Маленькая принцесса

— Да, — сказала она. — Иногда я представляю, что я — принцесса. Значит, я должна себя так и вести.

Лавиния не нашлась, что ответить. Это бывало нередко — может быть, потому, что почти все сочувствовали ее противнице. Сейчас она видела, что девочки с интересом ждут. Честно говоря, они любили принцесс, и надеялись узнать еще что-нибудь, а потому подвинулись к Саре.

Лавиния додумалась до одной фразы, и то не очень удачной:

— Ах ты, Боже мой! Надеюсь, когда вы взойдете на трон, вы нас не забудете?

— Не забуду, — ответила Сара и молча смотрела, как она, взяв Джесси за руку, выходит из комнаты.

После этого те, кто ей завидовал, за глаза называли ее принцессой, когда хотели выразить презрение, а те, кто ее любил — когда выражали любовь. В глаза никто ее так не называл, но поклонницам очень нравился такой красивый и высокий титул, а мисс Минчин нередко упоминала об этом при родителях — тогда получалось, что школа уж совсем фешенебельная.

Бекки сперва поверила, что Сара — принцесса и есть. Дружба, начавшаяся в тот пасмурный день, когда Бекки испуганно проснулась у камина, постепенно крепла, хотя мисс Минчин и ее сестра ничего о ней не знали. Они думали, что Сара «добра к судомойке», но и не подозревали о дивных минутах, когда, быстрее быстрого убрав все спальни, Бекки добиралась до прекрасной комнаты и с облегчением опускала на пол тяжелый ящик. Потом она слушала сказки час за часом, ела пирог, и еще прятала в карман, на вечер, чтобы съесть у себя на чердаке.

— Есть надо все подчистую, — сказала она как-то. — Оставишь крошки, крысы придут.

— Крысы! — ужаснулась Сара. — Неужели они там есть?

— И сколько, мисс! — спокойно ответила Бекки. На чердаках всегда крысы и мыши. Это ничего, что они шумят. Я привыкла, только б по подушке не бегали.

— Ой! — вскрикнула Сара.

— Ко всему привыкаешь, — утешила ее Бекки. — Что поделаешь, мисс, раз уж ты судомойка. По мне, лучше крысы, чем тараканы.

— Да, правда, — согласилась Сара. — С крысой хоть можно подружиться, а с тараканом — вряд ли.

Иногда Бекки решалась побыть только несколько минут в светлой и теплой комнате, девочки едва успевали поговорить, да какой-нибудь гостинец исчезал в особом кармане, привязанном под верхней юбкой. Теперь на прогулках Сара покупала для своей подопечной еду и с интересом заглядывала в окна лавок. Когда ей пришло в голову купить пирожков с мясом, ей казалось, что она сделала истинное открытие. Когда же она вынула их, у Бекки заблестели глаза.

— Ой, мисс! — залепетала она. — Они такие сытные! Это очень хорошо. Пирожное очень вкусное, но оно просто тает, сами знаете. А эти лягут в животе и лежат.

— Я не уверена, — сказала Сара, — что это очень хорошо. Но я рада, что они тебе по вкусу.

Да, все было Бекки по вкусу — и тартинки, и рогалики, и сосиски. Вскоре она уже не мучилась от голода и ей было легче носить свой ящик.

Конечно, он был тяжел, кухарка — сварлива, работа — несподручна, но зато она могла думать о том, что под вечер Сара нет-нет да и окажется у себя. Собственно, одного свиданья с ней хватило бы и без пирожков. Если удавалось услышать лишь несколько слов, слова эти были веселыми и приветливыми; если же времени было больше, Бекки слушала сказку и многое другое, что приятно вспомнить, лежа без сна на чердаке. Сара, щедрая от природы, радовалась сама и не представляла толком, что значит она для бедной Бекки и какой благодетельницей ей кажется. Если ты щедр, руки и сердце у тебя открыты. Правда, руки бывают пустыми, но сердце полно всегда, и ты можешь делиться теплом, добром, светом, смехом. Иногда именно смех помогает лучше всего.

Бекки едва ли знала смех за всю свою бедную, тяжелую жизнь. Сара веселила ее и сама веселилась с нею, а смех (хотя обе о том не ведали) сытнее пирожков.

За несколько недель до того, как Саре должно было исполниться одиннадцать, она получила письмо от отца, не такое бодрое, как обычно. Он прихворнул, и по-видимому, был слишком занят алмазными россыпями.

«Понимаешь, Сара, — писал он, — твой папа плохой делец, он устал от цифр и бумаг. Я не разбираюсь в них, а их так много! Наверное, если бы не жар, я бы засыпал скорее и не видел под утро таких тревожных снов. А если бы еще моя хозяюшка была здесь, она бы дала мн хороший, серьезный совет. Не правда ли, дала бы?»

Одной из его шуток было это прозвище — ведь она была не по-детски рассудительной, как настоящая хозяйка.

Ко дню рождения он приготовил ей сказочные подарки. В Париже заказал новую куклу с полным великолепным гардеробом. Когда он спросил ее в письме, рада ли она кукле, она ответила довольно странно.

«Я уже совсем большая, — написала она, — и больше мне никогда не будут дарить кукол. Эта — последняя. Не правда ли, красиво? Будь поэтом, я бы сочинила стихи „Последняя кукла“. Но я стихов не пишу. Я пыталась, но вышло очень смешно, совсем не так, как у Уоттса, Кольриджа[7] или Шекспира. Никто не заменит мне Эмили, но эту, Последнюю, я буду очень уважать, и девочки ее полюбят. Все они любят кукол, хотя самые большие — им чуть ли не пятнадцать — притворяются, что они для этого слишком взрослые».

Когда капитан Кру читал это письмо, у него просто раскалывалась голова. Стол перед ним был завален бумагами, внушавшими ему истинный ужас, но смеялся он так, как давно уже не смеялся.

«Она что ни год, то забавнее, — думал он. — Господи, только бы эти дела наладились, и я бы смог к ней съездить! Чего бы я ни дал, чтобы ее ручки меня обняли!..»

Рождение предполагалось отпраздновать очень торжественно. Класс решили украсить зеленью, собрать там гостей, с большой помпой открыть коробки и ящики, а потом, в святилище мисс Минчин, устроить настоящий пир. Когда настал день праздника, школа ходила ходуном. Никто и не заметил, как прошло утро. Класс убрали гирляндами остролиста, парты вынесли, а на скамейки вдоль стен надели пунцовые чехлы.

Когда Сара вышла утром в свою гостиную, она увидела на столе толстенький сверток в темной бумаге. Она поняла, что это — подарок, и даже догадывалась, от кого. Осторожно его развернув, она обнаружила красную подушечку из не очень чистой фланели, на которой черными булавками было выведено: «Паздравляю и жилаю».

— О, Господи! — растрогалась Сара. — Как же она трудилась! Я так рада, так рада… просто плакать хочется.

Но тут она удивилась. К нижней стороне подушечки была прикреплена карточка: «Мисс Амелия Минчин».

Сара вертела ее и так, и сяк.

«Мисс Амелия! — думала она. — Нет, быть не может!»

В эту минуту дверь приоткрылась, Бекки робко заглянула в нее, улыбнулась, вошла в комнату и остановилась, теребя фартук.

— Нравится вам, мисс Сара? — спросила она. — Правда, нравится?

— Еще бы! — воскликнула Сара. — Бекки, душенька, неужели ты это сама?

Бекки надрывно, но радостно всхлипнула, и глаза ее увлажнились от счастья.

— Это фланелька, мисс, да и то не новая, а шила я по ночам. Я же знаю, вы представите, что она атласная и с бриллиантами. Когда я шила, я тоже старалась представить. А вот карточку — тут она смутилась — я вынула из мусорной корзинки. Мисс Мелли ее выбросила, своих у меня нету… А без карточки нельзя, я и приделала…

Сара кинулась к ней и крепко ее обняла. Ни себе, ни кому иному она бы не могла сказать, почему у нее комок в горле.

— Бекки! — воскликнула она, смущенно смеясь. — Как я тебя люблю!

— Спасибо вам, мисс, — проговорила Бекки. — Спасибо большое. Не такая уж она хорошая. Фланелька старовата.

Глава VII. СНОВА АЛМАЗНЫЕ ПРИИСКИ

Когда Сара вошла в классную комнату, убранную остролистом, это было целое шествие. Мисс Минчин в лучшем шелковом платье держала ее за руку. За ними следовал слуга с коробкой, в которой лежала Последняя Кукла, служанка с еще одной коробкой и Бекки в чистом фартуке и новом чепце — с третьей. Сара предпочла бы войти попроще, но мисс Минчин послала за ней и поговорила с ней в своей гостиной.

— Это не простой праздник, — сказала она, — и я не хочу, чтобы его так воспринимали.

Итак, Сару торжественно ввели в залу, и она смутилась, когда старшие девочки уставились на нее, переталкиваясь локтями, а младшие подняли веселый гвалт.

— Тихо! — прикрикнула мисс Минчин. — Джеймс, поставьте коробку на стол и снимите крышку. Эмма, поставьте свою на кресло, — и, с неожиданной злобой, — Бекки!

Бекки забылась от восторга и улыбалась Лотти. Внезапно услышав крик, она от страха чуть не уронила коробку и так смешно, неуклюже сделала книксен, что Лавиния и Джесси прыснули.

— Ты забываешься, — сказала мисс Минчин. — Кто тебе разрешил глядеть на молодых леди? Поставь коробку!

Бекки испуганно поставила коробку и поспешила отступить к дверям.

— Можете идти, — отпустила мисс Минчин слуг, величественно взмахнув рукой.

Бекки посторонилась, чтобы пропустить старших, но все-таки жалобно взглянула на первую коробку. Из складок папиросной бумаги торчало что-то синее, атласное.

— Простите, мисс Минчин, — вдруг сказала Сара, — можно Бекки остаться?

Это было поистине смело, мисс Минчин чуть не подпрыгнула. Потом взяла лорнет и воззрилась на образцовую ученицу.

— Бекки?! — воскликнула она. — Сара, дорогая, одумайтесь!

Сара шагнула к ней.

— Понимаете, — объяснила она, — ей хочется увидеть подарок. Она ведь тоже девочка.

Шокированная мисс Минчин глядела то на одну, то на другую.

— Дорогая Сара, — сказала она, — Бекки — судомойка. Они… э… э… не девочки.

Она и впрямь считала, что они — машины, которые носят ящик с углем и чистят камины.

— А вот Бекки — девочка, — не уступила Сара. — Она будет очень рада, я знаю. Пожалуйста, не гоните ее… сегодня ведь мой праздник.

— Если это подарок, — с большим достоинством сказала мисс Минчин, — пусть останется. Ребекка, поблагодари мисс Сару за ее доброту.

— Ой, спасибо мисс! Благодарю вас, мисс! Да, мисс, я хотела посмотреть куколку. Спасибо вам большое. И вам спасибо, мэм, — она испуганно присела перед мисс Минчин. — Я бы в жизни не посмела…

Мисс Минчин снова взмахнула рукой, теперь — в сторону двери.

— Стой в том углу, — велела она. — Подальше от воспитанниц.

Бекки, блаженно улыбаясь, отправилась туда. Ей было неважно, где стоять, раз уж она в комнате, а не внизу, на кухне. Не испугалась она и тогда, когда мисс Минчин, грозно откашлявшись, заговорила снова.

— А теперь, — сказала она, — я хочу сказать несколько слов.

— Речь говорит, — шепнула одна из воспитанниц. — Хоть бы покороче.

Сара смутилась — и впрямь, приятно ли, когда о тебе говорят речь?

— Вы знаете, — продолжала мисс Минчин, — что нашей дорогой Саре исполнилось одиннадцать лет.

— Вот уж поистине дорогой! — шепнула Лавиния.

— Многим из вас уже одиннадцать, но сегодняшний праздник — особый. Когда она станет старше, она унаследует огромное состояние, и долг ее — использовать его во благо.

— Прииски… — тихо хихикнула Джесси.

Сара не слушала ее, она глядела зелеными глазами на мисс Минчин и мучилась. Когда начальница говорила о деньгах, она ощущала, что ненавидит ее, а очень дурно ненавидеть взрослых.

— Когда ее дорогой отец, капитан Кру, привез ее из Индии и препоручил моим заботам, — продолжала мисс Минчин, — он шутливо сказал: «Боюсь, она станет очень богатой». Я отвечала: «В моей школе она получит образование, которое украсит собой самое большое богатство». Сара стала лучшей моей ученицей. Ее французский и ее танцевальные успехи делают честь нашей школе. Манеры, благодаря которым вы называете ее принцессой, поистине безупречны. Доброту свою она доказала, устроив для вас этот бал. Надеюсь, вы это цените. Прошу вас выразить свои чувства. Скажите хором: «Спасибо!»

Все встали, как в то утро, которое Сара так хорошо помнила. Все кричали «Спасибо, Сара!», и надо признаться, что Лотти при этом прыгала. Сара смутилась на миг, потом изящно присела.

— Спасибо и вам, — сказала она, — что пришли меня поздравить.

— Прекрасно, Сара, прекрасно, — одобрила мисс Минчин. — Именно так отвечают принцессы, когда их приветствует народ. Лавиния, звук, которой вы издали, очень похож на фырканье. Если вы завидуете соученице, выражайте достойнее ваши чувства. А теперь я покину вас. Развлекайтесь.

Она вышла, и все стряхнули чары, которые были так ощутимы в ее присутствии. Не успела закрыться дверь, как все повскакали с мест. Малютки просто выдержать не могли, да и старшие не слишком медлили. Девочки кинулись к коробкам, Сара, улыбаясь, склонилась над второй.

— Это книги, я знаю, — сказала она.

— Неужели папа дарит тебе книги? — спросила Эрменгарда. — Ну, он не лучше моего! Не смотри их, Сара.

— Я же их люблю, — рассмеялась Сара, но повернулась к первой коробке, вынула куклу — и та оказалась такой великолепной, что девочки просто зашлись от восторга, а потом отступили, чтобы почтительно любоваться ею.

— Она не меньше Лотти, — проговорила одна.

Лотти захлопала в ладоши и пустилась в пляс.

— Наряд у нее — для театра, — заметила Лавиния. — Плащ отделан горностаем.

— Ой! — закричала Эрменгарда. — Бинокль, синий с золотом!

— Вот ее сундук, — сказала Сара. — Рассмотрим-ка все вещи!

Она села на пол и открыла сундук. Девочки сгрудились вокруг нее, глядя, как она вынимает вещи, слой за слоем. Никогда еще в классе не было такого шума. Все смотрели на кружева, платочки, чулки; на шкатулку, в которой лежали ожерелье и диадема, точь в точь как бриллиантовые; на пелерину и муфту; на бальные платья, платья для прогулок, платья для визитов, платья для чаепитий; на шляпы и веера. Даже Лавиния с Джесси забыли, что куклы — им не по возрасту, и вскрикивали от восторга.

— Представим, — сказала Сара, примеряя черную бархатную шляпу безучастной владелице этих сокровищ, — представим, что она понимает нас и гордится таким успехом.

— Вечно ты выдумываешь! — сказала Лавиния, и вид у нее был брезгливо-важный.

— Да, — сказала Сара. — Это ведь интересно, словно ты — волшебница. Представишь что-нибудь очень сильно, оно и сбывается.

— Вольно выдумывать, когда ты богата, — сказала Лавиния. — А вот если бы ты была нищей и жила на чердаке…

Сара оставила страусовые перья, которые располагала покрасивей, и задумалась.

— Наверное, я могла бы… — сказала она. — Если ты беден, приходится все время представлять. Только это очень трудно.

Часто думала она потом, что сразу после этих слов в комнату вошла мисс Амелия.

— Сара, — сказала она, — поверенный вашего отца, мистер Барроу, хочет повидаться с мисс Минчин. Стол накрыт у нее, так что вы бы лучше пошли туда сейчас, а они поговорят здесь, в классе.

Угощенье всегда приятно, и девочки обрадовались. Мисс Амелия построила всех парами, сама пошла с Сарой, впереди, а Последняя Кукла осталась сидеть, где сидела, среди разбросанных платьев, отороченных кружевом юбок, пелерин и прочей роскоши.

Бекки на пир не пригласили, и она посмела задержаться на минутку, чтобы все получше рассмотреть.

— Иди работай, Бекки, — сказала ей мисс Амелия; но она бережно подняла муфту и пелерину, залюбовалась ими и вдруг услышала, что в комнату входит мисс Минчин. От ужаса, что ее обвинят в неслыханной наглости, она нырнула под стол, с которого до полу свисала скатерть.