Последний Еврей

Смуглый говорил с безусловным ивритским акцентом. А нести, очевидно, должны были меня. Потому как подхватили и понесли. Шайтан! Они же собираются взорвать мою темпо-станцию. Если это не Стража, то зачем взрывать станцию? Я ее три года делал, миллионы угробил.

Я открыл глаза. Меня уже поднесли к выходу из мастерской.

– Не взрывайте…

Завершить фразу не удалось. Чья-то рука нажала мне на сонную артерию, и я отключился.

Какая-то сволочь хлестала меня по щекам. Совсем недавно, кажется вчера, я сам занимался этим увлекательным делом. Смысла притворять не было. Я открыл глаза. Руки затекли, но связаны не были. Ноги тоже. Я с трудом сем и огляделся. Ко мне почти вернулось хорошее настроение. Картина была прелюбопытная. Я сидел в углу комнаты. Напротив (это он меня хлестал, сволочь) стоял смуглый. На расстоянии, у стены строем стояло четверо мужчин: «налоговый инспектор» и трое крепких породистых ребят. Но украшала композицию парочка в другом углу комнаты. Негритянка и Веред. Моя бывшая пленница, ныне помощница, стояла за «солдаткой». Обе руки у девушки были задействованы. Левой она сжимала огромный десантный нож, прижатый лезвием к горлу негритянки, а правой – пистолет, направленный в сторону четырех мужчин у стенки. Каким нелегким путем Веред добралась до такой удачной мизансцены? Хорошие профессионалы служат в Страже.

– Собери оружие с этих, – Веред сделал жест пистолетом. Могла бы и не объяснять.

Я начал обыск с пухлого и замучался искать. Ничего! Да я с первого же удара понял, что ни драться, ни стрелять этот человек не может. И вообще, предпочитает держаться подальше от оружия. У одного из парней я забрал пистолет. Израильский, «Йерихо», но выглядит так, словно ему сто лет. У двоих пистолетов не было, зато обнаружились какие-то странные штуковины с узкими круглыми рукоятками и плоскими, многослойными, прямоугольными… излучателями, что ли? Я повертел одну штуковину перед глазами, на рукоятке обнаружилась кнопка, идеально подходящая под большой палец. Я поискал взглядом что-либо в комнате. Пусто, на удивление пусто. Только стулья и телевизор на тумбочке. Я направил загадочный предмет на стул, нажал на кнопку.

– Бззззак! – предмет в моей руке дернулся, но не сильно. Длинная электрическая искра соединила плоскую поверхность и металлическую ножку стула.

– Ты видела такое? – спросил я у Веред.

– Нет. – Девушка не могла тратить время на фокусы, она была занята делом. – Обыщи этих двоих тоже.

Я обыскал. У смуглого был маленький пистолет неизвестной конструкции. А у негритянки – целый арсенал. Маленький пистолет сзади за поясом, второй такой же – у щиколотки. Тонкий гладкий и острый двадцатисантиметровый металлический штырь – в левом рукаве. Моток тончайшей стальной нити с миниатюрными рукоятками на концах – в нагрудном кармане. Такой горло резать – сплошное удовольствие, бр-р-р.

– Я ее боюсь, – сказал я Веред после обыска, – она же просто убийца-профессионал. Поди догадайся, какое ее оружие я пропустил при обыске.

– Надо ее убить, – хладнокровно сказала Веред. – И еще троих. Ни к чему таскать с собой много народу. А двое нам все скажут. За себя и за остальных.

Рационально мыслит девушка. Аж мороз по коже от такого рационализма. Но глупо, что она этих ребят напугала. В тупиковой ситуации они могут стать опасны. Тем более, их шестеро, а нас только двое.

– Не говори глупости! – резко сказал я, – Они могут быть убийцами, мы нет. А для безопасности их просто надо хорошо связать.

Веред ничего не ответила, вспомнила, наверное, кто тут отдает приказы. Я не нашел веревки, нарезал взятые в соседней комнате простыни, накрутил жгутов и аккуратно связал пленников. Веред, наконец-то освободившаяся от своего важного поста, проверила путы, а негритянку и смуглого дополнительно связала особо.

– Эти самые опасные, – сказала она.

Я возразил, что тут есть еще трое таких же. И задумался. Привычная картина мира рухнула. В дополнение к старым врагам появились какие-то непонятные новые. Кстати…

– Где мы находимся?

– Киббуц «Гидония». Или «Гедония»? Эти шестеро остановились здесь как туристы.

– Ты как сюда попала?

– Ехала следом.

– И тебя не заметили?

– Пока они возились в твоей мастерской, я украла машину. А потом ехала очень осторожно.

– «Мазду» ты оставила аккуратно?

– Да. Но, по-моему, тебя должны интересовать более важные вопросы.

– Например?

Я не успел узнать, что должно меня интересовать. В дверь постучали.

Я еле успел поймать летящий на меня укороченный М-16. Бросив мне автомат, Веред вытащила свой устрашающий кинжал и притаилась у двери. Я направил оружие на связанных незнакомцев. Никто из них даже не попытался крикнуть.

Стук в дверь повторился. Еще раз… Потом женский голос что-то невнятно сказал. Ему ответил другой женский голос, что-то типа: «Эти американцы…»

Я подкрался к окну. Две женщины шли от нашего домика и спокойно говорили. Я представил, как одна из них, более нетерпеливая, открывает дверь. А Веред, своим кинжалом… Надо что-то делать с этой маньячкой. С другой стороны, что бы я делал без нее? Это же надо в одиночку скрутить такую банду. Банду кого?

– Что, мальчики и девочки, – сказал я по-английски, – вижу, что вы не спешите звать на помощь. Интересно, полиция будет нам благодарна, если мы вас сдадим?

«Молчание было ему ответом», – как сказал бы какой-то из местных писателей. Я принялся изучать отобранные при обыске документы. У всех шестерых незнакомцев были американские паспорта. В том числе и у смуглого. Но он же явно израильтянин.

– На чем они приехал? – спросил я.

– Мини-автобус «Мицубиси», – отчиталась Веред. – Глянь из окна, видно.

– Та-ак. Можно подогнать его вплотную к домику.

– Можно.

Через пять минут, воровато оглядываясь по сторонам, мы грузили шестерых «американцев» в мини-автобус. Обыскали комнату, ничего нового не нашли. Без сомнения, были еще комнаты, так как в номере стояло только две кровати. Но искать, где еще помещались незнакомцы, мы не рискнули.

Веред села за руль украденного ею «Фиатика»-замарашки, я – в «Мицубиси». Мы выехали через ворота киббуца, где «на посту» сидел какой-то парень. Он читал газету и не обратил на нас ни малейшего внимания. Задние сиденья мини-автобуса были подняты и на полу вповалку, как тюки, лежали пленники. Самое удивительное – они молчали, как какие-то сломанные механизмы, а не как люди. Я попытался их разговорить.

– Эй, вы там! Может быть, поговорим? Вдруг я узнаю что-нибудь такое, что заставит меня освободить вас? Я ведь не знаю, откуда вы, кто вы, почему вы хотите меня схватить. Я не сделал вам ничего плохого, и вы не похожи на врагов.

– Кто твои враги? – подал голос один из «тюков», я даже не понял, кто.

Во-первых, я обрадовался, что они начали говорить, во-вторых, обрадовался еще больше, что Веред сейчас не рядом со мной и я не должен ломать голову, как соврать всем одновременно, но, при этом сказать более-менее правду. А в-третьих, я задумался, что можно, а что нельзя говорить незнакомцам, да еще враждебно себя ведущим. Одно точно, они не были стражниками из моего времени. Странные разрядники, невысокие боевые качества, сомнительные американские паспорта… Но они имели понятие о машинах времени, раз возились с моей станцией. А-а, была не была, рискну.

– Мои враги – Стража.

– Какая Стража?

– Обыкновенная. Исламская Стража. Можете называть это Службой Безопасности, жандармерией, тайной полицией. Как хотите. Я привык к Страже. И мне нужны какие-то доказательства, что вы не из нее.

По-моему, в груде тел кто-то хихикнул. Храбрые люди. Мне наверное, было бы не до смеха. Ах, да, им некого бояться. Веред с ножичком не тут.

– У нас нет доказательств, – сказал невидимый собеседник, – по следующей причине: мы не знаем, что такое Стража, даже не знаем из какого она государства.

– Евразийская Федерация, – сказал я. – Тогда скажите, откуда вы?

– Мы американцы.

– Все?

После некоторой паузы голос ответил:

– Нет.

– Спасибо за откровенность. Вы из будущего?

– Да. – Ответ предваряла еще более долгая пауза. Потом тот же голос спросил. – Откровенность за откровенность: что за Евразийская Федерация? Где она находится?

– Тоже в будущем. Там, где сейчас Россия и Казахстан. Ну и еще несколько государств.

– Вы из какого времени?

Я решил не обращать внимания на субординацию. Неважно, что это я веду допрос. В виде свободной беседы я узнаю больше.

– Сто тридцать два года тому вперед.

– Ого!

– А вы?

– Только пятьдесят пять лет.

Я подумал, что ребята совсем сосунки, потом до меня дошло: мне нагло врут. Сороковые-пятидесятые годы двадцать первого века… Американцам было только машины времени строить! Они как раз прекратили вымирать, государства ни одного там не было, об электричестве и не мечтали.

– Я вам не верю, – сказал я. – Вы не можете быть из Америки «плюс пятьдесят пять». Ее просто не было.

В груде тел кто-то еще раз хихикнул. Ну просто как на пикник едем. Тот же голос резко приказал своему приятелю заткнуться. Ничего, мол, смешного.

– Мы не врем, – сказал неизвестный, – это абсолютная правда. Мы спустились на пятьдесят пять лет назад, четверо из нас – американцы, двое – израильтяне, операция проводится по прямому заданию американского правительства и полностью согласована с правительством Израиля. Нас здесь шесть человек, мы все в трезвом рассудке и каждый расскажет вам одно и то же, никаких расхождений не будет. Наши страны существуют. И единственной причиной их исчезновения можете стать вы.

– Я? – дурная привычка от Веред передалась мне. Уж не через «Панасоник» ли? – Как я могу уничтожить ваши страны? Да я тут, как ненормальный, работаю, чтобы что-то спасти. Да вы знаете, что Израилю осталось существовать семь лет? Что еще через восемь месяцев системы водоснабжения большинства стран мира будут поражены бактериологическим оружием? В Англии эти бактерии мутируют так, что их сумели уничтожит только лет двадцать назад. Шайтан! Запутался со временами. Сумеют через… Неважно. Когда большинство бактерий выдохлось, вся Северная Африка кинулась в Европу через Средиземное море. Про Америку я знаю меньше, там уцелело больше народа, но уцелевшие начали воевать друг с другом. Мусульмане там выжили практически все, заражение воды шло через их подполье… Зачем я вам это рассказываю? Не знаю. То, что вас шестеро, а я один – ничего не доказывает. Я прекрасно знаю историю и не верю вам.

– А я верю тебе, – сказал невидимый собеседник. – Все, что ты рассказал вполне возможно. Мы здесь для того, чтобы этого не допустить. И у нас очень сильное подозрение, что ты всему виной.

В голове была каша. Или салат. Я перестал что-либо понимать. Будущее могло быть только одно. Если мой план удастся, то все то, что я сейчас пересказал, исчезнет, как кошмарный сон. Тогда развитие науки не прервется и, действительно, через пятьдесят пять лет смогут послать в прошлое темпостанцию. Но почему именно для того, чтобы напакостить мне?

Мы приближались к Афуле. План был следующий: Веред бросает в Афуле краденую машину, садится ко мне, мы едем туда, где уже были с Веред, к моему другу «Панасонику», там я выясняю у великолепной шестерки их цели и задачи, а дальше… только Бог знает.

– Послушайте, – сказал я, – со мной все не так, как вам кажется, я вам объясню, когда проверю вашу историю. Только предупреждаю: в ваших же интересах, чтобы моя подруга не знала, о чем мы с вами говорим. Ее история куда сложнее, чем у нас с вами. И если мы ошибемся и скажем что-то лишнее… Тогда все будет именно так плохо, как я рассказал, а про ваше возвращение в Америку и говорить не придется. Кто здесь израильтяне?

– Я, я, – подали голоса смуглый и… эфиопка. Точно, эфиопка! Я с самого начала чувствовал, что она не из американских черных.

– Вам может быть интересно, – сказал я, – как евреям. После уничтожения Израиля и оккупации Европы было принято такое религиозное постановление, что евреи и их потомки – люди, неугодные Аллаху. И все, кто уцелел в эпидемиях, были уничтожены. Без гетто, концлагерей, за один день. Мои предки уцелели чудом, уж очень они были похожи на белорусов, да и документы как-то достали.

– А в Америке? – на этот раз спросил смуглый.

– И в Америке… – начал было я, но тут «Фиатик» с Веред затормозил. Девушка вышла, захлопнула дверцу (в руке тряпочка, молодец, осторожна, протирает отпечатки пальцев) и прогулочным шагом двинулась вперед.

– Все! – скомандовал я. – Никаких лишних разговоров.

Я обогнал Веред, прижался к обочине, притормозил, открыл дверцу.

– Знаешь что, – мне хотелось продолжить свой разговор с американцем, – я решил, что не стоит привлекать внимание к Афуле, ведь мы же собираемся устроить здесь что-то вроде базы. Проедь еще немного, оставим «Фиат» у Умм-Эль-Фахма. К тому же, арабы его там быстренько разберут на запчасти, никаких следов не останется.

– К Афуле ты не хочешь привлекать внимание, – Веред залезла в машину, захлопнула за собой дверцу и перебралась назад, к пленникам. – А ко мне, получается, можно? Эту машину уже должна искать полиция. Чудо, что меня еще не арестовали.

Я подумал, что какой-то бригаде полицейских здорово повезло. Веред выглядела даже более агрессивной, чем когда она пыталась взять меня. Мою жизнь охраняла рекомендация: «Взять живым!» А вот другие жизни…

– Ой-вей! – вот уж не ожидал услыхать такое от стражницы, – да ведь она уже почти освободилась! Если бы я поехала до Умм-Эль-Фахма, ты не прожил бы больше десяти минут. У-у, сука!

Послышался звук удара,

– Эй! Хватит! – крикнул я, – не смей никого бить. Свяжи и все. Мы должны проверить, они могут оказаться нашими союзниками.

Проверив веревки, Веред перебралась на сиденье рядом со мной. Мы выехали из Афулы на тель-авивское шоссе и начали разгон. Но не надолго. У поворота на Дженин поперек дороги лежала металлическая лента с острыми шипами. Рядом стояли солдаты в бронежилетах и с автоматами.

– Шайтан! – выругался я, – кажется мы влипли, глупее я еще не влипал.

Я глянул в зеркальце. За мной – вереница машин, слева – встречный поток… Не увернуться, попытаюсь маневрировать – тут же засекут.

– Почему влипли? – Веред посмотрела на дорогу. – У нас же израильский номер, ни я, ни ты на арабов не похожи. Проедем мимо. Ты видишь, они же почти не смотрят на машины. Автобус, вот, проверяют.

– У нас тоже автобус, – сказал я, – только маленький. Захотят глянуть, что у нас внутри, а там… сама понимаешь. А если захотят просто документы проверить? Где документы этой машины?

Веред вытащила из бардачка полиэтиленовый мешочек с бумагами и принялась в них копаться. Потом хмыкнула, полезла в сумочку, достала флакончик с лаком для ногтей. Сдвинула свою мини-юбку выше, намного выше, и развалилась на сиденье, подняв ноги и протянув их к самому ветровому стеклу. Открыла флакончик и принялась красить ногти на ногах.

– Что ты делаешь, дура? – разозлился я. – Сейчас, чтобы заглянуть тебе под юбку, все солдаты столпятся у нашей машины.

– Не думай, что все мужчины ведут себя так, как повел бы ты, – нагло сказала Веред. – Я знаю, что делаю, не мешай.

Я ничего не ответил, только слегка толкнул ее и указал на валяющийся на полу перед ее сиденьем укороченный М-16. Автомат был замотан во взятое из киббуца полотенце.

Офицер кончил разговаривать с одним из водителей, вернул ему права и сделал жест, пропускающий машины. Наша колонна двинулась. Одна машина без проверки, вторая, третья… На обочине закончилась разборка с пассажирами эгедовского автобуса, он влился в поток. Еще несколько автомобилей перед нами было пропущено… Взгляд офицера наткнулся на ноги Веред. Я попытался изобразить зевоту. Офицер улыбнулся, что-то сказал стоящим рядом солдатам. Те тоже посмотрели на ноги, перебросились между собой парой слов.

– Вы там, сзади, – громким шепотом сказал я, чтобы не маяться от безделья в такой ответственный момент, – лежите тихо. Вам в тюрьму так же надо, как и мне. Тем более, я в тюрьму не собираюсь и уйду любой ценой.

Сзади было тихо. Под одобрительные взгляды солдат наша машина обогнула заслон. Я нажал на газ и перевел дыхание. Веред продолжила красить ногти. Ох, и не нравится же мне Веред в последнее время! Чем больше она меня спасает, тем больше она мне не нравится. Почему? Мне не нравится ее самостоятельность. Пока самостоятельность шла мне на пользу, но это – пока. И где ее источник? В просыпающейся памяти Веред? В ее не до конца стертой личности стражницы? Я ведь сам точно не знаю, как сработал мой скрученный на живую нитку чудо-прибор. И если Веред в самый ответственный момент нанесет удар в спину…

Я принялся сам себя успокаивать. Что мне Веред? Если мой анонимный собеседник не врал, после разбора кое-каких недоразумений все шестеро станут моими союзниками. И мы примемся за дело целой бригадой. Всемером, если считать без Веред. И что плохого мне может сделать Веред, кроме как убить? Все плохое уже сделано без нее. Темпостанция уничтожена. Морди Штейн засвечен. Давид Липман, возможно, тоже: его машина брошена в Цфате без надзора, если ее обнаружат и не взорвут, то найденный в ней приборов достаточен для до-олгого ареста. Липмана жалко, очень жалко. Под его маской я крутил такими деньгами, что восстановить их будет непросто. И кое-какие связи пропадают… Да, удружили мне союзники.

Я скосил глаза на Веред. Девушка закончила красить ногти, но ноги не убрала, ждала, пока высохнет лак. А ноги, конечно, классные. Не даром, видно, я хотел заполучить их к себе в постель. Не просто из соображений экономии времени.

Веред поймала мой взгляд и улыбнулась. Не кокетливо, а победно. Знай, мол, наших. Да, знаю, «в нашей Страже работают самые достойные». После воссоединения с Сибирским ханством, когда стражники уничтожили хана и всех его родственников, а потом сумели от лица первого визиря попросить разрешение на вступление в Федерацию, Стража стала получать почти столько же денег, сколько и армия. Но армия ведь раз в десять больше! Можно подсчитать, сколько денег шло на подготовку простого стражника. А специального агента, как Веред?

«Ты идиот, – сказал я сам себе, – с этой спецагентшей ты справился за несколько минут. Ты даже за четыре года не можешь избавиться от священного страха. И все!»

Если бы искусство самоуспокоения кем-то оценивалось, то моя оценка не была бы очень высокой. Уже через несколько секунд тот же внутренний голос ехидно ответил самому себе, что с Веред я справился чисто случайно, а если уж стертый из сознания спецагент вернется и узнает, как его дурят, то никакая новая случайность меня не спасет. И нечем крыть.

Начался «подъем зигзагами». Машина виляла на узкой дороге. Веред опустила ноги, но юбку не поправила. Что происходит? Совратить меня она решила, что ли? С чего это вдруг? Чувствует, что я готов заключить какой-то союз с незнакомцами и через постель хочет укрепить свои позиции?