Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Сын Солнца - Джек Лондон на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Джек Лондон

Сын солнца

I

«Уилли-Уо» стоял в проливе за внешним рифом; тихо рокотал ленивый прибой, а узкая защищенная полоса воды, шириной не более ста ярдов, считая от рифа до белого берега, усыпанного коралловым песком, была гладкой как зеркало.

«Уилли-Уо» стоял на самом мелком месте узкого пролива. Его якорная цепь растянулась футов на сто в длину и была видна сверху донизу над кораллами дна.

Точно исполинская змея вилась она в воде океана, оканчиваясь бесполезным якорем. Крупная треска, темная и пятнистая, осторожно проплывала между кораллами. Другие рыбы причудливых форм и окраски были дерзко равнодушны даже тогда, когда громадная акула лениво скользила мимо них и загоняла треску в ее любимые расщелины.

На носовой палубе двенадцать чернокожих неуклюже скребли перила из тикового дерева. Они возились с неловкостью обезьян. Они и вправду походили на обезьян крупной доисторической породы. Жалобно, по-обезьяньи моргали их глаза; лица их были даже более асимметричны, чем у четвероруких, и их голые тела, лишенные шерсти, казались более нагими, чем тела обезьян. Зато разукрашены они были, как никогда не снилось обезьянам. В их ушах виднелись короткие глиняные трубки, черепаховые кольца, деревянные палочки, заржавленные гвозди и пустые патроны от винтовок. Самые маленькие отверстия в ушах соответствовали калибру винчестерской винтовки; самые большие имели до дюйма в диаметре. В ином ухе было от трех до шести отверстий. Иглы и шпильки из полированной кости или окаменелых ракушек пронзали их носы. У одного на груди висела белая дверная ручка, у другого — осколок фарфоровой чашки, у третьего — колесико от будильника. Они забавно щебетали пискливыми голосами, а вся их суета едва ли равнялась работе одного белого человека.

На корме под тентом сидели двое белых. Они были одеты в шестипенсовые фуфайки, опоясанные шерстяными поясами. У каждого за поясом был револьвер и кисет с табаком. Пот выступил на их коже тысячами мелких капелек. Капельки сливались кое-где в маленькие ручейки и, падая на раскаленную палубу, моментально испарялись. Худощавый человек с черными глазами смахнул мокрыми пальцами со лба едкие струйки пота и отряхнул пальцы с ленивым ругательством. Устало и безнадежно смотрел он на море через внешний риф и на вершины пальм, росших на берегу.

— Восемь часов, а настоящее адское пекло начнется в полдень, — жаловался он. — Хоть бы какой-нибудь ветерок! Неужели мы никогда не выберемся отсюда?

Другой человек, стройный немец, лет двадцати пяти, с широким лбом ученого и выдающимся подбородком дегенерата, не побеспокоил себя ответом. Он сыпал порошок хинина в папиросную бумагу. Завернув гран пятьдесят в плотный комочек, он сунул лекарство в рот и проглотил, не запивая водой. Четверть часа продолжалось молчание.

— Если бы достать немножко виски! — проговорил первый.

Прошло еще около четверти часа, и немец ни с того ни с сего сказал:

— Меня грызет лихорадка. Я брошу вас, Гриффитс, как только мы придем в Сидней. Довольно мне тропиков! Нужно было мне побольше разузнать о них, когда я подписывал с вами контракт.

— Неважный вы штурман, — возразил Гриффитс, слишком распаренный зноем, чтобы говорить более резко. — Когда на Гувутском берегу узнали, что я беру вас, все подняли меня на смех. «Что? Вы берете Якобсена? — говорили они. — Вы от него не спрячете не только ни одной бутылки джина, но даже и серной кислоты… сейчас же унюхает». И вы, разумеется, прекрасно оправдали вашу репутацию: вот уже две недели, как у меня во рту не было ни капли, — все запасы иссякли.

— Если бы вас так же трепала лихорадка, как меня, вы бы поняли, — простонал помощник.

— Я не корю вас, — отвечал Гриффитс, — я только говорю: послал бы Бог выпить малость или ветерок бы, что ли, подул. Чувствую, завтра начнет меня озноб трясти.

Помощник предложил ему хины. Скатав пилюлю в пятьдесят гран, Гриффитс сунул ее в рот и проглотил, ничем не запивая.

— Господи, Господи! — стонал он. — Как я мечтаю о такой стране, где не знают хины. Проклятое изделие ада! На своем веку я проглотил ее целые тонны.

Опять он уставился в море, надеясь заметить хоть какие-нибудь признаки ветерка. Обычных пассатных облаков не было, и солнце, поднимаясь все выше, превращало небо в пламенеющую медь. Зной не только ощущался, но его можно было видеть, и напрасно вглядывался Гриффитс в береговую линию, ища облегчения. Белый раскаленный берег резал глаза острой болью.

В полной неподвижности стояли пальмы, вырисовываясь на блеклой зелени джунглей, как декорация, вырезанная из картона. Маленькие чернокожие мальчики, совершенно голые, играли в этом ослепительном блеске песков и солнца, и Гриффитсу, страдающему от солнца, было оскорбительно и больно глядеть на них. Гриффитс испытал своего рода облегчение, когда один из мальчиков, разбежавшись, внезапно споткнулся, упал и пополз на четвереньках к теплой морской воде.

Восклицание среди чернокожих, работавших на палубе, заставило двух белых взглянуть в сторону моря. Длинный черный челнок выплывал из-за рифа.

— Гумские ребята из соседней бухты, — решил помощник.

Один из чернокожих прошел на корму, ступая по горячей палубе с непринужденностью, показывавшей, что его босые ноги не чувствовали ожогов. Это тоже оскорбило Гриффитса, и он закрыл глаза. В следующее мгновение он их, однако, широко открыл.

— Белый хозяин с ребятами из Гума, — сказал чернокожий.

Оба белых, встав, пристально глядели на челнок. На корме ясно виднелось сомбреро, принадлежавшее белому. На лице помощника мелькнула тревога.

— Это Гриф, — произнес он.

Гриффитс внимательно вгляделся и с раздражением выругался.

— Что ему тут надо? — спросил он у помощника, у сверкающих моря и неба, у немилосердно палящего солнца, у всей сверхнакаленной неумолимой вселенной, с которой сплелась его судьба.

Помощник захихикал:

— Я говорил вам, что вы не уйдете от этого.

Но Гриффитс не слушал.

— Со всеми своими деньгами он так и ходит кругом да около, точно сборщик податей, — продолжал Гриффитс в порыве злобы. — Он засыпан деньгами, он набит деньгами. Он чуть не лопается от денег. Вернейший факт, что он продал свои плантации в Иринге за триста тысяч фунтов. Сам Белл сказал мне это, когда в последний раз мы кутили в Гувуту. У него миллионы и миллионы, а он как Шейлок пристает ко мне из-за ломаного гроша. Ведь вы мне это говорили, — набросился он на помощника. — Ну, что же, продолжайте, говорите! А что, собственно, вы мне сейчас хотели сказать?

— Я говорил вам, что вы его не знаете, если думаете, что можете удрать с Соломоновых островов, не заплатив ему. Гриф — дьявол, но в нем есть прямота и своя справедливость. Я знаю. Я говорил вам, что ради потехи он готов сорить тысячами, а из-за каких-нибудь шести пенсов будет драться, как акула из-за ржавой жестянки. Говорю вам, что я знаю его. Разве он не отдал «Балакулы» Квинслендской миссии, когда она потеряла «Вечернюю звезду» в Сан-Кристобале? А «Балакула» стоила три тысячи фунтов, а не два-три пенса. И не избил ли он Строзерса так, что тот две недели лежал в постели, за недостачу двух фунтов десяти шиллингов при расчете?

— Хоть бы я ослеп! — закричал Гриффите в бессильной злобе.

Помощник продолжал свои разъяснения:

— Говорю вам, только такой же прямой человек, как он сам, смог бы стереть его в порошок, но на Соломоновых островах еще не было такого человека. А нам с вами не одолеть его. Мы чересчур прогнили — до самого нутра. У вас внизу более тысячи двухсот фунтов. Заплатите ему, и делу конец.

Но Гриффитс стиснул зубы и плотно сжал тонкие губы.

— Я одолею его, — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе или раскаленному медно-красному солнцу, чем к помощнику. Гриффитс отошел от перил и хотел сойти вниз, но снова вернулся. — Смотрите, Якобсен, он будет здесь через четверть часа. Вы за меня? На моей стороне?

— Конечно, я буду за вас. Я выпил весь ваш запас виски, не так ли? А что вы думаете делать?

— Если возможно, постараюсь обойтись без убийства, но платить не стану, — это факт.

Якобсен пожал плечами, спокойно покоряясь судьбе, а Гриффитс спустился в каюту.

II

Якобсен внимательно следил за шлюпкой, выплывавшей из-за низкого рифа и входившей в пролив. Гриффитс, со следами чернил на большом и указательном пальцах правой руки, вернулся на палубу. Через четверть часа шлюпка подплыла. Человек в сомбреро встал.

— Алло, Гриффитс! — сказал он. — Алло, Якобсен! — Придерживаясь правой рукой за поручни, он обернулся к своим чернокожим спутникам. — А вы, ребята, ждите меня в лодке.

Гриф перепрыгнул через перила на палубу с кошачьей легкостью, хотя весил он, видимо, немало. На нем почти не было одежды, как и на двух других белых. Дешевая майка и повязка вокруг бедер не скрывали его фигуру. При всей массивности его мускулатуры он не казался грузным. Мускулы были мягко-округленные, и, когда он двигался, они плавно скользили под гладкой загорелой кожей. Знойное солнце сожгло его кожу, и она стала темной, как у испанца; светлые усы выглядели нелепо на его смуглом лице, а голубые глаза поражали, как неожиданность. Трудно было поверить, что кожа этого человека была когда-то белой.

— Откуда вас принесло? — спросил Гриффитс, когда они пожали друг другу руки. — Я думал, что вы в Санта-Крусе.

— Я уже побывал там, — ответил новоприбывший. — Переезд мы сделали быстро. «Уондер» находится теперь в бухте Гоома, дожидаясь попутного ветра. Бушмены сообщили мне, что здесь стоит судно, и я приехал взглянуть на него. Ну, как дела?

— Неважно! Навесы для копры почти пусты, а кокосовых орехов не собрали и шести тонн. Женщины бегут с работы из-за лихорадки, и мужчины не могут загнать их обратно в болота. Они все больны. Я бы предложил вам выпить, но мой штурман прикончил последнюю бутылку. Хоть бы послал бог ветерок!

Гриф беззаботно посмотрел на того и другого и рассмеялся.

— А я рад штилю, — сказал он. — Благодаря ему я мог застать вас здесь и повидаться с вами. Мой судовой приказчик откопал ваш маленький счет, и я захватил его с собой.

Штурман вежливо отошел в сторону, предоставив своему шкиперу выкручиваться из затруднения.

— Мне очень жаль, Гриф, чертовски жаль, — сказал Гриффитс, — но у меня нет денег. Повремените еще немного…

Гриф оперся на перила ведущего вниз трапа; он был, видимо, удивлен и огорчен.

— Как, однако, чертовски врут у нас на Соломоновых островах! Ни от кого не добьешься правды. Капитан Йенсен не лучше других. Я был убежден в его честности. А он пять дней назад сказал мне… Желаете знать, что он сказал мне?

Гриффитс облизал губы:

— Продолжайте!

— Он сказал мне, что вы все продали, со всем покончили и собираетесь отплыть на Новые Гебриды.

— Проклятый лгун! — с горячностью воскликнул Гриффитс.

Гриф кивнул головой:

— Я сказал бы то же самое. Он был настолько бессовестен, что уверял меня, будто он сам купил у вас две станции — Маури и Кахулу и заплатил вам тысячу семьсот золотых соверенов за всякий скарб, инвентарь, тару, товары и копру.

Глаза Гриффитса сузились, в них помимо его воли сверкнул огонек, и Гриф заметил это, рассеянно поглядывая на собеседника.

— И Парсонс, ваш агент в Хикимаве, говорил мне, что Фулкрумская компания купила у вас эту станцию. Зачем ему нужно было все это выдумывать?

Гриффитс, измученный солнцем и болезнью, не выдержал. Вся накипевшая в нем горечь отразилась на его лице, скривив его губы.

— Послушайте, Гриф! Зачем вы затеваете со мной эту игру? Вы все знаете. И я знаю, что вы знаете. Так будем говорить начистоту. Да, я продал все и уезжаю. Что вы сделаете с этим?

Гриф пожал плечами. Судя по его лицу, он ни на что не решался. Казалось, он находился в полнейшем недоумении.

— Здесь нет законов, — перечислял Гриффите свои выгоды. — До Тулаги от нас сто пятьдесят миль. У меня в исправности все нужные документы для таможни, и я нахожусь на своем собственном судне. Ничто не помешает мне отплыть. Вы не можете задержать меня из-за ничтожной суммы, которую я вам должен. И клянусь — вы не задержите меня. Намотайте это себе на ус!

Лицо Грифа выражало все большее и большее удивление.

— Вы хотите надуть меня на тысячу двести фунтов, Гриффитс?

— Вот именно, старина. И никакие сильные слова не помогут вам. Поднимается ветер. Лучше отправляйтесь восвояси, пока я стою на месте, или я потоплю ваш челнок.

— В самом деле, Гриффитс, вы говорите почти правильно. Я не могу задержать вас. — Гриф порылся в кошельке, висевшем на поясе для револьвера, и вытащил оттуда измятую бумагу — по-видимому, официальный документ. — Быть может, это остановит вас? Это придется уже вам намотать себе на ус.

— Что это такое?

— Адмиралтейский приказ. Вас не спасет бегство на Новые Гебриды. Приказ действителен повсеместно.

Гриффитс молча прочел документ. Нахмурив брови, он обдумывал новое положение. Затем внезапно поднял глаза, и лицо его прояснилось.

— Вы умнее, чем я думал, старина, — сказал он. — Вы меня связали по рукам и ногам. Мне следовало бы заранее знать, что вас не объедешь. Якобсен говорил мне, что у меня ничего не выйдет, но я не захотел его слушать. Он был прав; вы тоже правы. У меня есть внизу деньги. Пойдем и кончим дело.

Он направился вниз, но потом отошел немного в сторону и пропустил вперед гостя. В то же время он взглянул на море, которое покрылось темною рябью от набежавшего ветра.

— Приготовьтесь, — сказал он помощнику. — Поднимайте паруса, скоро снимемся с якоря.

Когда Гриф сел на край койки помощника перед маленьким столиком, он случайно заметил слегка высунувшийся из-под подушки револьвер.

На столе, приделанном к перегородке, находились письменные принадлежности и потрепанный корабельный журнал.

— Ну и пусть меня уличают в мошенничестве, — сказал вызывающе Гриффитс. — Я слишком долго пробыл в тропиках. Я совершенно болен, я чертовски болен. Виски, солнце и лихорадка сделали меня даже и морально нездоровым. Теперь мне все нипочем; я понимаю негров, которые едят друг друга, снимают головы и делают тому подобные вещи. Я и сам готов сделать то же самое. И то, что я хотел проделать с вами, — по-моему, просто милая шутка. С удовольствием предложил бы вам выпить.

Гриф не возражал. Гриффитс между тем отпирал большую кассу со сложным замком. С палубы доносились визгливые голоса, скрип и треск блоков: команда чернокожих поднимала грот. Гриф следил за большим тараканом, который полз по засаленной стене. Гриффитс яростно выругался и понес кассу к трапу, где было значительно светлее. Он стоял, наклонившись над кассой, спиной к своему гостю. Вдруг он схватил винтовку, прислоненную к лестнице, и в то же мгновение обернулся.

— Смирно, не двигаться, — скомандовал он.

Гриф улыбнулся, с недоумением поднял брови и повиновался. Его левая рука осталась на койке, правая лежала на столе. Револьвер его висел у правого бедра. Но он все время помнил о другом револьвере — под подушкой.

— Ух, — издевался Гриффитс, — вы загипнотизировали всех до единого на Соломоновых островах, но не меня, позвольте вам сказать! А теперь я хочу выставить вас с моего судна вместе с вашим адмиралтейским приказом, но перед этим вы должны сделать одну вещь. Поднимите-ка этот журнал.

Гриф с любопытством посмотрел на книгу, но не шевельнулся.

— Я вам говорю, что я больной человек, Гриф, и я так же легко могу пристрелить вас, как раздавить таракана. Поднимите этот журнал, говорю вам!

У Гриффитса был действительно больной вид; его худое лицо нервно подергивалось от плохо сдерживаемого бешенства. Гриф поднял книгу и отложил ее в сторону. Под книгой лежал исписанный листок бумаги.

— Прочтите! — скомандовал Гриффитс. — Прочите вслух!

Гриф послушался, но во время чтения он незаметно, чрезвычайно тихими и выдержанными движениями начал вытаскивать из-под подушки оружие.

— «На борту кеча „Уилли-Уо“, остров Анна, Соломоновы острова, — читал он. — Сим удостоверяю, что я получил сполна всю сумму долга с Гаррисона Д. Гриффитса, который уплатил мне сегодня тысячу двести фунтов стерлингов».

— Когда я заполучу эту расписку, — усмехнулся Гриффитс, — ваш адмиралтейский приказ не будет стоить даже той бумаги, на которой он написан. Подписывайте!

— Это ни к чему не поведет, — заметил Гриф. — Документ, подписанный насильно, недействителен перед законом…

— В таком случае, почему вам не хочется подписать его?

— Пожалуйста! Но я избавлю вас от многих неприятностей, если не подпишу его.

Пальцы Грифа добрались до револьвера. Правая рука его играла ручкой пера, а левая медленно и незаметно подвигала к себе оружие. Наконец он взял револьвер всей рукой. Средний палец коснулся спуска, а указательный палец охватил дуло револьвера, но Гриф сомневался, посчастливится ли ему выстрелить как следует левой рукой.

— Не беспокойтесь обо мне, — насмехался Гриффитс. — И запомните, Якобсен обещал подтвердить, что я при нем уплатил вам. А теперь подписывайтесь тут вот, снизу — Дэвид Гриф, — и проставьте число.

С палубы слышался лязг блоков и шелест парусов. Сидя в каюте, они почувствовали, как «Уилли-Уо» накренился и снова выпрямился. Дэвид Гриф все еще колебался. С носовой части судна доносился шум от трения канатов переднего паруса о блоки. Судно вновь сильно накренилось, и сквозь стены каюты был слышен плеск воды.

— Пошевеливайтесь! — закричал Гриффите. — Якорь уже поднят.

Гриф решился действовать, когда дуло винтовки, на расстоянии четырех футов, оказалось направленным прямо на него.

При первых неравномерных толчках судна от ветра винтовка дрогнула в руках Гриффитса, старавшегося сохранить равновесие. Гриф, пользуясь качкой, сделал вид, будто хочет подписать бумагу, и в то же время с ловкостью кошки пригнулся к стулу, потом прыгнул вперед и спустил курок в тот момент, когда выдернул свою левую руку из-под стола. Гриффитс тоже ни секунды не промедлил. Винтовка и револьвер выстрелили одновременно.

Гриф почувствовал, как пуля обожгла его плечо. Он знал, что промахнулся, и бросился на Гриффитса, прежде чем тот выстрелил вторично, обхватил его и прижал обе руки, еще державшие винтовку. Левой рукой Гриф держал револьвер, уткнув его в живот противника. Вне себя от бешенства и боли в плече, он хотел было спустить курок. Но волна гнева прошла, и он овладел собой. Через люк доносились негодующие крики гумских матросов.

Все произошло в течение нескольких секунд. Схватив Гриффитса, он стремительно бросился с ним вверх по ступенькам. Наверху ослепительный солнечный свет ударил в глаза. Чернокожий, посмеиваясь, стоял у рулевого колеса. «Уилли-Уо», подгоняемый ветром, летел вперед, вспенивая воду. Гумская шлюпка оставалась позади, будучи не в состоянии догнать шхуну. Гриф повернул голову. Помощник бросился к нему со средней палубы с револьвером в руке. В два прыжка, все еше держа в руках беспомощного Гриффитса, Гриф оказался у перил и бросился за борт.



Поделиться книгой:

На главную
Назад