Помоги проекту - поделись книгой:
— Эрен вовсе не…
— Грэми тоже не верит, что тот тип искал лошадь. Он даже не смог толком описать ее, сказал лишь, что она большая и белая. Весьма странно, решил Грэми. Он уверен, это был не человек короля. Тот керотеанец остановился в Гренатте. Он просил Грэми сообщать ему лично все, что тот сумеет узнать о лошади или слуге, но больше никому об этом не рассказывать. Слуга высокий, светловолосый, лет двадцати с небольшим, правильные черты лица, но очень странно себя ведет. У парня не все в порядке с головой, так он сказал. Ненормальный.
— Он лжет. Если бы я не видела рук и ног Эрена, если бы не знала, как он умен, я, может быть, поверила бы. Но он точно не конюх и точно не сумасшедший.
Ни один конюх не занимается упражнениями, которые сегодня утром делал Эрен. Чем больше я размышляла над этим делом, тем более странным оно казалось.
— Здесь точно какая-то тайна. Грэми говорит, что хочет ее разгадать. После всего, что мы узнали, после появления этой безделушки, — Яко похлопал по свертку в руке, — мы должны во что бы то ни стало вытащить тебя из этого дела, и как можно скорее.
— Я не собираюсь заниматься чужими проблемами. Я только хочу дать Эрену одежду и отправить его в Монтевиаль. Можно, я возьму с собой кинжал?
Интересно посмотреть, как отреагирует на его появление Эрен.
Я уложила в сумку тюк с одеждой, серый плащ Тима Феттерлинга, свой сверток с яйцами и маслом, Яко тем временем нашел пустые ножны, сунул в них кинжал и взял свою палку. Мы медленно прошли мимо глиняных истуканов близнецов, выглядывающих из своего заброшенного святилища, миновали поле и направились вверх по тропе в лес. Тени становились длиннее.
У меня перехватило дыхание, когда я увидела неподвижное тело, распростершееся на траве у кромки леса. Боги, неужели он мертв! Я промчалась через луг и упала на колени рядом с телом, и не успела я понять, что Эрен просто спал, как уже лежала лицом к земле со скрученными за спиной руками, рот был набит землей, дышать было нечем.
— Тупица, — выдавила я, задыхаясь. — Это же я и мой друг.
При первом же слове Эрен отпустил меня. К тому времени, когда я поднялась на колени и убедилась, что ни руки, ни шея не сломаны, он уже стоял шагах в десяти от меня, напряженный, встревоженный, и смотрел, как Яко ковыляет через луг.
— Демоны! Этот негодяй зашиб тебя? — Якопо теперь уже не опирался на толстую палку, а крепко сжимал ее, держа за конец.
Я проползла по траве и, привалившись спиной к дереву, принялась растирать плечи и шею и смахивать с юбки листья и землю.
— Тише, Яко. Со мной все в порядке. Просто новая порция синяков.
— Его учили сражаться, — произнес Якопо, разглядывая молодого человека. — Нет никакого сомнения. Быстрый и ловкий. И сильный, я уверен. Что он с тобой сделал, девочка? — Яко склонился, чтобы осмотреть мою шею.
— Аи!
Старый моряк был никудышным лекарем.
Не успел Яко извиниться, как Эрен сгреб его за шиворот и с такой яростью отшвырнул в сторону, что старик пролетел, с треском обламывая сухие нижние ветви сосны. Когда Эрен опустился на колени и протянул руку к моей шее, я невольно сжалась. К моему изумлению, его пальцы коснулись кожи совсем легко. Брови сошлись, словно он не понимал, откуда появились эти отметины.
— Я еще поживу, — усмехнулась я, стараясь разрядить ситуацию, пока не стало еще хуже. — Мы тебя испугали.
Он нахмурился еще больше, придвинулся ближе и, придавив меня к дереву, потянул завязку у меня на шее.
— Отстань от меня. — Уперевшись ему в грудь, я сумела сохранить дистанцию между нами. Но он отвел в сторону мою руку и снова придвинулся, пытаясь стянуть вниз одежду, чтобы обнажить мне грудь. Я ударила его по руке, дотянулась до кармана, выхватила нож и наставила на него. Я знала, куда бить, знала, как отшить наглеца, не важно, говорил ли он на моем языке.
— Отстань. От. Меня.
Густо покраснев, он выпустил мою одежду. Потом, оскалившись, принялся выкручивать мне руку, до тех пор пока нож не выпал на землю. Какой-то миг мне казалось, что сейчас он сломает мне кисть или схватит нож и ударит им меня. Но он лишь толкнул меня на землю, поднялся и отошел.
Якопо помог мне встать и погрозил палкой в спину уходящему Эрену.
— Пусть добрый бог Джеррат утопит тебя, ты, грязная скотина…
— Погоди, Яко. — Нельзя, чтобы события выходили из-под контроля. Я подняла нож и сунула его в ножны. — Эрен… — Я окликнула его несколько раз, дождалась, пока он обернется, положила руку на плечо Якопо. — Это мой друг Якопо из Данфарри, Яко, это… господин Эрен неизвестно откуда.
Яко озабоченно промокал лоб платком, его поклон получился более чем прохладным.
Эрен проигнорировал этот жест Яко. С унылым видом он указал на свой живот, на рот, а потом махнул в сторону домика.
— У меня есть кое-что поинтереснее, обжора. Пора немного позаботиться о тебе. — Я покопалась в мешке и под яйцами и маслом обнаружила перезрелую дикую сливу, оставшуюся после похода на хребет Браконьера. Я кинула ее Эрену — швырнула в него.
Он поймал ее одной рукой, весьма проворно, не позволив сочной ягоде брызнуть. Когда он впился в сливу зубами, угол рта у него дрогнул. Самодовольная свинья.
Я вывалила к его ногам кипу одежды. Он покончил со сливой и швырнул косточку в лес, склонился над кучей тряпья, поднимая одну вещь за другой кончиками пальцев. Эрен внимательно разглядел все и посмотрел на меня с таким оскорбленно-недоверчивым видом, что, несмотря на раздражение, я засмеялась. Я не смеялась уже целую вечность, и хохотать над невоспитанным грубым человеком, который за эту неделю дважды едва не убил меня, было по меньшей мере странно. Эрен вспыхнул, схватил тряпки и исчез за деревьями.
— Если мне когда-нибудь и доводилось встречать испорченных дворянчиков, так он точь-в-точь такой, — произнесла я, утирая глаза рукавом. — Ты видел, как он задрал нос? Я нянчилась с ним до изнеможения, во мне полно заноз после ночей, проведенных на полу, я скормила ему половину припасов, хорошо, если на следующей неделе у меня будет чем обедать, а он стоит тут в старой простыне Анны и презрительно смотрит на то, что во сто раз лучше. Он просто не может быть матросом, потерпевшим крушение на Обломках!
— Гм. Но и ненормальным конюхом тоже. — Якопо вертел в руках кинжал и не думал смеяться вместе со мной. — Он убийца, Сейри. Так двигаются только убийцы, и не важно, низкого они происхождения или высокого. Мне не нравится, как он на тебя смотрит.
Я обхватила руками колени и снова прислонилась к дереву.
— В этом полностью с тобой согласна.
Через некоторое время Эрен вышел из лесу, одетый в подарки Яко. Он неловко ежился под грубой одеждой, словно маленький мальчик, впервые надевший костюм с жестким воротничком.
— Сочувствую, — заявила я. — Не могу сказать, что предпочитаю шерсть и домотканый холст шелку.
— Думаешь, он тебя понимает? — спросил Яко, пока Эрен обшаривал мой мешок, но, не найдя ничего интересного, бросил его, разочарованно ворча. Окинув меня взглядом, молодой человек направился через луг к дому.
— Скорее всего нет, но не грозить же мне ему топором, чтобы выразить то, что я действительно думаю. — Если он разбил яйца — убью!
— Он выглядит старше, чем ты говорила.
Эрен скоро вернулся, вгрызаясь в кусок лепешки, так охотничий пес вгрызается в оленя. Сейчас он казался скорее человеком лет двадцати пяти, чем двадцатилетним. Я всегда считала, что хорошо разбираюсь в подобных вещах. Может быть, болезнь изменила его или виновато было вечернее солнце, обозначившее то, что скрывали лесные тени, утренняя мгла и свет лампы.
— Покажи ему кинжал, Яко.
— Мне кажется, это неразумно.
— Как ты сам заметил, с ножом он не более опасен, чем с пустыми руками. Если ему захочется избавиться от нас, он справится и без ножа. Хотя, конечно… — Дважды за последний час я наблюдала его в приступе ярости. Дважды он подавлял его. Кажется, я становлюсь самоуверенной.
Якопо бросил сверток на землю и концом палки снял тряпку. Эрен схватил оружие, медленно провел пальцами по блестящему лезвию, с любопытством оглядел, особенно гравировку. Но ничто в его лице не говорило о том, что он узнает его. Однако клинок понравился ему, он схватил ножны и пристегнул их к ремню. Мне не особенно понравилась эта идея, но спорить я не собиралась. Я его не боялась. Я уже десять лет не боялась. Чем можно навредить мне?
— Идемте, — я поднялась на ноги, — давайте-ка посмотрим на то место, где Паоло нашел нож. Может, Эрен там дрался… получил удар по голове или что-нибудь в этом роде. Как бы то ни было, место может пробудить воспоминания, и он вспомнит, откуда он и куда направлялся. Я хочу, чтобы он ушел до наступления ночи.
Солнце стояло уже совсем низко над горизонтом, когда мы втроем вышли на ведущую к ручью тропинку.
За деревьями виднелись зеленые холмы, залитые золотистым светом. Я показала Яко место, где впервые встретилась с Эреном, где проследовала погоня, и попыталась заставить Эрена показать нам, каким путем он пробрался на вершину. Он сомневался, но когда мы поднялись выше, выйдя из-под деревьев, он замедлил шаг. Он водил глазами по сторонам, черты его лица были напряжены, руки сжимались в кулаки и снова разжимались.
— Чуть дальше, — сказала я, указывая на вершину.
На самой вершине был разлом, прохладная каменистая пещерка высотой чуть выше человеческого роста. Из-под гладких валунов бил ключ. Из чистого голубовато-зеленого озерца вода стекала по заросшим мхом камням, превращаясь в ручей, несущий свои воды по залитому солнцем холму вниз, под сень деревьев.
Мы с Якопо искали участки мягкой почвы, на которых могли сохраниться следы — свидетельства того, что в этом месте произошло нечто необычное. Но все, что я обнаружила, — ржавый половник, сунутый в воду: наверное, подношение страдающего из-за засухи крестьянина в попытке задобрить местного духа воды. Несмотря на все усилия жрецов выкорчевать из памяти, заставить забыть о любых богах, кроме Аннадиса и Джеррата, некоторые темные люди по-прежнему упорно не желали расставаться со старыми суевериями.
Потратив полчаса на бесплодные поиски, я разочарованно опустилась на камень.
— Ничего нет.
Какое же мне дело? Может, он действительно вор, как сказал Дарзид.
Якопо сел на камень рядом со мной, отирая лоб. — Было бы легче, если бы я знал, что ищу.
— Ладно, хватит, Яко. Дадим ему еды, покажем дорогу на Монтевиаль, и пусть попытает счастья. Он точно не беспомощен, а если он продаст кинжал, то станет богаче нас с тобой.
Эрен с огорченным видом неутомимо бродил по вершине. Он достал из ножен серебряный кинжал и каждые несколько шагов останавливался и смотрел на него, пока наконец с громким рыком, единственным доступным ему звуком, не всадил клинок в валун, нависающий над озерцом. Выражение лица у него не изменилось, когда кинжал ушел по рукоять в гладкую скалу, прорезав ее с такой легкостью, словно это был кусок хлеба.
— Демоны глубин! — Якопо пошатнулся, словно его ударили по голове.
Мне казалось, что сердце перестало биться. Каждый нерв дрожал от чего-то всколыхнувшего воздух. Заклинание… Словно короткая вспышка молнии, словно теплое дыхание огня на замерзшей коже, мгновенное воспоминание о страсти, от которой встают дыбом все волоски на теле и тебя охватывает неземное чувство. Десять лет прошло с тех пор, когда я в последний раз испытывала подобное, пятнадцать — с первого раза, с того дня, когда я узнала, что мой возлюбленный — чародей.
5
Эвард. Воспоминание о том, как я была увлечена им, до сих пор будоражит меня. О, он был весьма недурен: высокий, с плечами крепкими, словно крепостные стены, со светлыми волосами, спадающими на серые глаза и приглашающими откинуть их, с изящными руками, которые всегда были теплыми и никогда не дрожали. Какая лейранская девчонка шестнадцати лет устояла бы перед столь великолепным юным герцогом, в двадцать лет завоевавшим вражеский город?
Мой брат Томас уже был прославленным воином, Эвард заметил его в своем полку во время завоевания Валлеора. Был чудесный летний день, когда Эвард с триумфом возвращался в Монтевиаль. Я вместе с отцом стояла на балконе нашего городского дома, наблюдая за шествием победителей, и тогда-то Эвард увидел меня впервые. Жизнь переменилась, когда он посмотрел на меня. Первая перемена в полном перемен году…
Отец вглядывался в яркий полдень, одной рукой прикрывая глаза от слепящего блеска свежепобеленных домов и новых стеклянных окон широкой улицы. Теперь он редко покидал свою библиотеку. Он стал другим человеком, когда от лихорадки умерла моя мать. Я надеялась, что вид бравого войска, звук выбивающих марш барабанов и гордость за Томаса вдохновят его и он снова почувствует вкус к жизни, лошадям, оружию. Он не был настолько стар, чтобы не служить Лейрану, ему еще не было сорока, на его руках по-прежнему играли мускулы. Но лишь моя цепкая хватка помешала ему уйти в полумрак комнаты за балконной дверью.
— Великолепен. А теперь отпусти меня, девочка. И фляга, и бокал пусты. — От него несло спиртным уже к полудню.
Все еще не выпуская отцовскую руку, я отвела в сторону желто-красные цветочные гирлянды, которые слуги принесли этим утром с базара. И едва не окликнула Томаса — что не подобало девице, — но опасалась, что, выдерживая характер, брат даже не взглянет на нас, пока Третий легион Лейрана марширует по улицам под приветственные крики слуг, мальчишек, лавочников и девиц на выданье. Но как только облаченные в пурпурные одежды жрецы пронесли жезлы с набалдашниками в виде восходящего солнца Воителя и растущей луны Навигатора мимо нашего крыльца, Томас подался вперед в седле, коснулся рукава своего командира и указал на наш балкон.
Герцог Эвард откинул с лица светлые волосы и посмотрел прямо на меня. Я зарделась, будто действительно только что выкрикнула солдатское ругательство или сбросила на голову Томаса клок соломы, как сделала это из озорства всего лишь год назад. Я отпустила руку отца и схватилась за перила. К моему невероятному изумлению, герцог отделился от войска, махнув, чтобы все шли дальше, остановил коня прямо подо мной, встал в стременах и протянул руку к железной решетке, густо опутанной темно-зелеными листьями и оранжевыми цветами. Ловкий, словно искерский акробат, герцог Эвард вскарабкался по решетке, перемахнул через перила и оказался на балконе рядом со мной. Галантно поклонившись, он вручил мне букет белых лилий, которые ему сунула по дороге какая-то поклонница.
С пылающими щеками я приняла цветы и не успела сделать реверанс, как он снова перемахнул через перила. Под рев и хохот толпы и войска герцог спрыгнул в седло погнал коня и снова занял место впереди колонны. Ни он, ни Томас не оглянулись.
Эвард заявил, что с этого момента он мой раб. В то время мне не приходило в голову, что дочь представителя одного из старейших родов королевства может составить блестящую партию для человека, претендующего на трон. И ни Эвард, ни Томас, вообще ни один человек в Лейране не упоминал, какой кровавой была победа герцога, ради которой он вырезал все население красивого валлеорского города. Прошли годы, прежде чем я узнала правду.
Отец умер, когда мне было восемнадцать. Его уход стал по многим причинам благом и для него (он умер раньше, чем успел окончательно опуститься), и для меня. Хотя отцу был всего сорок один год, глядя на список его заслуг перед отечеством, высеченный жрецами на памятнике в храме Аннадиса, мы верили, что Божественные Близнецы не забудут ни его, ни его семью, слагая истории о земных героях. Помолвка не могла состояться в год траура.
За этот год я многое узнала об Эварде. Он часто приезжал к Томасу в замок Комигор, наше поместье в северных холмах, упражнялся в фехтовании, чувствовал себя как дома в нашей старинной библиотеке, попивал бренди моего отца и говорил о тех, кто останется между ним и престолом, когда умрет король Геврон. Я чуть ли не с колыбели слушала мужские разговоры о политике, особенно часто после смерти матери. Настал момент, когда любопытство заставило меня задать вопрос, на чем основаны притязания Эварда.
— Не думай об этом, моя герцогиня, — ответил он. — Когда придет время, не останется никого, кроме меня. Я кое-что знаю, видишь ли. Мой помощник Дарзид, по-настоящему ценное пополнение в рядах моих соратников, выяснил, что у Венника возникли некоторые затруднения. Полагаю, добрый граф уже давно не платит налогов, кроме того, стало известно, что он незаконно распоряжался налогами, собранными с вассалов… пускал их на собственные нужды. — Он потрясенно распахнул глаза, потом они с Томасом захохотали. Этого смеха я не поняла и не одобрила.
— Возьмем моего кузена Фредерика. Ты слышала, какие ходят слухи? Толкуют, что он незаконнорожденный, моя тетушка Катерина не по правилам венчалась с Колбурном, как предписано законом. Представляешь, целое семейство окажется на улице, если слухи подтвердятся. Дражайшая тетушка Катерина, кто бы мог подумать, что она простая потаскуха? Я не вынесу, если ей придется стоять у позорного столба. При мысли о ее обритой голове меня мутит!
— Ты же не серьезно! Госпожа Катерина? — Мой разум плохо ориентировался в этом незнакомом мире.
— Думаю, Мартин тоже несерьезный соперник. У него слишком странные друзья.
Мартин, граф Гольтский, был одним из самых любимых мною людей. Ему было около сорока пяти, и, как все лейранские мужчины, он был воином. И в данный момент он пользовался влиянием при дворе. Дальний родственник моей матери, он был мудрым, образованным и остроумным человеком. На мое семнадцатилетние Мартин прислал приглашение провести несколько дней с ним и его гостями в его поместье, он заверил моего отца, что за мной будут должным образом приглядывать. Подобные трехдневные праздники Мартин устраивал в первую неделю каждого месяца, приглашая множество очаровательных и необычных людей, развлекая гостей шарадами, пьесами, менестрелями и мимами, словесными играми, загадками и живыми беседами на всевозможные темы. Мартин не думал, что кто-то может оказаться слишком молод для подобных бесед, если этот кто-то в состоянии интересно говорить, а это означало говорить не только о моде, лошадях и текущей войне.
Все детство я провела среди лошадей и собак, играя в войну с Томасом, слушая, как отец и его товарищи толкуют о битвах и завоеваниях, политике и ведении хозяйства. Я считала, будто каждый образованный житель Лейрана находит важными те же вещи, что и они. И каждый день, проведенный в собирающемся в Виндаме обществе, повышал мое образование на целую ступень. Здесь я начала изучать историю, искусство, философию и музыку, сомневаться в бесспорности некоторых утверждений, касающихся политики или норм морали, получать удовольствие от удачно сказанного слова или хорошо продуманного возражения.
Я считала, что Мартин будет прекрасным королем, но никогда не говорила этого Эварду или Томасу и даже Дарзиду, обаятельному и циничному помощнику Эварда, который в то лето начал приезжать вместе с ним в Комигор и быстро стал моим любимым сотрапезником. Томас Мартина презирал, утверждая, что тот, кто выбирает на маскарад в Долгую Ночь костюм нищего, не обладает достоинством и не может быть правителем. Когда я пересказала Мартину мнение брата, он ответил: «Мне идет на пользу время от времени переодеваться в нищего. Позволяет понять, каково приходится моим крестьянам и солдатам на морозе без башмаков». Хотя он говорил легкомысленным тоном, я поняла, что он имеет в виду именно то, что говорит.
Именно в Виндаме, родовом поместье Мартина, я познакомилась с Юлией, графиней Хелтонской, блистательной и элегантной молодой вдовой. Юлия была единственной известной мне женщиной, способной настоять на своем в серьезном споре с мужчинами. С первых минут нашего знакомства я мечтала быть такой, как она. К счастью, благодаря общественному положению Юлии она была безупречной дуэньей, потому что мой отец, а позже брат никогда не позволили бы мне находиться одной в столь легкомысленной компании.
Юлия и Мартин страстно любили друг друга. Пожениться они не могли, на это ни за что не согласилось бы влиятельное семейство покойного мужа Юлии. Одно короткое время она была любовницей Мартина, но, поскольку он был третьим в ряду претендентов на трон, Юлия не позволила ему пятнать репутацию. Некоторые влиятельные лейране требуют от претендентов на престол такого безупречного поведения, какого никогда не требуют от уже взошедших на него, пояснила она мне. Хотя я никогда не видела, чтобы они с Мартином заходили дальше пожимания рук, между ними была очень тесная связь. Иногда мне казалось, что я грубо вторгаюсь в интимную сферу, просто наблюдая, как один из них предлагает другому стакан вина.
В доме Мартина жили два брата, Тенни и Танаджер, второй и третий сыновья мелкого барона, у которого было слишком маленькое состояние, чтобы он мог поделить его между всеми детьми. Для безземельного дворянина подходящими поприщами считались военная служба или духовный сан. Барон не желал, чтобы над его сыновьями насмехались как над людьми, поставившими служение в храме превыше жизни воина, он отправил их на службу к герцогу. Мартин обнаружил в обоих юношах бездну талантов и преданность, они выгодно выделялись из массы и быстро вошли в избранный круг.
Тенни, старший, был серьезным и весьма образованным, его худое лицо вечно было обращено к книге, пока кто-нибудь рядом не заговаривал о политике или законах. У него была потрясающая память, в которой оседало все, о чем он когда-либо читал. Молодой человек стал главным советником Мартина и помогал герцогу во всех делах.
Как-то раз после долгого трехдневного спора, касающегося сословий и права наследования престола, Тенни предложил мне, совершенно серьезно, изучать законы вместе с ним. Может быть, я могла бы пожить у Юлии, чье поместье граничит с землями Мартина? Я была польщена. Это было неслыханно, чтобы женщина занималась подобными высокоинтеллектуальными вещами, а я уж точно не была ученой. Разумеется, мне пришлось отказаться. Отца только что похоронили, и Томас ни за что не позволил бы мне, незамужней девице, оставить дом ради подобной цели. Но по возвращении в Комигор я начала получать книги по праву, политике и философии и записи, сделанные рукой Тенни. Я старательно изучала их, чтобы в следующую встречу участвовать в дискуссии. Мне очень хотелось заслужить похвалы.
Танаджер был помощником и телохранителем Мартина, он совершенно не походил на брата, мускулистый и стремительный, всегда заметный. Ни один человек не поддерживал начинания Мартина с большим энтузиазмом. Он одинаково радостно и охотно носил на своих плечах и ослиную голову во время празднования Долгой Ночи, и залитые кровью доспехи, служа своему господину. Снова и снова он отдавал свое сердце какой-нибудь женщине для того лишь, чтобы впасть в глубочайшее отчаяние, когда она узнавала об отсутствии у него состояния и отвергала его. Остальные шутили, говоря, что ему и в гостиную Мартина следует являться в доспехах, поскольку никто не выходит из словесных баталий с такими потерями, как Танаджер.
К осени, когда мне исполнилось девятнадцать, в Виндаме я чувствовала себя больше дома, чем в Комигоре.
Я приехала ранним вечером, едва дыша из-за ледяного ветра, обдувавшего открытый экипаж. Юлия приветствовала меня поцелуем и, сняв с меня плащ и передав его слуге, повлекла к огню.
— Милая Сейри, я так рада, что ты здесь. Мне отчаянно необходима поддержка. Твой кузен снова ведет себя как настоящий осел.
Мартин и осанистый дворянин его же возраста печалились по поводу недавнего визита некой баронессы Лавастр в Совет лордов. Грозная дама вторглась на заседание Совета, настаивая, чтобы ей позволили высказаться по вопросу управления собственностью, который обсуждал Совет, поскольку ее муж пропал на войне, а его управляющий недавно умер.
— Это верно, что у нее потрясающая хватка, знание тарифов и правил субаренды, — произнес Мартин, складывая руки за спиной и так печально качая головой, что можно было подумать, будто дама предложила сдать пару городов косматому искерскому полководцу. — Я обсуждал все это с ней весной в этой самой комнате. Но если мы дадим ей слово на Совете, то в следующем месяце она заявит, что захочет сама распоряжаться долей своего мужа!
— А почему бы нет? — возмутилась Юлия, когда мы подошли к Тенни, Танаджеру и еще нескольким молодым людям, сидевшим возле очага. — Хорошее знание дела и свежие идеи будут выгодны всем!
— Наверное, если женщинам позволят говорить, тогда придется дать права и имеющим малые наделы, которые молоды и в основном на войне, — подхватила я, даже не запечатлев на щеке Мартина традиционный поцелуй. — Пока что управляют только те, кто слишком стар или слишком труслив, чтобы служить…
Поделиться книгой: