Сердце помнит

Стаднюк Иван

Сердце помнит

Иван Фотиевич СТАДНЮК

Сердце помнит

Повесть

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

1. ВОСПОМИНАНИЯ ПАВЛА КУДРИНА

2. О ЧЕМ НЕ ЗНАЛ ПАВЕЛ КУДРИН

3. ОПЯТЬ ВОСПОМИНАНИЯ КУДРИНА

4. НА ВАЛЬДЕНШТРАССЕ

5. ДЖЕЙМС ДОЛЛИНГЕР НЕДОВОЛЕН

6. ВСТРЕЧА В ПРИГОРОДЕ

7. ВОСПОМИНАНИЯ ГЕНЕРАЛА РЯБОВА

8. ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ МОНЕТЫ

________________________________________________________________

1. ВОСПОМИНАНИЯ ПАВЛА КУДРИНА

Летом 1945 года младшего лейтенанта Павла Кудрина выписали из госпиталя. С чемоданом в руках он шагал по улицам Москвы, ошеломленный сутолокой, взволнованный необычностью обстановки, хмельной и радостный оттого, что чувствует себя сильным, здоровым и что госпитальная палата с опостылевшим запахом лекарств осталась позади. Пять месяцев он был прикован к койке!.. Ранение, полученное в дни наступления на Висле, оказалось весьма серьезным.

Павла захватил поток людей, устремившихся к входу в метро. Москвичи спешили на работу. В вагоне было тесновато. Кудрина прижали к широкому окну, за которым с шумом неслась стена туннеля. В стекле Павел увидел свое отражение. До сих пор он видел себя только в маленьком зеркальце, когда намыливал щеки перед бритьем, и теперь с неудовольствием отметил, как осунулся и похудел. На бледном лице еще отчетливее выделялись широкие и прямые черные брови, глаза запали глубже, губы казались припухшими.

"На девушку стал похож", - с досадой подумал Павел и отвернулся от окна в смущении: он уловил короткую улыбку молодой белокурой соседки, заметившей, с каким вниманием рассматривал себя Кудрин.

Младший лейтенант ехал в управление кадров за назначением. В душе была тревога. Посчастливится ли вернуться в родную дивизию? Удастся ли побывать в Берлине?

...В управлении Кудрину вручили предписание.

- Езжайте в Потсдам, - сказали. - Если там найдут нужным, пошлют в дивизию, где вы раньше служили.

"Значит, в Берлин, - с облегчением подумал Павел, пряча предписание, - значит, побываю "в гостях" на Вальденштрассе. Эх, найти бы этого Курта!.."

Выйдя на бульвар, Кудрин свернул к свободной скамейке. Сел, закурил папиросу. Затем поставил на колени чемодан, приоткрыл его и с самого дна достал потертый конверт с берлинским адресом. Больше года хранил Павел этот конверт. В нем были письмо и фотография капитана войск СС Курта Бергера. Кудрин скользнул взглядом по вытянутому лицу фашиста и до мельчайших подробностей вспомнил тот страшный день...

Это было весной 1944 года, когда немецко-фашистское верховное командование непрерывно держало свою войсковую и агентурную разведки за горло, требуя от них точных данных: на каком именно фронте и когда советские войска готовят новую наступательную операцию. Гитлеровцы чувствовали, что гром грянет вот-вот. Но где? Где?! Первый Украинский фронт заносит над их головой бронированный кулак или Белорусские фронты? А резервов, особенно танковых, у фашистов было мало. Требовалось держать их именно в том месте, где последует удар.

Фашистская разведка сбилась с ног. Командование требовало от нее добывать пленных советских солдат и офицеров, не считаясь ни с какими своими потерями.

И вот в это самое время старший сержант Павел Кудрин, командир отделения из разведроты Н-ской дивизии 3-го Белорусского фронта, именно того фронта, который одним из первых должен был накинуть фашистам петлю на шею, попал в руки врага.

А случилось все так. Дивизия, в которой служил Павел, занимала оборону в девяти километрах от его родного села Олексина, находившегося по ту сторону фронта. И неудивительно, что именно Павлу Кудрину незадолго до начала наступления, которое готовилось в строжайшей тайне, поручили проникнуть в тыл к фашистам и разведать позиции двух их тяжелых батарей, искусно маневрировавших вдоль линии фронта.

Павел Кудрин был не только одним из храбрейших разведчиков в своей разведроте, где храбрость считалась нормой поведения, но и самым искусным следопытом, хитрым, сообразительным и очень упорным в достижении цели военным специалистом. Не раз ему удавалось выходить победителем из самых невероятных переделок. Последним его нашумевшим подвигом был захват в плен немецкого майора, который оказался начальником инженерной службы дивизии. Этого майора Кудрин вместе с группой разведчиков вывел из вражеского тыла по болотам, считавшимся совершенно непроходимыми.

В очередную разведку вместе с Павлом Кудриным отправлялся его друг рядовой Шестов, человек по натуре замкнутый и угрюмый. Павел уважал Шестова за немногословие и рассудительность: он никогда не торопился высказывать свое мнение, а если говорил, то каждое его слово звучало веско. Когда Шестов был чем-нибудь недоволен, его глаза темнели, над бровями собиралась складка, четче обозначались на коротком носу крапинки веснушек.

К разведке Шестов готовился обстоятельно, тем более что он из-за легкого ранения уже давненько не ходил во вражеский тыл. Вместе с Кудриным Шестов долго сидел над картой, выходил на наблюдательный пункт. Воображение разведчиков рисовало десятки ситуаций, которые могли создаться в тылу врага, и они искали правильные решения, как поступить в том или ином случае. Павел хорошо знал местность, где им предстояло действовать. Ведь родные места! Да и за линию фронта он уже не первый раз ходит на этом участке, используя только ему одному известные волчьи тропы, петляющие в густых зарослях между топкими болотами. Сколько раз он испытал страх перед трясиной, где станешь на кочку ногой и чувствуешь, как погружается она в бездну! Надо делать шаг вперед, но тело обливается холодным потом, а ноги не слушаются. А позади надвигаются товарищи. Им тоже страшно, но они верят Павлу - старожилу этих мест - и, сжав зубы, ловят ногами кочки над болотной пучиной.

Все точно так же повторилось и теперь. Непроходимые болота помогли Кудрину и Шестову оставить линию фронта позади. Затем они ползли по звериной тропе сквозь густой кустарник. Ветки низкорослого орешника, побеги молодого граба, кусты шиповника, опутанные цепкими жилами хмеля, все теснее прижимали разведчиков к сырой, отдававшей плесенью земле, цепляясь за их автоматы, за сумки с гранатами. Лучи солнца не могли пробиться в этот темный, зеленый туннель. Когда овраг кончился, Кудрин и Шестов поднялись на ноги и вошли в лес.

Разведчики, стараясь, чтоб под ногами не треснула сухая ветка, не зашумели кусты, пробирались сквозь заросли кудрявого подлеска. Зеленым паводком он со всех сторон обступал крепкие стволы деревьев.

Шли долго. Тяжелую артиллерию гитлеровцев нужно было разыскивать где-то километрах в семи за линией фронта. Павел всю дорогу молчал и озабоченно осматривал знакомые места. Он по памяти определял, где их путь будет скрещиваться с лесной дорогой или тропой. Там останавливались и прислушивались.

За просекой, перерезавшей лес, Павел начал забирать вправо и незаметно для себя ускорил шаг. Шестов догадался, что Кудрину не терпится хотя бы издали взглянуть на свое село, до которого теперь было рукой подать. Не произнося ни слова, он следовал за Кудриным.

Вдруг Павел остановился и, подняв руку над головой, замер. Разведчики залегли и после короткого наблюдения выяснили, что наткнулись на склад боеприпасов. Вдоль ограды ходили вражеские солдаты с автоматами. За колючей проволокой виднелись штабеля ящиков со снарядами, прикрытые для маскировки ветками деревьев.

Отползли в глубь леса. Кудрин достал карту, отыскал на ней нужный квадрат и там, где был обнаружен артиллерийский склад, синим карандашом поставил птичку.

В этот момент послышался нарастающий шум моторов. По звуку разведчики определили, что идут американские бомбардировщики. Где-то за лесом застучали зенитки, залаяли крупнокалиберные пулеметы. Лес мешал разведчикам увидеть, что делается у них над головой.

Не теряя времени, Кудрин и Шестов обогнули место, где был расположен вражеский склад, и вышли на опушку. Их взорам открылось небо, усеянное белыми облачками от разрывов снарядов. Между этими облачками тянулась полоса черного дыма. Она с каждой секундой удлинялась, выматываясь из-под брюха подбитого самолета, стремительно несшегося к земле. В воздухе болтались три парашютиста. Ветер относил их на лес, значительно левее того места, где, прислонившись к стволам деревьев, стояли Кудрин и Шестов.

Вдруг над их головами со свистом пронеслись пули, а затем послышалась автоматная очередь. Шестов первым увидел, как по направлению к ним бежали человек восемь автоматчиков. Те спешили к месту приземления парашютистов и случайно обнаружили советских разведчиков.

Разведчики залегли и открыли ответный огонь. Гитлеровцы, прячась за деревьями, продолжали стрельбу. Им на помощь торопились еще несколько солдат.

Положение осложнялось. А когда из села вырвалась группа мотоциклистов и устремилась на лесную дорогу, чтобы перехватить пути отхода разведчикам, Шестову и Кудрину стало ясно, что они в ловушке.

- Бежим к складу! - крикнул Кудрин.

Все произошло очень быстро. В лесу они наткнулись на двух вражеских солдат, охранявших подступы к складу. Застрелили их в упор. Затем бросили гранаты в ближайший штабель, а сами прильнули к земле за стволом могучего дуба: они ждали, что снаряды сдетонируют.

Тяжелый удар потряс землю. Но ящики в этом штабеле оказались пустыми. Взрыв гранат разметал их по лесу, свалил в бесформенную пылающую груду. Шестов и Кудрин вскочили на ноги и перебрались через проволочную ограду, порванную осколками. От склада во все стороны убегали гитлеровцы. Казалось, никто не обращал внимания на советских разведчиков, а они, охваченные мыслью взорвать склад, спрыгнули в ровик, снова метнули в штабеля гранаты. И тут обжигающей волной дохнул на них лес, качнулась под ногами земля, что-то тяжелое навалилось на плечи...

2. О ЧЕМ НЕ ЗНАЛ ПАВЕЛ КУДРИН

Полевой госпиталь, с весны обжившийся в белорусской деревеньке Бугры, готовился к страдным дням. Вот-вот начнется наступление наших войск, а это значит - многие сотни раненых... И госпиталь готовился. У каждого врача, медсестры, санитара были свои дела, заботы, и люди в белых халатах непрестанно сновали между домами, в которых размещались отделения госпиталя.

Неразлучные подружки Сима Березина и Ирина Сорока, сдав свою смену, бежали через школьный двор в столовую, как вдруг внимание привлек надсадный металлический гул в вышине. Они сразу насторожились: гул незнакомый. Сима первая разглядела в голубизне июньского неба плывущий к фронту огромный косяк четырехмоторных бомбардировщиков. Рокот моторов усиливался.

Все, кто был на школьном дворе, глядели сейчас в небо. Даже шофер, с утра копавшийся под машиной, вскочил на ноги и поднял вверх лицо.

- Американские? - с любопытством спросила Сима. - А истребители наши! Видишь, как купаются в небе?..

Действительно, это были американские бомбардировщики, летевшие к линии фронта под прикрытием советских истребителей.

- Сквозным полетом идут, - заметила Ирина тоном знатока.

Вчера она читала раненым свежую газету, в которой рассказывалось, что американские бомбардировщики поднимаются с баз Италии или Англии, летят на Румынию и Германию, затем садятся на советской территории. Заправившись горючим и бомбами, самолеты идут в обратный рейс. С наших аэродромов американцев сопровождают советские истребители, а потом их встречают "мустанги" - американские истребители дальнего полета.

Хотя Симе все это было известно, Ирина скороговоркой продолжала объяснять:

- Понимаешь, челночные операции делают. Как челнок у ткацкого станка.

- Да-а-а, - промолвила Сима. - Вот и увидели наконец мы своих союзников. Наверное, на самый Берлин летят...

Ирина не переставала глядеть вслед удаляющимся бомбардировщикам. Потом вдруг спросила:

- Как думаешь, видно им оттуда наше Олексино?

Сима с грустью вздохнула: "Одним бы глазком посмотреть, что делается дома, в родном селе..."

С запада, куда только что ушли самолеты, донеслась яростная дробь пулеметных очередей. Завыли на виражах невидимые истребители.

Где-то далеко в небе начался воздушный бой. Он был скоротечным, и девушки снова направились было к столовой. Но вдруг со стороны синевшего за большаком леса низко над землей показался тяжелый бомбардировщик, похожий на те, которые несколько минут назад проплывали над деревней. Возле бомбардировщика вились два наших "ястребка".

- Неужели "мессеры" подбили? - И девушки, встревоженные, остановились.

Самолет, выпустив шасси, начал снижаться за речушкой Быстрянкой на луг...

Из дверей школы выбежал дежурный по госпиталю - высокий подвижный капитан медицинской службы. Он метнулся по двору, кого-то разыскивая. Увидев девушек, крикнул:

- Березина! Сорока! Захватите санитарные сумки и бегом к машинам! Дежурный махнул рукой в сторону приземлявшегося самолета.

Через минуту на луг умчались две "санитарки" - легкие автобусы с узкими продолговатыми кузовами.

Капитан Гарри Дин - командир экипажа "летающей крепости" - сидел в автобусе на боковой скамейке между Симой Березиной и плечистым пожилым санитаром. Автобус слегка потряхивало, а американец что-то выкрикивал, придерживая правой рукой забинтованную левую руку. Сима, вслушиваясь в незнакомую речь, догадывалась, что капитан ругается, и попыталась успокоить раненого:

- Не волнуйтесь, пожалуйста, вам вредно, - и девушка прикоснулась к его повязке.

- Вредно? Вы говорите, мне вредно волноваться? - с раздражением переспросил Дин.

Услышав от американца русские слова, Сима с удивлением и даже растерянностью посмотрела ему в лицо.

- Вы удивлены? - улыбнулся капитан. - Русский язык я немного знаю. Пять лет изучал, год во Владивостоке жил... Но как не волноваться?! Подбили же меня мои коллеги! Когда ваши истребители дрались с "мессерами", мы, не меняя курса, тоже палили из пулеметов. И какая-то скотина из соседнего бомбардировщика, когда тот сделал крен, не успела убрать руку со спуска пулемета. Влепил мне целую очередь! Один мотор заклинило, приборы в штурманской кабине разбиты, и мне пуля в руку досталась. И еще сесть заставили черт знает где. Мог же я свободно дотянуть до вашего аэродрома! Так нет! Эта жирная свинья приказала мне по радио сесть на луг.

- Кого же вы так величаете? - с любопытством спросил санитар, хранивший до сих пор молчание.

- Есть у нас такая птица в полковничьих погонах. Доллингер - командир авиакрыла.

Капитан Дин не отличался сдержанностью. Высказавшись, он в сердцах отвернулся к окошку, за которым убегала назад покрытая воронками и убранная зеленью русская земля. Капитан постепенно остывал и с любопытством осматривал новый для него ландшафт.

На обочине дороги мелькнул указатель с красным крестом и надписью: "ХППГ". Санитарная машина мчалась в том направлении, куда указывала стрелка.

Въехали в село. На стене соседнего со школой дома углем выведено: "Сортировочное отделение". Здесь машина остановилась.

Сима первой выскочила из автобуса, откинула заднюю ступеньку и подала руку раненому. Капитан Дин прищурился от света, хлынувшего в раскрытые дверцы, и, взяв руку девушки, поставил ногу на ступеньку. Взглянув при свете на Симу, американец на мгновение замер, приятно пораженный миловидным лицом девушки.

- О-о-о! - выдохнул он. - Простите меня ради бога. Ругался я, точно на скотном дворе. В машине не разглядел, что еду в обществе такой прекрасной феи...

- Выходите же! - нетерпеливо прикрикнула Сима, чувствуя, что щеки ее заливает румянец.

- Позвольте, позвольте... - не унимался капитан, - а перевязывали меня тоже вы?

- Ну, я...

Дин схватился здоровой рукой за голову и застонал:

- Какая дубина! Проклятый темперамент! Был зол как дьявол и ничего вокруг не замечал...

Дин ступил на землю, продолжая беззастенчиво рассматривать девушку.

Не выдержав бесстыжего взгляда Дина, Сима повернулась кругом и строго приказала:

- Идите за мной!

Поглядеть на американца сбежались многие сестры, санитарки и санитары. В стороне топтались, перекидываясь словами, выздоравливающие раненые.

Капитан Дин, поспевая за Симой, с улыбкой оглядывался на людей, кивая головой в знак приветствия. Рослый, молодой, красивый, он знал, что производит на всех хорошее впечатление, и чувствовал себя уверенно. На ходу отряхнул здоровой рукой свои длинные на выпуск брюки песочного цвета, поправил кожаную куртку, на спине которой были выстрочены контуры материков Северной и Южной Америки и от рукава к рукаву - огромная надпись: "USA".

В просторной хате, ярко освещенной переносной электролампой, получавшей энергию от трещавшего во дворе школы движка, было людно. Здесь собралась молодежь - медсестры, санитары, врачи. Пришли некоторые ходячие раненые.

Хрипло играл патефон. Девушки танцевали.

Сменили пластинку, и зазвучал гопак. Девушки и ребята, охая и ахая, пристукивали об пол каблуками.

Открылась дверь комнаты, и на пороге появился капитан Дин. Он широко улыбался, щурился от яркого света. В сенях, за спиной Дина, толпились еще четыре американца и среди них уже знакомые Симе сержанты Мэлби и Хатчинс. Мэлби - авиатехник, прилетевший вчера на По-2 к месту аварии "летающей крепости", а Вилли Хатчинс - бортстрелок из экипажа Дина. Все, кроме сержанта Мэлби, были чуть навеселе.

Пляс прервался, шум стих, икнул и умолк патефон. Молодежь с любопытством смотрела на пришедших.

- Принимайте в компанию, - промолвил капитан Дин. - Хотим повеселиться. Мой экипаж в неполном составе...

- Пожалуйста, заходите! - приглашали наперебой.

Гостям освободили лучшие места на скамейке, стоявшей у завешанных одеялами окон.

Американцы вошли в комнату, потоптались у порога, а затем, по русскому обычаю, начали знакомиться, пожимая всем присутствующим руки.

При ярком электрическом свете Сима хорошо рассмотрела молчаливого сержанта Мэлби. Лицо у Мэлби маленькое, кругленькое, щеки обвислые. Глаза так прищурены, что трудно разглядеть их цвет. Брови - маленькие черненькие треугольнички, нос прямой, острый, с широкими ноздрями. Рта почти не видно - он безгубый, точно складочка между обвислыми щеками. А уши! Большие, в синих прожилках. Не будь их, лицо Мэлби было бы похоже на печеную тыкву.

Всеобщее внимание привлек широкоплечий, короткорукий, с простым улыбчивым лицом сержант Хатчинс. Он с интересом оглядывал комнату.

- Впервые в русском доме, - пояснил Дин, заметив, что все наблюдают за сержантом.