!

Естественно, мне захотелось узнать, откуда такая уверенность, и я затеял с ним своеобразную игру. Я этого не стал делать с Кремером в присутствии Вулфа, потому что тот осрамил бы меня, ну а с Роуклиффом вообще всякие шутки плохи. Этот тугодум и грубиян верит только в силу собственных кулаков. Но с Мандельбаумом стоило попытаться.

Разумеется, вопросы задавал он или же его подручные, но я старался отвечать на них таким образом, чтобы следующий вопрос или ближайшие вопросы подсказали мне что-то полезное. Для этого требуется известная практика, но у меня ее было предостаточно. Нужно добавить, что, задача упрощается, если один человек нажимает на тебя в течение часов, затем его сменяет другой и повторяет все с самого начала, делая акцент на тех же вопросах.

Например, место преступления, аллея и разгрузочная платформа с тыльной стороны ресторана. Поскольку Вулф был «попечителем» в этом ресторане, там не было ничего такого, о чем бы не было известно мне. С боковой улицы до платформы было не более пятнадцати ярдов по узкой аллее, которая через несколько футов упиралась в стену соседнего здания. Ни легковая машина, ни, тем более, грузовая не могли там развернутся, когда привозили в ресторан продукты, и вынуждены были выбираться оттуда, пятясь назад. Зная, как знал об этом я, что где-то после пяти Кеннет Фабер приедет туда с кукурузой, человек мог пристукнуть его без особого риска быть замеченным. К тому же мне было известно, что из кухонного окна ничего не видно, стекла изнутри были окрашены, чтобы парни и девицы не забирались бы на платформу наблюдать за тем, как Лео, раскладывая уток по порциям, подбавлял костей к наиболее мягким частям, а Феликс подмешивал гусиный жир в филе из перепелов.

Помогая допрашивающим зафиксировать в протоколе, что обо всем этом мне было хорошо известно, я уяснил только то, что они не нашли ни одного человека, видевшего хотя бы издали убийцу, когда тот пробирался в аллею или удирал из нее; что Фабер был мертв уже минут пять или десять, когда кто-то вышел из кухни во двор и нашел тело у платформы; что орудием убийства послужил кусок 2-х дюймовой трубки длиной в 16,58 дюйма, с наружной резьбой у одного конца и внутренней у другого, старой и проржавленной. Такую легко скрыть под верхней одеждой. Откуда она взялась, мог выяснить один человек в течение десяти часов или же тысяча человек за десять лет.

Выяснение этих деталей ничего мне не давало, потому что все это непременно будет опубликовано в утренних газетах, но мне все же удалось выудить кое-какие намеки в отношении того, какова точка зрения полиции на меня. Этого в газетах не прочитаешь. К сожалению, всего лишь намеки, не подтвержденные фактами, поэтому я ограничусь описанием того, как обстояли дела, когда утром явился ко мне Паркер.

Мне не разрешили ознакомиться с заявлением Сью, но, очевидно, именно в нем была зарыта собака. Или же девушка что-то наболтала, или же кто-то другой, тот же Карл Хийдт, Питер Джей или Макс Маслов… Мог что-то сказал Дункан Мак-Леод, отец Сью. Последнее не казалось вероятным, но я все же включил его, потому что увидел его. Когда мы с Паркером вышли в приемную, выходя из здания прокуратуры, Мак-Леод сидел там на стуле возле стены, одетый для города, даже с шейным платком. Его сильно загоревшее лицо блестело от пота. Я подошел к нему и пожелал доброго утра, он мрачно ответил, что утро отнюдь не доброе, а очень плохое, день потерян, на ферме никого не осталось.

Конечно, это было неподходящим местом для разговоров с десятками людей, сидевших в ожидании на стульях вдоль стен, но я мог бы хотя бы спросить о том, кто собирал для нас початки последний раз, если бы Мак-Леода не вызвали в кабинет.

Так что когда я вышел на углу из такси и поблагодарил Паркера за то, что он меня подбросил почти до места, пообещал ему позвонить в случае необходимости, затем прошел пешком полквартала по Тридцать пятой улице до нашего особняка, я был даже хуже «оснащен», нежели когда выходил накануне из дому, поскольку мне не удалось ничего путного выяснить, а то, что Паркер окрестил «умеренным» счетом в сочетании с двумя тысячами залога, не было пустяком. Я не мог надеяться отнести расходы на счет Вулфа, поскольку тот никогда не видел ни Кеннета Фабера, ни Сью Мак-Леод, так что, поднимаясь по семи ступенькам нашего крыльца и отпирая двери своим ключом, я решил, что и не стану пытаться.

Ключа оказалось недостаточным: дверь приоткрылась на пару дюймов и все, оказалось, что она заперта на цепочку. Я нажал на кнопку, пришел Фриц и впустил меня в дом.

Еще до того, как он успел раскрыть рот, я понял по выражению его лица, что он не в своей тарелке. Если ты не разбираешься в лицах окружающих тебя близких людей, как ты можешь рассчитывать заметить что-то у посторонних? Переступив через порог, я спросил:

— Доброе утро. Скажи, что случилось?

Фриц запер дверь и воскликнул:

— Ох, Арчи, у тебя кошмарный вид!

— Чувствую я себя еще хуже… Так что…

— Сюда пришла женщина повидаться с тобой. Мисс Сьюзен Мак-Леод. Когда она привозила нам…

— Да-а, знаю. Где она?

— В кабинете.

— А он?

— На кухне.