— А вам кто, собственно, нужен? — дипломатично уклонился Сидоров от ответа.
— Сидоров мне нужен!
— Уже!!! — Сидоров почувствовал, что паркетный пол под ногами стал зыбким и ненадежным.
— Что, уже? — возмутилась трубка.
— ТОЧКА и ВОЗДЕЙСТВИЕ?
— Вот-вот! — взревела трубка, — воздействие и точка! Это я как профорг заявляю.
— Сидорова нет дома, — вдруг деревянным голосом объявил Сидоров. — С вами говорит электронный секретарь — «Сидоров второй». Вы можете кратко изложить суть вашего дела. Все сказанное вами будет доведено до сведения «Сидорова первого».
— Повторяю специально для Сидоровых! Завтра отчетно-перевыборное собрание. Оно будет бесконечно радо быть, совместно с товарищем Сидоровым, в так называемом Малом конференц-зале, точно в 17 с минутами. В противном случае, я лично, как профорг, оборву уши Сидорову как первому, так и второму.
— Сидоров второй — принял! Сидоров первый будет поставлен в известность. Отбой. Бип! Бип! Бип!…
Сидоров первый, он же второй, продолжал подавать сигнал отбоя даже тогда, когда из трубки стали доноситься естественные гудки.
8. СЛЕЗНЫЙ СКИТАЛЕЦ
— Сидоров, открой!
— Сидоровы умирают, но не сдаются, — автоматически сказал Сидоров.
В дверь ломились, и по-видимому давно, но Сидоров был погружен в себя и подавая сигналы отбоя, как токующий глухарь временно отрешился от этого мира, хотя в Тот, тоже пока не спешил.
— Сидоров, открой! Это я Петухов… Я же слышу как ты там музицируешь!
Сидоров, все еще одеревенелый, прошел к двери, и в квартиру маленьким торнадо влетел большой, но экзотично — экспрессивный Аристарх Петухов, известный как ближайший сподвижник внепроизводственных начинаний комрада Сидорова, а еще более известный, как многострадальный муж-шатун Калерии Петуховой (до замужества — Кобриной).
Ежегодно, ранней весной Аристарх был подвержен легким, даже скорее мимолетным, увлечениям, по типу острой респираторной инфекции (см. ОРЗ), потенциально-альтернативными кандидатурами на место монопольно узурпированное мадам Петуховой. За что и был неоднократно публично бит лично (можно было сказать — собственноручно, но, к сожалению, это не совсем адекватно отражает действительность) К. Петуховой, которая имела склонность появляться в самый неподходящий момент в самом неожиданном месте и как всякая правящая верхушка — не желающая сдавать позиции без боя, ближнего (по лицу) или дальнего (с метанием отдельных предметов домашней утвари в предполагаемые слабые места противника).
Результатом всех этих пертурбаций — была шумная, но амбивалентная слава Аристарха, с одной стороны — как бонвивана и Казановы, а с другой как великомученика, но паразита. Что однако не мешало Аристарху с тайной мужской гордостью носить фамилию — Петухов, а после очередного мимолетного увлечения с последующей сатисфакцией со стороны законно оккупировавшей пост официальной дамы сердца — мадам Петуховой, плакаться на судьбу и непонимание его сложной противоречивой натуры. Что в свою очередь закрепило за Аристархом рабочий псевдоним — Слезный Скиталец, навеянный по-видимому флером романтики звездных дорог и таинством Искупления Греха.
— Слушай, Сидоров, а ты часом не того… ну как в песне поется: «вагончик тронется, вагончик тронется… а ты останешься? — заботливо поинтересовался Слезный Скиталец, когда Сидоров обрисовав картину в общих чертах, наполовину скрылся в холодильнике.
— Ты только не обижайся, с каждым может случиться. Вот я, например…
Сидоров вынырнул из холодильника с видом самодержца: в одной руке сжимая бутылку пива, а в другой очередной кусок черного картона.
Черную метку Сидоров протянул Петухову, а пиво с отсутствующим видом открыл и выпил сам — все и залпом.
На черном прямоугольнике алым пламенели буквы:
ПОСЛЕДНЕЕ УВЕДОМЛЕНИЕ КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА
Но Петухова больше потрясло то, что Сидоров, впервые за их многолетнюю дружбу все пиво «выдул» сам, это говорило о многом.
— Это экспансия! — объявил обреченно Сидоров. — Галактическая экспансия. В начале отловят всех Сидоровых, а потом…
— Я знаю, что тебе надо, — решительно перебил Слезный Скиталец, мучительно сглатывая пересохшим горлом. — Пошли… пока не отловили.
9. КАМО ГРЯДЕШИ
Сидоров пал духом. Он тащился следом за Слезным Скитальцем, который рысью несся вперед, напоминая античного героя алкающего свершить подвиг, любой, даже самый захудалый.
— Поздно, — скулил морально раздавленный Сидоров, — поздно… Точка.
С трудом переставляя ватные ноги, Сидоров запутался в них окончательно и рухнул, в счастливо подвернувшуюся единственную, наверное во всем городе, лужу.
— Ах, оставь! — мрачно объявил Сидоров кипучему Петухову, попытавшемуся извлечь Преждевременно Павшего из лужи. — Свиньей жил свиньей и помру…
— Самокритикой сейчас никого не удивишь, — философски возразил Слезный Скиталец, придавая телу Сидорова менее экзотическое положение.
Сидоров встал, опершись локтями на плечи Петухова и заглянул своей импровизированной подпорке в глаза. Аристарх невольно поежился. Сидоров полусогнутым пальцем постучал по Петуховскому лбу и печально изрек:
— Бедный Йорик…
— Сам ты — бедный! — обиделся Петухов и чуть не уронил Сидорова вторично.
— Во, нализались! — восхищенно констатировал пробегавший мимо мужчина, на лице которого лежала неизгладимая печать, что ему это чувство тоже знакомо: очень близко и неоднократно.
— Идем! — вдруг взревел Сидоров и рванул Петухова за лацканы пиджака, да так, что едва не вытряхнул из него хозяина. Приятели, с остервенением слившись в дружеских объятиях, двинулись по пустынной в столь поздний час улице.
Дом в который привел Слезный Скиталец своего, с изрядно подмоченной и не только репутацией, приятеля Сидорова — Падшего, но Восставшего (Жизнь полна парадоксов: не далее как вчера Сидоров еще твердо был уверен, что Сидоровы на дороге не валяются!), мало чем отличался от Сидоровской обители. Разве что в подъезде горело еще меньше ламп, да под стенной живописью было почти невозможно угадать цвет первоначального покрытия. Теперь оно было, в некотором смысле, матовым.
В темноте Аристарх с Сидоровым добрались до третьего этажа, и Сидоров услышал как Слезный Скиталец интенсивно скребется в чью-то дверь.
Дверь гостеприимно распахнулась, и в нос ударила упругая волна запахов. Похоже где-то горела ветошь, причем хорошо просмоленная, так сказать, ароматизированная и соусированная.
В слабо освещенном дверном проеме, вслед за запахом, возникла фигура замотанная в дефицитную махровую простынь.
— Камо грядеши? — подозрительно спросила фигура.
— Сидор Абдулаевич дома? — не растерялся находчивый Аристарх.
— Частично.
— Как это? — удивился простодушный Сидоров, до сих пор окончательно не растративший свое неуемное простодушие.
— Гуру погружен в медитацию. Его астральное тело находится в созвездии Гончих Псов, а вульгарно-физическое, вон — в углу.
Фигура сделала шаг в сторону, и Сидоров, действительно, смог разглядеть грузное тело, непринужденно прикорнувшее на детском матрасике, в углу пустой комнаты. Впрочем, комната была не совсем пустой: кроме Гуру, там же находилась пара, но не столь импозантных, особей, в противоположном от Гуру углу, выстроилось некоторое количество (словно славные античные воины теснящиеся в боевом каре) специфических сосудов (среди которых были не только пустые), а по середине стоял небольшой медный тазик, в котором что-то горело, оттуда, собственно, и проистекали: скудный свет и обильные запахи.
Сидоров решительно двинулся вперед, ориентируясь в основном на запах. Преданный Аристарх поспешил следом.
— Обувь снимайте, — проворчала фигура в простыне, — а то ходят тут всякие, подтирай за ними…
Сидоров вернулся и снял ботинки, немного подумал и снял носки. Гулко шлепая босыми ногами, Сидоров прошествовал, благополучно минуя благоухающий тазик, к матрасику на котором расположился неприхотливый Гуру.
10. ИЛЛЮЗИЯ
Гуру приоткрыл один глаз и спросил:
— Ты кто?
— Сидоров, — подумав, ответил Сидоров.
— Сидор Сидорову — lupus est!
— Не съест! — заартачился Сидоров.
— Его пришельцы донимают, — вмешался Слезный Скиталец.
— Зелененькие? — заинтересовался Гуру и даже с видимым усилием открыл второй глаз, а первый скосил на пустую посуду в углу, стыдливо полуприкрытую прошлогодней прессой.
— Почему зелененькие? — обиделся за своих пришельцев Сидоров и помолчав привел неоспоримый аргумент, — они письма пишут! (Должный, по-видимому, свидетельствовать в защиту предполагаемого окраса гипотетических пришельцев) И грозят воздействием!
— Сидор Абдулаич, — встрял опять неистощимый Петухов, — вы бы замолвили словечко, где-нибудь ТАМ!
Аристарх воздел указующий перст к потолку и, пока заинтересованный Гуру зрил по направлению, заданному Петуховским пальцем, уточнил:
— В созвездии Беглых Псов.
— Гончих, — автоматически поправил Гуру.
— Ну да — Гончих. Это у меня так… свободные ассоциации, — извинился муж-шатун, он же Слезный Скиталец, а по паспорту Петухов Аристарх Варфоломеевич. (Небезынтересно будет узнать, что папа Аристарха Варфоломей Изидович Петухов (в девичестве — Ковбасюк), до недавнего времени упорно скрывавший свое истинное социальное происхождение под маской скромного пролетария умственного труда (инженер-ассенизатор), нынче оказался побочным отпрыском на ветви некогда развесистого генеалогического (не путать!) древа древнего боярского рода Ковбасюков, основательно подувявшего, но корнями уходящего в необозримо жуткую глубь веков. Аристарх сим фактом гордился, даже не взирая на то, что не имея детей, был на этом древе, так сказать, последним сучком.) Гуру вновь впал в транс, по-видимому пытаясь наладить связь с блудным астральным телом. Осязаемая же часть Сидора Абдулаевича, в отсутствии духовного компонента, бесстыдно отдалась в объятия Морфея (но не морфия, боже упаси!), аппетитно всхрапывая во сне, как норовистый жеребец, почуявший, что сейчас его будут запрягать.
Сидоров от нахлынувших душевных катаклизмов и экзотических обонятельных раздражителей доходивших временами от медного тазика, тоже был близок к тому что его взбунтовавшееся астральное тело в любой миг могло оставить бренную оболочку и отправиться по стопам духовной составляющей кемарившего Сидора Абдулаевича, если и не в район созвездия Гончих (или Беглых?) Псов, то хотя бы прочь от благоухающего тазика. Альберт, как натура то ли более тривиальная то ли более цельная, никаких-таких особенных ощущений не ощущал (или, если вам так больше нравиться, не испытывал, так сказать), а просто чихнул и разрушил очарование…
Гуру открыл глаза и, окинув проницательным взором Сидорова, настойчиво поинтересовался:
— Ты кто?
— Я — Сидоров, — ответил Сидоров, но уже без прежней уверенности.
— Это Иллюзия! — заверил его Гуру и безапелляционно объявил: — Я избавлю тебя от иллюзий!
— А пришельцы? — растерянно спросил Сидоров, внезапно утративший логическую нить ученой беседы.
— И это — Иллюзия. Лишь Совершенный может представлять интерес для иной цивилизации (конечно, если она — цивилизация, достаточно развита). Ты Совершенный?
— Не-ет… — честно признался несовершенный Сидоров.
— Но Уведомления… — попытался вступиться за друга Слезный Скиталец, простивший Сидорову даже монопольно выпитое пиво.
— И это — Иллюзия! Я и тебя избавлю от Иллюзий! — радостно сообщил Гуру и три раза хлопнул в ладони.
11. ТИБЕТСКАЯ МЕДИЦИНА
На зов Совершенного тут же всей душой откликнулся индивид в простыне. Он восстал тенью из мрака и навис за спинами Петухова и Сидорова словно кариатида или даже целый атлант добровольно взгромоздивший всю тяжесть земной тверди на свои мозолистые плечи. В его руках зловеще поблескивала в отсветах скудного пламени импортная бутыль из-под коньяка «Наполеон», крест-накрест оклеенная бумажными полосками, на которых крупными но уже отечественными буквами было написано:
и помельче, опять же, импортными:
Тут надо заметить, что Сидор Абдулаевич не был ординарным проходимцем или неординарным прохвостом. Как раз наоборот! Сидор Абдулаевич, имея за плечами необременительный груз высшего образования, по специальности был инженером-химиком, а по призванию тяготел к роду деятельности на духовном, так сказать, поприще. Этот явный дисбаланс толкал Сидора Абдулаевича на экзотические и, я бы сказал, экстравагантные (столь не любимые просто Сидоровым) поступки, заставляя его (т. е. Сидора Абдулаевича) то изливаться печатным словом, возводя очередной храм философско-социальной мысли, собственноручно печатая его затем на машинке, чтобы донести до жаждущих грядущих поколений, то ввергал Сидора Абдулаевича в пучину таких авантюр, что иногда, когда удавалось наконец из их объятий вынырнуть Сидор Абдулаевич — сам порой ужасался. Чего стоила, например, леденящая душу история, когда Сидор Абдулаевич в порыве безотчетного оптимизма решил нести морально-этические нормы в слои, где градация духовных ценностей оказалась неадекватна тем принципам, что исповедовал Сидор Абдулаевич. В результате Сидор Абдулаевич был отторгнут средой и даже несколько поспешно был вынужден сменить дислокацию, под аккомпанемент дружественных пожеланий среды:
— Вали, вали отседова! Сам гад нализался, а нам тут лапшу на уши вешает…
Перепробовав ряд начинаний Сидор Абдулаевич остановил свой выбор на Тибетской медицине и вообще на нетрадиционных методах медицины, вольно трактуя как сами методы, так и саму медицину. Но свято веруя при этом, что столь своеобразная деятельность, отпочковавшаяся от основной специальности, не диссонирует, не идет вразрез с ней, а дополняет и исключительно способствует. Что в общем-то можно было принять как рабочую гипотезу, учитывая что Сидор Абдулаевич принадлежал к аморфному семейству инженеров, включающему как подвид и инженеров человеческих душ, и инженеров более локальной направленности (вспомните хотя бы папу Аристарха — Варфоломея Изидовича Петухова-Ковбасюка), то бишь инженеров-ассенизаторов, а так же всю промежуточную палитру. При чем, в силу загадочной нестабильности, субъект изначально классифицируемый, как некий подвид, например: инженер по технике безопасности, вдруг начинал совершать недетерминированные миграции и с равной вероятностью мог оказаться в любом из подвидов вплоть до самых полярных, что при неизменной зарплате, хотя и не подымало престиж, но создавало иллюзию сопричастности и уникально широкий кругозор при обескураживающей ограниченности вглубь.
И что самое странное, функционировал Сидор Абдулаевич почти бескорыстно (благо среда выбранная для этого необычного социального эксперимента, состоящая из тех же инженеров и младшего научного потенциала, помогала эту возможность счастливо воплощать и перевоплощать. Со временем не традиционные методы сформировались в ортодоксальное учение, захлестнувшее своего создателя, изваяв нечто новое в душе Сидора Абдулаевича, трансформировав его из простого (ординарного, вульгарного, затрапезного и т. д.) инженера в Гуру.
Но вернемся к нашим, так сказать, Сидоровым…
Гуру доверительно заглянул в глаза, сначала Сидорову, потом Аристарху:
— Судя по лицам, вы оба типичные лунарии (не путать с лупанарием). Те, чей лик и гороскоп отмечены знаком луны, обременены излишними иллюзиями: я лишу вас иллюзий… Это настойка на помете половозрелых яков. Отличное средство от гастрита, колита, старческого маразма, неразделенной любви, мании преследования, сглаза и пришельцев из космоса. Запатентовано во многих развитых странах и даже в некоторых недоразвитых… Втирать на ночь в ягодичные мышцы, а можно капать натощак в левую ноздрю, но это в экстренных и особо тяжелых случаях.
Гуру вытащил пробку из посудины, потянул носом воздух, но стремительно отпрянул и поспешно водворил пробку на место.
12. ЛИЦОМ ПЕРЕД ВЕЧНОСТЬЮ (или: ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЕЧНОСТИ)
— У меня нет денег — шепнул обеспокоенный Сидоров в оттопыренное ухо Слезного Скитальца, между тем как Гуру приветливо «сделал ручкой», давая понять, что выход находится там же где и вход. У двери уже ждал тип в простыне с медным тазиком в руках. В тазике словно причудливые насекомые «копошились» мятые трешки, рубли и пятерки.
«Не из их ли «тел», благоухающий «светоч»? — мелькнула крамольная мысль в голове неискушенного Сидорова.
Аристарх торжественно выудив из недр нового финского (и где только люди достают?) костюма — тройки столь же новую десятку (и где только люди… ах да, это я уже спрашивал) и объявил:
— Подкожные Калерия не сном, не духом… С получки отдашь!
И пока Сидоров, сраженный широтой участия в его незавидной судьбе, словно свежемороженая рыба, отловленная и разделанная лихими ребятами из Азовско-Черноморского пароходства (Азчеррыба), безмолвно стоял, выпучив глаза и раскрыв рот, Слезный Скиталец жестом завсегдатая ресторана где обслуживают только интуристов, опустил десятку в тазик и спокойно распахнул дверь ведущую на лестничную площадку…
То что Аристарха Варфоломеевича там ожидало произвело на него такое впечатление, будто он увидел как диктор центрального телевидения, вдруг, посреди передачи — встал, повернулся к зрителям тылом и, так сказать, его обнажил.
— Ккк… аа… лерр… Лерррочка, я так рад тебя видеть… — радостно проблеял Слезный Скиталец.
— Так говоришь подкожные? — задумчиво сказали снаружи и из тьмы вынырнула изящная женская ручка, небрежно удалившая Петухова от спасительных пенат, принадлежащих апостолу нетрадиционных методов в медицине.
— Женись! И любые пришельцы будут тебе не страшны! — успел пискнуть муж-шатун, и дверь стремительно захлопнулась.
Сидоров с бутылью из-под «Наполеона» и тип в простыне, не выпускающий из рук медный тазик синхронно прильнули, каждый своим левым ухом к двери… Из-за двери доносился оживленный диалог двух любящих сердец:
— Так говоришь подкожные! А вот мы сейчас проверим не завалилось ли там еще чего-нибудь…