Земля, позабытая временем

Аджор, видимо, всерьез настроилась научить меня разговорной речи Каспака как можно быстрее, и мне кажется, в этом ее стремлении присутствовало свойственное всем женщинам непобедимое любопытство. Конечно, Аджор хотелось бы, чтобы я как можно скорее заговорил на ее языке, но в первую очередь для того, чтобы я смог, наконец, удовлетворить ее любопытство по отношению ко мне, которое настолько переполняло ее существо, что, казалось, она вот-вот взорвется. Вся она была как живой вопросительный знак, то и дело задавая мне вопросы, на которые я не мог ответить, не овладев как следует языком. Глаза ее оживленно блестели, руки энергично жестикулировали, ее язычок не умолкал ни на минуту - и все безрезультатно. Я мог сказать: "человек", "дерево", "скала" и еще массу всяких слов на чистом каспакском, но весь этот лексикон не мог служить основой для нормальной беседы. В отчаянии Аджор то и дело принималась колотить меня по груди своими крепкими маленькими кулачками, когда я в очередной раз оказывался не в состоянии связать двух слов, пока до нее не доходил весь юмор ситуации. Тогда она обессиленно откидывалась назад в приступе заразительного хохота.

Она пыталась научить меня нескольким глаголам, изображая соответствующие каждому из них действия и называя их соответствующим словом. Мы были настолько поглощены этим занятием, что перестали обращать внимание на все, что происходило вокруг. Как раз перед этим она объясняла мне, что выражение "джу" означает "стой", так что когда она крикнула: "Казор!" и замерла, я решил, что это просто еще одно значение слова "стой", я совсем забыл, что "казор" означает "берегись". Я повторил это выражение вслед за ней, но в этот момент обратил внимание на выражение ее лица и направленный мимо меня, в сторону входа, взгляд. Быстро обернувшись, я увидел жуткую морду, заполнившую собой все узкое отверстие входа в пещеру. Свирепый оскал и характерные черты не оставляли сомнений - это был гигантский пещерный медведь! Я охотился когда-то в белых горах Аризоны на гризли и полагал тогда, что более крупного и опасного зверя не существует, однако в сравнении с навестившим нас экземпляром самый большой гризли выглядел бы не больше собаки.

Я постарался разложить огонь перед самым входом таким образом, чтобы дым вытягивался наружу через отверстие в баррикаде. Сама же она было сложена так, чтобы ни один крупный зверь не смог беспрепятственно проникнуть в пещеру. В основном, правда, я полагался на костер" думая, что ни один зверь в огонь не полезет. Вот тут-то я оказался неправ: медведь находился не более чем в футе от пламени костра, начинающего, впрочем, понемногу угасать. В этом была моя вина - слишком занятый процессом обучения и учительницей, я просто забыл вовремя подбросить дров.

Аджор выхватила свой бесполезный маленький ножик и жестом указала на мое ружье, произнеся при этом несколько слов совершенно спокойным тоном. Ясно было, что она предлагает мне стрелять, но как раз этого-то я делать и не хотел, зная, что даже крупнокалиберные пули только разозлят медведя, и тогда он в ярости сможет забраться в пещеру, несмотря на заваленный вход. Поэтому стрелять я решил только в самом крайнем случае.

Вместо этого я подбросил в огонь еще хвороста. Поваливший дым и усилившееся пламя заставили зверя отойти на почтительное расстояние. Но совсем убраться он, похоже, не собирался. Маленькие глазки продолжали сверкать в пламени костра в некотором отдалении, а ужасный рев не позволял усомниться в его намерениях. Какое-то время медведь неподвижно стоял, не сводя глаз с нашего ненадежного пристанища; я же ломал голову в бесплодных попытках придумать какой-нибудь способ обороны или бегства, прекрасно понимая, что стоит только медведю полезть напролом, моя баррикада рассыплется, как карточный домик, под его могучими лапами.

Аджор снова жестом предложила мне стрелять, но я, зная, что свалить животное с первого выстрела невозможно, зато разозлить можно наверняка, предпочел пока выжидать. Это ожидание показалось мне вечностью. Горящие в ночи угольки глаз, поистине сейсмические раскаты чудовищного рычания, проникающие, казалось, в самую глубь земли и толщу окрестных скал, здорово действовали на нервы. Наконец, медведь тронулся с места и снова приблизился к отверстию входа. Несмотря на то, что я навалил в огонь столько дров, что мы с Аджор уже начали поджариваться, морда зверя вновь просунулась в узкое отверстие лаза. Несколько секунд медведь сохранял это положение, затем его оскаленная пасть вновь исчезла. Я вздохнул с облегчением, решив, что огонь пришелся ему не по нутру, и он отправился искать более доступную добычу,

Но радость моя оказалась мимолетной, а сердце у меня упало, когда я увидел огромную лапу, просовывающуюся в отверстие, лапу, в окружности имеющую почти такие же размеры, как суповая тарелка. Легко, как бы играючи, эта лапа зацепила один из крупных камней, которыми я заложил вход, и выкатила его в несколько приемов наружу. Вслед за этим в отверстии вновь показалась голова медведя, но на этот раз ему удалось просунуть ее значительно дальше. Туловище, однако, пройти все еще не могло. Аджор придвинулась ближе ко мне. Теперь она касалась меня своим плечом, и мне показалось, что по ее телу пробежала легкая дрожь, но никаких других признаков страха я больше не заметил. Я поднял ружье к плечу, придя в конце концов к решению, что ждать дольше бесполезно. Моей единственной надеждой было успеть выпустить как можно больше пуль, пока зверь не забрался внутрь.

Медведь же к этому моменту уже ухитрился вытащить из завала еще один крупный обломок и готов был к решительному штурму. Тщательно прицелившись и сосредоточившись, я мягко потянул за спусковой крючок. Промахнуться я не мог! Я был так же холоден и спокоен, как на стрельбище. Повторяю, я не мог промахнуться! И в тот самый момент, когда медведь уже готов был броситься на меня, вместо выстрела раздался жалкий щелчок. Осечка!

В этот момент медведь издал такой душераздирающий рев, сопровождаемый грозным рычанием откуда-то снаружи, что все прочие звуки показались мне нежной музыкой. Вслед за этим он повернулся и отступил. Какое-то время я стоял в растерянности, пытаясь сообразить причину столь неожиданной ретирады в момент, когда мы уже были у него в лапах. Не слабый же щелчок от осечки отпугнул чудовище. Но нам недолго пришлось ждать ответа на все эти вопросы. Снаружи, перемежающийся ревом и рычанием, до нас донесся шум произошедшей там схватки. Теперь все стало ясно. Пытающийся добраться до нас медведь был в свою очередь атакован каким-то еще более крупным хищником, и теперь за стенами пещеры шла борьба двух титанов не на жизнь, а на смерть. С короткими передышками, в течение которых мы могли слышать тяжелое дыхание соперников, эта схватка продолжалась около часа, пока, наконец, шум ее не начал стихать и не замер совсем.

По предложению Аджор, высказанному знаками и теми несколькими словами, что я уже знал, я перенес костер к самому выходу, чтобы очередному непрошеному посетителю пришлось добраться до нас в буквальном смысле сквозь огонь; затем мы уселись и стали ждать, пока не явится победитель. Проходило время, мы все сидели с прикованными к отверстию входа взорами, но больше нас никто так и не побеспокоил.

Наконец, я знаком предложил Аджор лечь спать - ей было необходимо отдохнуть, сам же я до самого рассвета оставался на страже. Проснувшись, она настояла на том, чтобы я тоже поспал, причем мои возражения она даже слушать не стала, а просто повалила меня на пол и, в шутку угрожая ножом, заставила закрыть глаза.

Глава II

Когда я проснулся, был уже день, а Аджор, сидя на корточках, жарила на углях большой кусок мяса антилопы. Вы не поверите, но солнечный свет и восхитительный аромат жареного мяса наполнили меня ощущением счастья и возродили надежду, совсем было угасшую в предыдущую ночь. Между прочим, стройная фигурка моей ясноглазой спутницы тоже оказала на меня весьма тонизирующее действие.

Она подняла голову и улыбнулась мне, еще раз показав свои великолепные зубы и жмурясь от удовольствия, - прелестнейшая картина. Помнится, тогда я в первый раз пожалел, что она - всего лишь маленькая необразованная дикарка. Она поманила меня за собой наружу, где мне стала ясна причина нашего спасения от медведя: огромный саблезубый тигр с изорванной в клочья шкурой валялся мертвый в нескольких шагах от пещеры, а рядом с ним столь же растерзанный, с выпученными внутренностями, лежал труп пещерного медведя. Быть обязанным жизнью саблезубому тигру, да еще в двадцатом столетии, - это, согласитесь, случай уникальный; но это произошло, и доказательства находились у меня перед глазами.

Крупные хищники Каспака настолько велики, что им необходимо постоянно добывать себе пищу для поддержания жизни и сил, вследствие чего они готовы сожрать что угодно и без промедления бросаются на любое животное, попавшееся им на глаза, независимо от того, сильнее их противник или слабее. Из более поздних наблюдений - я упоминаю об этом, как о заслуживающем внимания палеонтологов и зоологов, - я вывел заключение, что такие хищники, как пещерный лев, пещерный медведь, саблезубый тигр, а также крупные плотоядные ящеры, обычно убивают добычу дважды в день: утром и после захода солнца. Они тут же пожирают добычу целиком, затем на несколько часов залегают спать. К счастью, количество этих хищников сравнительно невелико, иначе во всем Каспаке не сохранилось бы животных других видов. Сама их свирепость служит сдерживающим фактором в росте их поголовья и позволяет существовать другим видам: даже в брачный сезон нередки случаи, когда самец нападает на самку, убивает и пожирает ее, кроме того, и самец и самка часто пожирают своих детенышей. А каким образом в этом диком краю сумели выжить люди и человекообразные, это уже находится выше моего понимания.

После завтрака мы с Аджор вновь продолжили путешествие на север. Пройдя совсем немного, мы были атакованы толпой человекообразных, вооруженных дубинами. По внешнему виду они казались более развитыми, чем алу. Аджор сообщила мне, что это бо-лу, или "люди дубины". Револьверный выстрел уложил одного и обратил в бегство остальных, но в течение всего дня они продолжали нас преследовать, пока мы не покинули пределов их территории и не оказались в области, населенной "людьми топора", или сто-лу. Это племя было менее волосато, стояло в развитии ближе к человеку и не проявляло по отношению к нам стремления непременно нас прикончить. Скорее, они проявляли любопытство и некоторое время следовали за нами, внимательно разглядывая. Они заговорили с нами, и Аджор ответила, но ее ответы, похоже, не очень понравились, так как поведение сто-лу стало угрожающим. Я думаю, что рано или поздно они бы набросились на нас, но в этот момент небольшая антилопа, прятавшаяся в кустах, покинула свое убежище и бросилась нам наперерез. Нам нужно было мясо; время уже перевалило за полдень, и я проголодался. Выхватив револьвер, я одним выстрелом свалил животное на бегу. Эффект от выстрела оказался потрясающим. Отбросив все свои враждебные помыслы, сто-лу мгновенно рассыпались во все стороны и попрятались.

Эту ночь мы провели на берегу ручья, найдя небольшую пещеру в прибрежных скалах, так хорошо укрытую, что только случайность могла позволить крупному зверю обнаружить ее. Поужинав мясом убитой антилопы и собранными Аджор фруктами, мы забрались внутрь. Я забаррикадировал вход припасенными для этой цели ветками и камнями. Теперь, чтобы добраться до нас, нападающему пришлось бы переплыть ручей и взобраться в пещеру, так что я чувствовал себя достаточно уверенно. Помещение, правда, оказалось тесноватым: низкий потолок на позволял выпрямиться во весь рост, пол же был так узок, что нам с трудом удалось улечься вдвоем. Но мы так устали, что чувствуя себя в безопасности, уснули мгновенно.

В последующие три дня мы смогли пройти совсем немного. Сомневаюсь, что мы покрыли хотя бы десять миль, так как нам приходилось проводить долгие часы, прячась от многочисленных хищников, постоянно попадавшихся нам на пути. Хищных млекопитающих стало намного больше, а вот ящеров поубавилось, правда, те, что встречались, обладали колоссальными размерами. Я никогда не забуду одного из них, на которого мы случайно наткнулись в прибрежных камышах. Высота его горба превышала двенадцать футов, а длина от кончика необыкновенно длинного хвоста до не менее длинной шеи, оканчивающейся непропорционально маленькой головкой, составляла от семидесяти пяти до ста футов. Тело его не было защищено роговой броней, но огромные размеры впечатляли. Мой опыт общения с обитателями Каспака подсказал мне, что, завидев нас, чудовище обязательно нападет, поэтому я вскинул ружье и в то же время отступил назад под прикрытие кустов. Видя мои действия, Аджор расхохоталась и, схватив ветку, бросилась бежать к гиганту, что-то выкрикивая. Маленькая головка на длинной шее поворачивалась во все стороны, пытаясь определить виновника всего этого беспокойства. Наконец, его маленькие тупые глазки обнаружили Аджор. С жалобным воплем, напоминающим блеянье овцы, колосс опрометью кинулся к морю и вскоре скрылся в волнах.

Смутно припоминая годы учебы и картинки в книгах по палеонтологии, принадлежащих Боуэну, я сообразил, что мне довелось увидеть ни более ни менее, как диплодока верхнеюрского периода. Но как же далек оказался облик живого гиганта от грубо реставрированного изображения в учебнике Хетчера и Холланда. У меня сложилось впечатление, что диплодок считался сухопутным животным, теперь же ясно, что он существо земноводное. Я еще не раз сталкивался с ними: при первой же опасности все они бросались в воду. Для защиты диплодок пользуется только хвостом, зато один удар его может превратить даже гигантского пещерного медведя в мешок изломанных костей. Это тупое, добродушное и пугливое существо - одно из очень немногих в Каспаке, которому подходит такая характеристика.

Три ночи мы провели на деревьях, не сумев найти более подходящего для ночлега места. Здесь мы были в безопасности от нападения крупных хищников, но змеи и леопарды представляли постоянную угрозу, хотя и не такую серьезную, как другие.

К исходу третьего дня я уже мог довольно свободно объясняться с Аджор, и это ее очень радовало. Она засыпала меня вопросами каждую удобную минуту, что, впрочем, случалось не так уж и часто, поскольку я тоже хотел знать ответы на множество вопросов, особенно касающихся географии и обычаев Каспака.

Беседовать с ней доставляло мне огромное удовольствие. Ее вопросы были так наивны, а мои ответы и рассказы о большом мире за пределами Каспака настолько поражали ее, что она казалась мне большим ребенком. Самое удивительное, что она все безоговорочно принимала на веру, хотя для нее, не покидавшей никогда Каспака и даже не представлявшей себе, что кроме него может существовать и какой-то другой мир, мои рассказы должны были казаться просто неправдоподобными. Ее любознательность свидетельствовала о высоком интеллекте и редкостной проницательности, чего трудно было ожидать от столь юного создания. Моя спутница все сильнее завоевывала мои симпатии, и я не раз благодарил судьбу, позволившую нам встретить друг друга. От Аджор я почерпнул немало сведений о Каспаке, хотя самый волнующий меня вопрос, оказавшийся неразрешимым для Боуэна Тайлера, - полное отсутствие детенышей среди обезьяноподобных и человеческих племен, с которыми мы сталкивались на разных берегах внутреннего моря, - все еще оставался без ответа. Аджор пыталась объяснить мне эту загадку, хотя ей представлялось все совершенно естественным и не требующим никаких комментариев. Она рассказала мне, что у племени Галу бывают дети и что она сама была ребенком, но большинство членов племени "пришло" или "усовершенствовалось", - она употребила выражение "кор сва джо", - "от Начала", и, как всегда при этих словах, сделала широкий жест в южном направлении.

- Долгое время, - рассказывала она, придвинувшись близко ко мне и шепча мне на ухо, при этом настороженно оглядывая окрестности, особенно небо, долгое время моя мать прятала меня, чтобы Вьеру, летающие ночью, не могли забрать меня и унести на остров У-уху.

При этом имени она задрожала и еще сильнее прижалась ко мне. Я пытался узнать подробнее, но ужас ее при одном упоминании Вьеру и их обиталища У-уху был настолько силен, что я прекратил дальнейшие расспросы. Мне удалось, правда, выяснить, что Вьеру уносят только маленьких девочек и очень редко взрослых женщин, пришедших "от Начала". Все это выглядело очень загадочно и необъяснимо, но в конце концов я пришел к выводу, что Вьеру - вымышленные существа, боги или демоны, всеведущие и всесильные. Это позволило мне предположить наличие религии у Галу, и дальнейшие расспросы подтвердили мою гипотезу. Так, Луата, о котором Аджор говорила в очень почтительном тоне, был богом огня и жизни. Его имя составлено из двух слов: "луа" - означает солнце, а "ата" имеет несколько значений - яйца, жизнь, дети и размножение. Аджор пояснила, что они поклоняются Луате в различных формах проявления его сущности, обожествляя тем самым огонь, солнце, яйца и другие материальные объекты, имеющие отношение к огню и размножению.

Я обратил внимание, что Аджор всякий раз, когда я разжигал костер, очерчивала указательным пальцем в воздухе равнобедренный треугольник и делала то же самое каждое утро при восходе солнца. Первое время я не сопоставлял этот маленький обряд с ее религиозными верованиями, но позже, когда мы уже были в состоянии общаться, я понял, что очерчиваемый ею треугольник означает примерно то же самое, что и осенение крестом для приверженца католической веры. Треугольник она изображала всегда короткой стороной вверх. Кстати говоря, узоры, украшающие ее браслеты и обруч на ноге, большей частью состояли из таких вот равнобедренных треугольников.

Мы проходили через территорию племени Банд-лу, или "людей копья". В своей рукописи Боуэн сравнивает это племя с кроманьонцами верхнего палеолита, и я с интересом ждал встречи с ними. Мои ожидания вскоре сбылись - ив гораздо большей степени, чем я мог предполагать. Мы покинули территорию Сто-лу и два дня буквально пробивались сквозь бесчисленные стада диких зверей. На второй день мы решили заночевать раньше, чем обычно. Тому было две причины: мы наткнулись на скалистую гряду, изобилующую пещерами, а главное - устали. Найти подходящую для наших целей пещеру, достаточно высоко расположенную над подножием, было делом нескольких минут. Перед входом имелась ровная площадка, пригодная для костра, а лаз внутрь был настолько узок, что мы с трудом протиснулись сквозь него. Внутри же пещера оказалась вместительной и с высоким потолком. Я зажег факел и огляделся - насколько я мог судить, другого выхода из пещеры не было.

Оставив свое оружие и патронташ в пещере, я спустился вниз, чтобы набрать дров. Мы уже запаслись мясом и фруктами, фляга моя была наполнена свежей водой, так что кроме топлива нам ничего не требовалось. Я всегда старался, по мере возможности, беречь силы Аджор, поэтому не позволил ей пойти со мной. Бедная девушка была страшно утомлена, но я знал, что она пойдет за мной даже из последних сил, пока не упадет замертво. Она, без сомнения, была лучшим товарищем на свете, и я иногда жалел, а иногда радовался, что она не принадлежит к моему кругу, потому что, будь это так, я бы наверняка влюбился. А так мы путешествовали как два парня, уважающих друг друга, безо всяких сантиментов.

У подножия дров было мало, и я углубился в лес, находившийся ярдах в двухстах. Сейчас-то я понимаю, как глупо себя вел, тем более в таком месте, как Каспак, где на каждом шагу таится опасность. В каждом человеке есть своя доля глупости. По-видимому, вся принадлежавшая мне в тот день вылезла наружу; ничем другим я не могу объяснить того, что совершенно безоружный, очертя голову, полез" в заросли и, естественно, тут же за это поплатился, как всегда и бывает в подобных случаях. Нагнув голову в поисках подходящего топлива, я был совершенно не подготовлен к тому, что на меня свалилась чья-то тяжелая туша. С трудом поднявшись на колени, я вцепился в напавшего на меня дикаря здоровенного детину, совершенно голого, если не считать набедренной повязки из змеиной кожи. Вооружение его состояло из копья с каменным наконечником и каменных же ножа и топора. Пока мы с ним катались по земле, а я уже начинал потихоньку одолевать его, откуда-то появились еще человек двадцать его приятелей, и все было кончено.

Связав мне за спиной руки полосками сыромятной кожи, они принялись критически разглядывать мою персону. Я же, в свою очередь, нашел, что выглядят эти ребята по большей части совсем неплохо. Среди них попадались волосатики, напоминающие мне представителей Сто-лу, но большинство имело довольно привлекательные черты и вполне человеческую форму черепа. Обезьяньих черт, присущих Алу, Бо-лу и Сто-лу, я почти не заметил. Я полагал, что меня тут же прикончат, но ошибся. Вместо этого они стали меня допрашивать, и очень скоро мне стало ясно, что они не верят ни одному моему слову.

- Галу изгнали тебя, - вопили они. - Если ты вернешься к ним, ты умрешь. Если останешься здесь - тоже умрешь. Мы убьем тебя, но сначала устроим пляску, и ты тоже будешь плясать с нами - пляску смерти.

Приятная перспектива! Подбадривало только одно - убьют меня не сразу. Меня повели к скалам. Проходя мимо, я глянул вверх и готов был поклясться, что вижу глаза Аджор, наблюдающие за происходящим из глубины пещеры, но ей хватило ума ничем не выдать своего присутствия. А мы тем временем обогнули гряду и оказались с противоположной стороны, где пещер в стене было так много, что они напоминали пчелиные соты. В пещерах, перед ними, на гребнях скал и у их подножия занимались своими делами сотни и сотни соплеменников схвативших меня дикарей. Женщин было довольно много, но детей я по-прежнему не увидел. Не могу не отметить, что женщины Банд-лу обладают хорошо развитыми грудными железами, в то время как у самок встреченных мною ранее племен грудь подобна мужской. Впрочем, несмотря на эти различия, я не установил точно, кормят ли детей женщины Банд-лу. Многие из увиденных мною женщин были довольно привлекательны. Как мужчины, так и женщины пропорционально сложены, хотя несколько массивны и приземисты. Часть племени, напоминавшая людей Сто-лу, имела растительность на теле, часть же была совершенно безволосой.

Собравшиеся вокруг меня банд-лу проявили ко мне немалый интерес; особенно привлекла их моя одежда, так как ничего подобного прежде им видеть не доводилось. Они буквально облепили меня, стараясь подергать и пощупать мое одеяние; кое-кто даже ударил меня, но большей частью особенной враждебности ко мне с их стороны не было. Те несколько тычков, что мне достались, были нанесены исключительно волосатыми, напоминавшими сто-лу, членами племени. Наконец, меня отвели в большую пещеру. У входа в которую горел костер. Пол ее был усеян костями животных и страшно грязен. Внутри была жуткая вонь от немытых тел и гниющего мяса. Мне развязали руки и накормили полусырым мясом тура и каким-то "змеиным супчиком", судя по тем кускам мяса, которые в нем попадались, вызывавшим у меня почти непреодолимую тошноту.

По завершении трапезы меня отвели в глубь пещеры, освещенной факелами, вставленными в многочисленные трещины. При их свете я с изумлением обнаружил, что стены пещеры покрыты рисунками и даже резьбой. Здесь были ^изображения оленей, туров, саблезубых тигров, пещерных медведей, гиенодонов и многих других представителей фауны Каспака, причем исполненные в цвете! Я насчитал четыре различных оттенка. Нередко изображения накладывались друг на друга, и приходилось долго вглядываться, чтобы разобраться в них, но общее впечатление указывало на явную тягу к искусству и вполне подтверждало гипотезу Боуэна о сходстве банд-лу с кроманьонцами, чье первобытное искусство дошло до нас в наскальных рисунках пещер в Лепортеле и других местах. Банд-лу, правда, не имели луков и стрел, чем и отличались от своих вымерших предков (а может, и потомков) в Западной Европе.

Если моим друзьям когда-нибудь доведется читать эти записки, да простят они меня за все многочисленные отступления. Писалось все это главным образом для себя, чтобы привести мои впечатления в систему и как-то разобраться в интересующих меня вещах.

Меня отвели в дальний угол пещеры и опять связали по рукам и ногам. Все это время мне приходилось отвечать на многочисленные вопросы, благо что у племен этой страны существует единый язык. Все объяснения моего происхождения и цели, приведшей меня в Каспак, однако, были выше понимания этих дикарей. Оставив меня, они, наконец, удалились, предупредив, что вернутся за мной утром перед пляской смерти. Прежде чем они ушли, забрав с собой факелы, я успел разглядеть, что нахожусь не в самом конце пещеры и что в глубину ее ведет узкий темный коридор.

Можно было только поражаться размерам этого гигантского грота. Я находился от входа на расстоянии нескольких сот ярдов, причем по пути встретил множество ответвлений в обе стороны. Должно быть, вся скала представляла собой настоящий лабиринт, лишь небольшая часть которого использовалась племенем для жилья. Нельзя было исключить и ту возможность, что кое-где в этих ходах устроили себе логово опасные хищники, а с ними, учитывая мое беспомощное положение, мне совсем не улыбалось встретиться. По натуре я довольно уравновешенный человек, но должен признаться, что в сложившихся обстоятельствах нервы у меня были на пределе. Утром меня должны были умертвить каким-то неизвестным мне, но, без сомнения, малоприятным способом для развлечения этих дикарей, но будущее заботило меня гораздо меньше, чем настоящее. Посудите сами, какой нормальный человек не придет в ужас, лежа связанным по рукам и ногам в кромешной тьме огромной пещеры, населенной неизвестно какими тварями, в этом жутком мире, где царствуют допотопные хищники и гигантские ящеры. В любой момент, да, может, прямо сейчас, какая-нибудь зверюга учует мой запах и неслышно подкрадется ко мне. Выгнув шею, я напряженно вглядывался в темноту, страшась увидеть там горящие угольки глаз хищника. То и дело меня прошибал холодный пот, когда мой перевозбужденный мозг рисовал во тьме облик приближающегося зверя. Шли часы, но ни один звук по-прежнему не нарушал мертвой тишины. В эти часы, показавшиеся мне вечностью, множество эпизодов моей жизни прошло перед моим мысленным взором. Я проклинал себя за безрассудство, с каким покинул своих друзей, надеявшихся на меня. Что с ними? Удалось ли им что-то сделать, или они все еще ждут моего возвращения там, за гранитным барьером? А может, им удалось добраться до цели? У меня возникло чувство, что удалось; не такие это были люди, чтобы отказаться от борьбы. Очень может быть, что меня ищут, но я сильно сомневался, удастся ли обнаружить им мои следы. Уже давно я пришел к выводу, что обогнуть внутреннее море по берегу - задача сверхчеловеческая, учитывая подстерегающие и днем и ночью на каждом шагу опасности. Тогда же я оставил всякую надежду добраться до того места, где я перелетел через барьер. Я был практически уверен, что Боуэн и его жена не выжили, так же как Брэдли и его спутники, - слишком много прошло времени. Что касается моих товарищей, даже если их снаряжение и численность позволят им добраться до южного берега и обнаружить дерево с застрявшим самолетом, мои кости задолго до этого побелеют и высохнут среди множества других костей в этой пещере.

И сквозь все эти мысли и чувства меня неотступно преследовал образ ясноглазой девушки, сильной и смелой, грациозной и прекрасной, с походкой королевы и гибкостью леопарда. Я люблю своих друзей, но их судьба заботила меня почему-то гораздо меньше, чем судьба маленькой дикарки, по отношению к которой (так я себя убедил) я просто не мог испытывать никаких других чувств, кроме дружбы. Но мысли о ней и об ожидающем ее будущем настолько сильно беспокоили меня, что я даже не думал о собственной участи, хотя время от времени и возобновлял попытки освободиться от своих пут. В эти минуты мне было важнее оказаться снова рядом с ней, чтобы иметь возможность защитить ее, чем самому избежать уготовленной мне поутру смерти. Все это отвлекало меня от мыслей о подкрадывающихся ко мне хищниках, как вдруг в могильной тишине, окружающей меня, я явственно различил звук осторожно приближающихся шагов.

Думаю, что никогда прежде, даже в детских кошмарах, не испытывал я такого ужаса, как в те мгновения, когда мне ясно представилось, как какая-то хищная тварь начнет заживо пожирать мое беспомощное связанное тело в кромешной тьме пещеры племени Банд-лу. Я весь покрылся холодным потом и по всему телу у меня побежали мурашки. Вряд ли я еще когда-либо был ближе к слепой панике, чем в тот момент. И ведь нельзя сказать, что я так уж боюсь смерти, - пара дней среди обитателей Каспака способна у любого человека изменить отношение к жизни и смерти. Жизнь - самая дешевая вещь в этом страшном краю, так же, впрочем, как на всей Земле и во всей Вселенной. Нет, умереть я не боялся и даже звал смерть; но ожидание, это гнетущее бесконечное ожидание крадущегося ко мне хищника - вот что вселяло в меня парализующий ужас.

Вскоре шаги приблизились настолько, что я мог слышать даже дыхание неведомого существа. Коснувшись меня, оно отскочило назад, словно от неожиданности. Довольно долго до меня не доносилось ни звука. Затем существо снова задвигалось, и я почувствовал, как чья-то безволосая рука коснулась моего лица, скользнула вниз и задержалась на воротнике моей рубашки. Вслед за этим я услышал приглушенный, но полный радости возглас: "Том!"

Я чуть не лишился чувств, так сильна была и моя радость.

- Аджор! - выговорил я. - Ад-жор, девочка моя, ты ли это?

- Ох, Том! - снова воскликнула она дрожащим голосом и, тихо плача, приникла ко мне. Я раньше даже не знал, что она умеет плакать.

Перерезав мои путы, она рассказала мне, что видела из пещеры, как банд-лу вывели меня из леса. Проследив за ними, она заметила, в какую из пещер меня поместили, а затем, понимая, что освободить меня можно будет только после того, как они заснут, решила вернуться в нашу пещеру, что она и сделала, чуть не попав при этом в зубы саблезубого тигра. Я содрогнулся при мысли об опасности, которой она подвергалась из-за меня.

Она хотела дождаться полуночи, когда большинство крупных хищников уже сыты и спят, а потом постараться добраться до той пещеры, где находился я, и спасти меня. Она объяснила мне, что собиралась воспользоваться моим огнестрельным оружием, чтобы напугать банд-лу и заставить их выдать меня. Она была готова рисковать жизнью. Но ожидая в пещере, она услышала приглушенные голоса. Тогда ей стало ясно, что наша пещера - всего лишь один из многочисленных выходов из этой большой пещеры; она отважно пустилась на поиски в этом запутанном лабиринте и, вдобавок, в полном мраке. На ощупь, руководствуясь лишь развитым чувством направления, она ухитрилась каким-то непостижимым образом отыскать меня. Ей приходилось пробираться с максимальной осторожностью, чтобы не угодить в какую-нибудь глубокую трещину. Трижды она с большими трудностями преодолевала эти преграды. Я готов был пасть перед ней на колени и покрыть ее руки благодарными поцелуями; не стыжусь признаться, что именно так я и поступил, как только освободился от веревок и выслушал рассказ о ее приключениях. Отважная маленькая Аджор! Чудо-девушка из мрака немыслимого прошлого! Прежде никто и никогда не целовал ее, но она как будто поняла смысл этой новой для нее ласки и, наклонившись вперед, прижала свои губы к моему лбу. Внезапно меня охватило неудержимое стремление обнять ее и целовать, целовать эти горячие юные губы по-настоящему, но я сдержался и не сделал этого - ведь я вовсе не любил ее, не мог ее любить, я бы обидел ее, если поцеловал в губы, ее, которая, не задумываясь, рисковала своей жизнью ради спасения моей.

Нет, в моем обществе Аджор была в такой же безопасности, как и со своей матерью, если, конечно, у нее была мать, в чем я сильно сомневался, несмотря на ее уверения в том, что она когда-то была ребенком и мать ее прятала. Я вообще стал сомневаться, что в Каспаке существует само понятие "мать". Под словами "ата" и "кор сва джо" подразумеваются "размножение" и "от Начала", но матерей ни у кого нет.

Спустя большой промежуток времени, мы добрались, как нам казалось, до нашей пещеры; выяснилось, однако, что мы заблудились в этом огромном подземном лабиринте. Попробовав вернуться обратно и начать сначала, мы только еще больше запутались. Аджор была в отчаянии - и не столько из-за трудности нашего положения, сколько из-за того, что ей, похоже, изменило то чудесное, свойственное всем обитателям Каспака чувство направления, позволяющее безошибочно отыскать путь безо всякого компаса.

Рука об руку пробирались мы в поисках выхода, в полном неведении, куда идет очередной круг. А этот мрак! Он, казалось, давил со всех сторон. Все это действовало очень угнетающе. У меня сохранились спички, и в самых опасных местах я освещал дорогу, но их было слишком мало, поэтому большую часть времени мы шли на ощупь, стараясь двигаться в каком-то одном направлении в надежде, что рано или поздно выйдем на свободу. Зажигая очередную спичку, я успел заметить отсутствие рисунков на стенах и следов человека или животных на полу.

Я не рискну даже предполагать, как долго бродили мы по этим подземным переходам, поднимаясь вверх и опускаясь вниз, ощупью перебираясь через многочисленные бездонные провалы, ежесекундно рискуя сорваться, наконец, просто умереть от голода и жажды, истратив остатки сил, но так и не найдя выхода. Нам было ужасно тяжело, но я совершенно отчетливо понимал, что, будь моим спутником кто-то другой, могло быть и неизмеримо тяжелее. Славная маленькая, но бесстрашная Аджор! Она очень устала, страдала от голода и жажды, наверняка была напугана, но ничем не показала своего состояния, наоборот старалась всячески подбодрить и развеселить меня. Я спросил, не боится ли она, на что девушка ответила, что боится только Вьеру, а здесь их нет, и если она умрет от голода и жажды, то вместе со мной, и это ее вполне устроит. В тот момент я не придал никакого значения ее словам, посчитав их просто свидетельством привязанности ко мне, наподобие привязанности собаки к хозяину. Клянусь, мне даже в голову не пришло расценить их как-то по-другому.

Сколько времени бродили мы в подземном мраке - день или неделю, - я так до сих пор и не знаю. Мы чуть не падали от усталости и голода. Тянулись часы. По меньшей мере дважды мы спали, затем поднимались и снова тащились куда-то, все больше слабея. Очень долго, должно быть целую вечность, дорога поднималась круто вверх. Для людей на грани изнеможения этот подъем был невероятно тяжел, но мы двигались вперед с упорством отчаяния. Спотыкаясь и падая, не в силах порой сразу подняться, мы все же умудрялись продвигаться. Сначала шли, держась за руки, а позже, когда я увидел, что Аджор быстро слабеет, поддерживал ее за талию. Я все еще тащил свое ружье, заброшенное за спину. Когда же и я стал проявлять признаки крайнего изнеможения, Аджор предложила мне бросить эту тяжесть, но я отказался, объяснив ей, что без оружия мы в Каспаке выжить не сумеем, поэтому сохраню его до конца, каким бы он ни был.

Потом наступил момент, когда Аджор была не в состоянии больше двигаться. Тогда я взял ее на руки и понес. Она умоляла оставить ее и вернуться за ней после, когда я найду выход, но оба мы знали, что если я оставлю ее, то никогда не смогу найти обратную дорогу к ней в темноте. И все же она настаивала! У меня едва хватало сил пройти десятка два шагов за раз, после чего приходилось пять-десять минут отдыхать. До сих пор не знаю, что заставляло меня вставать и упорно идти, когда я был убежден в абсолютной тщетности дальнейших усилий? В полной уверенности, что конец уже наступил, я все же тащился вперед, а когда не смог в очередной раз встать, пополз, продолжая тащить за собой Аджор. Своим нежным голоском, теперь еле слышным от слабости, она умоляла меня бросить ее и спасаться самому - в эти минуты она продолжала думать только обо мне! Но я, конечно, не мог оставить ее. И то, что я ей тогда сказал, сорвалось с моих губ просто и естественно. Да и по-другому не могло, наверное, быть; перед лицом смерти люди, как правило, не лгут.

- Я лучше совсем не выйду отсюда, Аджор, - сказал я ей, - чем выйду без тебя. - Мы отдыхали, прислонясь к каменной стене. Аджор сидела, прижавшись ко мне и склонив свою головку мне на грудь. Я почувствовал, как она еще сильнее прильнула ко мне и слабо погладила мою руку. Она не произнесла ни слова, да и не нужны были здесь никакие слова.

Отдохнув несколько минут, мы продолжили свой безнадежный путь, но вскоре я понял, что у меня больше не осталось сил, и я вынужден был, наконец, признаться в этом.

- Бесполезно, Аджор, - сказал я, - дальше идти я не могу. Давай поспим, может быть, сон придаст нам сил. - Я знал, что это нам не поможет.

- Да, давай спать, - согласилась Аджор. - Мы уснем вместе - навсегда!

Она подползла ближе ко мне и положила голову на мое плечо. Из последних оставшихся сил я обнял ее и привлек к себе. Губы наши соприкоснулись.

- Прощай! - прошептал я. Сразу вслед за этим я, наверное, потерял сознание, потому что больше ничего не помню вплоть до момента пробуждения от беспокойного кошмарного сна, в котором мне снилось, что я тону.

Придя в себя, я с удивлением обнаружил, что пещера освещена мягким рассеянным светом, напоминающим дневной, а по полу пещеры струится узкий ручеек, образовавший лужу как раз в том месте, где лежали мы с Аджор. Со страхом перевел я взгляд на ее лицо, опасаясь худшего, но она еще дышала, хотя и очень слабо. Неожиданный свет пробивался из-за ближайшего поворота. Мне стало ясно, что в темноте мы почти добрались до спасительного выхода. Причем судьба оказалась благосклонной к нам, ведь пройди мы несколько десятков метров вперед, и этот боковой вход остался бы безнадежно позади. Теперь у нас оставалось слабое утешение, что мы умрем, по крайней мере, при свете дня, а не в этой кошмарной тьме.

Я попытался встать и обнаружил, что сон действительно помог мне обрести часть прежней силы, затем я напился из ручейка и почувствовал себя гораздо лучше. Осторожно потряс Аджор за плечо, но она не открывала глаз. Тогда я набрал воды в пригоршни и тонкой струйкой вылил ее на пересохшие губы девушки. Она подняла веки и улыбнулась мне.

- Что случилось? - спросила она. - Где мы?

- Мы в конце коридора, и сбоку пробивается дневной свет. Мы спасены, Аджор!

Она села, огляделась и совершенно по-женски разразилась слезами. Конечно, это была реакция на все, что пришлось пережить, да и к тому же она все еще была очень слаба. Я взял ее за руки и постарался, как мог, успокоить. Мало-помалу она затихла и с моей помощью поднялась на ноги. Сон и вода вернули ей часть сил, так же, как и мне. Вместе мы доковыляли до поворота, и в нескольких ярдах от нас глазам нашим открылось затянутое свинцовыми облаками небо, оттуда моросил мелкий дождь, ставший причиной спасительного ручейка, утолившего нашу жажду в самый критический момент. Холод и мрак пещеры сменились теплым влажным воздухом Каспака, Мы согрелись, утолили жажду, и я почти не сомневался, что вскоре нам удастся отыскать что-нибудь съедобное. Выйдя на поверхность, мы обнаружили, что находимся почти на самом верху скалистой гряды. Трудно было рассчитывать на дичь, зато на склонах кое-где росли плодовые деревья, среди которых мы вскоре и утолили первый голод.

Глава III

Почти два дня мы отдыхали и набирались сил. Я подстрелил несколько мелких копытных. Дождевая вода, собравшаяся в многочисленных углублениях, утоляла нашу жажду.

Спустя несколько часов после того как мы вышли на поверхность, выглянуло солнце, и под его живительными лучами мы быстро позабыли мрак и отчаяние.

Наутро третьего дня мы начали спуск в долину. К северу у подножия виднелся большой пруд, в котором мы могли различить женщин Банд-лу, собравшихся на мелководье, а за прудом заметили группу мужчин племени, огибавших гряду и, очевидно, направлявшихся на охоту.

С нашей вершины открывался чудесный вид. К западу сквозь дымку виднелся морской берег, за ним большой остров. На северо-западе мы заметили еще один остров, где, как мне сообщила на ухо Аджор, дрожа от страха, живут страшные Вьеру. Этот остров был расположен ближе к противоположному берегу и находился милях в шестидесяти от нас, так что мы с трудом различали его. С такой высоты при ясной погоде можно было бы без труда разглядеть его даже на большом расстоянии, но атмосфера Каспака настолько пропитана испарениями, что отдаленные предметы проявляются как бы в тумане и очертания их скрадываются. Аджор еще сообщила мне, что ее собственное племя обитает в местности, лежащей восточнее острова У-уху. Она показала мне цепь холмов, проходящую по границе между территориями Галу и Кро-лу, или "людей лука". Теперь, чтобы добраться до сородичей Аджор, нам оставалось пересечь границу земель Банд-лу и пройти через владения Кро-лу, в общей сложности миль тридцать пять. Не следовало, правда, забывать, что пройти эти мили предстояло по бездорожью, в незнакомой местности, ежеминутно подвергаясь множеству мыслимых, а зачастую и немыслимых опасностей. Дорого бы я дал в этот момент за свой аэроплан: двадцать минут полета - и мы среди племени Аджор.

Наконец, нам удалось найти удобное место для спуска, представлявшее собой что-то вроде козьей тропы, хотя она сильно заросла травой и уже давно не использовалась. Спуск оказался очень крутым. Во многих местах приходилось, пользуясь ружьем как шестом, спускать вниз Аджор, а самому передвигаться, судорожно цепляясь за малейшие выступы в скале. Признаюсь, что на протяжении всего этого спуска у меня не раз волосы вставали дыбом. Местами тропа сужалась до таких размеров и проходила над такими бездонными провалами, что я до сих пор удивляюсь, как мы не сорвались. И все же, помогая и поддерживая друг друга, мы достигли верхнего яруса пещер банд-лу. Здесь, правда, пришлось удвоить осторожность, чтобы остаться незамеченными. Но этого нам сделать так и не удалось. Дорогу нам преградил здоровенный малый, выскочивший из пещеры, которых здесь было множество.

- Кто вы такие? - спросил он и тут же узнал меня, как и я его. Это был один из тех, кто отвел меня в пещеру и связал, когда банд-лу пленили меня. Затем взгляд его перешел на Аджор.

Преградивший нам путь банд-лу выглядел весьма неплохо. В глазах светился ум, сложение его было великолепным, хорошо развитые мышцы свидетельствовали о незаурядной силе. Он был великолепным представителем своего племени, самого, пожалуй, развитого из всех встреченных мной до этого, если, конечно, не считать соплеменников Аджор.

- Ты галу, - произнес он, обращаясь к Аджор, - а этот человек с тобой чужак. У него лицо галу, но его оружие и странные шкуры, что на нем, не могут быть у галу, да и вообще ни у кого в Каспаке. Кто он такой?

- Это Том, - уверенно сказала Аджор.

- Такого племени нет! - убежденно заявил банд-лу, многозначительно поигрывая при этом своим копьем.

- Том - это мое имя, - пояснил я, - и я родом из страны за пределами Каспака. Патроны у меня были на исходе, и я решил, что лучше попробовать поговорить с ним мирно, тем более, что звук выстрела наверняка привлек бы внимание его соплеменников.

- Я родом из Америки, страны, о которой ты никогда не слышал, и ищу здесь своих друзей, которые также находятся в Каспаке и от которых я отстал. Я не ссорился ни с тобой, ни с твоим племенем. Дай нам уйти с миром.

- Ты уйдешь туда? - спросил он, и показал рукой на север.

- Туда, - ответил я.

Некоторое время он молчал, очевидно, что-то обдумывая. Наконец, он вновь заговорил:

- Что это такое? - спросил он, показывая сперва на мое ружье, затем на пистолет.

- Это оружие, - ответил я, вынув пистолет. Указав на копошившихся в пруду под нами женщин, я добавил: - Я могу убить их сколько захочу, не сходя с этого места.

Он явно не поверил мне, а я, сняв с плеча ружье, продолжил:

- А вот этим я могу убить любого из охотников, - и показал на еле видневшиеся вдали фигурки отправившихся на охоту банд-лу.

- Сделай это, и тогда я, может быть, поверю тебе, - с издевательским смехом сказал он.

- Но я вовсе не собираюсь никого убивать, - ответил я, - да и для чего?

- А почему бы и нет? - настаивал он. - Ведь они-то убили бы тебя, попади ты к ним в плен, да и сейчас убьют, если поймают, еще и съедят впридачу. Но я знаю - ты обманываешь меня, а твое оружие - это простая дубина, хотя и странного вида, да и сам ты, наверное, грязный бо-лу!

- Но почему ты так хочешь, чтобы я убил одного из твоих сородичей? - с удивлением спросил я.

- Они мне больше не сородичи! - гордо ответил он. - Прошлой ночью, в самый ранний час, я услышал зов. Он так громко прозвучал в моей голове, что я проснулся. Я долго ожидал этого зова и вот наконец дождался. Теперь я - кро-лу и сегодня ухожу в кослупак между Банд-лу и Кро-лу; там я сделаю себе лук со стрелами и щит и буду охотиться на оленя, чтобы сделать из его кожи новую одежду, как знак моего нового состояния. Когда же все будет готово, я отправлюсь к вождю Кро-лу, и он не посмеет отказаться принять меня. Вот почему, если хочешь жить, ты должен убить одного из презренных банд-лу. И торопись, у меня мало времени!

- А почему ты хочешь убить меня? - поинтересовался я.

Он задумался, недоуменно хлопая глазами, и, наконец, сдался.

- Не знаю, - признался он, - просто все так делают. Если ты не убьешь, убьют тебя, поэтому убивать незнакомцев мудро. Этим утром я спрятался в пещере и не пошел на охоту - ведь банд-лу сразу поймут, что я стал кро-лу, и убьют меня. Они убьют меня, если встретят в кослупаке, так же поступят и кро-лу, если найдут меня прежде, чем я изготовлю лук, стрелы, щит и одежду из оленьих шкур. И ты тоже убил бы меня, если бы смог, вот почему я думаю, что ты лжешь, будто твое оружие убивает на расстоянии, иначе ты давно бы уже убил меня. Ну хватит! Я не могу больше терять время на бесполезные разговоры. Женщина мне нравится, и я возьму ее с собой к кро-лу.

С этими словами он шагнул вперед и замахнулся копьем. Я держал ружье наготове у бедра. Я мог отправить своего противника к праотцам в любой момент одним движением пальца, но я почему-то медлил. Не так-то просто хладнокровно отнять чужую жизнь. Я не испытывал никакой вражды к этому великолепному дикарю, руководствовавшемуся в своих поступках больше инстинктом, чем разумом, поэтому и старался до самого последнего момента исключить кровопролитие. Аджор стояла рядом со мной. Поднятый нож сверкал у нее в руке, а на губах играла презрительная усмешка, возникшая, когда дикарь высказал пожелание забрать ее с собой.

И вот в тот момент, когда я уже готов был нажать на курок, снизу от пруда раздались отчаянные крики и визг собравшихся там женщин. Непроизвольно мы обратили свой взгляд в том направлении. Причина паники выяснилась сразу. Женщины, закончив омовение, возвращались к пещерам, когда путь им преградил огромный пещерный лев. Хищник находился в самом центре единственной узкой тропы, ведущей от пруда к пещерам. С воплями женщины бросились бежать обратно.

- Это их не спасет, - заметил мой соперник с ноткой возбуждения в голосе. - Это их не спасет, - повторил он, - лев все равно будет караулить их на тропе, а другой дороги нет. Жаль, - добавил он с грустью, - там есть одна, которая вскоре должна была последовать за мной в страну Кро-лу. Мы с ней вместе пришли "от Начала".

Он поднял копье над головой, словно собираясь метнуть его в зверя.

- Она ближе всех ко льву, - пробормотал он. - Он схватит ее первой, и она уже никогда не будет со мной ни среди кро-лу, ни потом. И копье мое бесполезно - никто не смог бы поразить льва с такого расстояния.

Не слушая больше его причитаний, я приложил ружье к плечу и прицелился. Когда же он, наконец, умолк, я спустил курок. Пуля поразила зверя именно там, где я и хотел: перебила хребет между лопатками, разорвала сердце. Перепуганные звуком выстрела женщины замерли на мгновение, но затем, сообразив, что гром непонятным образом поразил льва, стали потихоньку подходить к мертвому хищнику.

Я повернулся к своему противнику - он с изумлением и восхищением разглядывал меня. - Если ты смог это сделать, почему же тогда ты не убил меня раньше? - спросил он.

- Я же тебе объяснил, - ответил я, - что я с тобой не ссорился и у меня нет привычки убивать людей, которые ничего плохого мне не сделали.

С большим трудом он все-таки осознал значение моих слов.