Медный век

Булат Владимир

Медный век

Владимир Булат

Медный век

"Рак есть опухоль, порождаемая чёрной

желчью, образующейся из перегара

желтожёлчной материи, содержащей чёрную

желчь".

Ибн Сина "Канон врачебной науки".

"Зачем мне ваше радио? Чтобы скорей

передать в Сибирь приказ о моём аресте?

Нехай себе везут на почтовых".

Солженицын "В круге первом".

"ДИКТАТУРА ТРУДЯЩИХСЯ - политическая

власть трудящихся масс города,

осуществляемая в прочном союзе с трудовым

крестьянством. Устанавливается путём

социалистической революции, свержения

диктатуры феодалов и буржуазии. Д. т.

устанавливается в результате вооружённого

восстания народных масс под руководством

коммунистической партии. Однако, возможен

и желателен мирный путь победы

социалистической революции и установления

Д.т. Учение о необходимости Д.т. для

переходного периода от старого режима к

новому создано Гракхом Бабёфом и Этьеном

Кабэ и в российских условиях развито

С.Г.Нечаевым и В.И.Лениным. Первой

попыткой установления Д.т. была Лионская

коммуна 1831 года. Первой страной в мире,

где утвердился новый режим, стала

Советская Россия, объединившаяся с другими

советскими республиками в СССР".

Краткий политический словарь. 1969 г.

Джеймс Уатт не изобрёл паровую машину. Вслед за тем тайной осталось употребление электричества, - в этом направлении верхом технического прогресса так и остался громоотвод. Некоторые успехи были сделаны в химии и оптике, но наука, за исключением некоторых отраслей, так и осталась на уровне блаженной памяти восемнадцатого столетья. Промышленность развивалась черепашьим шагом, население, измученное холерами XIX века, росло ещё медленнее и к 2000 году едва достигало миллиарда человек. Лучшие умы человечества сосредоточились в сфере гуманитарных наук. Военная мощь по прежнему измерялась в штыках и саблях, моря бороздили парусники, а авиацией именовались армады воздушных шаров. Но разве общественное развитие нуждается в технологиях?.. В 1815 году творцы Венской системы - этого монархического интернационала - были уверены, что закопали чудовище революции в землю, но вскоре быстрорастущие торговые города стали поднимать восстание за восстанием: Париж в 1830, Лион в 1831, Краков в 1846. В 1848-1849 казалось, вся Европа взорвалась в едином революционном пожаре. Его тоже погасили. Потом где миром, где борьбой королевства пришли к возрождению средневековых городских коммун, чьи жители обладали самоуправлением и пользовались особыми привилегиями. В городах кипела борьба буржуазии и мещанства, которое избрало своей боевой идеологией прудонизм. К концу XIX века Европа представляла из себя причудливую мозаику "вольных городов", лишь формально входящих в состав Франции, Германии или Великобритании, на фоне феодальной сельской стихии, где жизнь застыла в средневековых формах. Новая Великая Война 1914 года перелопатила континент. Распались Австро-Венгрия и Германия. В окостеневшей крепостнической России группировки заговорщиков спровоцировали военный мятеж, свергли неспособного к управлению Николая II и сами передрались за власть. Власть досталась нечаевцам во главе с Лениным, которые перебили бакунинцев и народовольцев-эсэров. Как и в XVIII веке толпы французских эмигрантов, русские рассеялись по Европе. Во Франции и Англии город грабил деревню. В Италии режим Муссолини примирил горожан и крестьян созданием корпораций. В Германии же крестьянская стихия под руководством национал-социалистов смела в 1933 году все городские коммуны, страна была объединена фюрером и вскоре приступила к расширению жизненного пространства. Испанские коммуны погибли в жесточайшей гражданской войне - пятой по счёту с начала XIX века. В СССР город также схватился с селом в 1933 году и выиграл - на смену крепостному праву в деревню пришли сельские коммуны колхозы. Тем временем Третий Рейх, объединивший 70 осколков былой Германии, в союзе с Италией начал войну в Европе. Германские кирасиры дошли до Ла-Манша, Афин и Сталинграда, где в упорном сражении их остановили советские. Эти не жалевшие ни врага, ни себя войска дошли до Берлина и положили к ногам советского народа пол-Европы. Иосиф Сталин короновался императорской короной в июне 1946 и жестоко подавил восстания горцев и калмыков. Но его наследники не удержали власти в руках, и новое правительство вернуло советский строй. Франция лишилась всех кроме Алжира колоний еще в годы войны, Англия потеряла их вскоре после. Власть в африканских странах вернулась к племенным вождям, а Индией долгое время правила духовно-теократическая династия махатм. Китайские тайпины вышли из подполья и после долгой гражданской войны вновь захватили власть. Американцы с большими потерями оккупировали Японские острова, но, ликвидировав самурайское сословие, вскоре нажили себе в лице Японии сильного конкурента: японские корветы курсировали к концу XX века по всему Тихому океану. Новое оружие, уничтожавшее противника сфокусированным солнечным лучом, в 1964 году создало клуб привилегированных государств, но уже к 1990 году секрет гиперболоида был раскрыт и другими странами. Советский Союз распался по причине национальных конфликтов и паралича руководства. По примеру восточноевропейских стран в России попытались возродить монархию, но император скончался через полгода, и стали править регенты - Ельцин, а за ним Путин. Европейские деревни хирели, и правительства стали приглашать на работу турецких и арабских крестьян. Те ехали охотно, но селились в городах, вытесняя местных торговцев. Париж стал напоминать Каир, а Гамбург - Стамбул. Тайные мусульманские общества опутали Европу. Одним словом, история продолжалась.

Игорь Сергеевич Сергеев - молодой младший научный сотрудник Российской Императорской Академии Наук заканчивал составление докладной записки о результатах переписи населения Российской Федерации. Рядом с новенькой отличной английской печатной машинкой на его столе лежали сводки с мест листки, исписанные чётким каллиграфическим почерком, стоял канделябр с восьмью парафиновыми свечами и статуэтка древнегреческой богини. "Население России в октябре прошлого года по данным со всех губерний и автономий простирается до 26 миллионов 600 тысяч человек, что на четверть миллиона меньше, чем по переписи 1989 года. Таким образом, после распада СССР Россия сохраняет 48,4 процента его населения. Из 26 миллионов - 10 процентов составляют горожане, остальные - селяне. Население Москвы превышает восемьсот тысяч человек, а население Санкт-Петербурга - 370 тысяч. Сокращение населения за последние тринадцать лет происходило преимущественно за счёт горожан, сельское же население во всех регионах, кроме Сибири, возросло. Определённые трудности представляет исчисление населения мятежной Чечни. Согласно данным Северо-Кавказского генерал-губернаторства, население Чеченского сообщества в составе России не превышает 180 тысяч человек, из которых треть находится в настоящее время за пределами России в Грузии". В кабинет без стука вошел курьер, принес европейскую почту. - Оставьте всё здесь,- кивнул Игорь курьеру и сам в отсутствие начальства стал распечатывать конверт. Лондонские газеты, датированные 24 мая, благодаря попутному ветру достигли Петербурга за пять суток. Игорь бегло просмотрел колонки последних новостей: Самым богатым человеком в мире продолжает оставаться английский фабрикант (в тексте стояло слово factory-owner) печатных машинок и арифмометров Уильям Гейц, и хотя с газетой можно было поспорить - кто считал богатства бомбейских купцов или делийских махатм? - но за последние двадцать лет машинки действительно пришли в каждый офис и контору, сильно потеснив мастеров каллиграфии; НАТО провело учения в Арденнах - задействовано пять тысяч кавалеристов, тридцать тысяч пехотинцев и 600 (!) воздушных шаров; неонацисты в Котбусе осквернили памятник советским солдатам; продолжаются столкновения между израильтянами и палестинцами: 10 мая два израильских воздушных шара сбросили бомбы на штаб-квартиру Ясира Арафата, Арафат при этом не пострадал; получено известие, что два месяца тому назад в Эквадоре произошло индейское восстание, правительство свергнуто, а более никаких вестей оттуда нет; из двадцати девяти миллионов населения Франции арабы составляют уже семь миллионов, и в последние годы они начали расселяться по всей стране; на аукционе Сотби в прошлую субботу продавали редкие фотографии из далёкой Японии. Старинные часы с кукушкой пробили четыре. Рабочий день заканчивался. Игорь запер газеты в шкаф, вынул из машинки отпечатанный лист, расписался на нём и несколько секунд размышлял, идти ли до дома на Детской улице пешком (всего сорок минут) или же подождать конки (можно сделать вид, что ты уже давно едешь или ты - студент, и вообще не заплатить). Над его рабочим столом висела большая картина маслом "Его Императорское Величество Владимир Кириллович ступил на русскую землю в Санкт-Петербурге 7 ноября 1991 года".

У самого выхода со двора Академии Наук - напротив сидящего Ломоносова Игоря окликнул его давний друг Ираклий - младший научный сотрудник с отделения естественных наук: - Привет. - Привет! - Домой? - Да. - Я тоже, только заскочу в "Академкнигу". - Ну что? Купил ваш шеф лошадь? - Да, вчера из Англии привезли. Англо-араб. Вот что значит фирма! - Обмывали? - Да. Они вошли в полутёмную прихожую книжного магазина. Направо букинистический отдел, налево - новые издания. Игорь тут же присмотрел было книгу "Советские и немецкие кирасиры во Второй мировой войне", но затем разорился на трехтомник Сенкевича "Путешествия по трём континентам" - двести пятьдесят рублей. Ираклий приобрёл новое руководство по эксплуатации арифмометра марки Microsoft. - Как у вас на социологии? Приносили европейскую почту? - Да. Ничего интересного. Арабы заселяют Францию, индейцы восстали в Эквадоре, евреи и палестинцы уничтожают друг друга - короче говоря, конца света не предвидится. - У нас вчера был интересный субъект. Я присутствовал при его разговоре с Павлом Георгиевичем. Он хочет создать новую электрическую машину, ловить ею - такой мачтой с шаром со спицами - шаровые молнии и получать таким образом энергию - тепловую, например. Намаялись мы с ним. Грозил, что будет жаловаться Яковлеву, что дойдёт до Путина: бывают же такие субъёкты - как штопор. Павел Георгиевич, положа ему руку на плечо, терпеливо объяснил, что не он первый создает ловушку для молнии, что еще в XVIII веке сотрудник Ломоносова Рихман погиб при опытах с такой же машиной, и что он может жаловаться хоть регенту, но денег Академии Наук отпускают мало, и финансировать самоубийц наше учреждение не может - хотя бы по коммерческим соображениям. - Это что-то вроде очередного вечного двигателя? - Не совсем. С какого же это года Французская Академия Наук не рассматривает проекты вечных двигателей?- Ираклий задумался, но так и не вспомнил, а может и не успел вспомнить, потому что по Менделеевской линии зацокал извозчик, и он бросился его ловить. Игорь шагал дальше: мимо Университета, через площадь Сахарова, чье название глубоко его возмущало, дальше по проулкам к первой линии. Туристический омнибус застыл у Военно-Морского Музея, где работал его однокурсник, над домами пролетал экскурсионный воздушный шар, прохожие в этой части города попадались редко, зато впереди виднелась стая одичавших собак. Игорь обошёл их стороной (при коммунистах собак отстреливали, но за последние пятнадцать лет Человеколюбивое Общество добилось отмены этой варварской практики, и тут же участились случаи нападений голодных стай на ночных прохожих). Действительно, Игорю удалось на Съездовской линии вскочить в конку и притвориться давно едущим пассажиром. Контролёрша зато придралась к его соседу-безбилетнику. Он долго и вежливо и даже без мата объяснял ей, что денег у него нет, более того, сам едет за зарплатой в Гавань. Но кондукторша не унималась и будучи блокадницей заметила, что даже в блокаду все приличные люди ездили по билетам. Безбилетник не выдержал и сказал: - Вот и подохли почти все! И ты подохнешь! - и выскочил из конки. Проехали мимо лютеранской церкви, недавно выкрашенной в серо-голубой колер; на следующем перекрёстке были видны столкнувшиеся два экипажа: один из них оглоблей зацепил задок другого, и, прежде чем затормозили лошадь, оглобля со страшным треском сломалась, а другой экипаж перевернулся - оба седока уже переругивались, а к ним спешили милиционеры в кепи и сияющих на солнце кирасах; в центре небольшого рынка у 7-й линии уличный певун под аккомпанемент маленького оркестра пел под Баскова:

Рыдает и плачет шарманка! В Париже она чужестранка!

Освободилось сидение рядом с Игорем, и он воспользовался минуткой, чтобы набросать свою статью в "Вестник Академии Наук": "Невежественные и самоуверенные журналисты уверяют читателей, что факт уменьшения населения нашей страны в конце ХХ века уникален на планете, и что в богатых странах Запада население растёт. Действительно, в 1897 году в Российской империи проживало 53 миллионов, а сейчас на просторах бывшего Советского Союза около 55, но если сравнить наши показатели с европейскими, картина не такая уж катастрофическая. В результате двух опустошительных войн население Германии, Австрии, Польши, Венгрии, Чехии за последние сто лет уменьшилось, а Босния за последние годы обезлюдила. Приводимый пример Северо-Американских Соединённых Штатов, чье население за годы независимости выросло с 3,9 миллиона до 12, не совсем корректен, поскольку в формировании населения этой страны большую роль сыграла эмиграция из той же Европы, а обе мировые войны обошли Америку стороной". Вот и Детская улица, где в уютной двухкомнатной квартирке жил наш герой со своей молодой женой, очень симпатичной и немного напоминающей Алёну Апину, какой её изображают с ретушью на открытках для меломанов.

Их медовый месяц длился уже полтора года. Они случайно познакомились в Публичной библиотеке в тот самый день, когда на другом конце света ловкие террористы с воздушного шара нанесли удар гиперболоидом по нью-йоркскому деловому центру (об этом в Санкт-Петербурге узнали месяц спустя). Лиля работала администратором в ресторане и уже пришла с работы. На примусе шкварчала картошка, а на столе - датские бутерброды, квас, солёные рыжики и редиска - символ наступившей весны. - Игорь, сходи за водой. Игорь запечатлел на челе супруги поцелуй человека, вернувшегося с работы, и, захватив тридцатилитровый бидон с тележкой, загромыхал по лестнице к ближайшей водонапорной башне. Двигаясь в длинной очереди, он вдоволь наслушался всяческих слухов и сплетен. Говорили опять о повышении цен на воду, о неминуемой отставке Яковлева, о чеченских террористах, об атипичной пневмонии, о том, что бани все закроют, ну абсолютно!.. Игорь продолжил свою любимую игру, запустив в народ слух, что столицу наконец-то вернут в Северную Венецию, и регент уже присматривал место для резиденции на Старопетергофской дороге. Все обыватели сочли это само собой разумеющимся. Таким образом, в 6 часов вечера Игорь и Лиля сидели за столом, и он пересказывал ей последние политические новости, а заодно вспомнил слышанное неделю назад, что Султанат Ачех окончательно отделился от Индонезии и даже флаг у них теперь есть - белые полумесяц и осьмиконечная звезда на красном фоне, - подошёл к большой карте мира над супружеским ложем и карандашом отметил границу. - Сегодня Витя с Алёнкой в гости зайдут,- заметил он после ужина. - Дай я хоть накрашусь,- Лиля смотрелась в огромное овальное зеркало в коридоре (у её родителей когда-то была патологическая страсть к зеркалам они висели по два в каждой комнате, кухне и коридоре.) Игорь приобщил к своей библиотеке новые книги и продолжал: - Мы обязательно с тобой съездим этим летом на Чёрное море. Господи, сколько ж я там не бывал лет?.. С девяносто третьего года. Это когда я последний раз бывал в Одессе и страшно проигрался в бильярд... Сегодня шел по дороге на работу и встретил бывшего одноклассника: он сейчас кафе завёл, а раньше служил в милиции; так он рассказал анекдот, про Ельцина... Ночью в Кремле будит Ельцин Чубайса: "Толик, мне плохо..." - "А кому сейчас хорошо?" Лиля заулыбалась и тоже рассказала анекдот: - Письмо Кашпировскому: "Толик, верни зрение моему другу. Вчера мы отмечали день освобождения Африки от немецко-фашистских захватчиков. На столе появились черти, но он их не видит!" Она прочла в глазах мужа страстное желание и бросила накрашиваться, а потом Игорь лил ей воду в душевой кабинке и вытирал её большим махровым полотенцем. Он каждый год принимал твёрдое решение навсегда уехать от этой сырости и лежалых продуктов - куда-нибудь на юг - в Ростов или Краснодар, где бездонное небо, и ягоды шелковиц раздавлены на пыльной дороге, но она любила белые ночи и йодистую воду этого города, да и куда ехать? это так просто сказать: уехать, а на самом деле... Они уже и не заговаривали об этом. Но сейчас, поглаживая лилину спинку, Игорь принял окончательное решение: новый год он встретит в каком-нибудь из университетских центров Южной России, где мог бы преподавать социологию. Оставалось убедить Лилю продать уютную квартирку и броситься в неведомую ширь южных степей, где казаки отбивают набеги чеченских джигитов, и во всю идёт работорговля. Игорь решил не бить в лоб, а представить дело как служебную неизбежность (Академия Наук как раз сокращала штаты, да и в Краснодарский университет его зазывал дядя по отцу, который проследил генеалогию их рода вплоть до Запорожской Сечи XVII века).

Из забытья их вывел звонок колокольчика. Игорь и Лиля заметушились: он едва успел одеться, а она оправила причёску и накинула длиннополый махровый халат. Гости в одинаковых кожаных куртках, которые в Петербурге носят в любое время года, жеманно раскланялись и попутно одним глазом оценили ассортимент продуктовых полок на входе между внешней и внутренней дверями. - Как давно не виделись!.. - Да, без человеческого общества дичаешь... - Мы тут были вчера на празднике города; больше всего понравилось костюмированное шествие... - И эти... в национальных костюмах были, ото всех наших народов. Гость и однокурсник Игоря - Виктор служил мичманом на флоте и подолгу не бывал дома. Его жена недавно потеряла первенца в месячном возрасте, и они всеми силами старались отвлечься от горя: ходили по ночным заведениям, бывали в Клубе Весёлых и Находчивых, даже подумывали съездить в Прибалтику. Пока Лиля показывала Алёне новую решётку для разрезания картошки, мужчины прошли в комнату, где Игорь продемонстрировал гостю свою гордость коллекцию из 28 маленьких пятидесятиграммовых бутылочек (от "Мартини" до обычной русской водки), потом захлопнул секретер и спросил: - Где был, Вить? Как поживают мартиниканки? Виктор всмотрелся в карту мира: Россия после распада дородного Советского Союза напоминала худую собаку, в Африке - из года в год меняющаяся россыпь четырёхсот негритянских королевств (на них и цветов не хватит), картофельная Америка, фиолетовая Франция, лимонный Китай, Япония, похожая на состарившуюся гейшу, мексиканский гамак над Тихим океаном. Он погрузился в кресло и ответил: - В Америке. - Ну, и как? В газетах как-то туманно пишут, что там происходит; ожидал возвращения Фёдора Конюхова - он всегда делает в Географическом обществе доклады, что и как на белом свете. - То, что клан Бушей там снова у власти, это ты знаешь... (Игорь кивнул) Демократы-мормоны добились запрета американцам принимать участие в Олимпиаде - в Грецию опять никто не поехал - официально, во всяком случае. А зря... Буш - республиканец, но не иеговист, этих больше среди военных. Мэр Нью-Йорка - Джулиани повесил двух врачей, которые рискнули перелить кровь трём больным. Его преемник подтвердил запрет на открытие публичных домов. Мексиканцы, говорят, переходят через границу и нападают на фермы в Техасе и Калифорнии, так нашлись энтузиасты (это в деловой-то Америке!), которые бесплатно будут работать на фермах батраками, лишь бы остановить наплыв латиносов. Вообще, за последние годы там стало куда больше попадаться мексиканских и китайских физиономий. При этом они считают себя самой свободной страной на свете и собираются навязывать эту свободу всем и везде. - А я вот так до сих пор и не знаю, чем там кончилось у англичан в Ираке... В комнату заглянула Алёна: - Мужчины! идите нас развлекать. Лиля зажгла свечи в бронзовых канделябрах. Она успела поджарить свинину на рёбрышках, а Игорь откупорил бутылку старого "Нострадамуса": - Напоминает хороший аристократический салон. Тут Никиту Михалкова спрашивает журналист: "Вот вы раньше вроде демократ были, а теперь патриот. Как это понимать?" - "Погодите, - отвечает Михалков,- когда талибы придут сюда, я буду главным муфтием Москвы!" Алёна моргнула черными ресницами: - А кто такой Михалков? - Это же театральный режиссер, в Москве работает. - Он гимн написал? - Нет. Гимн написал его папа. Это было целое дворянское семейство Михалковых-Кончаловских, вернее, Кончаловская - это мать Никиты Михалкова. У него ещё брат - Кончаловский, но тот в Америку уехал уже давно.

Уже засыпая, Лиля спросила мужа: - Как ты думаешь, она оправилась после этого?.. - Старалась... Но мне кажется, мы не смогли её отвлечь. Лиля положила голову на его плечо: - Кстати, нам тоже надо подумать о наследнике. - Хоть сейчас... - А как назовём? - Разумеется, Игорь, где можно найти имя лучше?! - То есть - он - наследник? - Это уж я тебе гарантирую! Где-то скреблась мышь, по Среднему проспекту проезжали извозчики с фонарями, ещё дальше заунывный собачий вой прервался выстрелом и диким визгом. Игорь хмыкнул. - Что? - Вспомнил, как мы с мамой в последний раз приезжали к родственникам на Украину. После первой ночи они спрашивают маму: "Ну, как выспалась?" - "Всё хорошо, только посреди ночи из чьих то сараев вырвалось трое кабанов, ходили и очень громко хрюкали". - Сколько туда ехать? - На ямщике до Невеля - пять дней, потом по Белоруссии ещё неделя, и Украина - от Чернигова до Могилев-Подольска - неделя, хотя мы всегда задерживались в Киеве. Три недели. Говорят, можно на пересадках по всяким дилижансам, но это неудобно: лучше с одним кем-то договорится. - Завезти может. - Да, я с шестнадцати лет без оружия дальше Петродворца не выезжал. Спи, белочка.

Утром - это была суббота - Игоря разбудил требовательный звонок в дверь. Он едва успел напялить полотняные штаны и безрукавку и бросился открывать. Курьер передал ему письмо от начальника департамента социологии Игоря Ивановича. Было что-то срочное, и наш герой, плохо пережевав три хинкали, отправился (на сей раз пешком) на работу. Солнце сияло во всех лужах, дворники убирали навоз от подъездов, напротив их дома ночью сгорел дом-хрущёвка с первым этажом каменным, а вторым - деревянным, как часто бывает в провинции (а они ничего и не слыхали; вероятно, следствие винных паров "Нострадамуса"), в подворотне милиционеры обнаружили умершего той же ночью наркомана и громко говорили об этом. Игорь Иванович как всегда был в дурном настроении, кивнул Игорю и еще минут пять перебирал бумаги. - Мы хотим вас командировать,- сказал он наконец,- в Севастополь. Курьер МВД по дороге пропал, а с ним и все результаты. Командировочные, лошадь и все документы я вам уже выписал, возьмёте у Зинаиды Петровны. Вашу докладную записку я читал, но без результатов по Севастополю она не годится. На всё это даю вам полтора месяца... ну, максимум вы должны быть здесь к первому августа. Ясно? - Игорь Иванович? - Да. - Поговаривают, у нас в сентябре сокращение штатов... - Не беспокойтесь, вас это не касается... - Нет! я... хотел... наоборот... - Хотите в отставку? - Не совсем. Мой дядя - я вам рассказывал, он преподаёт историю в Краснодарском университете - ещё пять лет назад зазывал меня туда, на преподавательскую работу. Если конечно, вы рекомендуете... Над головой Игоря Ивановича висело большое панно, изображавшее всех тридцати двух академиков России. Начальник откинулся на спинку кресла: - Игорь, сколько людей в нашей стране желали бы жить в Москве или Петербурге... Вас же тянет в глушь, подальше от цивилизации, и вы хотите закончить свои дни малоизвестным преподавателем провинциального вуза в захолустном городишке... Сколько там жителей?- он достал из стола листок и нашёл.- 10 тысяч. - Но ведь я вырос в таком же южном провинциальном городишке с пятью тысячами жителей, где даже двери днем никто на замок не запирал, как в утопических романах. - Неволить не буду. Мы с вами неплохо потрудились эти семь лет. Разумеется, вы остаётесь нашим корреспондентом с правом публикаций. Вернётесь, продолжим разговор.

Каждый раз после разговора с начальником Игорь испытывал смутное чувство неловкости, виной тому - то ли жёлчность Игоря Ивановича, то ли его собственная непосредственность - умение говорить прямо, а не обиняками, но сейчас это ощущение было сдобрено большой надеждой, которую он - терпеливый человек - лелеял уже двадцать лет, с тех пор, как его отец - чиновник строительного ведомства был переведён в Ленинград на эту безумную авантюру со строительством дамбы через Финский залив (как и большинство прожектов эпохи коммунизма - за исключением двух каналов: Беломорского и Волго-Донского - она осталась невыполненной, хотя стоила жизни трём тысячам рабочих и окончательно подорвала союзный бюджет). В общем, Игорь пришёл в великолепное расположение духа, на обратном пути купил супруге в подарок никелированный кофейник и остановился на торговой площади послушать уличного актера, который сначала демонстрировал пантомимы: пьяный возница, генерал, рекламный агент, новый русский купец, а потом спел:

Суетится и психует весь народ! Суетится и психует весь народ! По России мчится тройка Это наша перестро-о-о-ойка!

Верхом, налегке Игорь подъёзжал к Невелю. Он умудрился покрыть четырехсоткилометровое расстояние за четыре дня, хотя один день пришлось из-за ливня просидеть на постоялом дворе под Лугой. Из всех развлечений там была компания картёжников из соседних деревень да огромный рыжий кот, который бесцеремонно лез на колени постояльцам и требовал угощения. Из книг наш герой взял лишь третий том Сенкевича, посвященный Латинской Америке, и еще прихватил на станции в Дно замызганную брошюру "Благосостояние советского народа" за 1988 год. Сосновый бор сменился взошедшими полями ржи, потом промелькнула опрятная деревенька на холме, блестящая окнами на закате. Пасека с огородами, почти отреставрированная церковь, уродливое здание водокачки - всё это осталось далеко позади, а вокруг вновь густой бор, сквозь который пролегла недавно рубленая просека. В памяти Игоря всплывала дорожная карта: еще двадцать километров таким аллюром на юго-запад, и он - в пограничном Невеле. Лошадь достигла опушки и стала вброд переходить речку, скорее даже большой ручей: в воздух взметнулась стая гусей, а почти из-под копыт стремглав полетели два зайца-русака. Игорь взъехал по склону оврага, и тут грянули выстрелы. Игоря не столько испугали, сколько удивили выстрелы и ощущение, что лошадь под ним распадается на части, и он катится обратно в овраг. Он пребольно грохнулся на землю, откатившись от убитой двумя выстрелами лошади, в глазах потемнело, но ни на секунду не потерял сознание. Пистолет в немного дрожащей руке. Разбойники, видимо, решили, что он убит, потому что безбоязненно появились над оврагом на фоне темнеющего неба. Игорь - меткий стрелок застрелил каждого с первого раза. Потом пополз по склону оврага вверх и медленно поднял свою конфедератку на деревянной ручке нагайки - приём старый, дурацкий, но всегда срабатывающий. Выстрелов не последовало: разбойников действительно было всего двое. Потом он долго лежал, глядя в темнеющее с каждой минутой небо, где уже зажигались первые звёзды; он ещё в детстве хорошо знал созвездия и сейчас различил колоссального Геркулеса, уверенно ступавшего по дальним галактическим дорогам; вспомнился Станислав Лем с его звёздными парусниками, вечно летящими к недосягаемым звёздам. Если не считать раненого шесть лет назад вора, Игорю до сих пор не приходилось убивать людей - в армии он не служил, - но это не слишком волновало его. Наш герой следовал простой - как рубленый из дуба стол - философии, согласно которой лучше убить, чем самому быть убитым, а люди, выходящие с обрезом на большую дорогу, снисхождения не достойны; на этой надёжной как корабельный канат философии и держится до сих пор - не смотря ни на что - Государство Российское, да и любое другое на земле. Главная проблема - потеря лошади. В любом городке или на любой станции могли выдать справку для начальства, что лошадь не продана, не пропита и не проиграна, а потеряна в ходе исполнения служебных обязанностей, но для этого пришлось бы заявлять в милицию о двух трупах и т.д. Уголовный кодекс, особенно после недавних поправок, допускал убийство с целью самозащиты, но это потребовало бы дополнительного следствия, внесудебного разбирательства, - вся эта волокита грозила растянуться на месяц и фактически сорвать командировку. Поэтому Игорь решил скромно умолчать о своих подвигах в борьбе с организованной преступностью и на станции в Невеле сказать, что на него напали волки, лошадь задрали, а он еле спасся. Он отодрал от убитой лошади регистрационный номер, по которому его легко могли вычислить (всем городским лошадям полагались регистрационные номера по субъектам Федерации), взвалил саквояж с поклажей на левое плечо и побрёл в сторону Невеля, немного прихрамывая на правую ногу. Вскоре ему попался мужик с телегой, который вез в Белоруссию на продажу банные веники; он сочувственно выслушал рассказ Игоря о волках, посадил "начальника", как он его величал, в телегу и даже прикрыл рогожей от накрапывающего дождя. В Невель они прибыли глубокой ночью; Игорь, не смотря на слабые отказы мужика, дал ему полтинник и очень благодарил. В переполненной станционной гостинице ему выделили тесную мансарду, где он обмылся над тазом с ледяной водой, перекусил охотничьими колбасками и охотничьим же сыром и мгновенно уснул.

Командировочные Игорю выделили поистине царские (его обычный месячный доход едва превышал пять тысяч рублей, а тут на два месяца ему выписали двадцать тысяч). Поэтому, проснувшись по утру под ветхой крышей гостиницы, разбуженный чириканьем птиц, он решил не скупиться, а взять новую лошадь напрокат или нанять ямщика до самого Киева. Станция была забита людьми, едущими в летний отпуск на юга, коммерсантами, курьерами, иностранцами человек двадцать сидело за длинным обеденным столом в станционном буфете. Соседом Игоря оказался военный курьер, который вез очень важный пакет из Кронштадта в Севастополь (о чём он поведал Игорю с сановитой важностью, и вместе с тем вовлекая его в своё поручение), а раз им по пути, предложил в складчину нанять ямщика и продолжать путь вместе до Киева, а там по Днепру доплыть до Каховки - и в Крым. Игорь, который предвидел прескучную недельную дорогу по разбитым шоссе Белоруссии, согласился, и после завтрака они перешли в номер к военному и сыграли в чешского дурака, причем военный проиграл, но уверял, что неделю тому назад выиграл тысячу рублей у двух сослуживцев, причем выше чином - один даже был полковник, причем из почтения к чинам вернул выигрыш без остатка. Такие люди всегда попадаются на российских дорогах; прошло почти два века со врёмен Гоголя и Пушкина, а они не перевелись, без них и Россия - не Россия. Они всегда на виду, никогда не унывают, развеселят любого, окажут помощь, навяжут свое знакомство; с ними уже через три дня кажется, что знаком целый год; рассказывая тысячу историй о себе и о других, они не то чтобы врут, но бессовестно приукрашивают унылую действительность (причём уличить их во лжи невозможно - они тут же докажут, что все это неопровержимая истина); они никогда не читают газет, но в курсе всех политических новостей, и их суждения всегда метче и точнее, чем выводы какого-нибудь педанта, в карьере они порой удачливы, но жизнь для них искусство ради искусства. Я уже говорил, что пока они живы - жива наша страна. Именно с таким человеком в мундире старшего лейтенанта судьба свела Игоря, еще не пришедшего в себя от вчерашнего приключения. Его звали Анатолий, он коренной петербуржец в пяти или шести поколениях - был ярым патриотом родного города, хотя немало поездил за свои двадцать семь лет по России и миру (служил ещё рядовым в охране посольства в Рио-де-Жанейро). Женат никогда не был, но судя по многочисленным рассказам, отнюдь не пропускал мимо себя женский пол. В родном полку - душа любой компании, на войне (а он отличился в чеченской кампании 2000 года) - бесстрашный фаталист, аккуратный офицер, храбрый солдат. По политическим убеждениям Анатолий отрекомендовался как ярый монархист, а когда Игорь заметил, что идею монархизма в России испоганил Жириновский, заявил, что, как только встретит Жириновского, убьёт как собаку, но пока вот не встретил.

Игорь, который и сам обладал некоторыми вышеперечисленными чертами, на фоне нового знакомого почувствовал себя довольно спокойным и умеренным человеком. А тут еще обозначилась проблема со справкой о гибели лошади. Невыспавшийся, с красными глазами, начальник станции (или как их называли по дореволюционному - станционный смотритель - Путин провозгласил скорое восстановление Табели о рангах) внимательно рассмотрел официальные бумаги Игоря, но историю о задранной волками лошади воспринял с нескрываемым скепсисом и даже попросил пересказать заново, думая поймать на противоречии. Он видел Игоря в компании с питерским офицером, а о том у начальника станции ещё вчера сложилось впечатление, как о прожжёном картёжнике, спускающем казённые деньги. Пришлось прибегнуть к старому испытанному способу: дать начальнику станции тысячу рублей (Игорь по природе отнюдь не отличался скупостью, но тут еще три дня переживал) и только тогда получить необходимую справку.

Когда Игорь рассказал об этом злоключении Анатолию, тот схватился, сказал, что сам мог выписать ему по дружбе такую справку (разумеется, бесплатно), обозвал начальника станции вором и ещё худшим бандитом, чем те двое, хотел идти ругаться и отбирать назад деньги, а Игорь, который меньше всего на свете любил всяческие скандалы и разбирательства, отговаривал его; и тут как раз вовремя из Москвы прискакал курьер, прибил к дверям станции указ регента о воссоздании Табели о рангах в честь трёхсотлетия города на Неве, второй экземпляр занёс градоначальнику и поскакал во весь опор дальше - по посольствам России в Европе. Согласно указу начальник станции действительно становился станционным смотрителем, но не последнего, а 9 класса чиновником. Сам Игорь оказывался вровень с Анатолием чиновником 10 класса по гражданской линии - коллежским секретарём, и оклад должен был соответственно вырасти на треть.

- Это всё потому,- объяснил Анатолий,- что в прошлом году был отличный урожай, да и в этом - хорошие виды.

Пока публика обсуждала новый указ, Игорь нашёл подходящего ямщика с двухместной коляской, договорился о тысяче до Киева, и около полудни попутчики выехали из городка, провожавшего их собачим лаем, шумом мебельной фабрики и снова накрапывающим дождём. Чуть более двух тысяч обывателей Невеля на краю России вели тихую, размеренную жизнь без конца и начала, а время делилось на неравные периоды проезжающими курьерами с правительственными указами, да и то, если они касались райцентра.

Расстояние от Невеля до Киева экипаж покрыл за неделю. Они проезжали тихие белорусские деревни, где вечерами на лавках сидели крестьяне, пили водку, закусывали вяленой рыбой, а единственный гитарист что-то горланил, беспорядочно бренча: двухэтажные городки с высокой водонапорной башней, где уже цвели яблони, а неопрятные мальчишки швыряли в проезжающих надкусанной редькой и кричали непристойности. Попадались развалины, оставшиеся от последней войны и не восстановленные, уже заросшие камышом сгнившие пристани на речках, зияющие провалами окон дома, где по ночам водились привидения павших солдат. На станциях их любезно принимал начальник в кожаном кресле под портретом Лукашенко верхом на коне (батька любил показываться народу на коне, а его злопыхатели рассказывали про этого коня множество обидных анекдотов, за которые журналистов сажают в тюрьму). Игорь продолжал швырять деньги, да и Анатолий от него не отставал, а такие проезжане ценятся везде. Развлечений в дороге мало, поэтому наши друзья перепробовали все способы убить время: обсудили все политические темы, рассказали друг другу о своих любовных похождениях, сыграли сто партий в карты на доске для еды, прочитали всего Сенкевича, причем Анатолий, знавший Бразилию не понаслышке, трижды поправил популярного автора, он рассказывал о своей службе в Рио-де-Жанейро, а Игорь - о результатах переписи, которые ему надлежало немного поправить.

- Путин всеми силами борется с партиями в России,- доказывал Анатолий Игорю.- У нас с ними было полное безобразие: каждая партия хотела иметь свой девиз. В США, насколько я знаю, всего два девиза, в Великобритании - три, а у нас на выборах 95-го (я тогда ещё не голосовал, мне 19 лет было, да и был в Бразилии) было аж 25 девизов, а на последних - 14. Сейчас-то хоть, думаю, будет всего три: "Единая Россия", коммунисты и этот выродок.

- А ЯБЛОКО?

- Нет. Явлинский с его либеральным прудонизмом просто смешон, его партия давно превратилась в секту, и они имеют как масоны свои условные знаки и даже руки не подают неявлинцу. Раньше Питер был их цитаделью, а как Болдырев от них ушёл, всё рухнуло.

- Я думаю,- заключил Игорь,- было бы разумно коммунистам объединиться с Путиным и сблизить свои программы.

- А ты - за коммунистов?

- Да. Всегда голосовал. Из эгоистических соображений. Меня никак не беспокоит благосостояние Березовского, и я, как и все добропорядочные граждане, порадовался вести о национализации волжского коннозаводства. И этой - его газеты "Итоги". Рассказывают, Киселёв распустил слух, что будет бежать за границу на воздушном шаре, а потом как Черчилль объяснял, почему этого не произошло.

- Слушай, все хотел у кого-нибудь спросить, кто в курсе: чем там закончилась вся эта история с Наздратенко?

- А, знаю. Он губернаторствовал до 2002 года и боролся с градоначальником Владивостока Черепковым. Этот инфант террибль одновременно заделался атаманом Уссурийского войска и главным шаманом Приморского края: и даже, утверждают, навёл порчу на Наздратенко, и тому действительно занемоглось. Так Наздратенко подал на него в суд: умышленное наведение порчи - ну, нет такой статьи! и все - а Черепков написал цидулю в Москву, что губернатор покровительствует контрабанде, подарил уссурийского тигра японскому премьер-министру и держит наготове яхту в бухте Золотой Рог, чтобы при приближении ревизора из Москвы удрать в США.

Анатолий расхохотался так, что даже ямщик бросил напевать какую-то унылую песню и обернулся к ним.

- Всё в порядке. Езжай!.. Сторонники их как-то раз подрались на центральной площади, и наздратенковцы, вооружившись рогатинами, взяли штурмом градоначальство. Что делать регенту? Он послал туда ревизора Степашина. Степашин добирался полгода, чуть не провалился под лёд на Байкале. И вот - два месяца назад - Наздратенку привезли в Москву, а что с Черепковым - я не слыхал.

- Да, с нашим атаманом любо братцы жить!

Огромный лось внимательно следил за людьми, забравшимися в такую глушь, где мрачные тени еловых ветвей скрывают нехоженые человеком тропы, а у озерца вне времени и пространства сестрица Алёнушка оплакивает братца Иванушку.

На станции в Жлобине с ними было забавное приключение. Они вылезли из коляски и под первыми каплями очередного дождя - лето 2003 года выдалось на редкость дождливым - торопились по узкому проходу между другими экипажами к зданию регистрационной - и это за минуты до закрытия на обед, когда прожорливый начальник станции съедает при закрытых дверях целого гуся с бутербродами, а опоздавшие путники ждут под дверьми, нецензурно выражаясь в его адрес. Тут из под земли вырос аккуратно одетый и причесанный как первоклассник иеговистский миссионер и сразу приступил к делу:

- Могу ли я поговорить с вами, братья, о Книге Жизни и Откровения?

Анатолий плюнул, поскользнувшись в луже от неожиданности, а Игорь прибавил:

- Вы, милейший, выбрали удивительно подходящий момент!

Потом уже в натопленном холле гостиницы, растянувшись в кресле перед камином, Анатолий пожал плечами:

- Как говорила моя одноклассница: дураков и дождь не мочит... Что там у нас с населением по религиозной части?

- Да, этих стало много. Еще очень много армян-григориан.

- Что все армяне к нам после распада Союза переселились, это я знаю.

- Так,- Игорь попытался как дорожную карту вспомнить таблицу вероисповеданий, которую сам же составлял месяц назад.- Православных - всего 37 процентов, мусульмане - 14, старообрядцев - почти шесть, кришнаиты, буддисты, венеды, евреев тысяч сорок. И кстати, коммунисты хотят подать заявку, чтобы их признали конфессией.

- Но подожди,.. как же они тогда будут участвовать в выборах!?

- Не знаю. Как-то об этом и не подумал...

- Где-то я об этом уже читал... А, вспомнил! Перед самым отъездом урывками прочёл роман одного нашего питерского фантаста... Как же его?.. Напрочь забыл,.. это надо же, не могу вспомнить... Ну, в общем, там о таких летающих... как у Свифта - читал? - в Лапуту этот летающий на магнитах остров.

Игорь закивал, растирая затёкшие конечности.

- Вот... И там у него революции не было - до сих пор Царь-Батюшка, и коммунисты - это конфессия. Так что этого следовало ожидать. И ты к ним запишешься?

- Нет, я сторонник развитого феодализма, а коммунизм - так уж исторически сложилось - на сегодняшний момент самая "феодальная" идеология.

- Как же того автора зовут?.. Не читал?

- Я вообще последнее время фантастику не читал. Больше исторические романы.

- И всё-таки, почему ты за них голосуешь? Что у тебя-то общего с нечаевыми и лениными?

- Могу ответить вопросом на вопрос: пошёл бы ты с Христом к этой мрази, которая вокруг него увивалась?.. Нечем крыть?.. Да, я - сталинист. Потому что я смотрю правде в глаза: войну мы выиграли именно благодаря ему, его твёрдому режиму. А отличие сталинистов от антисталинистов не более, чем отличие людей по французской пословице знающих, что нельзя приготовить яичницу не разбивши яиц, от тех, кто полагает, что вполне можно: сами собой из будяков выросли бы оружейные заводы, взвились аэростаты и т.д.

Анатолий промолчал. Тут официант подкатил на столике "уважаемым гостям" ужин из яичницы, ветчины и прошлогодних сморщенных яблок "с бочком". Игорь продолжал:

- Моя мама - филолог (она уже умерла, в сорок семь лет) как-то раз заметила, что во всех романах Достоевского есть один комичный момент: появляется какой-нибудь плебеистый проходимец, ничтожнейший человек, и тут же вокруг него всё начинает вертеться: графы, князья, генералы! Я вообще не театрал, но водил жену на новую постановку "Идиота", с Евгением Мироновым в главной роли - москвичи приезжали. Нет, как мне везло в жизни! Я никогда не сталкивался с героями Достоевского.

- Согласен. Толстовские герои как-то надёжнее. Толстой же писатель-артиллерист, как он славно войну описывает! Стаднюк и Шолохов тоже хороши, но не так!

- Огорчу тебя. Толстой был пацифистом.

- Как? И он в этой дерьмовой компании? Совсем рехнулись! Я раза два командовал патрулём по отлову призывников: вёл с ними разъяснительную работу. Один раз идём в районе Загородного. За полночь. Видим - большая драка: человек десять - две местные банды. Мы их повязали. Я говорю: я найду вашим талантам применение, всех мобилизуем - и в Чечню - оружия вам не доверят, но снимать растяжки будете. Снимать растяжки - лучшее средство от рака и старости! - Анатолий загоготал своему афоризму и подлил в бокалы отличного "Кинзмараули" - специально вёз с собой большую бутылку.

Если никакой формальной границы между Россией и Белоруссией нет после того как ещё Ельцин вместе с Лукашенко спилили (в самом прямом смысле - пилой) пограничный столб в 97 году, то на украинской границе формальности ради записывают паспортные данные, цель поездки и проверяют документы на хранение оружия. За белорусскими болотами и чащами показались украинские пасеки и пирамидальные тополя. Анатолий был ни бэ, ни мэ по-украински, а посему Игорь взял на себя обязанности переводчика. И всё потому, что с некоторых пор иные особо национальные чиновники, прекрасно зная язык Пушкина, предпочитают разговаривать с командировочными на языке Шевченко, а то и Ивана Франко, при этом языка часто не знают, и это мучение продолжается порою по полчаса. Игорь не бывал на Украине десять лет и всюду подмечал какую-то опустошённость, заторможенность, безразличие к происходящему. Казалось, вся страна выпала из хода истории и оказалась во вневременном пространстве, где один день до неотличимости похож на другой, и лишь разные листки календаря их хоть как-то отличают. Деревня, как всегда и везде, пострадала меньше, но города вымирали: большие оружейные заводы, построенные полвека назад и работавшие на заказ из Москвы, закрылись, Россия больше не покупала уголь для отопления, заменив его более близкими к потребителю дровами, украинский сахар никому не был нужен, а в довершение всех бед черноморские порты оказались на отшибе от основных торговых путей. Женщины были, как нигде, дёшевы, но наши попутчики опасались подцепить сифилис и решили подождать до Киева, где недавно появился в продаже какой-то новый медицинский лакмус. Как не печалили эти виды сердце нашего героя, но всё было нипочём в сравнении с чувством Родины, рождавшимся при виде каждого яблоневого сада, каждого пшеничного поля, каждого колодца по пути. В жаркий день истомлённому ездоку так хочется соскочить с подножки экипажа, растянуться привольно на траве в тени плакучей ивы и лежать, поглядывая на далёкую речку, где в камышах кричит очеретянка. Вот так же здесь проезжал шестилетний Игорь Сергеев с мамой в неправдоподобно далёком 1980 году, когда по улицам ходили пионерские отряды в белых рубашках с золотыми пуговицами, преступности не было, в газетах писали: "В то время, как на 30 миллионов американцев приходится двадцать миллионов лошадей, советское социалистическое хозяйство...", а музыкальные шкатулки были дефицитом. В Чернигове накануне их приезда начисто сгорела станция, огонь перекинулся на соседние дома, и теперь на пепелище рылась худая кошка. Уцелевший начальник станции самолично отвёл их в палаточный городок, но палатку пришлось делить с еще одним странником. Этот высокий и нервный блондин сразу же показался Анатолию его троюродным братом из Пензы, но это оказался немецкий коммивояжер Антон Дрекслер, следующий по делам в Нижний Новгород. Он неплохо владел русским и был уроженцем Магдебурга. Анатолий, который как-то раз проездом был в Магдебурге, стал ему рассказывать о достопримечательностях его же родного города, и оказалось, что немец во многом с ним не согласен: и готический собор там не XIII, а XVI века, и сам город не на Хафеле, а на Эльбе, но старший лейтенант и не думал сдаваться. В конце концов, немец из вежливости признал свою неправоту, а Анатолий вошёл в раж и пожалел, что не поспорил на сто марок. Ночью немец, уместившийся в своем спальном мешке между ними, ужасающе храпел, нет, просто выл, и им постоянно приходилось его расталкивать. Из всего общения с ним Игорь вынес только то, что Германия с Францией и Бельгией вышли месяц тому назад из НАТО, а стало быть, сообщение "Times" о военных учениях в Арденнах газетная утка. Это многое меняло, но Игорь еще не знал официальной реакции правительства и мог сколь угодно фантазировать о последствиях. Немец объяснял это личной ссорой штатгальтера с английским премьером, который требовал помощи в иракской войне. Чем там всё закончилось, он тоже ещё не знал.

В Киев они въезжали поздно вечером. За Дарницей уже шли дачи киевлян, Предмостная слобода тонула во мраке, но город на западном высоком берегу сиял огнями, видны были Владимирский Собор и Мать-Родина с уродливо коротким мечом - еще одно творение советской эпохи. Игорь, пока переезжали большой мост через Днепр, рассказал Анатолию, почему меч короткий: в 1981 году, когда поставили эту колоссальную статую, в фундаменте которой разместился музей Великой Отечественной войны, оказалось, что острие меча будет выше крестов Владимирского Собора, а этого делать нельзя и т.д. Меч укоротили. - А зря,- заключил Игорь.- Статуя мне всегда нравилась, вот только игрушечный меч... Близ берега в летнем театре при большом стечении народа выступала Ветлицкая с каким-то ансамблем. Хорошая акустика эстрады далеко разносила песню:

Мы с тобой стоим, а ме-е-ежду нами

Проплывают города. Очень жаль, но ты ко мне-е, я знаю,

Не вернешься никогда.

Вокруг на деревьях сидели дети и безбилетники, а сторожа гоняли их длинными шестами. На перекрёстке стояли два конных милиционера с пиками. Анатолий хотел остановить ямщика и послушать, но Игорь настоял ехать дальше. В хорошей гостинице в районе Зверинца Игорь впервые за неделю вымылся не из ведра, а под душем, потом растянулся на чистой белоснежной простыне и подвёл итог: за две недели он проделал две трети пути, потерял лошадь и растратил четверть денег. В Киеве он решил отдохнуть, поплавать в Днепре, побродить по книжным магазинам и навестить двух знакомых своей юности.

Всякий путь имеет начало и конец, и хотя по простоте душевной можно иной раз засомневаться, есть ли что-нибудь там - за горизонтом, в конце концов, окажется, что рано или поздно достигаешь цели, как бы ни был мал и труден первый шаг. Эти или примерно эти мысли гнездились в мозгу нашего героя, когда он вылез из коляски перед севастопольским градоначальством. Город в 91 году остался за Россией, хотя это долгое время изрядно портило "украинский вектор политики" - как любят выражаться журналисты. Чиновник из отдела статистики покачал головой в ответ на известие о пропаже курьера с результатами переписи: - Даже и не знаю, сохранились ли у нас копии протоколов. - То есть как это не знаете?!- не выдержал Игорь.- Вы обязаны иметь копии протоколов переписной комиссии. Как же это - руководить городом и не знать, сколько здесь жителей? - Молодой человек,- чиновник поправил характерным движением пенсне.- У нас минимум три категории населения: обычные граждане, военный городок и ПЖ-украинцы. Все три категории переписывали раздельно. Протоколы везли разными курьерами. Не знаю, где и искать. - Что же, я сюда зря ехал три недели!? - Постойте,.. одну минуту,- чиновник как в романе Кафки стал рыться в большом горизонтально лежащем шкафу с документами.- Есть. Вот копия пропавшего протокола: это гражданское население. Игорь перелистал страницы: форма соблюдена, но левый нижний угол на первом листе кто-то отгрыз. - Это мыши,- пожал плечами чиновник, вновь поправляя пенсне. Весь его внешний вид - костюм-тройка, галстук, канцелярские счёты на столе как-то не вязались с сияющим за окном голубизной небом, морем, летом, отдыхом, курортом и т.д. Какая уж тут аккуратность в работе. Это для унылого Севера, где длинными зимними вечерами чем ещё заниматься. - Советую завести кошку. Очень советую. Чиновник не обиделся на колкость и ответил: - У меня кум на прошлой неделе получил новый дом. Хотел кота пустить. Так я ему говорю: я тебе наловлю в мешок штук семь-восемь. У нас тут водятся камышовые коты, из них хорошие шапочки детям получаются. Игорь вышел в палящий зной улицы. Отложив проверку и перепроверку протоколов на завтра, он подался к морю, долго плавал на спине, а потом, когда поднялся сильный зюйд-вест и на берег накатывались метровые валы, сидел на песке и бесцельно просеивал его между пальцами. Здесь же он познакомился с нехуденькой женщиной его лет в ярко-белом купальнике, которая когда-то работала преподавателем математики, а последние годы массажисткой, и неплохо провёл вечер этого дня и утро следующего: в её комнате в коммуналке был большой аквариум с рыбками и музыкальная шкатулка на семь мелодий. - Ты видел Путина?- спрашивала она в кромешной темноте, которую и вообразить себе не могут патриоты белых ночей. - Да, совсем недавно. Мы с женой ходили на костюмированный парад на Невском 25 мая и буквально столкнулись с регентом (вокруг него, как рынды вокруг Ивана Грозного, ехали четыре охранника). Портреты его ничуть не приукрашивают. Сильный, умный человек, великолепный наездник. Долго же нам не везло с главой государства. - Ты женат? - Да. - Какая она? - Такая... Она - олицетворение женственности, женской сути, того, что делает женщину женщиной. Всего того, что есть и в тебе... На следующее утро Игорь был накормлен превосходными варениками с вишнями.

Игорь зашёл от палящего солнца в полутемную книжную лавку, где сохраняется специфический запах книг и веков, которым так любил дышать герой Брэдбери, стоят мягкие диванчики, и откуда не хочется уходить. Он проехал дилижансом вдоль южного берега Крыма (в юности изъездил всю Украину, а вот в Крыму не бывал) и из Феодосии собирался доплыть до Новороссийска на галере. Был в музее Айвазовского, осмотрел древнегреческие и генуэзские развалины, купил разрисованную от руки открытку с видом мечети Муфти-Джами. Отсутствие жены несколько печалило, но он утешал себя мыслью, что не пройдёт и двух месяцев, как они будут в Краснодаре, а там как раз уродится виноград, потом фейхоа, потом айва. Странно, но в Петербурге - современном городе, где роскошные альманахи в каждом книготорге живописуют чудеса всего мира, мало кто представляет себе, что такое шелковица - как-то раз Игорю пришлось объяснять это маститому преподавателю истории в университете, когда речь зашла о Великом шёлковом пути: это такое узловатое дерево с ягодами трёх сортов чернильными, красными и розовыми - как ежевика, что ли? На улице собиралась гроза, духота сгущалась, а собаки бесились от доменной жары, и только загорелые мальчишки бегали с обручами в одних трусиках. А здесь - в приятной прохладе, в которой немного от склепа и немного от египетских пирамид, наш герой погрузился в кресло и стал перелистывать альманах "Год планеты" за 2002 год: "Выборы во Франции: в июне 2002 года состоялись выборы в Законодательное Собрание Французской республики, из 577 мест 259 заняли депутаты, прошедшие под республиканским девизом, 140 - под социалистическим, 98 - под монархическим, поражение коммунистов..." Рядом стояла роскошная книга с раскрашенными гравюрами "Монархи Европы": "Карл II - благополучно царствующий эрцгерцог Австрии... Амедей III Савойский - благополучно царствующий король Албании... Царь Симеон в Болгарии... Венгры призвали в 1990 году на королевский престол Святого Стефана представителя младшей ветви Габсбургов - престарелого Роберта... его преемник Лоренц I царствует с 1995 года". Игорь спохватился, что читает весьма интересную информацию, ранее ему неведомую, вынул бумагу, чернильницу и вечное перо из барсетки и стал кое-что записывать. Продавец - старый и седой как лунь словоохотливый диалектик долго следил за увлечённым покупателем, который превратил книготорг в свой кабинет, и лишь с порога позвал его вопросом: - Что, вы думаете, с преступностью надо делать? - Перестрелять,- коротко ответил Игорь и вышел в марево улицы, сбегающей к морю. Он вспомнил свой детский ужас, когда однажды в таком же приморском городке увидел улицу, уходящую вниз к белопесчаному пляжу, а вверху, над домами висели парусники у самого горизонта, и казалось, эта масса воды сейчас прольётся на него и город. Тётя успокоила его, что это всего лишь оптический обман, а на самом деле земля не вогнутая, а выпуклая.

Игорь сидел на складном стуле на верхней палубе большой галеры и против воли отбивал такт барабана. Внизу в полутемном подземелье трюма три сотни каторжников обливались потом на вёслах, и галера быстро скользила по прозрачной глади феодосийской бухты. Прошли мимо дорогого ресторана для отдыхающих на поставленном на прикол корвете времён Хрущёва "Григорий Косынко". - Ваш билет, пан,- раздалось за его спиной, и он вздрогнул от неожиданности, как и несколько пассажиров вокруг. Это оказался давний друг и однокурсник Игоря по университету Андрей Титомиров: - Мир тесен. Стоит поехать на другой конец страны, чтобы тебя тут встретить. - Я тут в командировке от Академии Наук. Курьер сгинул в пути, а меня отправили вместо него. А ты? - Ты ж помнишь, что я работаю в Военно-Морском музее и сейчас направляюсь из Севастополя, где изготавливал модель фрегата "Слава", он же "Москва" это с тех пор как Лужков взял на своё содержание... - До чего мы дожили? Какой позор! Мэр столицы содержит главный военный корабль на Чёрном море, а у министерства обороны нет средств. Тут ещё население сокращается. Нет, я тебе всегда говорил, что нам достался для проживания один из самых отвратительных веков. - Медный Век. - Что-что? - Ну, смотри: был Золотой Век - времена Александра I, Пушкина и т.д. Был Серебряный Век - с ним одно время больно носились... - Помню, увлекался Блоком и Гумилёвым. - А теперь - Медный. - Ты намекаешь на "порчу истории"?.. Согласен. У нас недавно двум сотрудникам как-то разом стукнуло 60 лет - эдакие шестидесятники - один раз эти понятия, как глаза хамелеона, совпадают. Так я на пиршестве, что они устроили, в шутку поинтересовался: согласен ли кто из них поменять свои года на мои, с моим здоровьем, ожидаемой продолжительностью жизни и т.д. Что ты думаешь? Никто не согласился. Один уже на трёх ходит - и тот ни в какую! Помолчали. - Я из Питера уезжаю,- неожиданно сказал Игорь. - До риднойи Вкрайины?- поинтересовался Андрей. - Нет. В Краснодар. Преподавать социологию в провинциальном университете, где и сгинуть в тоске и безвестности - это мне столько гадостей наговорил начальник на прощанье. - Мне он всегда чем-то Бунина напоминал - такой же желчный... Снова помолчали. Рыбачьи шаланды поворачивали к берегу, солнце клонилось к горизонту за кормой, из карцера доносились вопли поротого каторжника. - Завтра будем в Новороссийске. - А эти не взбунтуются? А то как-то тревожно засыпать в таком соседстве. - Нет, экипаж хорошо вооружён. Есть даже многостволка. - Сколько тогда - в восьмидесятые скулили, что галеры - это порок сталинизма, что весь Запад ужасается, глядя на наше варварство! Так оказывается, что в самой демократической из демократических - Франции тоже есть галеры с каторжниками. Смертную казнь в городах отменили, а галеры есть. Может, мы действительно чего-то в них не понимаем? А вот ещё - когда на выборах стал побеждать Ле Пен, анархисты разгромили "Максим" - самый лучший парижский ресторан. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь на Невском поднял руку на какой-нибудь офис Альфа-банка?! У нас бы уже через полчаса осадное положение ввели. Какой-то малохольный мы всё-таки народ. Мне один попутчик рассказывал, в Латинской Америке партизаны годами ведут войны против правительства или помещиков. - Так то в Латинской Америке! Там тепло. А у нас: денька два побегает партизан по морозу - и побежит греться к начальству. Солнце уже зачерпнуло своим краем моря. Чайки садились на реи. Весла монотонно хлопали об воду с интервалом в десять секунд, как на военном флоте. Впереди вырисовывался мыс Чауда и плоский, суглинистый керченский берег, так не похожий на тот образ Крыма, какой знают читатели журнала "Вокруг света". - Мы ж позавчера узнали, чем там всё закончилось, в Ираке. - Ну? - Корреспондент "Севастопольских рассказов" прислал депешу из Стамбула. - Я был в Севастополе три дня назад. - Англичане с американцами в апреле дошли до Багдада. Хусейн свергнут, но не пойман, и, говорят, ездит по стране и даже не скрывается. - Ну, это я еще полгода назад сказал: он точно останется невредим. - Американцы и англичане контролируют главные города - Багдад, Басру, а вокруг - анархия. Басра страшно разрушена. Шиитские аятолы призывают к джихаду, курды отделились, с оккупантами никто не сотрудничает. - Думаю, всё пойдёт по иранскому варианту, хотя здесь другой случай. - Почему по иранскому? Это будет неповторимый - иракский случай. - Торговые пути опять сместятся. - Да, хотя я не экономист, посмотрим через пару лет.

Ночью Игорь проснулся от гнетущего чувства опасности. Духота в каюте усугубилась. Он открыл стекло иллюминатора и тут понял, что на галере происходит что-то неладное. Слышались крики, даже вопли, стук колодок обо что-то деревянное, потом грянул выстрел. Теперь уже пробудился весь корабль. По коридору между тридцатью каютами пробежал кто-то, крича: - Выходите! К лодкам! Накаркал ли это Игорь (у него был такой талант), сыграла ли роль ночная духота, решил ли какой-нибудь авторитет стать, наконец, пиратом Чёрного моря - этого никто так, в конце концов, и не узнал, но каторжники взбунтовались. Команда, правда, вооружённая, была в явном меньшинстве, а поэтому капитан принял единственно верное решение: эвакуировать команду и пассажиров, а самому подорвать себя с галерой и каторжниками. Двух лодок явно на всех не хватало. К счастью, берег оказался всего в одной миле, и хороший пловец мог рискнуть в установившемся штиле одолеть эту дистанцию. Но ещё надо было отстреливаться, прикрывая посадку других. Каторжники захватили трюм, но в крюйт-камере забаррикадировался капитан, а выйти наружу мятежники боялись - люк держали под прицелом пять матросов, пока старпом усаживал в лодки женщин и детей. Но совсем забыли о вентиляционных люках на корме, и вскоре оттуда раздался выстрел - видимо, у мятежников, всё же было какое-то оружие. Пуля, не целясь, угодила в грудь старпома. Он упал и успел отрубить топором канат, держащий последнюю лодку. На палубе остались несколько матросов и Игорь. Андрея нигде не было видно. Игорь заметался по носовой палубе, схватил спасательный круг из бальсы и пристроил на нем свой дорожный чемоданчик, в котором в непромокаемом полиэтиленовом пакете, заклеенном утюгом, хранились результаты переписи по Городу Федерального Значения Севастополю. Так он и прыгнул в воду, вспомнивши в этот момент почему-то детство и первое погружение в морские воды в Бердянске таким же душным летом 1978 года. Пристёгнутый к поясу круг вынес нашего героя на поверхность. В темноте он различил мечущиеся по палубе удаляющейся галеры фигуры (непонятно, были то ещё матросы или уже каторжники), далёкий берег (с борта он казался куда ближе) и также далёкие лодки, спешащие от галеры. Несколько воплей возвестили, что борьба на галере не закончена: кто-то размахивал перед собой факелом, но тут корпус корабля взметнулся вверх и рассыпался на части - это капитан (ему неделю назад поставили неутешительно-смертельный диагноз - диабет) недрогнувшей рукой поджёг крюйт-камеру. Пылающие обломки осветили всё вокруг, и стали видны в двух кабельтовых искажённые страхом лица людей на лодках. Горящий обломок доски упал почти рядом с Игорем, зашипел и стал из романтически пылающего дерева обычной мокрой головешкой. Игорь плыл, не оглядываясь, несколько раз захлёбывался, но воля к жизни вновь наливала мускулы, и безлюдный берег хоть и медленно, но приближался. Чемоданчик не утонул, и одно это делало борьбу более осмысленной. В полукабельтове от берега ноги обрели твердь дна. Игорь зашатался как пьяный, снова нахлебался воды и, подпрыгивая на носках, ещё продвинулся к берегу. Обернулся. Вокруг не видно ни души: где-то догорали обломки галеры, лодки исчезли с горизонта. На берегу сидел, сдирая с себя мокрую одежду, Андрей и ругался на чем свет стоит. - Привет! Будём живы - не умрём! - Проклятье рода Баскервилей! Двух!месячный труд пошёл насмарку! Придётся возвращаться в Севастополь. Ни денег, ни документов,- Андрей отшвырнул превратившийся в комок мокрой бумаги паспорт. - Капитан взорвал крюйт-камеру. Кажется, там никто не выжил,- Игорь, не раздеваясь, лежал на песке без сил. - Получили досрочку! Дерьмо! - Медный Век...

22 июня 2003 года в час по полудни Анатолий соскочил с подножки экипажа, еще раз попрощался с Игорем и взбежал по ступеням штаба Краснознамённого Черноморского Флота России. Осовевшие от жары офицеры козыряли в ответ на его приветствие. Дежурный капитан III ранга отослал его к молодому дежурному офицеру в большом кабинете с большой картиной в бронзовой раме "Фрегат "Киров" у берегов Ливии в мае 1986 года". Пока офицер регистрировал секретный пакет, скрипя старым пером по веленевой бумаге, Анатолий перелистал лежавшую на столе книгу с раскрашенными от руки гравюрами. - Это наш малоизвестный современный фантаст - Менделеев,- пояснил офицер.Написал роман "Эра Водолея". Представляете, там, по сюжету, в нашей стране до сих пор коммунизм, а в США к власти пришёл Антихрист-Зверь. - Ну... это уж какая-то пародия получается. - Почти. Советские руководители игнорируют американского президента под предлогом борьбы с религиозными суевериями. А реакционное духовенство подстроило взрыв сверхновой и выдало её за новую Вифлеемскую звезду. Хотя по инструкции курьеру Генерального Штаба категорически предписывалось отбывать в обратный путь в день прибытия, Анатолий решил нарушить воинскую дисциплину ради ещё одного дня в залитом солнцем античном Севастополе, где развалины военного времени соседствовали с руинами времен Диоклетиана, а бордели, в силу закрытого характера города, работали под контролем комендатуры. Вечером он в обществе нового знакомого - офицера-любителя фантастики отправился в офицерский ресторан, куда наведываются все красавицы города да и всего полуострова и где подают в промозглом крымском ноябре самый экзотический напиток в России - сбитень. Но сейчас лейтенанты заказали севрюгу в томате с грибами, бефстроганов с жареным картофелем и "Мартини". Гена - штабной офицер (они уже давно были на ты) жаловался Анатолию: - Год назад я написал небольшой очерк на пять страниц - "Мир в 1913 году" эдакий ежегодник, как сейчас любят. Воспользовался служебным положением напечатал на машинке. И вот: прошлой осенью знакомлюсь тут с женщиной: работает в редакции журнала; слово за слово - обещает меня напечатать. Я надеюсь, приношу в редакцию напечатанное, заполняю идиотский тест и... ничего. Я ничего, и она - ничего. Проходит два месяца, и я встречаю свой очерк в журнале, причём под абсолютно другой фамилией (Горшко какой-то никогда бы я себе такой псевдоним не выбрал!) Что делать? Судиться? Как англичанин какой-нибудь? Доказательств, что это у меня украли, у меня нет. Пристрелить, чтоб другим неповадно... Я так ей потом и говорю: "Я всё понимаю: мошенничество - основа честного бизнеса; только, когда обездоленные придут выпускать вам всем кишки, неужели я буду вас защищать?!" Он и дальше распространялся на тему честного бизнеса, переходя на тему женской эмансипации, которую иначе как сатанизмом не именовал, пока к ним не подсели две молоденькие женщины: блондинка и брюнетка. Анатолию сразу приглянулась первая - полногрудая, в синем сарафане и к тому же неграмотная, как оказалось, когда заказывали по меню на дам. Гена и здесь пошёл распространяться по поводу эмансипации и доказал, что грамота настоящей женщине ни к чему, и настоящая женщина... Анатолий явно перебрал: звуки становились всё более сюрреалистическими, пол качался как палуба корабля, что играл оркестр уже было не разобрать (правда, разобрать не могли и трезвые), в другом конце ресторана вспыхнула ссора между двумя капитанами второго ранга: они выхватили кортики, но охрана разняла.

Анатолий родился в городе на Неве и детство провёл в песочнице на Тургеневской площади - в том из немногих уголке города, где царит сельская тишина, а старушки сплетничают на лавочках. Его родители познакомились случайно именно здесь и прожили недолгую, но счастливую жизнь. Папа коренной петербуржец в пяти поколениях с детства хотел быть фотографом и потом всю жизнь отдал этому редкому искусству. Нереализованной мечтой его осталось создание стойкой цветной фотографии, хотя ему удалось продлить жизнь цвета на светочувствительной пластинке с одного часа до трёх. Когда Анатолию было пять лет, отец попал под лошадь, был искалечен и ещё двадцать лет провел в скромной доле неходячего инвалида, окружённый заботой любящей жены. Она происходила из провинции. Её отец - ремесленник белгородской мануфактуры - молчаливый и нелюдимый всю жизнь будто прожил для одного момента - 30 марта 1953 года, когда узнал о смерти Сталина в очереди за зарплатой и громко высказался: "Умер Максим, ну и ... с ним!" Он был избит коллегами, осуждён на пять лет и погиб по пути в места заключения, когда арестантский фургон упал с моста в Волгу. Его дочери тогда минул всего год, она выросла тихой, мечтательной и как многие провинциалки, рвущиеся в столицы, очень себе на уме. Она великолепно рисовала, поступила в ленинградское Мухинское училище, а потом всю жизнь создавала эскизы обоев. Анатолий не унаследовал ни красоты, ни талантов родителей. В детстве он мечтал стать моряком дальнего плаванья, зачитывался Сенкевичем, Стивенсоном, Жюль Верном. Он бредил коралловыми рифами, шумом ветра в парусах корвета, любовался закатом в Торресовом проливе, тонул в бурном Ла-Манше, открывал острова и сражался с флибустьерами. На его счастье даже в наши времена немало ещё осталось неисхоженных уголков земли, да и каждый десятый рейс заканчивается гибелью судна. Провалившись на экзамене в мореходное училище, Анатолий по протекции знакомых отца попал рядовым в морскую пехоту, а через месяц - о, счастливая звезда! - отправился в далекую Бразилию стеречь российское посольство. Многие новички, мечтавшие о море в сухопутной и незнающей качке квартире, на палубе настоящего корабля теряются и едва ли не проклинают свою наивность, но наш герой стойко вытерпел все невзгоды двухмесячного морского перехода, научился управлять парусами, выучил все морские словечки, и даже морская болезнь его не брала, а печень оказалась выносливой ко всем жёлтым лихорадкам. Но прошли годы, и морское увлечение ушло, растворилось в юношеских далях, которые, если начнёшь вспоминать и ворошить прошлое, предстают археологическими Помпеями перед изумлённым внутренним взором зрелого человека. Анатолий продолжал службу кавалерийским офицером, воевал в Чечне, а затем был определён курьером в Генштаб, возвращённый таки Путиным в Санкт-Пететербург. Он жил в казармах при Генштабе со вдовой своего сослуживца, погибшего под Аргуном в марте 2000-го; она тоже служила при Генштабе, в картографическом отделе. "Медовый месяц" их пришёлся на май 2001, когда обоих командировали в Москву. Скромные смотры войск на Марсовом поле в Петербурге ни в какое сравнение не идут с пышными парадами на Красной Площади: чеканят шаг курсанты, цокают копытами гвардейцы-кирасиры Таманского и Кантемировского полков, в воздухе величественно проплывают огромные аэростаты.