На улице по ногам ударила холодная волна грязи. Он отскочил запоздало, по брюкам расползлись серые пятна вперемешку с мазутом. Элегантная машина пронеслась у самой обочины, впереди притормозила, остановилась. "Скотина, - подумал Анатолий со злостью. - Грязная жирная скотина... Морду бы тебе набить".
Из распахнутых дверей ресторана услужливо выкатилась огромная бочка в галунах и позументах, стала маленькой, юркой, услужливо распахнула дверцу, и все кланялась, кланялась...
Анатолий, кипя яростью, быстро пошел к машине, оттуда как раз выдвинулось грузное оплывшее тело. Еще не старый мужчина с нездоровым красным лицом, одет не по возрасту, ни по комплекции в спортивно молодежный костюм. На пальцах блестят золотые перстни с огромными бриллиантами.
С другой стороны машины выпорхнула яркая как бабочка молодая женщина, очень красивая и элегантная.
Швейцар, все еще мелко и часто кланяясь, проводил их до дверей. Рассвирепевший Анатолий уже был рядом, готовый испортить аппетит в отместку за испорченные брюки, но уперся взглядом в мясистое, налитое дурной кровью лицо мужчины, увидел заплывшие глазки с крупными склеротическими бляшками на веках, капризно изогнутые губы...
Это был Крестьянинов, в прошлом талантливейший поэт, которого двадцать лет назад шеф ликвидировал "четко, красиво и надежно", сумев столкнуть сперва на конъюнктурные стихи, что пошли массовым тиражом, потом на коллекционирование книг, антиквариата, икон, на женщин и, наконец, устроил директором престижного магазина для кинозвезд.
У агента К-70 потемнело в глазах. Все-таки мы убийцы... Убийцы, подлее которых нет.