Строптивая мишень

— Припасли.

— Интересные люди, — покачала я головой, устраиваясь на диване. — Где ж это продается?

— Там же, где покупается.

— Ты чего вредный такой?

— Нормальный.

— Значит, воевать собрался, с Серым? Это он тебя в тюрьму пристроил? А кто такой крестный?

— И ты еще удивляешься, что тебя убить хотят? Удивляться надо. как жива до сих пор.

— В том смысле, что я много болтаю? Это нервное. Ты не обращай внимания, ладно?

Он понял буквально и перестал обращать на меня внимание вообще. Надо было с ним как-то подружиться. Не придумав ничего лучшего, я спросила:

— Это что, граната?

— Шарик надувной.

— Ну, не нравлюсь я тебе и не нравлюсь, ты мне тоже не нравишься. Чего ж вредничать?

— Граната, граната.

— А как она работает?

— Хорошо она работает, рванет — и останется только мокрое место.

— А что сделать надо, чтобы рванула? — Он поднял голову и уставился на меня. — Чего глаза пялишь? — не выдержала я. — Трудно объяснить? Вдруг пригодится?

— Чего тебе пригодится?

— Граната.

Неожиданно он засмеялся.

— Чего ж тебе так весело? — окончательно разозлилась я.

— Да так. Когда мне два года отдыха-лось, я мечтал, как вернусь и все такое… о многом думалось, но чтоб так…

— Как? — разозлилась я.

— По-дурацки. Сидит передо мной баба на диване и просит объяснить, как граната взрывается. Прикинь?

— Прикинула. Чем выпендриваться, лучше б объяснил.

— Ладно, — пожал он плечами — и объяснил. Ничего особо сложного я не усмотрела. При случае вполне можно рвануть,

Приставать к нему я больше не стала. он с оружием еще минут двадцать пораз-влекался и ящик куда-то утащил. Потом заглянул в комнату и сказал:

— Я в ванной.

Оставшись одна, я провела экскурсию по квартире, подивилась количеству грязи на квадратный метр, но ничего примечательного не обнаружила. Хозяева храпели, а тараканы по стенам шныряли. Повезло соседям. На тумбочке в прихожей пылилась груда бумаг. Покопавшись в них, я обнаружила губернскую газету, датированную сегодняшним днем, и прихватила ее в комнату — не то чтобы я поклонница городской прессы, но надо было как — то время скоротать.

Взгляд мой остановился на колонке «Происшествия»; «12 июня в гостинице „Альбатрос“ областного центра гр. Л., уроженец Киева, в состоянии алкогольного опьянения нанес ножевые ранения своему родственнику П., гражданину Украины. От полученных ран П. скончался. Л. с места происшествия скрылся. В результате оперативно — розыскных действий преступника удалось задержать».

Чертыхнувшись, я заметалась по комнате, прикидывая, куда газету спрятать, чтобы она не попалась на глаза Алексею. Оперативность родной милиции была некстати. Конечно, в конце концов он все равно узнает, но сейчас не время. Я сунула газету под диван, а сама села в кресло, стараясь успокоиться. События развивались чересчур стремительно, одно утешало: пока все в пределах нормы, как любил говорить один умный человек, правда, уже месяц мертвый.

Тут ввалился Алексей, пришиб ботинком таракана и сказал:

— Ты как хочешь, а я спать. Постельное белье отсутствовало. Он принес две подушки и одеяла. На вид жуткая гадость, но высказываться я не стала и устроилась в кресле, а Алексей на диване. Он не спал, таращил глаза в потолок, хотя и лежал тихо, не шевелясь. Я тоже не спала. Хотелось зареветь, а еще больше хоте — лось привычной жизни: размеренной, упорядоченной, комфортной, где не было места гранатам, тараканам и ночлегу в чужой грязной квартире, рядом с амбалом, у которого лицо киллера из комиксов, кровный враг по кличке Серый и неведомый крестный… Вот о нем надо узнать побольше — последнее, что подумала я, проваливаясь в сон,

Утро было ранним и бестолково-суетным. Для начала на пороге возник Гриша и долго вслух изумлялся тому, что спим мы не вместе, как положено мужику и бабе, а врозь. Я лишилась остатков его доверия. Верка бродила хмурая, крикливая и больная. Гришка, все в той же грязной майке, сбегал за бутылкой, и оба повеселели. Алексей с ними выпил и устроился на диване, прихватив газету из прихожей, чем, признаться, меня напугал. Я с тоской на него поглядывала, но он и бровью не повел: как видно, опасных для меня заметок в газете не обнаружил.

Алексей читал и явно ждал кого-то. Гришка с час как ушел куда-то, Верка возилась в кухне, а я тосковала-

— Мы так и будем целый день сидеть? — не выдержала я в конце концов.

— А ты побегать желаешь?

— Нет, не желаю. Но ведь вот так в четырех стенах торчать невозможно.

— Почему это? Безопасно, и Верка обедом накормит, чего ж еще надо?

— Но не можем же мы всю жизнь сидеть в чужой квартире и обеда ждать?

— Послушай, дорогуша, если тебе скучно стало, захотелось приключений и разнообразия, так стоит только за дверь выйти.

— Не заводись. Ты у родни, а я у чужих людей и что — то для себя сделать должна.

— Деньги приготовь, тысяч шесть.

— На что? — удивилась я.

— Слышала, о чем вчера толковали? Тачка нужна, лучше две.

— Ты так говоришь, как будто у тебя план есть, — насторожилась я.

— Есть, — кивнул он.

Слишком лаконично, я захотела уточнить:

— План, как меня избавить от неприятностей?

— А я что, подряжался? — вытаращил он глаза.

— Господи! — всплеснула я руками — С какой стати мне тогда деньгами швыряться, будто они у меня лишние?

Тогда мотай, куда ты там собиралась.

— Что-то не хочется, — вздохнула я. — Выйду на вокзале в чужом городе и куда? Нет, я уж лучше с тобой посижу. Верка обедом накормит, тараканы — как родные, рядом шныряют, жить можно.

Алексей ухмыльнулся и уставился в газету.

— А зачем нам две машины? — спросила я через пару минут.

— Пригодятся.

— Оно конечно. Судя по тому, как ты джип разделал, — , и двух будет мало. Ты на него всю жизнь копил или позаимствовал?

— Позаимствовал.

— Я так и подумала… Валяй, бери деньги, покупай машины. А вот ты говорил, что я дорогу перешла, это кому?

— У тебя от лишней информации голова не болит?

— Не болит. И оставь мою голову в покое, сам ведь говорил, что охота — процесс необратимый. Так какая мне разница? Хотя бы знать буду, кому спасибо сказать.

Он вздохнул и отложил газету. Я сидела, поджав ноги, искоса на него поглядывала. Хоть и силилась не унывать и смотреть на жизнь оптимистически, но своим оптимизмом и кошку бы не обманула.

— Может, тебе действительно уехать? — минут через пять спросил Алексей, Я отвернулась.

— Куда? Деньги быстро кончатся. Ничего путного делать я не умею.

— Выйдешь замуж. Для такой, как ты, это не проблема. Фамилию сменишь, будет крыша над головой и кормилец.

Я задумалась, потом сформулировала:

— Я хочу выйти замуж за любимого человека.

Он присвистнул.

— Не вижу в этом ничего смешного, — решила я обидеться.

— А я разве смеюсь?

Я повздыхала и решила на жизнь пожаловаться:

— Бежала из квартиры сломя голову, ничего из одежды собрать не успела. Как ты думаешь, я могу зайти домой?

— Не советую.

— Они что, всю жизнь там будут сидеть, меня дожидаясь?

— Если всерьез собрались тебя прикончить — будут.

— Ясно. А вот скажи, крестный твой, он в самом деле тебе крестный или это должность, как в «Крестном отце»?

— В самом деле крестный, — Алексей вдруг засмеялся.

— А Верка — жена Григория, а он брат твоей мамы?

— Двоюродный. И Верка не жена ему, так, живут вместе, она вообще-то жена моего крестного.

— А имя у крестного есть?

— Есть. Николай Савельевич.

— Я ведь не просто так спрашиваю, — пояснила я. — Я все слышала, о чем вы вчера говорили, и кое-что поняла, не маленькая. Твой Николай Савельевкч мне не поможет, а?

— Крестный-то? — Алексей захохотал, как будто я ляпнула что-то чрезвычайно забавное. Отсмеявшись, он покачал головой и сказал равнодушно:

— Он и мне-то помогать не станет, а про тебя и разговору нет.

— Жаль, — вздохнула я, намереваясь продолжить тему, но тут заглянула Верка и позвала обедать.

Ближе к вечеру вернулся Гришка, и не один, а с маленьким юрким мужичком лет тридцати. Физиономия у мужичка была смышленая. Симпатичный Соловей, о котором шла речь вчера. С Алексеем они обнялись, для чего тому пришлось согнуться в три погибели, потом облобызались и долго трясли друг другу руки. Только после этого Соловей заметил меня.

— А это кто? — спросил он, улыбаясь во всю ширину рта. Я тоже в долгу не осталась и выдала свою лучшую улыбку.

— Это Наташка, — сурово сказал Алексей, пресекая дальнейшие вопросы.

— Красивая, — кивнул коротышка.

— Ничего, — проворчал Алексей. — Идем в кухню.

Я прошмыгнула следом. Мужики, а с ними и Верка, сели за стол, выпили. Соловей покосился на меня, но после кивка Алексея сказал:

— Савельич тебя ждет.

— А нет меня, — усмехнулся Лешка.

— Не пойдет. Все знают: ты в городе. Фейерверк вчера кто устроил? Вечером у него Серый был, жаловался, мол, ты вернулся и войну затеял…

— А Савельич?

— Сказал, никакой войны. Мол, Леха с тобой замирится, старших послушает. Война нам ни к чему, нам надо дело делать, и все в таком духе. Серый уехал довольный, своим потом хвастал, что у тебя руки ко ротки.

— Это он так думает.

— Верка говорила? Скорешились они, попрешь на Серого — попрешь на крестного. Подумай.

— Я два года думал.

— Дело твое. По совести. Серый сдохнуть должен, только какой тебе прок от того, что ты его кончишь, если сам за ним следом отправишься?

— Это мне решать.