— Я не претендую на то, чтобы понять, в чем смысл этого балагана. Но наши служебные обязанности я знаю наизусть. И одна из них — обеспечить порядок в городе при массовом скоплении людей. Пусть стрелки приготовят луки. Стрелять по команде, залпом. Если удастся обойтись малой кровью — замечательно, не удастся — что ж, придется пролить большую. Но с этим «пророком» надо кончать в любом случае.
Ортед Ак-Седди снова поднял руки, призывая площадь к молчанию:
— Сатаки приказывает мне сказать вам, что весь мир должен будет присягнуть ему на верность у его черного алтаря. Близится день решающей победы. Дети Тьмы должны разбить и уничтожить детей Света, как боги Тьмы и Хаоса уничтожают сейчас богов Света и Порядка. Такова воля Сатаки: каждый человек должен выбрать — Сатаки или смерть! Каждому, кто чтит его имя, Сатаки обещает богатства и удовольствия этого мира и вечное величие в бессчетных веках грядущей Эры Тьмы! Для всех тех, кто откажется поклоняться ему, Сатаки оставляет лишь одно — смерть, смерть в рушащемся мире. Их души будут принесены в жертву Сатаки, их богатства будут распределены поровну между его последователями. Восторжествует единственный закон: служи Сатаки и делай все, что захочешь! Единственной истиной будет: служи Сатаки или умри!
Над площадью словно разразилась буря. Люди истерически кричали, размахивали руками, визжали. События явно выходили из-под контроля. Фордэйр уже распрощался с надеждой тихо и незаметно арестовать Ортеда, подстрекающего толпу к беспорядкам. Прозвучала отрывистая команда, и три десятка стрелков натянули луки.
Рой стрел одновременно метнулся в сторону помоста. Раздались крики и стоны тех, кто оказался случайной жертвой. Больше полудюжины стрел попало в цель. Ортед покачнулся от сильного удара, когда стальные наконечники, наткнувшись на препятствие, упали к его ногам, не причинив ему никакого вреда.
— У него под одеждой, должно быть, отличная кольчуга, — сквозь зубы пробормотал Ачара.
— Решили расправиться со мной? Глупцы! — зашелся в хохоте Пророк; разорвав на груди рубашку, он продемонстрировал под тканью голую кожу. — Сталь бессильна против плоти, к которой прикоснулся Сатаки!
Ортед Ак-Седди был без кольчуги или доспехов. Ни единого шрама — свежего или старого — не было видно на его груди или животе.
— Колдовство! — выдохнул Ачара. — Самая острая сталь отступает перед заклинаниями колдунов.
— Сейчас все выясним! — рассвирепел Фордэйр. — Приготовиться к атаке!
Солдаты, видя результат залпа стрелков, явно колебались. Торжествующий вопль Ортеда перекрыл рев толпы:
— Видите? Видите, как Сатаки защищает своего Пророка?! Так он защитит каждого, кто будет служить ему. Выбирайте же, выбирайте прямо сейчас: Сатаки или смерть! Будете ли вы служить Сатаки?
— Да! Сатаки! — взревела толпа.
— Сатаки! — вновь прокричал Пророк.
— Сатаки! — Крики перешли в неистовую бурю.
— Тогда — смерть неверным! — Ортед вскинул руку, указывая на шеренгу стрелков. — Смерть!
— Смерть! — громогласным эхом повторила толпа. "Отступать было поздно. Пятясь, стрелки успели сделать еще по одному выстрелу. Почти каждая стрела нашла в бушующей толпе свою жертву, а в ответ полетел град булыжников, толпа бросилась вперед и вмиг растоптала и растерзала солдат.
Круша прилавки и павильоны, хватая все, что попадется под руку, толпа бросилась навстречу второй цепи стражников. Выхватывая длинную изогнутую саблю из ножен, лейтенант Ачара спросил своего командира:
— Может, прорвемся сквозь толпу к зачинщикам?
Меньше сотни всадников против многотысячной… нет, не армии, обезумевшей орды. В другое время Фордэйр счел бы шансы благоприятными для себя. Но сегодня?
— Сабли наголо! — скомандовал он. — Клином — вперед! Расчленить толпу и очистить площадь!
Стражники пустили коней медленным шагом навстречу мятежникам. Перекошенные лица, орущие глотки. Закатное солнце играло на клинках и шлемах всадников.
— Разойдись! — время от времени кричали капралы. — Разойдись! Очистить площадь!
Толпа остановилась и попятилась, явно опасаясь вступать в открытый бой с кавалерией. Самые малодушные шмыгнули в боковые переулки, спасаясь от стальных клинков и тяжелых копыт.
В этот момент раздалась команда:
— За Сатаки! За Сатаки — вперед! Смерть неверным!
— Вперед! — эхом повторила толпа, срываясь с места. — Смерть!
В солдат полетели камни и палки, ножи, кинжалы и палаши сверкнули в руках горожан.
— Вперед! — скомандовал Фордэйр.
Сабли с размаху опустились на головы стоявших в первых рядах. Копыта опустились на корчащиеся тела. Толпа попятилась, расступаясь перед строем всадников, но задние ряды продолжали напирать на передние, принуждая их валиться под копыта наступающей конницы. Слишком плотно сбилась толпа, не давая никому возможности убежать и не оставляя солдатам пространства для маневра.
Стражники как заведенные поднимали и опускали сабли. Люди гибли десятками, сотнями, но их безумные атаки не пропадали даром. То тут, то там падал раненный в ноги конь, обрекая своего седока на верную смерть в кровавом месиве. Строй рассыпался, разбился на несколько изолированных групп, переходящих к круговой обороне. Словно скорпионы, попавшие в гущу муравьев, солдаты разили наседавшего противника, не считавшегося с потерями. Время работало на тех, за кем был численный перевес.
В разгар этой бойни, когда часть толпы принялась громить ювелирные лавки, предпочитая увернуться от острой стали сабель, оставшиеся в живых израненные, изможденные солдаты сбились в одну группу и перестроились. Их оставалось не больше двух десятков. Вокруг бушевало враждебное, опьяненное кровью людское море.
Лейтенант Ачара, размазывая по лицу кровь, текущую из раны на голове, хрипло спросил:
— Капитан, что скажете: пробьемся?
Фордэйр оглядел запруженные людьми улицы, где уже вовсю шел грабеж магазинов и павильонов, опустил глаза на жаждущую крови толпу на площади и вздохнул. Почему-то больше всего сейчас ему было жалко не выпитого за ужином эля.
— Не думаю, что нам удастся выбраться отсюда, — произнес он. — Для любого воина однажды настает момент, когда нужно достойно погибнуть. По-моему, этот момент настал и для нас.
II. ЧЕЛОВЕК, БОЯВШИЙСЯ ТЕНЕЙ
Невысокий худощавый человек с бегающими глазками проскользнул в открытую дверь «Красного Конька» — одного из бесчисленных постоялых дворов Сандотнери. Человек тотчас же обернулся и опасливо оглядел улицу, оставшуюся за спиной. По ней шли люди, которым совершенно не было дела до воровато озиравшегося чужеземца. Столь же внимательно оглядев публику, коротающую жаркие часы в общем зале трактира, человек вопросительно взглянул на стоявшего за стойкой хозяина. Тот сделал головой какое-то движение, которое незнакомец воспринял как успокаивающий знак. Вздохнув, он еще раз обвел взглядом посетителей трактира и, прошмыгнув вдоль стены, скрылся за дверью, которая вела к лестнице на второй этаж.
— Этот парень, похоже, шарахается от собственной тени, — заметил один из посетителей, сидевший у стойки.
Трактирщик многозначительно кивнул:
— Так и есть.
— В смысле?
Трактирщик пожал плечами и занялся протиркой стаканов. «Красный Конек» был не из тех мест, где обслуживающий персонал спешил поведать о секретах постояльцев каждому встречному. И все же…
— Он боится собственной тени. Запирается на все замки, как только солнце начинает клониться к западу, и сидит в комнате до полудня. И всю ночь напролет жжет свечи — штук по пятьдесят за ночь. Уж я-то знаю — он ведь их у меня покупает.
— Всю ночь сидит при свете?
— Ну да. Судя по количеству, зажигает сразу дюжину-полторы, расставляя вокруг кровати. Да, и еще три масляные лампы. Только бы не спалил дом. Но я терплю, потому что платит он отменно.
— Так чего он боится-то?
— Теней.
— Теней?
— Он сам признался в этом, правда, когда был в стельку пьян и спустился ко мне, чтобы добавить.
— Но ведь тень и возникает от света?
— Нет, дело в другом. При свете ты можешь видеть, что тени замышляют. Вот оно как. — Трактирщик многозначительно покрутил пальцем у виска.
— Видал я таких! — громко заявил другой посетитель. — За одними кто-то гонится, на других чертики прыгают. Это все от неумеренности. Либо обкуривается твой постоялец, либо этим делом злоупотребляет. — И посетитель залпом выдул полкружки крепкого эля.
— Иногда преследователи бывают вполне реальными, — негромко сказал одетый в черное человек, который подошел к стойке никем не замеченный.
Испуганный человек, доставая из-за пазухи бронзовый ключ, спешно прошмыгнул по коридору. «Красный Конек» был одним из немногих постоялых дворов в этом квартале города, предлагавших своим клиентам комнаты с настоящими замками. Эта услуга стоила дополнительных денег, но среди постояльцев находились такие, кто не скупился на подобные расходы. По крайней мере замок позволял чувствовать себя в безопасности: жилье хоть временное, зато свое.
Проскользнув в дверь и заперев замок на два оборота, испуганный человек обернулся и вместо вздоха облегчения издал сдавленный звук, выражающий не что иное, как безумный страх. В комнате сидел человек, явно ожидавший его.
Внешность посетителя доверия не вызывала: здоровенный как бык, высокий, излучающий непомерную силу, он был похож на огромную гориллу, одетую в кожаные штаны и куртку без рукавов. Рыжие волосы и борода обрамляли лицо, вовсе не вязавшееся со всей фигурой незнакомца: лицо человека, одаренного бесспорным природным умом. Пересекающиеся на его груди широкие ремни поддерживали за спиной карсультьяльский меч, рукоятка которого выглядывала из-за правого плеча могучего воина. В голубых глазах застыло обещание устроить кровавую баню тому, кто заставит его левую руку подняться к правому плечу и взяться за оружие.
И все же, уяснив, кем именно является посетитель столь устрашающего вида, маленький человечек вздохнул с облегчением:
— Кейн, это ты!
Гость удивленно приподнял брови:
— Что с тобой, Таппер? Ты выглядишь как кот, забравшийся в мясную лавку и ждущий там хозяина. Что, прокололся где-нибудь?
Таппер покачал головой:
— Нет, Кейн, все в порядке.
— Я нанял тебя, потому что получил сведения о тебе как о человеке с головой и со стальными нервами. А ты похож на готового расколоться новичка. Вот-вот забьешься в истерике.
— Да, Кейн, ты прав. Но к нашему делу это не имеет отношения. Это другое…
— И что же? Я и без того немало рискую, доверяя дело человеку, не отвечающему за себя.
Таппер нервно кивнул, облизывая губы. Не настало ли время снова бежать? Добраться бы только до побережья.
— Да со мной все в порядке, Кейн, — пробормотал он. — Просто представь себе сам, чего стоило вырваться из Шапели. Сатакийцы повсюду, никто не в силах противостоять им… Ужас! Я смотал удочки из Ингольди за пару часов до того, как они растерзали стражу и разграбили город. Смылся из Брандиса в ту ночь, когда они окружили его и, взяв штурмом, сожгли. Я едва выкрутился во время погрома в Эмпеоласе, нацепив повязку сатакийца и присоединившись к мародерам. Довелось мне видеть и то, что осталось от наемников генерала Камделлера уже почти на границе. У этого Пророка десятки, если не сотни тысяч последователей, готовых сражаться под его знаменами, понимаешь, Кейн? Когда предлагается выбор между смертью в огне и возможностью присоединиться к погромщикам, люди не нуждаются даже в высокопарных лекциях этого Пророка, чтобы выступить вместе с ним. Всякую чушь про новую эру и вечную жизнь они вбивают себе в головы уже потом…
— Между лесами Шапели и Сандотнери — сотни миль саванны, — сухо напомнил Тапперу Кейн. — Не думаю, чтобы Ортед Ак-Седди стал искать тебя здесь.
Таппер вздрогнул и посмотрел, не шутит ли его гость. Судя по всему, хотя весть о том, что именно Таппер предал Ортеда, еще и не стала всеобщим достоянием здесь, на юге, Кейн был неплохо осведомлен обо всем.
Перепуганный шпион застонал, вспомнив недели отчаянного бегства. Черные щупальца Сатаки расползлись широко. Вновь и вновь орды Пророка врывались в города и селения, где Таппер ожидал найти убежище. Но самое страшное было даже не в этом… Ночи! То, что происходило по ночам…
Деньги, полученные за измену, таяли на глазах. Спешное бегство требовало немалых расходов. Таппер был вынужден задержаться в Южных Королевствах, куда еще не докатился Поход Черного Креста. Здесь, в этих краях, шпион и наемный убийца такой квалификации, как Таппер, мог легко найти себе подходящую работенку, чтобы перехватить деньжат на поездку к побережью и на то, чтобы переправиться на Южный Континент и забраться как можно дальше.
В те годы Южные Королевства представляли собой куда более весомое географическое образование, чем ныне. К югу от джунглей Шапели Великий Северный Континент уходил на запад широкой полосой саванн, резко обрывавшихся на юге побережьем Внутреннего Моря, а на западе переходивших в Южные Пустыни. На востоке поросшие травой равнины упирались в Альтанстандские горы, за которыми континент тянулся еще на четыре тысячи миль, омываемый с севера Великим Ледовитым океаном. Много веков назад Хальброс-Серрантоний попытался объединить под своей властью эту часть континента, но теперь империя Серрантониев распалась, а государства, возникшие на ее территории, медленно умирали. Кроме этой, была и еще одна попытка наложить руку на весь Северный Континент — страшная война между Амертири и Карсультьялом, случившаяся еще на заре человеческой истории.
Число Южных Королевств постоянно менялось примерно от пяти десятков до сотни благодаря бесчисленным династическим бракам, междоусобным войнам, интригам и временным союзам. В общем, карта этих двух с половиной тысяч миль опаляемого солнцем вельда постоянно перекраивалась. Внутриполитическая борьба не прекращалась ни на минуту. Такой человек, как Таппер, мог заработать здесь за одну ночь целое состояние. Впрочем, погибнуть ни за грош тоже труда не составляло.
Таппер еще раз беспокойно поглядел на своего посетителя. Приходилось мириться с определенным риском. Таково уж свойство некоторых способов заработать себе на жизнь. Да и разве идут в сравнение с настоящим ужасом опасности, подстерегающие тайного агента, участвующего в дворцовых интригах?
Глянув на закрытое окно, от которого до земли было пятнадцать футов отвесной голой стены, Таппер поинтересовался у Кейна:
— Как ты сюда попал?
— Как надо, так и попал.
Полезной информации в таком ответе не было вовсе, и Таппер, вздохнув, стал зажигать одну за другой свечи, расставляя их в глиняных плошках вокруг кровати. Масляные лампы он оставлял зажженными, даже когда уходил.
— Не любишь ты темноту, — саркастически заметил Кейн.
— Не темноту. Нет, дело в другом. Я не люблю теней.
— Шпион, боящийся темноты или теней, — фыркнул Кейн. — Сдается мне, что я ошибся, доверив тебе свое дело.
— Да все нормально, Кейн, я же тебе говорю, — взмолился Таппер. — Все, что ты просил, я сделал.
— Неужели? Ну-ка выкладывай. Посмотрим, какой от тебя толк.
— Золото принес?
— А как же. Уговор есть уговор. Я предупредил, что за точные сведения заплачу хорошо. — С этими словами Кейн подбросил на ладони увесистый, соблазнительно звякнувший содержимым мешочек.
— Ну что ж. Ты, конечно, учитываешь, как я рискую, выполняя такое задание, — начал свою обычную песню Таппер, садясь на край кровати.
— Мы оба рискуем. Итак, что ты можешь мне сообщить?
— Во-первых, то, что Эскетра действительно тайно встречается с Джарво в своих личных покоях, — начал Таппер.
— Это я и без тебя знал.
— А вот и нет. Предполагал! А теперь знаешь. Ты хотел узнать, как Джарво попадает во дворец незамеченным.
— Ну и как? Неужели выяснил?
— Разумеется.
— Вот за эту информацию я действительно готов заплатить, и немало.
— Ты был прав, предполагая, что он пользуется тайным подземным ходом. Справедливыми были и остальные твои догадки.
— Значит, у Эскетры есть карта?
— Была, — ухмыльнулся Таппер, извлекая откуда-то из складок плаща свернутый в трубочку пергамент. — А теперь нету.
Кейн вручил ему мешочек, добавив:
— Получишь еще, если это то, что мне нужно.
— Именно то, можешь не сомневаться, — заверил клиента Таппер, разворачивая пергамент. — Я вытянул все, включая карту, у одной из служанок, которая, разумеется, тоже желает получить некоторое вознаграждение. Итак, когда Эскетре стало ясно, что встречаться с Джарво, не компрометируя себя, у нее нет возможности, она покопалась в тайном архиве Овриноса и разыскала древний план секретных переходов и помещений дворца. Она вычислила путь по подземным коридорам, ведущий за стены дворца, к храму Тоэма. Из дома Джарво есть подземный ход в соседний квартал. Когда ему нужно, Джарво, минуя твоих соглядатаев, вылезает из подвала в одном из заброшенных домов и преспокойно следует в городской храм, где из помещения жрецов проникает в подземелье, ведущее во дворец. Эскетра оставила карту у себя, чтобы при случае самой не заблудиться в этих переходах. Вернуть ее в архив отца она боится, не рассчитывая, что второй раз сумеет проникнуть туда незамеченной. По моей просьбе, подкрепленной некоторой суммой денег, служанка выкрала пергамент из спальни госпожи.